Курский край в Гражданской войне 1917 — 1921 гг. (очерк военно–политической истории)

С.Н. Емельянов. А.В. Зорин. А.Г. Шпилев

Первая часть.

Часть 2
Между молотом и наковальней

Нам осталась только дерзость
и решимость. Через гибель
большевизма к возрождению России!
Вот наш единственный путь, и с него
мы не свернём.
М.Г. Дроздовский

Вырезать всех раненных в боях против
тебя — вот закон гражданской войны.
М.И. Лацис (Судрабс)

1. Боевой 18–й год

В феврале 1918 г., подводя итог годовщине начала революции в России, известный писатель Марк Алданов так отзывался о гражданской войне, всё больше охватывающей страну: «Странная это, однако, «гражданская война», и не сразу поймёшь, по какому логическому принципу делятся в ней стороны: большевики сражаются с украинцами, поляки с ударниками, матросы с финнами, чехословаки с красногвардейцами. По–видимому, люди воюют с кем попало — по соображениям географического удобства» 1 . В этом удивившем писателя перечне на первом месте стоят события, имеющие прямое отношение к Курскому краю и первым вспышкам Гражданской войны. Именно на территории Курской губернии сражались между собой поляки и ударники, большевики и украинцы. Искры, вспыхнувшие здесь, стали одними из тех, что первыми зажгли гигантский всеобщий пожар, в пламени которого исчезла Российская империя.

1 Алданов М. Из записной книжки 1918 года (отрывки) // Сочинения в 6 книгах. — Кн. 2. Очерки. — М., 1995. — С. 68.

***

Солдаты Курского гарнизона одними из первых в губернии поддержали большевистский переворот. Когда среди городских политиков шли активные споры о признании или непризнании правительства В.И. Ленина, в воинских частях принимались резолюции о присоединении к революции 2 . В то время войска представляли собой плохо управляемую массу вооруженных людей. Опытные офицеры практически все были изгнаны. Солдаты в силу утраты дисциплины обладали слабой боеспособностью, но, будучи вооружённой силой, оказывали определяющее влияние на политику внутри страны.

Недисциплинированные войска были довольно независимой силой, хотя и поддерживали левых эсеров и большевиков. Намного больше надежды советы возлагали на части Красной гвардии, которые в губернии стали создаваться в декабре 1917 г. Первые части были созданы в Рыльске и Льговском уезде. Красная гвардия имела своей целью борьбу с внутренней и внешней контрреволюцией. Но отряды Красной гвардии, хотя и обладали дисциплиной на более высоком уровне, были малочисленны.

Разгром ударников. Несмотря на слабость советских войск, в конце ноября — начале декабря 1917 г. красногвардейцы на территории Курской губернии смогли одержать свою первую крупную победу. Под Белгородом были разбиты ударные батальоны — для тех времен довольно крупная боевая единица. Ударные батальоны являлись лучшими отборными частями Русской армии периода Временного правительства. Осенью 1917 г. ряд их был стянут к Ставке Верховного главнокомандующего в Могилёве для её охраны. В ноябре здесь располагались батальон 1–го ударного полка, ударный батальон 1–й Финляндской стрелковой дивизии, 4–й и 8–й ударные батальоны под общим командованием подполковника Генштаба В.К. Манакина и полковника Л.А. Янкевского — всего около 2000–3000 человек при 30–50 пулемётах 3 . Ударники намеревались защищать Ставку от надвигающихся на неё красных отря- дов. Однако главнокомандующий генерал Н.Н. Духонин, не желая братоубийственного кровопролития, решил не оказывать сопротивления представителям новой власти и приказал ударникам уходить на Гомель 4 .

После столкновений с советскими отрядами, миновав 21 ноября Гомель, ударники решили прорываться на Дон через Белгород и Купянск. Но об их движении уже было известно. Извещённый 22 ноября о приближении «загадочных войск», Сумский ревком приказал срочно разобрать железнодорожные пути между Сумами и ст. Торопиловка. Затем в Торопиловку направилась делегация во главе с членом ревкома Коганом. Ему ударники предъявили поддельный приказ о направлении их эшелонов на Кавказский фронт. Однако ревкомовец разгадал эту хитрость и попытался покинуть место переговоров. Но сделать этого ему не удалось — под угрозой расстрела ударники задержали делегатов и вынудили разослать благоприятные для них телеграммы. Тем временем сапёры из второго эшелона восстановили разобранные пути, и войска смогли продолжить движение на Сумы. Коган, впрочем, сумел всё же известить о своём положении ревком, который после предостерёг Белгород и Харьков, чтобы телеграммам Когана больше не доверяли.

1. Отправка эшелона ударников на фронт. Москва. 6 июля 1917 г.
2. Подполковник В.К. Манакин, организатор ударных батальонов в 1917 г.
3. Погон и кокарда ударников. 1917 г.

В то же самое время на Дон через Орёл и Белгород четырьмя эшелонами двигался сводный Петроградский отряд, задачей которого было оказание помощи красной гвардии Харькова в борьбе с местной контрреволюцией. Командовал отрядом член Центробалта матрос Н.А. Ховрин, комиссаром был назначен член Петроградского ВРК И.П. Павлуновский 5 , начальником штаба — прапорщик А.Ф. Ильин–Женевский. Заместителем начальника отряда состоял известный своим участием в разгоне Учредительного собрания матрос Анатолий Железняков. В общей сложности в отряде числилось около 300 матросов, солдат и красногвардейцев (среди них — отряд из Тулы, рота московской школы прапорщиков и 170 балтийских матросов). На их вооружении находилось 30 пулемётов «максим», два бронеавтомобиля, трёхдюймовое орудие и бронепоезд. Помимо того отряд вёз рабочим Харькова и Донбасса 10 тыс. винтовок и пулемёты 6 .

Во время остановки в Курске отряд получил известие о движении ударников через Сумы на Белгород. «Каких–либо сведений о цели их движения ещё не было, и в сознании командования отряда эта новость преломилась своеобразно: ударники, видимо, идут специально для того, чтобы перерезать отряду путь на Харьков» 7 . В результате Ховрин и Павлуновский ускорили своё движение к Белгороду, стремясь опередить предполагаемого противника.

Ситуация в Белгороде внушала определённые опасения. Здесь в тот момент квартировал запасной полк («легион») польского корпуса И.Р. Довбор–Мусницкого. Он насчитывал в своих рядах около 6 000 человек, а потому его позиция могла иметь решающее значение в будущем столкновении. Правда, лишь часть польских солдат имела вооружение (австрийские винтовки и небольшое количество патронов), тем не менее Ховрин и Павлуновский поспешили выслать в легион своего представителя, чтобы заручиться поддержкой поляков 8 .

В Белгороде же действовали активная большевистская организация и ревком под руководством местного адвоката Л.А. Меранвиля де Сент–Клера. Узнав о движении ударников, белгородский ревком начал деятельно препятствовать им, добиваясь их разоружения. На экстренном заседании Совета, как вспоминает известный белгородский большевик П.А. Костюков, было решено выслать навстречу ударникам отряд в 200–300 человек «для выяснения и принятия мер к разбору путей и задержки эшелонов, пока сорганизуемся и завяжем связь с Харьковом и Москвой. На Курск не надеялись». К 10 часам вечера отряд под началом самого Костюкова прибыл на ст. Готня. Здесь по телефону на связь вышел представитель корниловских эшелонов, пытавшийся уверить Костюкова в том, что «их войска революционные». В качестве доказательства говоривший ссылался на присутствие в эшелонах видного харьковского эсера Десятовского и председателя Сумского совета Когана. Было предложено даже переговорить с ними. «В это время в трубке телефона, — вспоминает далее Костюков, — послышалось почти шёпотом: «не верьте, всё ложь, будьте остор...» (это предупредил телефонист). Через некоторое время подошёл к телефону т. Коган и начал говорить, чтобы мы не боялись, что здесь ему хорошо и т.д. Потом он сказал что–то тихо и разговор моментально прервался. Через некоторое время я опять услыхал предложение приехать к нам. На вопрос, куда девался т. Коган, ответили: «Пошёл погулять на платформу», на что я им ответил: «довольно валять дурака» и прервал дальнейшие разговоры» (позднее выяснилось, что арестованный Коган беседовал с товарищем по партии под дулом револьвера).

1. Станция Готня. Начало XX в.
2. Н.А. Ховрин (справа), командир сводного Петроградского отряда.
3. И.П. Павлуновский, комиссар отряда, член Петроградского ВРК.

После этого, разрушив участок путей на подходах к Готне, отряд Костюкова повернул обратно к ст. Герцовка. Тут их настиг новый приказ Белгородского Совета — «разобрать стрелки на ст. Герцовка и если не последует изменений из штаба, то сжечь мост под Томаровкой». Исполнив это распоряжение и прибыв в Томаровку, Костюков вновь связался с Белгородом и узнал, что «идут 2 бронепоезда на Украину, а также отряды матросов и им уже дано распоряжение уничтожить «белую сволочь» и не дать захватить Белгородский узел». Корниловцы в это время заканчивали исправление путей под Готней. Утром следующего дня, узнав о прибытии первого из красных бронепоездов в Белгород, Костюков, согласно новому приказу штаба, покинул Томаровку, «ничего не ломая». Возвратившись в Белгород, он застал там крупные перемены: «на станции стоят бронепоезда, везде снуют матросы, ездят броневики, проходят красногвардейцы. Стали под ружьё многие товарищи рабочие депо. Начштаба назначен тов. Полосков, командиром, кажется, тов. Годун. Начали прибывать вооружённые рабочие также из Харькова. Город превратился в военный лагерь».

Петроградский отряд прибыл в Белгород около пяти часов утра 23 ноября. Появление балтийцев ободрило местных большевиков. В город немедленно были высланы патрули, а около насыпи Сумской железнодорожной ветки по совету штабс–капитана Скавронского (командовавшего в отряде пехотой) начали рыть окопы, мобилизовав для этой цели гражданское население Белгорода 9 . Были начаты переговоры с командиром польского легиона поручиком М. Яцкевичем. Сам Яцкевич на встречу не явился, но выслал своего заместителя Яерняковского. В итоге удалось достичь договорённости — легион перешёл в оперативное подчинение большевикам и выделил часть сил для несения патрульной службы в Белгороде и его окрестностях.

Вечером 24 ноября стало известно о появлении противника на ст. Томаровка. На разведку и с целью захвата «языков» туда на паровозе с теплушкой был выслан отряд из 15 моряков под началом большевика–подпоручика Вадима Хрусцевича, исполнявшего в отряде обязанности начальника артиллерии (до присоединения к отряду он являлся комиссаром для поручений при командующем войсками МВО). Вылазка оказалась опасной, но успешной, как о том красочно повествуется в мемуарах Н.А. Ховрина:

«Паровоз шел с потушенными огнями. Остановился примерно в километре от станции. Дальше моряки пошли пешком в обход станции. А поручик Хрусцевич один продолжал двигаться по полотну. Он первым достиг Томаровки, на путях и на платформе никого не обнаружил. Решив, что неприятель уже уехал отсюда, он безбоязненно вошел в станционное помещение.

Едва Хрусцевич открыл дверь, как увидел направленный на него револьвер. Решительный голос предложил ему поднять руки. Поручик повиновался, понимая, что сопротивление бесполезно. Прапорщик — командир разведки — вытащил из кармана Хрусцевича старую офицерскую книжку и стал ее рассматривать. Видя, что имеет дело с кадровым офицером, он успокоился, опустил револьвер и возвратил документ Хрусцевичу. Поручик молниеносно выхватил свой револьвер и обезоружил прапорщика. А тут подоспели и матросы, захватившие на станции двух ударников.

Пленных посадили в теплушку, прицепили сзади трофейный паровоз и покатили обратно в Белгород. Захваченных сразу же допросили. Они не стали запираться и рассказали все, что знали. Зато начальник разведки всячески пытался запутать нас, вел себя вызывающе и даже угрожал. Солдат мы отпустили, посоветовав им никогда больше не воевать против Советской власти. А прапорщика пришлось расстрелять» 10 .

Утром 25 ноября, узнав о появлении на ст. Томаровка головного эшелона ударников, штаб Петроградского отряда «решил нагнать страху на белогвардейцев», выслав им навстречу бронепоезд. Рейд возглавил И.П. Павлуновский. Вскоре после его отбытия на связь с Белгородом вышел командир 8–го батальона ударников штабс–капитан Степанов, обратившийся к польским легионерам с предложением «прекратить братоубийственную войну» и пропустить эшелоны на Дон. Однако Ховрин ответил, что легион передал ему все полномочия на ведение переговоров, которые тотчас и оборвались.

Тем временем, внезапно появившись у Томаровки, бронепоезд открыл огонь, подбил паровоз и разбил несколько вагонов эшелона. «Когда бронепоезд вылетел из–за поворота, в Томаровке уже стоял эшелон с ударниками, а еще один подходил, — вспоминает Н.А. Ховрин. — Кронштадтец Василий Серебряков первым же снарядом разбил паровоз, затем перенес огонь на теплушки. Из вагонов, как горох, посыпались солдаты. Тогда Серебряков ударил по прибывающему составу, и второй локомотив был выведен из строя. Тут было бы самое время возвращаться. Но комиссар Павлуновский решил вступить с ударниками в переговоры, надеясь, что они сдадутся. Те попросили час, чтобы посовещаться. Пока моряки ждали ответа, манакинцы зашли им в тыл. Пришлось прорываться» 11 .

Оправившись от неожиданности, командование корниловцев быстро организовало контрудар, окружив бронепоезд «сплошным кольцом пулемётов». Ответная атака матросов захлебнулась, и, бросая убитых и раненых, они бежали под защиту вагонов. Бронепоезд дал задний ход и поспешно ушёл на Белгород 12 . Потери моряков составили 2 убитых и 3 раненых 13 . Взбешённые неудачей и потерями матросы едва не пристрелили самого Павлуновского, и Н.А. Ховрину «стоило большого труда» спасти комиссару жизнь.

Однако бой у Томаровки показал ударникам, что со стороны Белгорода их ждёт сильный заслон. После этого они отошли к станциям Готня и Герцовка, бросили там эшелоны и походным порядком двинулись на Купянск. Получивший пополнение отряд Ховрина выступил следом за ними. Вначале его поддерживал 30–й пехотный полк, но обострение борьбы с Центральной Радой заставило Харьковский ревком спешно отозвать его назад. Зато с юга прибыл отряд черноморских моряков — 1–й Черноморский революционный отряд А.В. Мокроусова, сформированный в Севастополе для борьбы с Калединым (2268 чел.) 14 .

Балтийцы и черноморцы, объединившись, создали сводный отряд под командованием И.П. Павлуновского (начальник штаба — А.Ф. Ильин–Женевский). Выступив бронепоездом на ст. Сажное, матросы оттуда двинулись на с. Крапивное и д. Быковку, где с 28 ноября находились ударники. «Матросы мобилизовали в окрестных сёлах подводы для подвоза боеприпасов и продовольствия, — вспоминает уроженец Сажного И. Черняев. — Взяли пару лошадей и у моего хозяина Елисея Губарева. Сам он не поехал, с конями отправился я, его батрак. Мне приказали подвозить снаряды к матросским пушкам» 15 . По пути, заподозрив, что взятый проводником зажиточный крестьянин Сидор Гранкин намеренно указывает неверное направление, Черняев обвинил его перед комиссаром отряда. В результате Гранкин был расстрелян, а молодой батрак занял его место. «Только мы пересекли шоссе, как белогвардейцы встретили нас артиллерийским огнём. Матросы рассредоточились и цепями двинулись на врага. Шли смело, дерзко», — рассказывает Черняев, ошибочно приписывая ударникам обладание артиллерией.

1. Члены 1–го Черноморского революционного отряда. Декабрь 1917 г.
2. А.В. Мокроусов. Фотография 1920 г.
3. Революционные матросы–черноморцы. Увеличенный фрагмент.

Весь день 29 ноября на окраинах села шёл бой. Ударники встретили красногвардейцев пулемётным огнём. «Не произведя предварительной разведки и не ознакомившись с силами и расположением врага, мы беззаботно двигались прямо на него, не рассчитывая ни на какие возможные сюрпризы и неожиданности, — вспоминает матрос–черноморец Я.П. Резниченко. — Засевшие в селе корниловцы установили на церковной колокольне несколько пулемётов, и, кроме того, завидя нас, они держали свои войска в цепях около деревни наготове, не выдавая, однако, своего присутствия ни одним выстрелом. А затем, подпустив нас на очень близкое к себе расстояние, они сразу открыли по нам губительный огонь изо всех пулемётов и — залп за залпом — из винтовок. Мы являлись прекрасной для стрельбы по нам мишенью: одеты мы были кто в шинель, кто в бушлат исключительно из материала чёрного цвета и резко выделялись на фоне поля боя зимнего времени» 16 . Попытки моряков захватить село оказались неудачны, равно как и усилия корниловцев нанести им решительное поражение. Единственным преимуществом ударников была возможность отогреваться в крестьянских хатах между боями. «Целый день мёрзнем в снегу, голодные, переутомлённые, — вспоминает другой участник боя, черноморец П. Маштаков. — Озлобленные, делаем последний натиск. Но стена свинца не пускает нас. Ночь. Решаем прекратить наступление и отойти от деревни» 17 .

К вечеру моряки отступили к ст. Сажное. Утром следующего дня, 30 ноября, получив подкрепление, красногвардейцы возобновили наступление. Теперь в их рядах находились бойцы из второго черноморского эшелона, рота польского запасного полка в 150 штыков и три полевых пушки. Установив их у оврага близ Крапивного, моряки первым делом обстреляли колокольню, подавив бившие оттуда по ним пулемёты. После этого была предпринята общая атака на село, которое красные охватили с трёх сторон. Не в силах продолжать дальнейшее сопротивление, ударники отступили. Часть их сдалась в плен.

«Начались бои, длившиеся целую неделю, — описывает дальнейшие события один из ударников, Н. Шинкаренко. — Благодаря огромному численному перевесу противника все попытки волонтёров прорваться в желательном для них направлении неизменно кончались неудачей. В конце концов ударный отряд начал отходить на запад. Борьба отличалась крайним ожесточением... Отряд не имел ни минуты отдыха. Днём дрались, а ночью шли. Понемногу и физические и моральные силы отряда истощились, и более слабые духом люди начали спасаться бегством. Предчувствовался конец...» 18

Преследуя отступающих, красногвардейцы настигли их у с. Яковлевка. После короткого боя ударники отступили и, не задерживаясь, прошли Покровку и Верхопенье. В д. Драгунское они закрепились и вновь дали бой преследователям. Здесь 6 декабря им было нанесено окончательное поражение. Согласно рапорту И.П. Павлуновского, «бой у деревни Драгунской продолжался около 6–ти часов и выпущено более трёхсот снарядов» 19 .

Подполковник В.К. Манакин собрал офицеров на совещание. Положение было безнадёжным: почти полностью оказались уничтожены 4–й и 8–й ударные батальоны, их командиры, поручик Дунин и штабс–капитан Степанов, убиты, две роты ударного батальона 1–й Финляндской стрелковой дивизии сдались в плен ещё под Крапивным. «Наступили последние тяжёлые минуты, — вспоминает Н. Шинкаренко. — Знамёна были сняты с древков, и знаменщикам было приказано сберечь их до того момента, когда соберётся Учредительное собрание, и тогда передать их председателю собрания, рассказав о том, как погибли бойцы ударных батальонов... Последние ударники дали друг другу клятву снова собраться вместе при лучших условиях и возобновить борьбу с большевизмом» 20 .

После боя под Драгунской силы ударников распались. Часть их во главе с полковниками Янкевским и Гофманом ушла в пределы Полтавской губернии, но большая часть этой группы была разоружена под Суджей красногвардейским отрядом А.П. Чупруненко. Остальные, численностью около 300 человек, отступили к слободе Белая, пытаясь пробиться к ж. д. ст. Псёл. Это им, однако, не удалось. Погоня неотступно следовала за ними. Высланная к Белой разведка сообщила штабу красногвардейцев, что ударники «готовятся к обороне по всем правилам, наступать же теперь придётся не лесом, а по открытому полю. Разведчики сунулись было в лесок, что версты две не доходя Белого справа, да едва ушли: лес тоже, оказывается, занят белыми; видны подводы с пулемётами» 21 . По предложению А.В. Мокроусова было решено разделить силы и охватить Белую с двух сторон, взяв противника в клещи.

Участник разгрома, уроженец Белой матрос–черноморец Е.Н. Цыхманов, вспоминал: «Мы шли от самого села Сажное... Они [ударники] всё время отрывались от преследования. И только у хутора Ивановский в трёх километрах от Белой мы настигли их. Остановились. Сделали рекогносцировку. «Ты, Цыхманов, местный, знаешь здесь все ходы и выходы. Бери усиленный взвод, выйди с ним по реке и ударь с фланга, — приказал мне командир отряда Шамченко. — Да следи за сигналом — две белые ракеты». Сражение произошло на рассвете. Белые начали было сопротивляться, но видя, что они окружены, подняли руки, сдались в плен. Солдаты были разоружены и распущены по домам, а офицеры–кадеты — расстреляны на больничном выгоне. Корниловцы оставили в Белой много лошадей, обозного имущества, воинского снаряжения. Всё это стало достоянием ревкома и комитета бедноты. Кони и повозки были распределены среди безлошадных крестьян, а оружие и снаряжение передали красногвардейскому отряду» 22 .

О том, что пленных солдат красногвардейцы после разоружения отпускали, а офицеров расстреливали, упоминает и Н.А. Ховрин. По его словам, «всего расстреляли офицеров человек 30– 40» 23 . Лишь единицам из числа ударников удалось, в конце концов, всё же пробраться на Дон (среди них оказался и сам подполковник В.К. Манакин).

Таким образом, на Курской земле прозвучали первые залпы кровавой Гражданской войны, охватившей в скором времени всю Россию 24 .

Партизанские отряды и военное строительство. Боевое крещение других красных отрядов произошло весной следующего года. В феврале 1918 г., в связи с угрозой со стороны Германии, Советское правительство активизировало действия по организации собственных вооружённых сил. Исполняя приказы, полученные из Москвы, 21 февраля 1918 г. Революционно–военный штаб Курской губернии, председателем которого являлся Е.Н. Забицкий, распорядился «задержать демобилизацию товарищей солдат сроков службы 1910, 1911 и 1912 годов... прекратить отпуски, вернуть из отпусков немедленно под красные знамёна товарищей солдат, призвать всех желающих, сочувствующих социалистической революции, а также всех специалистов вернуть под красные знамёна и тем самым создать добровольческую Красную Армию для защиты Советской власти» 25 . Спустя несколько дней, 28 февраля 1918 г., Курская губерния была объявлена на военном положении, причём в городах вводился комендантский час с 9 часов вечера до 6 часов утра. Помимо этого было объявлено, что в связи с этим «воспрещаются все увеселения, зрелища, за исключением уже разрешённых благотворительных вечеров» 26 . Вслед за этим, 20 марта 1918 г., Курский полевой штаб разослал уездным советам телеграмму за подписью Е.Н. Забицкого, в которой уточнялись условия формирования новых красногвардейских отрядов:

1. И.П. Рогулин, командир Дмитриевского партизанского отряда. Фотография 1918 г.
2. Р.С. Кукулдава, командир бронепоезда курских железнодорожников. Фотография 1918 г.
3. Г.П. Молчанов, командир Шебекинского партизанского отряда. Фотография 1918 г.
4. Ф.В. Путимцев, командир Белгородского красногвардейского отряда. Фотография 1917 г.

«Обязательной мобилизации объявлять пока не нужно. Организуйте добровольческую запись в партизанские отряды; вооружение вышлем после того, как известите о количестве записавшихся добровольцев. Жалованье специалистам 200 руб., кавалеристу 100 руб., пехотинцу 50 руб.; каждый нетрудоспособный член семьи получает по 50 руб., дети до 16 лет — по 25 руб... Организуйте и шлите отряды на Ворожбу в распоряжение командующего армией Сиверса или Курск в моё распоряжение» 27 . В уездах началось спешное формирование отрядов Красной гвардии. Средства на её содержание должна была предоставить местная буржуазия. Официально было утверждено, что «заработок, который красногвардейцы потеряют, работая в Красной Гвардии, уплачивается им из сумм, взятых из обложений имущих классов города для этой цели» 28 . Численность таких отрядов была весьма разнородной. Например, Фатежский отряд состоял из 70 чел., а в Дмитриевском отряде было не менее 2000 чел. Дмитриевский отряд в скором времени стал 4–м Курским советским полком Красной армии. Вооружение для отрядов добывалось самыми различными способами. Рыльский совет народных комиссаров, например, оповестил «всех граждан города и уезда, имеющих винтовки, револьверы и патроны к ним, всякого рода бомбы и гранаты, а также холодное оружие, т.е. шашки и тесаки, прийти на помощь в решительной борьбе с вражескими полчищами, надвигающимися на территорию Рыльского уезда, немедленно доставить в Совет Народных Комиссаров вышеназванное оружие для формирующихся отрядов по отражению врага. Лиц, не желающих доставить или умышленно скрывающих оружие и патроны, Совет привлечёт к ответственности по всей строгости Революционного закона помимо отобрания оружия силой» 29 .

В Грайвороне отряд Красной Гвардии был сформирован в феврале 1918 г., когда, как вспоминает Л.А. Краснокутский, «прибыл с Кавказского фронта Борисенко Антон. Он, как офицер, привёз с собою 4 пулемёта и много другого снаряжения. Борисенко был беспартийный, но у него было враждебное отношение к буржуазии... Борисенко принял активное участие в организации гвардии, но беда в том, что эсеровский исполком не был заинтересован в поддержке её. В результате туда были навербованы разнообразные элементы, и Красная гвардия, несмотря на то, что имела 2 пулемёта, боевой единицы из себя не представляла» 30 . Впрочем, в том были повинны скорее не эсеры из исполкома, а те самые «разнообразные элементы», которые устремились в ряды красногвардейцев.

Своих командиров красногвардейцы выбирали из собственной среды. Кроме того, они могли приглашать к себе профессиональных военных в качестве инструкторов. Жёсткая военная дисциплина и согласованность действий между отдельными отрядами отсутствовали практически повсеместно. Нормальным явлением было обсуждение приказов командиров. По отзывам современников, партизанские отряды часто представляли собой полубандитские формирования, занимающиеся незаконными реквизициями продуктов и денег у местного населения и грабежом магазинов 31 . Уровень командования таких частей также отличался большой некомпетентностью, при наличии больших амбиций. «...Вчерашний прапорщик сегодня хочет быть не менее чем командиром батальона, а корнет желает командовать полком» 32 . Семёнов, командир одного из льговских отрядов, позднее вспоминал, что «тогда был такой момент, что каждый считал себя командиром и каждый распоряжался по–своему» 33 .

Это приводило к тому, что обоянские партизаны Громова могли, например, отправиться домой на отдых, даже не подумав предупредить об этом своих соседей на других участках фронта. Отмечалось, что «часты были случаи перехода демаркационной линии, а из–за беспечности и игнорирования мер предосторожности многие отряды, особенно ночью во сне, полностью уничтожались» 34 . Тем не менее, в результате принятых мер губернские власти, по неполным данным, вскоре уже имели в своём распоряжении 41 боевую единицу, общей численностью в 4 698 человек 35 . Из них около 1300 человек прикрывали наиболее уязвимый Белгородский участок 36 . Именно Белгородский отряд стал ядром при создании 5–го Курского Советского полка.

Между тем, в конце марта немецкие войска, находившиеся на территории Украины, нарушив условия Брестского мира, вторглись на территорию Курской губернии. Вторжение на территорию Советской России шло от имени Украинской Центральной Рады. Вместе с немцами двигались украинские гайдамаки, но последние не играли заметной роли в наступлении. Украинские власти считали, что часть южных уездов губернии, включая Белгород, населены украинцами, а потому должны входить в состав независимой Украины.

Тогда же для защиты от немцев стали создаваться отряды Завесы. Последние состояли из пехоты, кавалерии, подрывников, саперов и т.д. Но в их организации также сохранялся принцип партизанщины, дисциплина была на слабом уровне.

Наибольшей известностью среди организаторов партизанских отрядов пользовался Михаил Епифанович Трунов 37 . Его отряд, созданный в Обоянском уезде, вёл бои на Белгородском участке. «Это героическая личность, это Чапаев в полном смысле этого слова, — отзывается о нём Н.Д. Токмаков. — ...Когда я прибыл в Белгород, Трунов являлся начальником обороны Белгорода в одном лице. К нему шёл поток беднейших крестьян, он их вооружал, организовывал из них роты и направлял на фронт. Когда я прибыл в Белгород, то мы совместно с ним организовали штаб... Трунов остался на станции, продолжая вооружать отряды и держать связь с городом, с Ревкомом, я же отправился непосредственно на фронт, выступив походным порядком в северо–западном направлении в район деревень Томаровки, Карповки. Здесь я через несколько дней столкнулся с передовым отрядом немцев. В течение нескольких дней мы сдерживали наступление немцев. Но когда подошли главные силы немцев, нам с нашими разрозненными отрядами пришлось туго. Бои под Белгородом были тяжёлые... Белгород переходил неоднократно из рук в руки. Отдав Белгород, мы отошли дальше, к ст. Саженка» 38 .

Позднее отряд М.Е. Трунова влился в созданный в мае 1918 г. 5–й Курский Советский полк. В Обоянском уезде действовали отряды Громова, Кузнецова, Качанова, Ломоносова и Бредихина. Обоянским партизанам удалось полностью уничтожить один из гайдамацких отрядов под с. Красным, а также нанести гайдамакам поражение у сёл Бочарово и Драгунское. В Шебекино партизанами командовали Г.Д. Горяинов и Г.П. Молчанов. Их силы, а также отряд К.В. Сидоренко вошли в состав 6–го Корочанского Повстанческого полка под командованием М.А. Кабанова. На основе отряда Г.С. Бочарникова, сформированного в апреле 1918 г. в с. Красная Поляна, осенью был создан 9–й Украинский Повстанческий полк. В районе Грайворона — Готни действовал отряд А.Н. Борисенко. Конный партизанский отряд создал в с. Гостищево Белгородского уезда С.Л. Губарев (оба отряда затем влились в 5–й Курский полк). Ряд подобных же отрядов действовал под Льговом, Рыльском и Дмитриевым. Силами 650 курских и льговских красногвардейцев удалось 12 мая 1918 г. остановить наступление на Льгов одного из немецких подразделений. В Щигровском уезде был организован отряд В.А. Уколова, под Суджей, помимо отряда Чупруненко, держал оборону отряд Петрова. Между Курском и Белгородом курсировала бронелетучка «Молния» под командованием слесаря вагоноремонтной мастерской Р.С. Кукулдавы. Начал формироваться 1–й Курский революционный полк.

Следует отметить, что одновременно с формированием красных отрядов на территории Белгородского уезда создавались и отряды русских добровольцев, объединявших в своих рядах противников Советской власти. В с. Шебекино такими отрядами командовали корнет Лихачёв и корнет С.В. Курмин 39 .

Красные партизанские отряды не могли сдержать планомерного наступления сил противника. Советские войска были вынуждены оставить Путивль, Рыльск, Коренево, Суджу, Белгород, Корочу, Грайворон и ряд волостей Рыльского, Льговского, Суджанского и Корочанского уездов. Полностью немцами были оккупированы Белгородский, Путивльский и Грайворонский уезды 40 . Политика германского командования на территории оккупированных уездов губернии ничем не отличалась от той, что они проводили на Украине. В экономической сфере она выражалась в вывозе в Германию продуктов сельского хозяйства. Это способствовало подъёму партизанского движения.

Как осуществлялась оборона линии фронта партизанами, свидетельствуют воспоминания Ф.А. Лунёва, бывшего тогда бойцом отряда Тихонова, сформированного в Обояни.

«17 апреля 1918 года в пятницу немцы заняли с. Афанасьево. Наш отряд распределили тогда на 4 группы: 1–я гр. осталась в Обояни для поддержания порядка. 2–я гр. направлена для встречи немцев со стороны с. Н. Солотино. 3–я гр. была направлена к мосту [через] реку Псёл. 4–я (наша) была направлена на участок Садовской дачи — на старый шлях. Нас было 18 человек с винтовками и одним пулемётом системы «кольт». Расположились на склоне перед с. Афанасьево, отчётливо видели, как немцы устанавливали 3–х дюймовые орудия (76 мм). Три или четыре штуки, около церкви. При установке орудий было много детей и взрослых, и нам хорошо было видно. Поэтому стрелять из пулемёта по немцам Лунёву Степану Владимировичу командир взвода Косилов Сергей не разрешил. И мы досиделись... пока немцы открыли по нам ураганный огонь. Мы кинулись отступать к Обояни. Нам дали приказ отступать на Курск по сёлам, ибо Обоянь нашим отрядом оставлена. Немцы вошли в город».

Для организации обороны края и координации действий раз- розненных партизанских отрядов в Курске был создан Военно–революционный полевой штаб. Кроме руководства боевыми действиями, Штаб занимался вербовкой добровольцев в армию.

Попытка создания боеспособных частей была предпринята еще 2 января 1918 г. Курский уездный Революционный совет принял постановление об организации Красной гвардии в более широких масштабах, чем это было ранее 41 . Незадолго до этого был разоружён стоявший в Курске английский бронедивизион «с большим военным автогаражом и продовольствием и оружием, хотя англичане не хотели сдаваться, выставили караул с пулемётами» 42 .

Однако реальные успехи по реорганизации армии были достигнуты значительно позже. 1 марта Курский военно–революционный полевой штаб обратился ко всем трудящимся губернии с призывом о создании партизанских отрядов для борьбы с немцами. Формирование новых воинских частей было сопряжено со многими трудностями. В частности, не хватало обмундирования, о чём красочно вспоминает боец 1–го Курского революционного полка Н.В. Дюмин: «Вообще красноармейцы периода организации полка были одеты кто что имел. Было и так, что верхнюю одежду красноармейца заменяли вместо брюк и гимнастёрки — кальсоны и нижняя рубаха. Другого обмундирования пока не было. Можно было наблюдать такую картину: по центральной Херсонской улице в мае месяце [1918 г.] идёт подразделение красноармейцев, оде- тых очень пёстро, и среди них немало одетых в солдатское нижнее бельё» 43 .

Говоря об организации в Курске красногвардейских отрядов, Н.Д. Токмаков сообщает: «Возьмём Курск — какие здесь к периоду Октября были организованы отряды? 1. Большевистский отряд при Губкоме, состоящий из членов партии, — все члены партии обязаны были входить в этот отряд. 2. Отряд т. Рожкова в составе около 350 сабель. 3. Отряд Ковальчука — для обеспечения жел. дор. станции и линии. 4. Отряд при Ревкоме (Ямской). 5. Рословский отряд [под командованием Сабинина], присланный Кудинским для обеспечения революционного порядка в Курске. 6. Отряд Сухоносова.

Затем в Курске стояли воинские части — запасной батальон в составе около 5 тыс. человек, артиллерийский дивизион и [команда] выздоравливающих, но эти последние силы не были в революции активны...Отряд большевиков выполнял указания партии по обеспечению её работы; отряд Рожкова — выполнял большую работу, в его задачи входило обеспечение порядка в Курске. Отряд Рожкова посылался в районы, — одно время был послан в Тим, когда левые эсеры и меньшевики арестовали большевиков и арестовали совет... этот отряд также был послан в Сапогово для разгона офицерского союза и контрреволюционных прислужников... Когда Рословский отряд выступил с погромными действиями — громил еврейские кварталы и магазины, — то и здесь отряд Рожкова выступил первым для наведения порядка. Отряд Ковальчука не был большим отрядом, в его состав входило всего 120 человек, но функции отряда были большие: основной его задачей было обеспечение работы железнодорожного узла...

Кроме того, как я уже говорил, имелся отряд Сухоносова. Некоторое время этот отряд стоял в городе, и это был в буквальном смысле горе–отряд. Этот отряд пьянствовал, грабил, учинял насилия. Этот отряд мы долго терпели. Однажды Сухоносов появился на заседании Горисполкома с самыми контрреволюционными требованиями, — он прямо так и сказал — «дайте мне столько–то тысяч денег, дайте для наших сестёр одежду, платья и дайте свободный доступ к спиртоводочному заводу. Не дадите, — я вас разнесу». Конечно, люди, вооружённые революционным энтузиазмом да наганами, противопоставить себя 6–ти дюймовым пушкам не могли. Таким образом, этот отряд долгое время терроризировал Курскую губернию, пока, наконец, мы его не выпроводили 44 . Наконец, в распоряжении левых эсеров находилось около батальона [бойцов], тесно сомкнувшихся вокруг них и живших для обеспечения работоспособности этих левых эсеров, но свою работу этот отряд вёл не успешно...

Затем был Рословский [Рославльский] отряд. Первоначально это был небольшой отряд, присланный Кудинским, состоявший из революционно настроенной массы, большевиков, преимущественно рабочих, правда, молодёжи. Однако в Курске этот отряд стал увлекаться расширением своей базы и стал доукомплектовываться. Всех, кто приходил в отряд, записывали, вооружали, словом, считали своим. В результате отряд быстро разбух, причём теперь в его состав вошли, главным образом, люмпен–пролетарии, просто жулики и контрреволюционеры. Как только отряд разбух, он, конечно, показал своё лицо: начались самочинные реквизиции, аресты, обыски, а затем и открытые погромные выступления, громились магазины, рынки, в курском воздухе вновь появились перья подушек из громившихся еврейских домов. [...]

Следующей крупной военной силой являлся Орловский запасной батальон в составе около 5 тыс. человек. Этот батальон расквартировался в духовной семинарии, купеческом клубе, коммерческом клубе и т.д. Руководили им исключительно офицерский состав и левые эсеры. Но... масса была большевистски настроена» 45 .

Не менее критично оценивал ситуацию с военными силами в Курске и деятельность местных органов Советской власти и сам В.А. Антонов–Овсеенко: «В Курске наводил «революционный порядок» и соответственную панику на обывателей посланный Кудинским «Рославльский отряд» тов. Щеглова. Ревком вёл себя нерешительно. Допустил украинизацию мортирной батареи, согласился пропустить на Украину, по требованию радовцев, 8 орудий, растерялся перед вызывающим поведением персонала бронепарка Английской во- енной миссии... «Команда выздоравливающих», для которой Муралов прислал до 1000 винтовок, оказалась совершенно непригодной. Курский ревком через тов. Садикова получил от нас твёрдые задания — орудий украинцам не давать, украинцев из мортирной батареи распустить по домам, бронепарк Английской миссии захватить и использовать по моему дополнительному заданию» 46 .

Как видно из воспоминаний Токмакова, отношения между органами власти и отдельными отрядами были напряжёнными и нередко выливались в открытые столкновения. Единственным способом избавиться от буйных партизан было отправить их на фронт. После усмирения Рославльского отряда ему был предъявлен форменный ультиматум. «Уезжайте на фронт, или мы ваш отряд обезоружим, а вас арестуем», — заявил Забицкий Сабинину, новому командиру отряда, занявшему этот пост после Щеглова. «Им ничего не оставалось делать, как уехать из Курска. С музыкой и песнями они пошли на фронт», — вспоминает Н.Д. Токмаков 47 . Единственную пользу для себя из пребывания в Курске Рославльского отряда местная власть извлекла лишь при захвате имущества английского бронедивизиона.

«Русский бронеавтомобильный дивизион Королевской морской авиационной службы» (Armoured Car Squadron No 15 Royal Naval Air Service (RNAS)) под командованием коммандера Оливера Локкер–Лэмпсона 48 был сформирован из британских добровольцев и прибыл в Россию в январе 1916 г. Личный состав включал в себя 42 офицера и 524 солдата. Все они были трезвенниками, давшими слово не употреблять хмельного в России. В состав дивизиона входило 28 бронеавтомобилей — пулемётные бронеавтомобили «ланчестер», бронированные грузовики «пирс–эрроу» с 3–фунтовыми орудиями, а также броневики «фиат». Британские союзники участвовали в боях на Кавказском и Румынском фронтах, а также в июньском наступлении 1917 г. За два года войны около 100 бойцов отряда получили Георгиевские кресты 4–й степени, из них полтора десятка были награждены также крестами 3–й степени и один — посмертно получил Георгиевский крест 2–й степени к двум уже имеющимся. Около 100 солдат получили Георгиевские медали «За храбрость» 4–й степени и один из них был удостоен также 3–й степени этой медали. Примерно 400 солдат получили российские медали «За Усердие» 49 .

1. Коммандер Оливер С. Локкер–Лэмпсон.
2. Знак R.N.A.S.
3. Бронеавтомобиль R.N.A.S.

После тяжёлых летних боёв дивизион был переведён в Курск для ремонта и переформирования. База его располагалась за Херсонскими воротами на территории бывшего ипподрома. Среди определённой части населения города прибытие британского отряда «сразу возродило надежды, что он поможет и освободить городской совет от большевиков, и выпустить каких–то незаконно арестованных» 50 . У революционных властей же присутствие в Курске «посланцев британского империализма» вызывало непрестанную тревогу. Кроме того, местные власти точили зубы и на богатую материальную часть английского подразделения. Как вспоминал позднее Е.Н. Забицкий, там «была огромная продовольственная база, были консервы, мука, медикаменты, обмундирование, масса пулемётов, скорострельных пушек, а также другое боевое снаряжение. Кроме того, мы имели уже в то время сведения о том, что этот бронепарк является ничем иным, как по существу контрреволюционным гнездом английского империализма, тесно связанным с Керенским. Причём в командовании этого бронепарка были и представители старой царской власти, чуть ли не родичи Николая Второго» 51 . Относительно родственников царской фамилии Е.Н. Забицкий, конечно, преувеличил, однако в составе бронедивизиона, помимо самого коммандера Локкер–Лэмпсона, служили и другие незаурядные личности. Одним из них был, например, старшина Майкл Терри — будущий известный исследователь, член Королевского Географического общества, который за 1923—1938 гг. совершил 14 экспедиций во внутренние районы Австралии.

Серьёзными военными силами Курский ревком не располагал, и потому долгое время ничего не мог предпринять, несмотря на будоражащие воображение зловещие слухи о намерениях британцев. Так продолжалось до конца декабря 1917 г. «Я помню, в Курском Ревкоме были очень большие колебания в части захвата этого бронепарка, — вспоминает далее Е.Н. Забицкий, не упоминая о полученном им прямом указании В.А. Антонова–Овсеенко, — потому что шли разговоры об их сильных укреплениях, о миномётных отрядах, которые имеются среди них и которые могут взорвать город. Я помню, товарищи, как ночью, часа в 3–4 было решено окончательно взять этот бронепарк всеми имеющимися в нашем распоряжении частями, с которыми мы и совершили эту операцию. Захват был поручен Рословскому [Рославльскому] и Кавалерийскому отрядам при непосредственном руководстве председателя Ревсовета тов. Забицкого и членов — Акивиса, Булгакова, Когана, Садикова, Штейнберга, Гридина, Мазурова, Токмакова и начальника штаба Немцева и командиров вышеуказанных частей Рожкова и Сабинина» 52 .

Таким образом, на разоружение бронедивизиона союзников двинулись два наиболее крепких красногвардейских отряда и практически весь состав Курского Ревсовета во главе со своим председателем. Операцию было решено провести в ночь на 12 (25) декабря. Однако, как оказалось, «наймиты империализма» даже и не собирались оказывать сопротивление: «Товарищи спрашивают, каковы были методы захвата бронепарка? Методы обычные: окружили, расставили посты, почти без выстрела сняли посты [англичан], воспользовавшись тем, что часть бойцов была распущена, сделали всё это глубокой ночью и кончено. А утром на рассвете Президиум Ревкома поехал в имение Клейнмихеля и арестовал весь штаб этого бронепарка. Причём у них было какое– то торжество, были накрыты столы, сёстры милосердия русские, тут же какие–то подозрительные типы, которые хотели скрыться. И начался разговор наш с английским командованием. Английский переводчик переводил нам, что они подчиняются воле революции, но «почему большевики испортили им праздник Рождество?». Мы ответили на это: «Революция сейчас не знает праздников, и потому будьте любезны подчиниться тем приказаниям, которые вам дадут» 53 .

Военное снаряжение и провиант, захваченные у британцев, были, по распоряжению В.А. Антонова–Овсеенко, переданы командующему 3–й армией Кудинскому, штаб которого располагался в Брянске 54 . Командир разоружённого бронедивизиона спустя несколько дней обнародовал дипломатично составленную декларацию, объявив, что конфискованное вооружение есть не что иное, как «помощь англичан русскому народу». Наконец, 12 января 1918 г. англичане выехали в Архангельск и в феврале смогли вернуться на родину.

Неизгладимые впечатления оставил у жителей Курска отряд Сухоносова. Один из очевидцев вспоминал о событиях 1917 г.: «В то время в Курске, в народном доме, квартировали карцевские и сухоносовские отряды, во главе которых стоял Сухоносов, прогремевший своими анархическими выступлениями в городе и его окрестностях, наводя ужас и страх на всю курскую буржуазию. Сухоносовцы разъезжали по городу на автомобилях с лозунгами: «Смерть буржуазии, да здравствует беднота!» Но в то же время производили незаконные реквизиции. Был зимний декабрьский вечер. На собрании совета рабочих депутатов обсуждению подлежал вопрос о действиях Сухоносова и его отрядов в связи с произведённой ими реквизицией каракулевых пальто из профсоюзного магазина «Игла» (быв. Пахомова). Выступавшие ораторы критиковали действия Сухоносова. В этот момент в зал заседания совета врывается с револьвером в руке сам Сухоносов. Он произносит гневную грозную речь, всё время размахивая наганом. Он грозит «поднять на пушку» весь г. Курск, в 24 минуты разнести город, чтоб камня на камне не оставить, если совет немедленно не выдаст того, кто доносил на него, кто осуждал его и т.д. Собрание растерялось. Воцарилось гробовое молчание. Но вот выступил быв[ший] св[ященник] Ломакин, который заявил, что виноват только совет, осуждавший незаконные действия Сухоносова, но при чём тут город и спящее теперь неповинное население. Если Сухоносов в силах и находит нужным, то пусть производит суд только над одним данным собранием. Слова эти были сказаны столь внушительно, что грозный начальник сухоносовцев смягчился, сменил гнев на милость, тут же расцеловал оратора и покинул зал» 55 .

Толпы разнузданной солдатни были весной 1918 г. привычным явлением на улицах города. Газеты то и дело сообщали об инцидентах, закончившихся применением оружия. Так, 22 мая облава, организованная в городском саду «с целью захвата бандитов и других преступных элементов», вылилась в беспорядочную пальбу, что вызвало панику среди мирных граждан. «Случайно стоявший у ворот солдат из оцепления выстрелил из револьвера, а ему ответили товарищи, стоявшие в цепи за оградой, и дальше поднялась стрельба и в самом саду. Стреляли в воздух, хотя не обошлось и без случайных жертв. Оказались ранеными двое солдат и одна барышня» 56 .

Именно в связи с подобными происшествиями было издано специальное «обязательное постановление для посетителей общественных садов», где, в частности, говорилось: «Появление в саду товарищей солдат, не имеющих отношения к наряду, с винтовками или бомбами, безусловно воспрещается» 57 .

Крупный инцидент с участием солдат произошёл 15 мая 1918 г. во время крестного хода по случаю находки чудотворной иконы Знамения, похищенной в дни апрельских беспорядков. В честь этого на Красной площади был отслужен торжественный молебен, собравший несколько тысяч человек. Во время шествия богомольцев «не обошлось при молебствии и без некоторых эксцессов, вызванных тёмными личностями, по счастию окончившихся благополучно. Несколько человек, одетых в солдатскую форму, во время шествия богомольцев с иконами от места находки позволяли себе курить, идти в шапках, а некоторые из них выражаться неблагопристойно. В одном месте с одним из таких лиц толпа хотела расправиться самосудом, но благодаря вмешательству милиции это было предотвращено. Озорник был отведён в управление милиции, но дорогой, видимо, не поняв в чём дело, солдаты в числе 30 человек кинулись выручать своего товарища, причём у здания городской милиции один из солдат хотел даже выстрелить в начальника 2–го участка милиции Н.Л. Попова. В этот момент один из агентов милиции Войнилович, желая отвести дуло наведённой винтовки, схватил рукой за ствол. Грянул выстрел, пуля попала легко в ладонь и немного задела затылок Попова» 58 .

Не всегда дело кончалось столь благополучно. «Были случаи, когда с мародерами, пролезавшими в армию, сами красноармейцы были судьями, — вспоминает боец 1–го Курского революционного полка Н.В. Дюмин. — Так, например, в апреле месяце 1918 года в предпасхальную субботу патруль красноармейцев на базарной площади задержал красноармейца, укравшего у гражданина пачку махорки. Выяснив обстоятельства, они тут же на площади у часовни его расстреляли. Видимо, за этим человеком уже были кражи. Тоже в апреле патруль задержал ночью одного в форме красноармейца с берданкой, который напал на дом с целью грабежа. Тут же поставили к забору и расстреляли» 59 .

В апреле 1918 г. войска, противостоящие немцам, стали реор- ганизовываться на регулярных началах. Это встретило в среде солдат сильный протест. Причину недовольства лучше всего описывают сами бойцы партизанских отрядов: «Отчего ушли к тому и пришли» [имеется в виду власть офицеров — С.Е., А.З.], «А где воля солдат, где их революционная инициатива?», «Может быть еще и честь прикажете командирам отдавать?», «Погоны навесите? Чины установите?» 60

Однако реорганизация армии на новых началах за счет волевых действий представителей советской власти продвигалась довольно быстро. Был создан губернский военный комиссариат, реорганизован революционный полевой штаб. На базе партизанских отрядов началось формирование пехотной дивизии регулярной Красной армии.

Военные действия на украинской границе. Военное строительство имело для Курской губернии особое значение, поскольку события первой половины 1918 г. привели к превращению её территории в прифронтовую зону. Находившееся у власти на Украине правительство Центральной Рады, стремясь обеспечить себе надёжную военную поддержку, заключило 27 января 1918 г. мирный договор с Германией и Австро–Венгрией, пригласив их войска на украинскую землю. Вслед за этим, 18 февраля, германские войска перешли в наступление по всему фронту, а 21 февраля Совнарком РСФСР издал декрет «Социалистическое Отечество в опасности», призвав трудящихся к борьбе против империалистической Германии. Спустя два дня с аналогичным воззванием выступил ЦИК Советов Украины: «Организуйте свои партизанские отряды, взрывайте мосты, железнодорожные пути, шоссейные дороги, увозите или уничтожайте при отступлении хлеб и всё, чем могли бы поживиться голодные разбойничьи банды» 61 . Таким образом, охватившая Украину гражданская война оказалась осложнена борьбой с иностранным вмешательством.

Под давлением сил противника красные украинские отряды вынуждены были сдавать свои позиции. Украинское советское правительство перебралось из Киева в Полтаву. Правительство РСФСР, хотя и пошло на заключение 3 марта Брестского мира с Германией, продолжало оказывать поддержку украинским коммунистам. Именно по указанию В.И. Ленина ЦИК Советов Украины назначил 7 марта 1918 г. командующим всеми войсками Украинской Советской Республики В.А. Антонова–Овсеенко. После этого вооружённые силы «южнороссийских республик» (Украинской, Донецкой и Донской) были реорганизованы и сведены в пять «революционных армий», численность каждой из которых не превышала 3500 человек. Район, непосредственно примыкавший к территории Курской губернии, контролировали войска 5–й армии под командованием Р.Ф. Сиверса 62 . Штаб её располагался в Курске (из бойцов именно этой армии состоял и печально знаменитый отряд Карцева).

Между тем на Украине развернули наступление крупные австро– германские силы, действовавшие «в сопутствии многочисленных иррегулярных гайдамацких частей». Поэтому, как отмечал позднее В.А. Антонов–Овсеенко, «приходилось отправлять на фронт всё, чтобы было под рукой, наспех сколоченными отрядиками пытаться прикрыть лихорадочно вёдшееся формирование регулярных частей. На Бахмачском направлении единственной регулярной частью на нашей стороне были два чешских полка. Они дрались великолепно. Но остальные части чехословацкого корпуса, под прикрытием этих полков, тянулись в эшелонах с Украины, и мы не могли этому противиться» 63 .

Советское командование старалось использовать продвижение чехословаков для снабжения вооружением собственных формирований. Согласно приказу В.А. Антонова–Овсеенко от 10 марта 1918 г. чехословацким войскам позволялось оставить у себя «все винтовки и по одной 12–пулемётной команде Моксима и по одной команде Кольта на каждый полк, по два заряженных орудия на батарею, по 2 парных казённых повозок на полк, по одной парной патронной двуколке на батальон, пулемётную команду, все санитарные повозки и все походные кухни и по 10 парных повозок на каждый штаб дивизии». Всё остальное снаряжение следовало передать представителям советских войск на железнодорожных станциях, в первую очередь в Курске, Белгороде, Воронеже, Ельце, Тамбове 64 .

Сам В.А. Антонов–Овсеенко спешно прибыл в Курск 12 марта, где застал сложные взаимоотношения между Р.Ф. Сиверсом и курским Совнаркомом: «курские товарищи лишь после долгих разъяснений поняли необходимость единовластия на фронте и согласились ограничиться обслуживанием армии Сиверса».

Красные войска представляли собой, по сути, партизанские формирования, не отличавшиеся дисциплиной. В докладе о положении дел на фронте прямо говорилось: «Войска деморализованы, бегут от мелких германских и украинских частей, и во время бегства терроризируют население, грабя и насилуя мирных жителей и беззастенчиво реквизируя всё, что попалось под руку, чем сильно восстанавливают население не только против себя, но и против советской власти. Известны случаи, когда выведенное из терпения население, вооружившись, нападало само на насильников и разгоняло целые отряды. Одна из важных причин разложения лежит в полном отсутствии всякой планомерной организации, или, вернее, в наличии массы мелких организаций, друг с другом не координированных и друг другу противоречащих. Существует масса мелких отрядов со своими штабами, есть масса разного рода начальников, руководителей, комиссаров и сверхкомиссаров, а войска нет. Более устойчивые части заражаются от частей уже разложившихся, и поэтому посылаемые небольшими пакетами подкрепления никакой пользы не приносят» 65 .

О некоторых подобных отрядах даже сами советские историки и мемуаристы отзывались как о разбойничьих шайках. Так, ветераны борьбы за Советскую власть в Дмитриевском уезде утверждали, что упомянутый в приказе Сиверса командующий сводными колоннами Ремнёв, якобы «поддерживаемый кулачеством... разгонял советы, устраивал крушения поездов и т.п.» 66 . При этом мемуаристы ни словом не упоминают о том, что А.О. Ремнёв был одним из видных красных командиров, а также известным революционером с подпольным стажем 67 . Его 2–я Особая армия успешно действовала против войск Центральной Рады, сыграла видную роль при взятии советскими войсками Киева. При отступлении под натиском германско–украинских сил «Отряды, входящие в эту армию... в боевых действиях оказывали должное сопротивление немцам, несмотря на свою малочисленность. Особых эксцессов по отношению к командному составу и к населению не наблюдалось» 68 . Правда, с точки зрения противников, эти красногвардейские отряды находились под командованием «арештанта и душогуба Ремньова... Ремньов це була правдива звiрюка, котрый налiво i направо страшно мордував всiх, хто не був большевик» 69 . Так характеризовал красного командующего И.П. Рогатинский, ставший свидетелем кровавого еврейского погрома, устроенного ремнёвцами 6–8 марта в Глухове.

1. Немецкие солдаты на Украине. Фотография 1918 г.
2. А.О. Ремнёв. В 1918 г. командовал 2–й Особой армией. Фотография 1916 г.
3. Гетман П.П. Скоропадский со штабом осматривает Серожупанную дивизию. Август 1918 г.

«Армия» А.О. Ремнёва, как и другие подобные красногвардейские формирования, представляла собой конгломерат отдельных отрядов (Сосницкий, Глуховский, Крупецкий, Киевский, 1–й Сводный, 3–й Революционный, Путивльский, Конотопский). Откатившись от Киева к северо–восточным пределам Украины, она занимала позиции по линии Крупец, Холопки, Шостка, Короп, Глухов. Только личность самого командарма могла спаять эти полуанархические отряды в единую боеспособную единицу. Но 15 апреля А.О. Ремнев «упал с лошади и сильно ушибся. Его подобрали почти без чувств и отправили в Хутор–Михайловский, а оттуда он уехал в Москву, за себя оставив заместителями тт. Семёнова и Смирнова, которые совсем не в курсе дела». В результате на позициях 2–й Особой армии почти мгновенно воцарился хаос. При виде немногочисленных германских разъездов красногвардейцы обратились в паническое бегство: «наши отряды отступили на ст. Глухов, а тт. Се- менов и Смирнов отдавали приказания по аппарату всем отрядам, чтобы они отступали, так как они увидели в Х.–Михайловском 3–х немецких разведчиков, и началось позорное бегство на ст. Зерново, а с Зерново на ст. Навль, а оттуда на Брянск, где их тов. Сытин и стал обезоруживать и арестовывать при помощи 1–го Киевского Сводного отряда. На ст. Зерново, когда собрались отряды, то 3–й Революционный отряд забрался в местечко с другими отрядами и стали учинять еврейский погром: грабили и убивали что попадется под руку; и их 1–й Киевский отряд несколько человек расстрелял и тем самым наладил немного дела» 70 .

Не лучшим образом обстояли дела и в других частях войск Сиверса.

Наиболее опасным для красных Бахмачским направлением командовал Шаров, штаб которого располагался в Путивле. «Силы Шарова были ничтожны, — констатирует В.А. Антонов–Овсеенко.
— ...Шаров пытался развить серьёзную работу по формированию новых частей, особенно в Конотопе и Путивле, — настроение окружных крестьян было чрезвычайно нам благоприятно, но надёжных кадров не было. Лихорадка тревоги шла с фронта впереди немецкого вторжения. И призывы Шарова «всем, всем — стать под знамёна своего вождя», «главкома партизанских отрядов», оставались почти безрезультатны» 71 . Более того, своими распоряжениями в тылу Шаров «лишь увеличивал нарастающий хаос фронта». Он принялся именовать себя «главком по борьбе с контрреволюцией», неутомимо издавал приказы, грозящие расстрелами всем и каждому, а 12 марта, находясь в состоянии похмельного раскаяния, повелел конотопскому коменданту уничтожить все спиртные напитки, поскольку «алкоголь — зло для революции» 72 . Обороноспособность его участка от всей этой бурной деятельности ничуть не повышалась.

Между тем чехословацкие части утром 14 марта оставили свои позиции и, погрузившись в эшелоны, стали покидать Украину. Встревоженный ситуацией на фронте, В.А. Антонов–Овсеенко срочно выезжает из Курска в Конотоп. По пути он обнаруживает, что на всех станциях движением эшелонов распоряжаются чехословацкие комендатуры. В Путивле командующего встречает Шаров — «невзрачный, всклокоченный, с тем сумасшедшим, воспалённым от усталости и непрерывного напряжения видом, который неопытным глазом может быть принят за «нетрезвый». Он сообщает, что его силы «все рассеялись», в Путивле он имеет два шестидюймовых орудия без лошадей и 45 человек прикрытия 73 . В.А. Антонов–Овсеенко передал Шарова в подчинение Сиверсу, как «начальника авангардной позиции», хотя это не спасло положения — путивльский «главком» продолжал рапортовать о формировании всё новых и новых призрачных частей, а тем временем на него «поступали серьёзные жалобы на его самоуправство и заявления об его грабежах». Наконец, к 25 марта Шаров был смещён со своего поста и послан в Крым.

Сознавая недостаточность своих сил для серьёзных военных действий, 16 марта 1918 г. Р.Ф. Сиверс приказал своей «армии» перейти к активной обороне:

«1. Командующему сводными колоннами т. Ремнёву — на участке ж.д. Михайловский Хутор — Мельня до Конотопа.

2. Начальнику авангардной позиции у Путивля — Грузское т. Шарову.

3. Начальнику южного боевого участка у Григоровки т. Примакову.

Прочим частям сосредоточиться в Ворожбе для организации колонн.

На случай сильного наступления противника подрывным командам немедленно приступить к минированию крупных железнодорожных мостов. В случае такового наступления отрядам отходить, концентрируя, уничтожая ж.д. и станции» 74 .

Путь отступления для украинских отрядов был один — в пределы Курской губернии. Понимая это, Курский военно–революционный полевой штаб в тот же день 16 марта издал приказ No 6 о срочном наборе добровольцев для отражения «вражеских войск, состоящих из гайдамаков и австрийских ударников». В приказе выражалась ничем не обоснованная уверенность в том, будто «неприятель, идущий сравнительно небольшими силами, может быть с успехом отражён как можно скорее, если куряне не хотят, чтобы жилища их семей и их достижение подверглись разгрому». Не уповая лишь на сознательность сограждан и опасаясь, что приток добровольцев может оказаться не столь мощным, как ожидалось, предусматривалось «объявить обязательную трудовую повинность специалистов артиллеристов» 75 .

Тем временем германские войска всё ближе подступали к границам губернии. 21 марта части 45–й и 16–й дивизий ландвера при поддержке 1–й Баварской кавалерийской дивизии заняли Ромны, Лохвицу и Хорол, что вызвало паническое бегство красных частей из Ромодана. И без того непрочная линия фронта стала разваливаться на глазах. В своём рапорте от 24 марта Р.Ф. Сиверс сообщал: «на фронте 5–й армии Конотоп занимают гайдамаки, Ромны — немцы. По последним сведениям, через Гадяч уходят войска нашей 4–й армии, у Лохвицы был бой, нами оставлено много военного имущества. На левом участке против Ромны — наша кавалерия и немного пехоты. На среднем участке у Сумы нач. участка Потапов ранен в голову предательским выстрелом. Объявлено осадное положение, работают броневики. На правом участке — Грузское, Путивль, Чечки в наших руках. Противник пассивен на всём фронте армии. Замечается некоторое неподчинение». Цитируя данный рапорт, В.А. Антонов–Овсеенко меланхолично замечает, что теперь «рассчитывать на активность со стороны 5–й армии не приходилось» 76 . Он и сам ещё не знал, насколько был прав в этой оценке.

29 марта пала Полтава со всеми её обширными запасами военного имущества. Красные части заняли оборону вдоль противоположного берега Ворсклы, но не смогли там удержаться более суток. В этот же день от Сиверса поступило известие о падении Путивля. Обстоятельства взятия города В.А. Антонов–Овсеенко называет «крайне характерными для нашей тогдашней военной неопытности»:

«Начальник сторожевого охранения, командир 1 бат. Петроградской красной гвардии Васильев, при первом же известии о движении немцев на Грузское, где они починили взорванный нами ж.–д. мост, заявил командарму, что держаться не может и, получив разрешение штаба, отошёл на 9 вёрст к востоку от Грузское. Но и отсюда без всякого давления со стороны противника продолжал взывать о подкреплении.

Сиверс, подготовлявший на следующий день наступление в Грузское особо выделенной ударной группой, предписал этой ударной группе перейти из резервного положения в Белопольи в Путивль, чтобы ночью служить опорой сторожевому охранению. На станции Путивль сверх того были погружены в эшелоны две батареи. Они не были выдвинуты на позиции «ввиду ненадёжности прикрытия». Сиверс предписал отодвинуть эти батареи за разъезд к востоку от Путивля и заминировать мост к западу от Ворожбы. Но батареи были задержаны в Путивле комендантом станции, сторожевка отошла ночью также в Путивль, куда прибыли и 2 роты из ударной группы. Начальник сторожевого охранения уверял подошедший резерв, что в сторону неприятеля выставлена застава и что опасности нет. На деле никакого охранения выставлено не было.

Утром к станции Путивль подошёл неприятельский броневик в сопровождении отряда пехоты. Начальник нашей сторожевки не дал никаких распоряжений. Под сильным обстрелом наши бросились в панике бежать. В Путивле остались два артиллерийских и три пехотных эшелона» 77 .

Паника охватила и части, стоявшие вне Путивля. Сиверс сообщал, что «несмотря на приказы, деморализованная масса не была в состоянии ничего делать, как только ехать в Курск». В итоге к 12 часам ночи он вместе со своим штабом взорвал мосты и отошёл от Ворожбы на Коренево. Оценив свои силы, он понял, что в его распоряжении всего «боевых 50 ч. пехоты и 40 ч. кавалерии, больше ничего». Осознав же, что «отвественности за боевой участок нести не в состоянии», он телеграфировал отсюда в Курск Е.Н. Забицкому:

«Ввиду обнаружившейся полной небоеспособности и дезорганизации отрядов, уезжающих сейчас в Курск, прошу принять все меры к их полному расформированию, и все отряды, кои будете высылать на Курский фронт, прошу формирвать исключительно на принципе строгой дисциплины и подчинённости командному составу. Начальников назначать вполне знакомых с военно–боевым делом и энергичных. Путивльское поражение было следствием отсутствия этих начальников. Гарантирую вам упорную оборону подступов на Курск при соблюдении этих условий» 78 .

Известие о падении Путивля вызвало панику и в Сумах, где «сильный отряд Потапова, без всякого давления со стороны противника, бросился в эшелоны и бежал к Белгороду, открывая германцам прорыв сквозь затеянную нами оборонительную линию».

Между тем германо–австрийские войска при поддержке отрядов Центральной Рады методично выдавливали красных с территории Украины — к 2 апреля были оставлены Сумы и Ахтырка, 4 апреля был сдан Екатеринослав, 8 апреля пал Харьков, а к началу мая 1918 г. германо–украинские войска овладели Донбассом. Красные украинские отряды отступили на территорию РСФСР. Вслед за этим в пограничной зоне между Советской Россией и Украиной разгорелись упорные бои, в ходе которых некоторые населенные пункты по несколько раз переходили из рук в руки.

Ситуация осложнялась ещё и тем, что в этот момент по желез- ной дороге из Бахмача и Ворожбы через Курск на Конотоп двигались части чехословацкого корпуса, с которыми местные красные отряды то и дело вступали в вооружённые столкновения 79 .

Сложная ситуация сложилась под Обоянью. В четверг, 20 марта 1918 г. село Горяиново, находящееся в непосредственной близости от города, было занято подразделением германских войск (150 штыков, 5 пулемётов, 2 орудия). Противостоять им могло всего 20 бойцов Обоянской караульной роты. В итоге «власть эвакуировалась по направлению в Курск». Замешкался лишь Н.И. Колесниченко, поскольку «шоффер умышленно испортил автомобиль; обыватели хотели его арестовать, один даже выстрелил (Винокуров). Но тут показался с отрядом Клименко и он еле уехал на какой–то подвернувшейся подводе». Судя по ряду глухих упоминаний, причиной падения Советской власти в Обояни было не столько вторжение немцев, сколько восстание самих обоянских «обывателей». Об этом говорят и попытки ареста товарища Колесниченко, и то, что после стремительной эвакуации советских функционеров ситуацию в городе котролировала некая «пресловутая белогвардейская охрана с белыми повязками, организованная Скрипченкою, в числе коей находился бывший комиссар эсэр Сергеев».

Немцы в городе задержались всего на сутки. Однако, опасаясь возвращения красных, новые городские власти предпочли призвать германское командование выделить для Обояни собственный гарнизон. С этой целью делегация во главе с уже упоминавшимся Скрипченко (правый эсер, бывший уездный комиссар) постаралась доказать командиру германского подразделения, что Обоянь — украинский город. В качестве доказательств был приведён ряд характерных обоянских фамилий («Синча, Николаенко, Мирошниченко, Андрейченко–цыган»), указано, что севернее города находятся «чисто–украинские сёла», а в самой Обояни работает театральный кружок с явно украинским названием «Спилка». Немцы, дав предварительно пару орудийных выстрелов по городу из с. Афанасьево, повторно заняли Обоянь. Однако буквально на следующий день партизанский отряд Громова, заняв позиции «на Казацком и Пушкарском полях», предпринял артиллерийский обстрел города («начал крыть и кстить Обоянь артиллерией»). Орудия двух артиллерийских батарей наводил унтер–офицер старой армии Никанор Алтунин, уроженец с. Стрелецкого под Обоянью 80 . При этом на протяжении одного дня по Обояни им было выпущено около тысячи снарядов. В итоге немногочисленные немцы вынуждены были отступить, отойдя на 40 вёрст южнее. Продвинуться далее и на этом направлении советским войскам не удалось 81 . Зато, войдя в освобождённую Обоянь, «возбуждённые партизаны» товарища Громова тотчас расстреляли ряд горожан, которые неосторожно «попались им на глаза». Жертвами этой мести пали акцизный чиновник Рашке, помещик Витавский, городской голова Король и уездный врач Шибаев 82 .

После этого «красногвардейские и партизанские отряды, действовавшие на участке Льгов — Коренево, Льгов — Суджа, занимали оборону на рубеже Кремяное, Малая Локня, Черкасское, Поречное; Дмитриевский отряд выдвинул одну роту с пулеметом к деревне Степановке. Резервы отрядов располагались в населенных пунктах: Верхняя Груня, Шептуховка, Погребки, Киреевка. Общая численность наших отрядов определялась в 2 тысячи бойцов с бронелетучкой, двумя орудиями и легкой батареей. Кроме того, из Курска в распоряжение командующего участком прибывал бронепоезд» 83 . В итоге боёв на этом рубеже линия фронта стабилизировалась. Попытки германцев продвинуться в направлении Льгова были успешно отражены, и противник был вынужден отступить обратно в сторону Коренево. На участке Суджанского отряда упорные бои развернулись под Малой Локней. В их итоге противник отошёл к Лебедёвке.

На участке Белгородского партизанского отряда немцы перешли в наступление на станцию Гостищево. Отряд С.Л. Губарева, прибыв со станции Сажное, организовал засаду на кладбище у села Гостищево и выслал группу бойцов для взрыва железнодорожного пути, чтобы задержать немецкий эшелон и бронепоезд. Первоначально действия партизан были удачны, однако под натиском превосходящих сил противника (германцы сосредоточили против них три батальона) отряд понёс тяжёлые потери и отступил. Сам Губарев был контужен, а его партизаны сконцентрировались вокруг ст. Беленихино. В Грайвороне повторилась обоянская история с добровольным приглашением германских войск. По свидетельству Л.А. Краснокутского, «уисполком вместо того, чтобы сделать какое–либо сопротивление, наоборот, решил пригласить немецкие войска, которые находились в Богодухове, и ночью отправились в Богодухов представители от уисполкома Лохвицкий, от городской управы Машков и не помню кто ещё третий, которые переговорили с немецким комендантом и потом, возвратясь, начали провоцировать население, вследствие чего гвардия разбежалась, оставив 2 пулемёта. Уисполком разбежался тоже, оставив 2 пулемёта и много другого оружия. Милиция тоже разбежалась, вследствие чего на третий день был занят г. Грайворон отрядом гайдамаков в числе 36 чел. без всякого сопротивления». Попытка местных большевиков поднять восстание не удалась, поскольку «много товарищей беспартийных вышло из отряда». Оставшиеся красногвардейцы похитили из здания уисполкома 36 винтовок, 4 000 патронов и 2 пулемёта, после чего «перешли в Курск и влились в ряды Красной Армии» 84 . Германо–украинские войска глубоко вторглись в пределы южной части Курской губернии и 8 апреля начали артиллерийский обстрел Белгорода, прервав линию телефонной связи города с Курском и Москвой. Высший Военный Совет республики придавал Белгородскому направлению особое внимание, издав 9 апреля специальное распоряжение: «Удержание Белгорода возлагается на ответственность руководителя Курского отряда Забицкого... Курский отряд должен, кроме того, обеспечить удержание Льгова и направлений на Курск от Суджи и Обояни. Повторяю, что Белгородскому [направлению] принадлежит выдающееся значение, а Льгов следует удержать по соображениям тактическим...» 85

Непосредственно обороной Белгорода руководил М.Е. Трунов. Под его руководством партизаны оказывали противнику ожесточённое сопротивление. Согласно рапорту В.А. Антонова–Овсеенко, «особенно упорно наседал противник на Белгород. Предместья его дважды переходили из рук в руки. Огнём артиллерии немцы зажгли город» 86 . Наконец, 10 апреля германско–украинские войска обошли город с трёх сторон, создав угрозу полного окружения, и Трунов был вынужден дать приказ об отступлении. Белгород был сдан. Вслед за этим немцы вошли в Суджу, 13 апреля 1918 г. было оставлено Коренево, а на другой день — Рыльск. Партийные и советские органы Рыльского уезда были вынуждены перебраться в с. Капыстичи. В результате стремительного продвижения неприятелем были полностью заняты Белгородский, Путивльский и Грайворонский уезды, большая часть Рыльского уезда, а также часть Суджанского и Корочанского уездов, что в целом составляло треть всей территории губернии.

Устанавливая свой контроль над захваченной территорией, украинские власти, опираясь на силу германской армии, в первую очередь стремились ликвидировать все советские нововведения. Украинский комиссар Харьковской губернии, в состав которой были включены оккупированные южные уезды Курской губернии, издал 16 и 20 апреля два предписания, подтверждённые приказом германского генерала Менгельбира от 22 апреля 1918 г. В них содержались следующие пункты:

«1. Все прежние декреты и приказы большевистского правительства, а также все постановления и приговоры, изданные народными судами, народными судьями и революционными трибуналами, объявляются недействительными.

2. Все имущественные права, основанные на вышеуказанных декретах и распоряжениях, теряют свою силу и возвращаются к первоначальному положению.

3. Лица и население, захватившие чужое имущество, должны возвратить всё захваченное прежним владельцам или их законным наследникам в трёхдневный срок».

Подкрепляя эти требования, генерал Менгельбир объявлял:

«Каждое нарушение постановлений комиссара будет пресекать- ся в корне. Грабёж и расхищение, вообще всякое незаконное присвоение чужого имущества, также домов и крестьянских хозяйств, ни в коем случае не могут быть допущены. Виновные должны быть задержаны и переданы украинскому суду» 87 .

Однако, как показали последующие события, вернуть ситуацию «к первоначальному положению» ни в трёхдневный, ни в трёхмесячный срок было уже невозможно. Стихию революции оказалось невозможно обуздать ни гайдамацкими, ни немецкими штыками.

Против немецких и украинских частей действовал ряд партизанских отрядов различной численности. Так, например, в с. Агарково располагался штаб Дмитриевского отряда под командованием И.П. Рагулина и С.А. Федюшева. В Капыстичах был сформирован отряд Ляхова, в Ивановском стоял Льговский отряд Ф.Д. Васильева, насчитывавший до 1000 человек при 4 лёгких орудиях и 8 пулемётах. Подобные отряды формировались повсеместно. Например, на экстренном заседании Корочанского Совета народных комиссаров 4 мая 1918 г. было принято решение «предложить волостным Советам народных комиссаров организовать при каждой волости в целях защиты Советской власти, охраны местности и прекращения вывоза хлеба из пределов Корочанского уезда в районы, занятые немцами, боевые отряды из сознательных граждан в числе не менее 10 человек. Эти отряды по мере надобности направляются в те местности, которые нуждаются в охране. По формированию отрядов таковым будет выдано оружие из Корочанского военно– революционного штаба; денежные же средства на содержание отрядов, их обмундирование и на обеспечение семейств будут отпускаться центральным Советским правительством» 88 .

Первоначально общее командование красногвардейскими отрядами, действовавшими против германо–украинских войск, находилось в руках П.С. Немцева. По воспоминаниям современников, это был «курянин, большевик, человек лет 32, общительный, достаточно решительный, в военном отношении был недостаточно подготовлен для такой высокой должности, которую занимал... Начальником штаба у Немцева был Иосиф Попов, человек заносчивый и крикливый. Он был плохим помощником для своего командира. Постоянно был в разъездах, отлучках. Штабное дело не знал и не любил... в штабе не было нужных руководящих военспецов. Появились они позднее, в мае. Не было... политических руководителей. Прибыли они на фронт позже при реорганизации отрядов и сведении их в полки, бригады, дивизии» 89 .

В результате бурных апрельских событий в Курске главнокомандующим войсками губернии стал М. В. Слувис, прибывший во Льгов в середине апреля. Здесь он созвал совещание командиров. «Заслушав доклады каждого, задавал им ряд вопросов. Многим остался недоволен. В заключение он сказал, что всем надо быть «начеку», удвоить бдительность, ожидать наступления противника. В некоторые отряды приказал выдать дополнительно боеприпасы. Все внимание было обращено на направление Коренево — Рыльск, на котором было сосредоточено большое число отрядов. На Суджанском направлении был оставлен небольшой заслон. Предполагалось, что со стороны Готни немцы не будут продвигаться в сторону Льгова.

Слувис получил указания перейти в наступление и занять Коренево и Рыльск. Он решил нанести главный удар по Рыльску, развивая наступление в дальнейшем на Крупец, Глухов. В это время из Курска во Льгов прибыл кавалерийский эскадрон под командованием бывшего офицера Коршуна–Осмоловского. Отряд и его командир производили хорошее впечатление. Перед наступлением руководство штаба переехало в Ивановское, имение князя Барятинского, которое охранялось сильным отрядом матросов, прибывших из Петрограда. В Ивановском Слувис провел краткое совещание с командирами отрядов, каждому была поставлена определенная задача» 90 .

Наступление на Рыльск велось по нескольким направлениям. Со стороны Волынской горы через р. Рыло двигался отряд Рагулина. Льговский отряд Васильева в то же время наступал из Ивановского через Боровское. В Рыльске противник располагал силами численностью до одного батальона. В бою у Боровского партизаны одержали победу, но среди убитых они потеряли и своего командира Ф.Д. Васильева.

Однако немцы оставили Рыльск только после того, как наступающие с запада партизаны начали выходить на дорогу Рыльск — Глушково, а Льговский отряд пересек дорогу Рыльск — Коренево, угрожая взять противника в кольцо. Вслед за этим 25 апреля Рыльск был занят красными частями, которые продолжили преследование противника в сторону Крупца, на подступах к которому наступление красных захлебнулось, столкнувшись с упорной обороной регулярных германских частей 91 . Отрядам Слувиса приходилось беспокоиться и за свой тыл. Как вспоминает Б.М. Гущин, «ночью ко мне в комендатуру явилось несколько взволнованных граждан. Это были рабочие. Они сказали, что им известно — в городе организуется контрреволюционное выступление офицерства. И им, рабочим, необходимо сейчас же выдать оружие для ликвидации выступления белогвардейщины. После колебаний я поверил им и разрешил выдать оружие. Все окончилось благополучно. Белогвардейского выступления не было» 92 .

Между тем под Коренево и Крупцом наступление красных остановилось: «У противника оказалась сильная артиллерия, которая и решила исход боя. Когда же выяснилось, что немцы со стороны Коренево наступают на Рыльск и наши части могут быть отрезанными, Слувис дал указания оставить Рыльск и отойти за Сейм. Отряды отошли на исходные рубежи. Резервов у Слувиса не было. Поэтому наступление без подкрепления и поддержки с флангов и тыла захлебнулось. Слувис со штабом через Ивановское вернулся во Льгов» 93 .

Хотя 28–29 апреля 1918 г. в Киеве произошёл государственный переворот и власть перешла от свергнутой Центральной Рады в руки гетмана П.П. Скоропадского, ситуация на российско–украинской границе ничуть не изменилась. 29 апреля в Курск прибыла делегация Советского правительства, задачей которой было организовать мирные переговоры с немцами и украинцами. Возглавляли её И.В. Сталин и Х.Г. Раковский. В тот же день представители Курского совета А.М. Чайкин и Б.М. Гущин прибыли в Коренево. Переговоры продолжались с 30 апреля по 4 мая и велись непосредственно секретарём мирной делегации П.А. Зайцевым, начальником штаба войск Курского района К.П. Зильберманом и комиссаром Курского района Н.П. Вишневецким. С германской стороны присутствовали командир 482–го пехотного полка майор фон Ранненберг–Липальски, ординарец 10–го уланского полка поручик Кёниг и полковой адъютант подпоручик Дистель. Итогом стало заключение 5 мая перемирия на Льговско–Рыльском боеучастке и решение о продолжении переговоров, местом проведения которых был назначен Конотоп. Условия соглашения включали в себя следующие пункты:

«1. Установлена нейтральная зона в ширину 10 километров, которую обе стороны не должны переходить. С германской стороны эта зона идёт по линии Суджа — Любимовка — Коренево и железная дорога Коренево — Рыльск. На русской стороне по линии Мазеповка — Степановка — Нижняя Груня и пересечение железной дороги Коренево — Льгов и дороги Александровск — Скрылёвка — Кремяное — Малая Локня — Черкасское Поречное — Курочка — Шинавка — Пушкарское — Русская Конопелька.

2. Вышеозначенную зону не должны переходить никакие охраняющие или разведывательные патрули с обеих сторон.

3. Реквизиция продовольственных припасов в нейтральной зоне воспрещается каждой из сторон, а также частным лицам.

4. Обе стороны не отвечают за переход через обозначенные границы частных лиц.

5. Границы зоны недоступны и лётчикам.

6. С момента подписания этого договора обе стороны гарантируют, что больших боевых действий предприниматься не будет» 94 .

Вскоре аналогичные соглашения были достигнуты также на Белгородском, Брянском и Воронежском участках 95 . Делегация во главе с П.А. Зайцевым выехала для продолжения переговоров в Конотоп, а затем, в сопровождении германского лейтенанта Паака, — в Киев. Только здесь, 7 мая, советским дипломатам стало известно о смене власти на Украине.

Одновременно принимались всё более активные меры по упорядочению военного строительства. 2 мая был создан Курский губвоенкомат. 5 мая все действовавшие на фронте войска были подчинены Военному совету Курского отряда. Все командующие «армиями» стали простыми начальниками отрядов. С 10 мая все части Курского гарнизона стали приводиться к присяге. Бойцы, не желающие принести присягу, разоружались и распускались по домам. 10 мая начались регулярные занятия солдат по воинской подготовке. Для штабной работы стали привлекать бывших офицеров 96 .

Установившееся перемирие то и дело нарушалось. Историки 9–й дивизии так описывают один из подобных эпизодов: «В первой половине мая 1918 года разведка 1–го Дмитриевского партизанского советского полка, входившего в состав 2–й бригады, установила, что немцы готовят наступление из Рыльска на Дмитриев по шляху через деревни Высторонь, Конопляновка. 13 мая рано утром было замечено, что из Рыльска через слободку выступила немецкая разведка, за которой последовали передовые подразделения в направлении деревень Высторонь и Волынка. В это время 1–й батальон Дмитриевского полка занимал деревню Конопляновку и село Асмолово, 2–й батальон — населенные пункты Кострова, Никольниково, Агарково; 4–я рота Яцына — рощу «Галкино» в одном километре западнее деревни Высторонь.

В 13 часов около двух батальонов немцев и гайдамаков с двумя орудиями прошли Высторонь в направлении на Конопляновку и Тураево и выдвинули заслон к деревне Садки. 2–й батальон, подпустив противника на 600 метров, открыл пулеметный огонь, одновременно обстреляла врага наша артиллерийская батарея, находившаяся за деревней Агарково. Немцы ответили пулеметным и артиллерийским огнем по Конопляновке и перешли в наступление. Но эту попытку врага сорвал 1–й батальон, встретивший немцев сильным ружейно–пулемётным огнем.

В это время рота Яцына стремительной атакой сбила заслон немцев у Высторони, заняла северную окраину деревни, захватив здесь повозки с боеприпасами. Также сорвалась попытка немцев наступать из деревни Садки на Кострову. Здесь красноармейцы дружно отразили атаки противника. Особенно в этом бою отличился пулеметчик Константин Малышев. Шквальным огнем он заставил немцев залечь и затем отойти в лес у деревни Садки. Противник, неся потери, под прикрытием артиллерийского и пулеметного огня, начал поспешно отходить в направлении Высторони, которая была уже занята ротой Яцына. Боясь попасть в окружение, немцы вынуждены были бежать» 97 .

Несмотря на удачный исход этой стычки, в целом положение на демаркационной линии оставалось крайне напряжённым и угрожающим, что отражало и общее состояние в стране. «Сами большевики в те месяцы считали, что дни их власти сочтены. За исключением столиц они не имели опоры в стране», — к такому выводу на основе анализа документальных и мемуарных источников пришёл Ю.Г. Фельштинский, исследовавший историю заключения Брестского мира и его последствия 98 . Особенное возмущение вызывала внешняя политика Советской власти. «Страна живёт под градом унизительных ультиматумов Германии. Ультиматум о военнопленных, ультиматум о Черноморском флоте... Германцы занимают Курскую губернию, вторглись уже в центральную область, германцы направляются к Севастополю, германцы около Петрограда... Что делает Советская власть? Она платит по брестскому векселю. Она готова на всё... Советская власть принуждена расплачиваться за право своего существования исполнением приказов и желаний германского империализма», — писала 1 мая 1918 г. меньшевистская газета «Новая заря». А 16 июня меньшевик В.О. Левицкий сообщал П.Б. Аксельроду: «Начался... отход рабочих масс от Советов и большевиков... Если бы вы знали, что за атмосфера жгучей ненависти всего населения окружает Советы, и не столько в центрах, сколько в провинции. Эту атмосферу можно только почувствовать, словами её не передашь. И не о «буржуазии» здесь идёт речь. Она, конечно, давно настроена вполне определённо. Ненависть бушует среди обывателей, среди мещанства, среди мелкой городской буржуазии, среди доведённого до отчаяния крестьянства и среди рабочих. А опирающаяся на свои штыки власть на все эти настроения отвечает массовыми расстрелами, террором и репрессиями» 99 .

На этом фоне вполне реальной казалась угроза возобновления продвижения германских войск вглубь российской территории. О серьёзных опасениях на сей счёт говорит тот факт, что в Курске стали готовиться к эвакуации — 7 июня из города начали вывозить запасы продовольствия, движение пассажирских поездов было полностью остановлено, а все прочие поезда могли двигаться только по разрешению военно–революционных комитетов 100 . События на юге давали этому основания. Так, 20 июня 1918 г. пришло тревожное сообщение из Валуек: «Немцы перебросили все свои силы на правый фланг Воронежского полка и вытеснили нас из Валуек, Генераловки, Палатовки, Старо–Пузино, но к вечеру штыковой атакой были отброшены на Валуйки и выбиты из Перелесок. На левом фланге положение восстановлено: нами занято Шелякино, Варваровка и Никитовка» 101 . На сей раз всё окончилось сравнительно благополучно, однако вскоре в районе Льгова произошли события, которые едва не сделали эти опасения реальностью.

Июльские события под Льговом. Мир с немцами был неприемлем для левых эсеров, шедших против любых соглашений с империалистическими державами. Ещё 24 февраля 1918 года на губернском съезде Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов эсер–максималист Е.Н. Забицкий заявил, что «те условия, которые предлагает Вильгельм, есть смертный приговор Советской России: лишившись Красной гвардии, мы не сможем удержаться у власти ни одного дня; потеряв хлебородную Украину, мы умрем с голоду». В итоге Курский съезд Советов признал, что мир на условиях, предложенных Германией, не может быть подписан, но и война не должна быть принята». За эту резолюцию проголосовало 287 человек, против — 35 и 23 — воздержалось. Курский военно–революционный полевой штаб, возглавляемый Е.Н. Забицким, призвал население губернии вступать в партизанские отряды и «начать священную войну против германского империализма» 102 .

Тогда же в Курске по инициативе левых эсеров был создан штаб боевой организации, который призвал «к выполнению священного долга перед Советским Отечеством и Революцией всех сознательных товарищей, всех социалистов... стать в ряды боевой дружины левых эсеров и дать отпор врагу». От имени штаба боевой организации воззвание подписали Щуров, Горбачев, Стеценко, Срединский. Представители штаба были посланы в Белгородский, Льговский и другие уезды 103 .

Вслед за этим в марте 1918 г. на одном из заседаний Льговского уездного Совета была принята резолюция о том, что «Льговский уезд выражает готовность вести борьбу с германским милитаризмом до последней капли крови. Предложенный Германией мир является позором для всего трудящегося народа».

Попытка левых эсеров сорвать договор с Германией была предпринята на V съезде Советов. Они предлагали стычками на временной демаркационной линии спровоцировать немецкие войска на выступление и тем самым нарушить Брестский мир. Это предложение стало причиной яростной полемики левых эсеров и большевиков. В этой связи Л.Д. Троцким был зачитан приказ, в котором предписывалось подобного рода провокаторов расстреливать на месте. Тогда левые эсеры решились на более отчаянный шаг. Возможно, по замыслу организаторов, убийство Мирбаха (6 июля 1918 г.) повлекло бы за собой немедленный разрыв Брестского договора и возобновление войны.

В Курске, сразу же после получения из Москвы известия о мятеже, в здании губисполкома было созвано общее собрание максималистов и левых эсеров. Во время заседания между ними разгорелась острая дискуссия. «В это время большевистский латышский отряд окружил здание, в котором заседали левые эсеры. Несколько человек ворвались в помещение и скомандовали: «Руки вверх!». Большевики потребовали сдать оружие», — вспоминал позднее эсер И.Г. Рогачевский 104 . В этой обстановке комитет продолжил работу. Но, несмотря на то, что ни один член губкома не был арестован, в зале заседания царила полная растерянность. После этого происшествия ни левые эсеры, ни эсеры–максималисты больше заседаний не проводили.

Многие эсеры оценивали убийство немецкого посла Мирбаха как провокацию и призывали всех левых эсеров «объединиться в единый революционный фронт». Между тем в воинских частях события 6 июля были восприняты как призыв к решительным действиям. Так, под руководством эсеров началось восстание солдат Курского отряда Льговского направления.

В Курский военкомат регулярно поступали сведения из Льгова о том, что там «неблагополучно». В воинских частях распространялись прокламации, в одной из которых говорилось следующее: «Мы не против Советской власти, но мы против нашего военного руководства, которое не выпускает нас на Украину». Наступление против немцев готовили 3–й Курский полк и партизанский отряд, состоявший из матросов, которые располагались в Льговском уезде 105 . Начало наступления было запланировано на 17 июля. Штаб и весь командный состав был арестован, а комиссар полка З.С. Быч — убит. Однако вскоре арестованные были освобождены и даже возвращены на прежние посты. Восставшие надеялись, что командиры примкнут к ним, но «командный состав благоразумно начал скрываться в Курск». Среди организаторов выступления, помимо Колесникова и Полянского, следствие позднее называло Митрашёва, Орла, Лукасюка, Семерника, Рудакова, Гопанчука, Педуна, Подвойского, Чернякова и Кобачева. При этом отмечалось: «интересно, что и бригадный комиссар Белоконь поддерживал наступательную тенденцию». Заговорщики рассчитывали, что переход со- ветских войск в наступление вызовет мощное всеобщее восстание на Украине, что приведёт к изгнанию немцев и свержению украинского правительства.

В Курск восставшими была направлена делегация в числе пяти человек (среди них находились Белоконь и Семернин), которая заявила, что их полк считает чехословаков союзниками, что необходимо наступление на Украину. Восстание продолжалось более двух недель. Тем временем из Москвы в войска приезжали «многочисленные политические делегации, которые только развращали Курский гарнизон демагогическими митинговыми речами».

Причинами возникновения «наступательного настроения» среди войск этого участка, как свидетельствовали результаты расследования, было то, что «отряды имели случайный командный состав, совершенно неподготовленный, демагогический и авантюристический. Среди солдат находилось много беженцев из оккупированной Украины, по возрасту большей частью «мальчуганов». Большой процент этих красноармейцев раньше принимал участие в партизанских действиях Муравьёва, Ремнёва и прочих подобных лиц, поэтому в частях сохранялись соответствующие преступные традиции; совершенно отсутствовала дисциплина, обучение не производилось, снабжение было предоставлено заботам самих войск, что вылилось в грабежи и разбои среди местного населения. Отряд был занят несением пограничной службы, которая выражалась в наглом и бесцеремонном обирательстве в свою пользу и третировании проезжающих границу пассажиров. Это ненормальное положение осложнялось процветавшим пьянством, причём удивительно то, что спиртом части снабжались с ведома Льговского совдепа... Произошедшее в Москве восстание левых с.–р. дало повод разгореться и без того кипевшим страстям... Большинством солдатской массы руководили добрые намерения, а именно желание наказать издевающихся всеми способами над их родичами немцев и их гайдамацких наёмников. Наивные солдаты крестьянской армии считали необходимым выручать от немецкого захвата свои созревшие хлеба. Этим настроением пользовались разные авантюристы, характерными типами которых являются Колесников и Полянский... Вообще вооружённого военного мятежа на Льговском фронте не было, было лишь сильное брожение на почве наступления на Украину. Главными подстрекателями были отряды матросов. Они были присланы для службы на пограничном пункте и позже пополнились 200 черноморских матросов. Последние — родом украинцы, раньше служили на потопленных кораблях и были настроены оппозиционно против существующего правительства» 106 .

Восставшие части располагались на станции Льгов (в помещении сахзавода) и в имении Барятинского (отряд матросов в 150 человек). Отсюда они рассылали своих агентов, стараясь привлечь к выступлению другие подразделения. Тогда 11 июля в Курск вновь прибывает Высшая военная инспекция во главе с наркомвоеном Н.И. Подвойским. В Курске им были разоружены ненадёжные или внушающие подозрение части, «арестованы провоцирующие элементы» (в том числе бывший председатель губисполкома Е.Н. Забицкий). Инспекция располагала силами двух рот 3–го Московского полка при пулемётах и двух орудиях, Орловского батальона и бронепоезда No 3. «Отряд выступил из Курска на Льгов в 20 ч. 30 мин. 11–го июля, — рапортовали Подвойскому военком Н.П. Вишневецкий и В.П. Глаголев, бывший полковник Генштаба, начальник формируемой 1–й Курской Советской дивизии. — Эшелоны следовали один за другим на расстоянии 10 м. с риском столкновения вследствие тумана. Броневой поезд, шедший впереди, прибыл во Льгов около часа ночи. Орловский эшелон отстал. Выгрузка затянулась отсутствием мостков... Орловцы выгружались 4 часа вместо 20 мин.» 107 .

Эти сведения дополняются материалами итогового доклада о подавлении беспорядков: «Уже после выхода поезда Высшей военной инспекции из Москвы матросы начали разбегаться из Льгова... Медленность погрузки и разгрузки двинутых войск и их неподготовленность к полевому маневрированию дали возможность преступникам разбежаться. Дело было ликвидировано без боя; отстреливался лишь один Полянский... 3–й Курский полк, получив приказ, выстроился без оружия и был отправлен для исправления в Курск. 29 зачинщиков были арестованы» 108 . Сам 3–й Курский полк решено было отправить на Восточный фронт против чехословаков.

Отголоски Льговских волнений, правда, ощущались ещё некоторое время спустя, поскольку часть мятежников бежала в нейтральную зону. Как рассказывает в своём докладе волостной военрук Ивановской волости И.Т. Воротынцев, «около 10 часов вечера 16–го сего июля в село Ивановское явился красноармеец из дер. Степановки, где расположена 6–я рота 3–го Курского пол- ка, с бумагой к председателю Ивановского Совета. Председатель вызвал меня, и когда я пришёл и, взяв бумагу, увидел, что это воззвание к наступлению, я спросил солдата, знает ли он, что было в бумаге. Ответ был отрицательный, тогда я сказал, что в бумаге воззвание к наступлению вопреки резолюции 5–го Всероссийского съезда Советов и приказа товарища Троцкого... На мои вопросы о том, что происходит в Степановке, он сказал, что собралось много солдат и матросов и кажется готовится наступление... [Затем] из разговора с начальником связи 4–го полка выяснилось, что бригада ничего не говорила о наступлении, что их полк идти в наступление не предполагает и что это баламутят бежавшие в нейтральную зону матросы из г. Льгова... Между тем явились делегаты от отряда из Степановки в Совет и зашли к нам. Узнав от них, что наступление ещё не начато, а только перейдена демаркационная линия на Сучкино и Секерино и что они намерены перейти в наступление и просят помощи от Ивановского людьми и фуражем, я указал им, что, призывая к наступлению, они являются изменниками родины и революции и провокаторами. Долго убеждал делегатов и, как мне казалось, смутил их» 109 . В конечном итоге, общими усилиями готовящееся наступление удалось предотвратить.

Больше всего беспокойства доставил один из зачинщиков волнений, командир стоявшей в Дмитриеве 42–й линейной батареи Полянский. Как позднее писалось в мемуарной и краеведческой литературе, в июле Советская власть в Дмитриеве вновь оказалась под угрозой — её создала «появившаяся неизвестно откуда банда во главе с бывшим командиром местной Дмитриевской батареи Полянским». На самом деле выступление Полянского было отнюдь не бандитской вылазкой.

После того, как в час ночи 12 июля во Льгов прибыл бронепоезд No 3, посланный Подвойским, мятежные подразделения 3–го Курского полка «частью разбежались, [частью] изъявили полное под- чинение». Среди бежавших оказалась и двухорудийная 42–я линейная батарея с частью особенно враждебно настроенных матросов. Предводителем беглецов и был левый эсер Полянский. Получив известие об этом, Подвойский наложил на телеграмму гневную резолюцию: «Почему же упустили матросов–зачинщиков, убежавших в Дмитриев, опубликовать по фамилиям и указать, что если они не явятся в Курск, то будут объявлены вне закона» 110 . Вслед бежавшим тотчас двинулся бронепоезд.

Между тем Полянский вошёл в Дмитриев, арестовав членов исполкома, обезоружив милицию и овладев цейхгаузами. Объявив себя «диктатором уезда», Полянский потребовал немедленной реквизиции лошадей и продуктов для своего отряда. Горожанам новоявленный диктатор обещал выдавать три фунта хлеба в сутки и пять фунтов сахара в месяц. Схваченный им военком Василий Будников был посажен в товарный вагон на станции. Полянский сулился затем привязать его к пушке и выстрелить, однако не успел исполнить свою угрозу. На последовавшем праздничном застолье «диктатор» рассорился и с дмитриевскими эсерами. Угрожая им револьвером, он заявил: «Кто посмеет мне сказать ещё слово, я сейчас же арестую, а завтра привяжу рядом с Будниковым к пушке». Эсеры во главе с Павловым бежали в Фатеж. В 8 часов 13 июля в Дмитриев прибыл бронепоезд No 3 под командованием Лобанина (комиссар Бабаев), доставивший сюда Курскую карательную экспедицию, которая и положила конец кратковременному правлению Полянского 111 . На железнодорожной станции выгрузились две бронемашины, вокзал был обстрелян из пулемёта, «диктатор» был арестован и расстрелян на ст. Арбузово. Комиссар Бабаев рапортовал Подвойскому по телеграфу: «Авантюра Полянского и компании окончательно ликвидирована. Совдеп вместе с нами принимает решительные меры поимки разбежавшихся бандитов Полянского... Совдепом предполагается сегодня произвести аресты и обыски среди местных контрреволюционных элементов, помогающих бандиту Полянскому во время его кратковременного пребывания здесь. Пойманы 15 человек шайки Полянского, находящиеся в данный момент в тюрьме... В городе восстановлен полный порядок и спокойствие» 112 .

Льговские события, последовавшие непосредственно за июльским мятежом левых эсеров в Москве, вызвали повышенное внимание большевистского правительства. На V Съезде Советов Л.Д. Троцкий особо остановился на них во время своего внеочередного выступления: «На Курской части украинского фронта, в зоне демаркационной линии с немцами, наблюдались несколько недель тому назад тревожные симптомы того, что какие–то элементы ведут агитацию среди отдельных частей нашей армии, призывая ее, независимо от команды и директив центральной Советской власти, переходить в наступление... Я получил телеграмму от нашего курского военного комиссара Кривошеина — и, в скобках, здесь же скажу... что товарищ Кривошеин, один из наших лучших и энергичных комиссаров, принадлежит к партии левых эсеров, — который сообщает, что, благодаря провокации, о которой я доносил, в настоящее время некоторые части потребовали наступления. Н–ский полк вынес резолюцию: «в наступление не идти без приказания центральных властей». Он же докладывал 15 числа телеграммой, которую я только что цитировал, о том, как пятая рота 3–го полка перешла в наступление. Это было вызвано, — говорит он, — причинами разного порядка.

Далее, на днях, третьего дня, в том же районе, в Льгове убит комиссар Быч и ранен начальник бригады Слувис, — опять замечу в скобках, что Слувис принадлежит к фракции левых эсеров, — причем Кривошеин, которого я назвал уже, докладывал, что при этом, по его соображениям, по тем данным, которые у него имеются, отдельные темные элементы натравливали части к прямому переходу в наступление, минуя распоряжения центральной и даже местной Советской власти. Он говорит, что это убийство — дело рук той же руководящей группы, которая производит демагогическую агитацию.

Такого же рода сообщения получаются и из других мест. Я должен только добавить еще, что я отправил на Курск и Льгов комиссию для расследования дела, и что эта комиссия была обстреляна той же самой бандой, причем двое товарищей ранено» 113 .

Положение на украинской границе. Между тем ситуация в зоне разграничения между Советской Россией и оккупированной немцами Украиной и без эсеровских усилий оставалась весьма напряжённой. То и дело происходили разного рода «пограничные инциденты», вооружённые столкновения, нарушения демаркационной линии. Например, 27 июля 1918 г. командир 2–го батальона 6–го Курского полка сообщал, что «гайдамацкая банда» в 150 человек при трёх пулемётах ворвалась в слободу Троицкую Новооскольского уезда, где «начала производить грабежи и насилие над мирными жителями». Для начала они убили сторожа Троицкой церкви, подавшего при их появлении ударом в колокол тревожный сигнал. Затем гайдамаки погрузили на подводы муку с мельницы Пихтеева, ограбили лавку, сняли в почтово–телеграфной конторе 6 телефонных аппаратов, а также изъяли там и в кредитном товариществе 2500 рублей. Двое местных жителей, «которые являлись самозащитниками троицкого общественного дела», были при этом убиты на месте. Когда к слободе приблизились бойцы 2–го батальона, гайдамаки встретили их пулемётным огнём. В результате, как рапортовал командир, «озлобленный, вверенный мне батальон, видя, что гайдамацкие банды, врываясь за нашу демаркационную линию, бьют, грабят и насилуют граждан, решил пойти в наступление, что и было сделано нами. Отбили его [до] самой д. Белянки. Продолжали и дальше наступление, но не имели права перешагнуть через украинскую демаркационную линию — зону, откуда возвратились назад» 114 .

Жаловались на нарушения демаркационной линии и украинские власти. Начальник 4–го района Белгородской уездной державной варты с тревогой доносил начальству 31 июля 1918 г. о ситуации в районе и действиях партизан из отряда М.Е. Трунова:

«Общее настроение населения вверенного мне района у большинства выражается враждебным по отношению к существующей [власти], у остальной части — колеблющееся. [Сёла], через которые проходит демаркационная линия, и ближайшие к ним сёла почти в полном своём составе относятся сочувственно в сторону большевиков; чуть ли не в каждой хате имеются кто–либо, если не сын, то зять или в Красной гвардии, или в отряде партизан, свободно разгуливающих в окрестностях этих сёл, производя нападения на более состоятельных крестьян, сводя с ними личные счёты, разграбляя их имущество, чему сельские общества не противятся и никаких мер к предотвращению подобных случаев не принимают, будучи враждебно настроены против более зажиточных своих соседей и радуясь каждому случаю ограбления.

Все эти партизаны и разбойники хорошо осведомлены о всём, что происходит не только в нужном им районе, но и там, где находится команда стражи, причём всегда пользуются услугами кого– либо из общества, а в то время, когда чины державной варты нигде не встречают сочувствия и помощи. Виновники скрываются обществом, их кормят и одевают, вынося туда за демаркационную линию, которая никем не охраняется, продукты и одежду и сообщая им о всяком приближении стражи или воинской силы...

14 сего июля в 5 часов утра хорошо вооружённой бандой партизан в 35–40 чел. совершено нападение на экономию Чумичева Дача, нападение отбито находившейся там охраной, состоящей из офицеров, увезено 8 лошадей; того же дня той же бандой в с. Мясоедово убиты заштатный протоиерей Ничкевич и бывший сельский писарь Новиков и жестоко замучен один из крестьян — старик.

20 июля отряд украинских казаков в составе 80 чел. подвергся нападению этих же партизан в с. Нелидовке мелиховской волости, 21 числа тот же отряд казаков прибыл в с. Ушаково, Мелиховской волости, был окружён двумя ротами красногвардейцев с пулемётами (отрядом Кабанова), вышли казаки без потерь только благодаря распорядительности командира Алюхина, 23 числа тот же отряд казаков прибыл в с. Крюково–Рождественское Шопинской волости с целью освобождения управляющего помещика Юста–Краснопольского, был встречен сильным ружейным огнём со стороны красногвардейцев и благодаря своей малочисленности, ничего не сделав, вынужден был отступить.

26 сего июля в с. Мазикино Мелиховской волости партизанами–разбойниками сделано нападение на немецких солдат, прибывших туда в составе 15 человек с пулемётом в сопровождении 2 вартовых, причём тяжело ранен офицер и сброшен в воду самими немцами пулемёт, так как иного исхода не представлялось. Если бы не подоспевшая вовремя из соседнего с. Шеино вторая команда немцев и вартовых, то их или перебили бы всех, или уцелело бы очень мало. Пулемёт и раненый офицер спасены одним из конных вартовых» 115 .

И позднее в советских оперативных сводках то и дело появлялась информация, подобная следующей:

«14 августа 1918 г. На правом фланге Дмитриевсого полка 5–го августа немцы обстреляли артиллерийским огнём дер. Янково и Никольниково в демаркационной полосе в 15 вер. к северо–востоку от Рыльска. Между деревнями Кострово и Жилино, которые находятся на нашей территории против Рыльска, появился немецкий отряд в 30 сабель при пулемёте и обстрелял дер. Жилино. Седьмая рота Дмитриевского полка обстреляла противника пулемётным огнём и обратила в бегство. Парламентёром объявлен протест немецкому командованию» 116 .

«Второго сентября неприятелем под предводительством офицера Величко были заняты дд. Мигуловка и Нечаевка, по которым вы- пущено было 22 снаряда. Аэроплан бросал бомбы. Почти каждый день происходят набеги немцев и гайдамаков на наши деревни» 117 .

«Командир пятого Курского полка Трунов донёс, что 3 сентября в 13 1⁄2 час. германский отряд состава сто человек пехоты, 50 всадников, 50 крестьянских повозок, одной трёхдюймовой пушки и 2 пулемётов пробрался между дд. Тетеревино и Мигуловка Лучки и произвели 12 орудийных выстрелов. Германское командование категорически отказалось объясняться по этому вопросу с высланным парламентёром» 118 .

«28 сентября. Прибывший в Суджу отряд гайдамаков под предводительством Шкодина терроризирует население нейтральной зоны в районе Суджа — Замостье... угрожал расстрелами и поджогами, производя грабежи и реквизиции натурой» 119 .

Понимая непрочность мира на украинской границе, командование Красной армии старалось как можно тщательнее собирать всю возможную информацию о германских войсках. В оперативные разведсводки включались практически любые сведения, которые удавалось добыть любыми способами:

«Немцами закончено укрепление по последнему слову техники так называемой Харьковской горки — высоты к югу от Белгорода. В настоящее время ведутся энергичные работы по укреплению местности севернее Белгорода, причём линии укреплений проходят через оба Белгородских фруктовых питомника... В гарнизонах (наиболее точные сведения получены из Белгорода) идут усиленные занятия. Ежедневно происходит на стрельбищах ружейная и особенно пулемётная стрельба. Стоящий в Белгороде авиационный отряд ежедневно совершает учебные полёты. Видимо также производятся с аэропланов фотографии участков местности, имеющих боевое значение... На днях немецкий офицер на честное слово сообщил одной интеллигентной даме в Белгороде, что фельдмаршал Гинденбург в боях последнего месяца на западном фронте был ранен и скончался. Это будто бы тщательно скрывается и от войск и в самой Германии, но что уже последние неудачи на Западном фронте красноречиво указывают, сколь неоценимую утрату в лице Гинденбурга понесла Германия... немецкое командование производит в частях подмен более годных к строевой службе менее годными. Первые отправляются по всей вероятности на Западный фронт. В частности, в Белгороде немецкие солдаты производят довольно жалкое впечатление — или старые, или всякого рода инвалиды. Вывоз в Германию всевозможных предметов и продуктов принял колоссальные размеры. Не говоря про деревню, откуда вывозятся хлеб и продукты скотоводства... из городов вывозятся все предметы, имеющие военное значение. В городах Украины почти вовсе отсутствуют мыло и керосин... В настоящее время Украинская армия имеется только на бумаге. Порядок же на Украине поддерживается, с одной стороны, немцами (ведущими себя совершенно как в покорённой стране)... с другой стороны так называемыми гайдамаками — отрядами добровольцев из зелёной молодёжи, гимназистов, реалистов, части студенчества. Здесь же принимают участие некоторые офицеры. Эти гайдамаки со странной жестокостью расправляются с крестьянами при малейшем к тому поводе» 120 .

Обосновавшиеся в нейтральной зоне украинские повстанче- ские отряды не сидели сложа руки. Они усиленно готовились к ре- шающим боям за Украину. Согласно приказу Всеукраинского Центрального военно–революционного комитета No 6 от 22 сентября 1918 г., эти отряды сводились в правильно организованные боевые единицы, которые объединялись в составе двух дивизий. Форми- рование 2–й дивизии под командованием В.Х. Ауссема происходи- ло на линии Глухов — Рыльск — Колонтаевка — Суджа — Беленихино — Купянск 121 . В состав дивизии в конечном итоге вошли 5–й Глуховский, 6–й Корочанский, 7–й Суджанский и 8–й Обоянский полки, сформированные преимущественно из партизан–добровольцев.

Укреплялись и позиции российских советских войск. В октябре 1918 г. приказом No 140 Реввоенсовета Республики была создана Резервная армия, включившая в себя 9–ю дивизию и часть украинских формирований. Командование армией, которая базировалась на территории Курской и Орловской губерний, было передано командиру 1–й Курской дивизии В.П. Глаголеву 122 . Между украинским командованием и властями Советской России очень скоро было достигнуто удобное для обеих сторон соглашение. В своём рапорте Реввоенсовету от 31 октября В.П. Глаголев писал:

«В нейтральной зоне, район Рыльск — Суджа — Короча, находится Вторая украинская повстанческая дивизия численностью около четырёх тысяч штыков. Сегодня достигнуто соглашение, в силу которого повстанцы получают оперативные задачи от Реввоенсовета [Резервной] армии и действуют только с его разрешения, за это они получают право эксплуатации нейтральной зоны, которую мы, в силу договора о перемирии, эксплуатировать не можем, а также район Зерново — Севск — Мазеповка, находящийся вне расположения наших войск и неудобный для нашей эксплуатации. Кроме того, они обязуются разоружить местное население, имеющее большой запас оружия. Излишек передать нам» 123 .

«Эксплуатировать» нейтральную зону пытались и украинцы. Об этом свидетельствует «Приказ No 1 от 13 августа 1918 г.», направленный неким хорунжим из гарнизона в с. Пристен жителям нейтрального с. Ромахова Николаевской волости Валуйского уезда:

«1. Завтра, 14 августа, к 10 час. утра доставить в с. Пристен: 10 штук овец, хлеба, сала, яиц, кто сколько может для украинской армии.

2. Чтобы в селе была милиция, которая дежурила бы по ночам.

3. Чтобы был сельский староста и десятские.

4. О всех переменах войск доносить коменданту в с. Пристен.

5. При появлении большевиков немедленно доносить в село Пристен коменданту.

6. Никаких самочинных захватов чего бы то ни было.

7. Самочинно захваченную землю вернуть...

8. За неисполнение сего приказа виновные будут подвергаться суду по всем строгостям закона военного времени» 124 .

Публикация этого приказа в «Воронежском красном листке» со- провождалась бурным возмущением относительно «нечестности» гайдамаков, которая «свирепствует не только на занятых ими местах, а даже распространяется и на нейтральную полосу».

Тем временем повстанческое движение на Украине ширилось. Однажды ночью, в первых числах июля 1918 г., из вагона прибывшего из Москвы поезда на курский перрон сошёл невысокий и неприметный длинноволосый человек. Не обнаружив в Курске тех, с кем он должен был встретиться, человек этот направился в сторону Белгорода и, сойдя на станции Беленихино, смешался с тысячной толпой мешочников, затерявшись в людском водовороте. Вынырнул он уже далеко по ту сторону украинской границы, в Гуляй–Поле. Имя его спустя недолгое время загремело по всей Украине и по всему югу России — Нестор Махно 125 . Вторично он посетит пределы Курской губернии уже только в январе 1921 г. во главе всей своей «Повстанческой армии».

С Курском связано и другое событие, гораздо более значимое для истории анархизма и украинского повстанчества — 12–16 ноября 1918 г. здесь прошла учредительная конференция Конфедерации Анархистов Украины (КАУ) «Набат». В её работе участвовало 15 делегатов, представлявших группы из девяти городов (Харьков, Киев, Одесса, Елизаветград, Конотоп, Каменец–Подольск, Александровск, Николаев, Зернов), а также «Инициативную группу Набат» и «Летучую группу по организации террора и восстаний в Украине». Конференция приняла Декларацию КАУ, составленную В. Волиным, и ряд резолюций. Также был избран Секретариат Конфедерации (Я. Алый, А. Барон, И. Гутман, М. Мрачный; вскоре в состав Секретариата кооптированы также М. Уралов и Венгеров). Декларация, принятая в Курске, носила антибольшевистский характер и вызвала раскол среди анархистов. Но работа конференции способствовала активизации участия анархистов в повстанческом движении Украины 126 .

Существование и бурная деятельность множества независимых ни от кого украинских повстанческих отрядов, боровшихся с немцами и друг с другом, серьёзно осложняло ситуацию на границе. Они нападали на немцев, переходили границу и всячески старались спровоцировать вооружённый конфликт между Советской Россией и германскими войсками. Положение усугублялось тем, что земельные угодья нередко оказывались разделены демаркационной линией, что создавало дополнительные трудности и при уборке урожая, и при соблюдении режима нейтральной зоны. Боец одного из красных партизанских отрядов Н.С. Исаев вспоминает:

«Оккупанты и гайдамаки выгоняли людей убирать хлеба на экономических землях, накладывали непосильные хлебные налоги на крестьян оккупированной территории. А крестьяне не то что давать хлеб врагам, сами захватывали помещичьи хлеба в копнах и увозили их себе. А такие населённые пункты, которые [находились] невдалеке от нейтральной зоны, — Щёкино, Дугино, Коренское, Боброво и другие, — перевозили копны из экономических земель через нейтральную зону и обмолачивали их на советской территории... Появились вооружённые партизанские группы в тылу оккупантов. Не проходило дня, чтобы не было стычек с врагами. Появились беженцы из–за нейтральной зоны. Это были родные и близкие красных партизан и красноармейцев в Курских советских полках. Прибывшие наши родные и односельчане просили мстить врагам, карающим беспощадно наших людей. А потому участились случаи перехода наших вооружённых групп, которые нападали на врагов, уничтожая их. Этим самым нарушалось перемирие с Германией» 127 .

В начале сентября 1918 г. Военный комиссариат в Москве был встревожен известием, что один такой отряд прорвался на ст. Желобовка, разоружил пограничную охрану, овладел военными складами и потребовал начала наступления Красной армии против немцев. При более внимательном расследовании дела выяснилось, что «повстанцы находятся не на нашей территории, а в нейтральной зоне, именно в селе Кремяное южнее жел. дор. Льгов–Коренево... разоружены только два пограничника, у которых нашлись крупные суммы денег». Эти повстанцы, как было установлено, «болтаются по нейтральной зоне уже более двух недель, присутствие их замечено германцами, поэтому дальнейшее их нахождение в районе Рыльска для них бесполезно, а для нас вредно, так как они сманивают красноармейцев к себе... они около месяца только говорят о наступлении, но не наступают, ядром служит рота дезертиров» 128 .

Однако вскоре повстанцы всё же перешли от слов к делу, тем более что упомянутая «рота дезертиров» нашла себе поддержку в виде восстания, вспыхнувшего в районе Глушкова. Начдив В.П. Глаголев телеграфировал в Москву 13 сентября о том, что «мосты желдороги... взорваны. Повстанцами занято Коренево, Снагость, взято семь орудий... Принимаем меры сохранить в советских войсках полное спокойствие». Но ситуация уже начала выходить из–под контроля. Вслед за повстанцами в движение пришли германские войска. Льговский военком Коваленко срочно доносит Глаголеву, что 14 сентября «немцы перешли в наступление левее Желобовки на деревни Ветрино, Ольговку, Кремяное, которые ими заняты». Как удалось установить в ходе переговоров, немцы заняли ней- тральную зону с целью положить конец деятельности там украинских повстанцев.

Советские власти потребовали от германцев немедленно очистить нейтральную зону. Германское командование отвечало, что «13–го сентября 1918 года Коренево было атаковано и сделано было нападение на батарею в Снагости на немецких солдат и они были убиты зверским образом, их тела обезоружены и ограблены. Таким нападениям нет слов оправдания. И таким образом вступление в нейтральную зону явилось необходимостью, на которую нельзя претендовать. Дальнейшее вступление в нейтральную зону будет следовать тотчас же, как будут накапливаться в нейтральной зоне незаконные команды и когда найдёт нужным немецкое командование... само собой разумеется направляем мы свои действия не против великорусских войск, но против банды разбойников». Немцев также возмущало, что захваченная в Снагости батарея «целиком увезена через нейтральную зону в Шептуховку», а в нападении участвовали солдаты Курского Советского полка.

Сведения германского командования отличались точностью. Нападение на Коренево и Снагость было совершено 1–м батальоном 1–го Украинского Повстанческого Партизанского Советского полка, который в это время формировался из числа украинских повстанцев и красных партизан. Участник рейда, Н.С. Исаев, позднее вспоминал: «Наш полк перешёл в село Ольговка, расположенное в нейтральной зоне... Подготовлялось что–то серьёзное. На собраниях говорили, что пойдём в тыл оккупантам, на Украину, где будем соединяться с действующими там партизанами. И такой момент настал в последних числах августа... Наш батальон ночью выступил из села Ольговка и, соблюдая тишину, двинулись в сторону станции села Коренево. К рассвету мы залегли невдалеке от села и ожидали условного сигнала, который вскоре появился: позади нас вспыхнуло зарево, осветив наши цепи, которые двинулись вперёд с громким криком «ура!». Партизанский налёт настолько был внезапным для оккупантов, размещавшихся по домам, сараям, амбарам и клуням, что они в одном исподнем белье метались по селу, огородам, прятались в подвалах и погребах. Но для них не было спасения нигде, даже местные жители помогали уничтожать топорами и вилами обезумевших от страха врагов... Нам достались большие трофеи: вражеская батарея с зарядными ящиками и конским тяглом, около двадцати станковых пулемётов, восемьсот винтовок, много патрон, много левореров [револьверов] и другого военного имущества. Казалось, что налёт удачный и полк может двигаться в тыл оккупантов, но обстоятельства сложились иначе... одно из подразделений противника засело в кирпичном вокзале, и одна из наших рот не смогла выбить их оттуда. Немцы строчили из чердаков, окон и кирпичной водокачки с пулемётов. Когда наши подползали поближе к засевшим врагам, они бросали гранаты... Пришлось ограничиться блокадой вокзала. Но часам к одиннадцати по линии железной дороги со стороны ст. Глушково показался вражеский эшелон, который остановился в полутора верстах от Коренево. Из него выгружалась немецкая пехота, рассыпалась в цепи и двигалась на нас. Вскоре завязался упорный бой. Подошёл эшелон и по узкой линии железной дороги со стороны Рыльска с пехотой врага, которая угрожала окружением нас. Пришлось с боем под разрывами немецких снарядов отходить к полустанку Желобовка. Потеряв много товарищей убитыми... мы отошли в нейтральную зону» 129 .

Помимо убитых, батальон понёс немалые потери и ранеными, среди которых находился и сам его командир Н.К. Толстых. Отстреливаясь из трофейных орудий, партизаны отошли к Ольговке, а затем к ст. Колонтаевка. Здесь их встретили представители Советской власти, приказавшие сдать все захваченные у немцев трофеи. Советское командование было вынуждено принять меры и разоружило около 600 украинских повстанцев, которых переслали в Москву. Там их включили в состав 43–го Московского полка для действий на Восточном фронте против чехословаков 130 . Захваченная немецкая батарея (4 из 7 пропавших при набеге орудий) обнаружилась уже в Курске, но без упряжных лошадей. Впрочем, отдавать пушки никто не собирался. Немцев уверяли, «что орудия ещё нами не обнаружены, возможно, закопаны или находятся у них в тылу» 131 .

Обстановка осложнялась и за счёт столкновений между крестьянами и подразделениями Красной армии, которые подчас сами вели себя не лучше оккупантов. Так, вскоре после Кореневского инцидента 2–й пехотный полк 2–й Орловской бригады наложил на жителей д. Чуйковка «контрибуцию в 20 000 рублей и обязательство доставлять фураж за убитого красноармейца». Крестьяне не нашли иного выхода, кроме как обратиться за помощью к немцам. И германские войска 18 сентября, действуя в соответствии со своим заявлением о необходимости нарушения нейтральной зоны «при преследовании вооружённых банд» (к числу коих они отнесли и 2–й пехотный полк), окружили и заняли Чуйковку, арестовав там 15 человек, обвиняемых в партизанских нападениях 132 .

Наступление Красной армии. Курский губисполком и губком РКП(б) получили эту сенсационную телеграмму одновременно. Она была послана 9 ноября 1918 г., на ней стояла пометка «Секретно. Срочно вне всякой очереди» и подпись предсовнаркома В.И. Ленина. В телеграмме говорилось о пролетарской революции в Германии и отречении от престола кайзера Вильгельма 133 . Ситуация в приграничной зоне резко переменилась. 13 ноября вышло постановление ВЦИК об аннулировании Брестского договора, а 14 ноября В.А. Антонов–Овсеенко подал в Реввоенсовет Республики докладную записку, в которой предлагал план развёртывания военных действий на территории Украины:

«Основные действия на юге:

1. Прикрываясь от Брянска к Гомелю и имея в виду при малейшей возможности занять Гомель, надо развить серьёзную диверсию к Киеву от Курска, мобилизуя и формируя повстанцев...

2. Удар на Харьков: от Курска и Н. Оскола на Белгород — Харьков, дивизия Ауссема — на Готню — Богодухов, от Н. Оскола и Лисок на Валуйки — Купянск (Волчанск)...» 134

Тем временем, под воздействием поражения в I–й Мировой войне и Ноябрьской революции, германцы сами начали выводить свои воинские части с территории Курской губернии. Немецкие войска начали разлагаться, как некогда это происходило с Русской армией. Например, 11 декабря на общем собрании членов Курской городской организации РКП(б) присутствовала делегация от немецких солдат–интернационалистов. На собрании председатель немецкой делегации обратился к курским большевикам с предложением создания единого социалистического революционного фронта 135 . Сыграла свою роль тут и революционная пропаганда, исходящая из Москвы.

Всё это вкупе вскоре принесло свои плоды. В пос. Коренево 17 ноября немецкие солдаты, убив несколько своих офицеров, самовольно начали эвакуацию. В начале декабря на общее собрание членов Курской городской организации РКП(б) прибыла делегация от немецких солдат из Харькова. Немецкие делегаты призвали к созданию единого социалистического фронта 136 . Братание немецких и советских войск прошло по многим пограничным населенным пунктам Курской губернии. Прошла масса совместных митингов между солдатами Красной, немецкой и австрийской армий. Например, такой митинг был в Новом Осколе 137 .

В связи с этим органы советской власти усилили деятельность, направленную на поддержку революционного движения на Украине. В сентябре 1918 г. в Курске обосновалось Бюро компартии Украины (КП(б)У), а 28 ноября на заседании Временного рабочекрестьянского правительства Украины было принято решение о переезде его в Суджу. Военным отделом правительства руководил уроженец Фатежского уезда Ф.А. Сергеев (Артём) 138 . Здесь начина- ется формирование украинских советских воинских частей, и тут же был опубликован «Манифест к трудящимся массам Украины», объявивший низложенной власть гетмана П.П. Скоропадского 139 .

Одновременно Красная армия развернула наступление на германские позиции. Уже 17 ноября 1918 г. была создана группа войск Курского направления под командованием В.А. Антонова–Овсеенко, который тотчас потребовал подчинить ему Резервную армию В.П. Глаголева. 19 ноября в Курск прибыли члены только что созданного Украинского реввоенсовета. В движение были приведены части 2–й Украинской советской дивизии В.Х. Ауссема, штаб которой обосновался в Льгове. В середине ноября практически вся пограничная полоса от Гостищево до Белгорода была оставлена немцами. 21 ноября в Рыльск вошёл 7–й Суджанский повстанческий полк, а 24 ноября советские войска заняли Суджу. Спустя несколько дней, 27 ноября, немцы и гайдамаки покинули Глушково. Началась подготовка к решающему наступлению на Белгород. Германское командование видело в этом городе важный стратегический пункт, прикрывающий направление на Харьков, а потому держало тут крупные силы до 16 000 солдат. Однако эти части были в значительной степени распропагандированы. То и дело проходили совместные митинги, на которых советские делегаты вели переговоры непосредственно с германскими солдатами, призывая их не оказывать сопротивления и проявить солидарность с российским пролетариатом. Параллельно создавались революционные органы власти. С начала декабря в Беленихино развернул работу Белгородский ревком, тотчас приступивший к созданию воинских частей.

Наконец, 30 ноября декретом Временного рабоче–крестьянского правительства Украины в Курске был учреждён Реввоенсовет Советской армии Украины в составе командующего В.А. Антонова– Овсеенко, В.П. Затонского и Артёма (Ф.А. Сергеева). Начальником штаба был назначен В.Х. Ауссем 140 .

14 декабря 1918 года отряды 9–го Украинского Повстанческого полка вошли в село Шебекино. Германские части сдали 2 орудия, 280 снарядов, 14 пулеметов, 70 винтовок, 500 тысяч патронов. Большая часть немцев ушла в Волчанск 141 . По свидетельству участника боёв, «ночью разразилась вьюга. К рассвету отряд подошел к Шебекино и, развернувшись для боя, залег в снегу. Когда разведка доложила о выявленных постах и заставах противника, командир отряда подал команду «начать движение, не открывая стрельбы». Первыми атаковали противника правофланговые подразделения. Немцы, не ожидавшие внезапного и решительного удара партизан, в беспорядке бежали из поселка. Захват Шебекино дал возможность пополнить отряд оружием, боеприпасами и людьми» 142 .

После занятия Шебекина отряд принял участие в наступлении на Белгород. Выслав вперед разведку и охранение, отряд двинулся на Белгород. «После трудного марша в темную, вьюжную ночь партизаны подошли к деревне Разумное. Здесь взяли проводника. И вот, наконец, в предрассветной мгле за небольшой рощей показался город. В это время послышались артиллерийские выстрелы, впереди колонны разорвался снаряд. Отряд развернулся для боя и перебежками продолжал движение. Прибывший связной сообщил, что части Красной Армии при поддержке бронепоезда ведут бой в городе, в районе парка. Эта весть быстро разнеслась по цепи. Партизаны решительно атаковали позиции немцев и ворвались в город. Бой закипел на улицах. Враг не выдержал удара красных и отступил в направлении к Харькову» 143 .

Согласно оперсводке штаба 2–й Украинской Советской дивизии, «20 декабря в 14 часов Белгород взят нашими. Немецко–белогвардейско–гайдамацкие банды бегут, бросая оружие. При бегстве последний их эшелон потерпел крушение. Наши войска преследуют бегущих. На участке Белополье–Ворожба нашими войсками заняты дер. Юнаковка и Большая Черклишена. Дер. Сигли, ст. Головашевка окружены нашими войсками» 144 . Тотчас по вступлению в город командир 3–й бригады 2–й Украинской Советской дивизии А.Каверин, ставший начальником белгородского гарнизона, объявил о восстановлении на Украине власти рабоче–крестьянского правительства, а в Белгороде — власти военно–революционного комитета под председательством Меранвиля де Сент–Клера. Всем жителям уезда было приказано в трёхдневный срок под угрозой расстрела сдать оружие, а также были «строжайше запрещены самочинные конфискации, реквизиции, обыски и аресты» 145 .

Следует отметить, что сдерживал наступление Красной армии на Белгород лишь небольшой по численности белгородский отряд добровольцев под командованием полковника Хвощинского — эскадрон конницы и батальон пехоты с пулеметной командой. В составе эскадрона было три взвода: 1–й белгородский поручика Йоста, 2–й шебекинский корнета С.В. Курмина и 3–й партизанский штаб–ротмистра Мелабенского. Но силы были неравны, и Белгородский добровольческий отряд был вынужден отойти на Харьков, надеясь пробиться на юг к генералу Деникину 146 .

Овладев Белгородом, Красная армия развила наступление на Грайворон. В результате 26 декабря силами 3–го батальона 8–го Обоянского полка под командованием Бредихина после четырёхчасового боя была занята Борисовка, где в отряд записалась сотня добровольцев. Испытывая недостаток вооружения, Бредихин про сил штаб 2–й Украинской Советской дивизии срочно прислать ему «2 орудия, не менее 1000 винтовок, к ним патронов и снарядов» 147 . Наконец, 1 января 1919 г. немцы покинули Грайворон, а незадолго до этого советские войска вступили в Корочу. Таким образом, к исходу 1918 г. пределы Курской губернии оказались полностью очищены от германских и украинских войск.

Укрепление Красной армии. На военное строительство в Курской губернии большое влияние оказывала разгорающаяся в стране Гражданская война. Так, военные и партийные большевистские власти губернии в период Гражданской войны занимались отправкой на фронты, мобилизованных, добровольцев, большевиков и комсомольцев мобилизованных по партийным мобилизациям и т.д. Так, летом–осенью 1918 г. из Курской губернии на советский Восточный фронт отправили 27 000 бойцов, из которых были сформированы еще на территории губернии стрелковые и кавалерийские полки, артиллерийская бригада, бронеотряд, инженерные части. Была сформирована 1–я Курская пехотная дивизия, затем переименованная в 9–ю стрелковую. На Восточный фронт была направлена пехотная бригада под командованием И.Х. Азарха, активно участвовавшая в боях, в ходе которых погиб и сам комбриг 148 . Полки, сформированные в Курской губернии, в сентябре 1918 г. принимали участие в действиях по овладению Казанью и Симбирском. Около 400 курян сражалось в рядах 25–й стрелковой дивизии под командованием В.И. Чапаева 149 .

1. Красногвардейский отряд связи при штабе командующего Льговско–Рыльским– Суджанским участком. 1918 г.
2. Отправка бригады И.Х. Азарха на Восточный фронт. Курск. Июнь 1918 г.

На советский Южный фронт в июле 1918 г. только Обоянский, Фатежский и Дмитриевский уезды направили не менее 10 000 чел. 150 На Польский фронт в 1920 г. Курская губерния направила несколько сотен коммунистов и комсомольцев и 7 маршевых рот мобилизованных жителей, общей численностью 1490 чел. 151

В наиболее трудные для советской власти периоды в Курской губернии, как и во всей Советской России, практиковались партийные мобилизации. Первая крупная партийная мобилизация была проведена для советского Восточного фронта. 17 апреля 1919 г. Курский губком РКП(б) принял решение о мобилизации 50 % коммунистов губернии, для отправки на борьбу с Колчаком. 9 мая была подготовлена 1 партия мобилизованных большевиков — 280 человек. 17 мая на фронт ушла вторая партия. В апреле была проведена мобилизация 25 % комсомольцев, а в середине мая 10 % членов профсоюзных организаций 152 .

В начале 1919 г. начали проводиться партийные мобилизации на советский Южный фронт против Вооруженных Сил на Юге России. Мобилизации начались среди коммунистов губернского города и в уездах. 19 июня на борьбу с А.И. Деникиным отправилась первая группа в составе 125 большевиков, в последующие дни на Юг было переправлено еще несколько отрядов. 20 июня из города отбыли мобилизованные комсомольцы. В Курске из мобилизованных был сформирован батальон и направлен под Белгород, где шли упорные бои с наступающими частями белых. Кроме того, под Белгород был направлен бронепоезд курских железнодорожников «Молния» 153 .

После объявления Курска укрепрайоном был создан Военный Совет из представителей губкома, губисполкома и военкомата. Для создания укреплений и пополнения Красной армии 1 июля в Курске и прилегающих слободах власти объявили мобилизацию всего мужского населения в возрасте от 18 до 50 лет. 21 июля 1919 года Губком РКП(б) утвердил план обороны Курска. 11 июля к строительству оборонительных сооружений стали привлекаться жители города и ближайших сел. 26 августа Курский укрепрайон был объявлен на осадном положении 154 . Кроме Курского укрепрайона на территории губернии 14 августа приказом Реввоенсовета Республики было объявлено о создании Льговского укрепрайона.

Летом 1919 г. Добровольческая армия вступила в границы губернии. Прилегающие к фронту районы переводились на военное положение. В целях усиления власти ликвидировались местные уисполкомы. Вместо них создавались ревкомы. Так, 12 июня ревко мы были созданы в Корочанском и Белгородском уездах, 23 июня — в Грайворонском уезде, 11 июля — в Старо–Оскольском уезде 155 и т.д. Был объявлен очередной призыв добровольцев в ряды Красной армии. Каким образом это осуществлялось на практике, живо описывается А.Л. Ратиевым:

«Только что получено распоряжение по линии профсоюзов: в трёхдневный срок подготовить и провести собрание служащих для выявления и набора добровольцев в армию. Дана и контрольная цифра — не менее 10 % от общего числа служащих [организации]... У меня в кабинете сидит тов. Петров... картинно и подробно он рассказывает, как прошло собрание пищевиков... «На собрание нас, пищевиков, пришло не меньше чем человек 800, а может и больше. Никто не считал. Кому сейчас охота снова в армию идти? Волнуются. А тут как раз товарищи явились. Двое их было. Речь держат. Колчаком пугают. Компания у нас там друзей–товарищей подобралась, всё больше фронтовики бывшие. Есть у них и заводила свой. Горячая голова. Только нездешний, из Сибири. Как речь свою они кончили, он сразу на трибуну полез. Для начала родительницу ихнюю помянул.

— Добровольцев хотите? Не туда, товарищи, попали. Если самим охота пришла, задерживать не будем... Мы, — говорит, — своё отвоевали, ещё на фронте, не затем офицеров постреляли, чтобы теперь нами новое начальство командовало. Говорите, значит, добровольно и обязательно. Добровольно, это когда твой союз согласие даёт, ну а если ты в нём состоишь, то для тебя это так выходит, что и отказаться нельзя! Хитро задумано, да не про нас писано!

Тут–то и подошли к ним ребята, взяли под микитки, честь честью, да и вынесли по лестнице вниз на улицу — идите, значит, подобру–поздорову» 156 .

Проводились и мобилизации в Красную армию, что также отнюдь не всегда проходило гладко. Так, попытка мобилизации унтер–офицеров всех возрастов, предпринятая в августе 1918 г. в Щиграх, едва не привела к свержению в городе Советской власти. Около трёх тысяч человек собрались на площади у городского сада, где перед ними выступил правый эсер Н.И. Пьяных. После подавления волнений многим участникам митинга пришлось скрыться из города и, по свидетельству председателя уездной ЧК Ф. Кретова, «немало их потом оказалось в стане белогвардейцев» 157 .

Одним из крупнейших выступлений против мобилизации стали волнения железнодорожников в самом Курске.

После того как была объявлена мобилизация железнодорожников, работы в депо и в Управлении МКВЖД остановились, а служащие и рабочие собрались 2 июля 1919 г. на общий митинг. К собравшимся присоединились другие горожане, и в целом число митингующих достигло 4 000 человек. По оценке чекистов, «митинг носил характер восстания против Советской власти с лозунгом «Долой гражданскую войну и дайте хлеба, а на фронт мы не пойдём»... Всех выступающих коммунистов освистывали и совершенно не давали им, даже тов. Бухарину, говорить». Однако далее возмущённых выкриков дело в тот день не пошло, что напрочь опровергает утверждения чекистов, будто за спиной железнодорожников стояла некая контрреволюционная организация. На другой день 300 мобилизованных рабочих устроили митинг у здания управления МКВЖД, который проходил уже более организованно. Председательствовал на нём «некий служащий из управления МКВ ж.д. Ильин». Вновь раздавались выкрики «Долой войну!» и «Давайте хлеба!», а советских сотрудников ораторы именовали «жандармами». Прибывших представителей губисполкома и политотдела железных дорог встретили свистом и криками «Долой!».

Затем рабочие направилась к депо. Возникла опасность, что там к ним присоединятся другие железнодорожники и получится «большое скопление народной массы, с которой трудно справить- ся». Чтобы избежать этого, в Ямскую срочно были направлены инструкторы ВЧК Чекмазов и Зейбольт вместе с представителем исполкома Емельяновым. Как вспоминали потом чекисты, они ехали туда «окольными путями, чтобы не попасть в руки озверевшей толпы, которая была настроена против нас». Прибыв на место, они мобилизовали всех коммунистов, а также находившихся на ж.д. станции курсантов и караульных красноармейцев. Эти силы и встретили возвращающихся с митинга рабочих. На предложение разойтись железнодорожники ответили отказом и «поджигаемые вожаками вели себя вызывающе к представителям Советской власти». Тогда чекисты перешли к решительным действиям: «мы рассыпались в цепь и двинулись к толпе, окружая её. Эта мера подействовала, и они стали расходиться. Часть главарей была на месте арестована. Рабочие же были оттеснены от депо и разогнаны окончательно. Город был сразу объявлен на военном положении, а в ночь произведены аресты руководителей митинга... Арестовано около 45 человек, в том числе бывшие офицеры, а также председатель последнего митинга Ильин» 158 .

Борьба с уклонением от мобилизации в Красную армию и дезертирством велась постоянно и далеко не всегда успешно. Крестьяне, особенно бывшие фронтовики, предпочитали скорее скрываться в лесах, нежели вновь становиться в строй. Прибывший из Москвы председатель комиссии по борьбе с дезертирством, проводя проверку городских служащих, продемонстрировал А.Л. Ратиеву специальные карточки трёх цветов — белые, зелёные и красные: «Вот эти, белые, подписывает тот, кто первый раз сбежал или совсем по призыву не явился, зелёные — это уже хуже. Кто второй раз попадается, тот даёт клятву и обязательство свою вину и бессознательность искупить верной и геройской службой. Красные, это уже для злостных. Тут он сам себе вперёд смертный приговор подписывает. Попадётся ещё, на, смотри, читай, нет тебе больше пощады! Ликвидируем их на месте!.. В городах... управляемся. А в сёлах — дело другое, оттуда в армию не больше как процентов 10–15 попадает. Это я про Курскую губернию говорю. Они у вас здесь как узнают, что наш отряд подходит, сразу же в другую волость переходят или в лесах, где есть, прячутся. Те, кто раньше в армии и на фронте был, оружие с собой черти таскают, а за ними и молодёжь идёт. Откуда только они о нас узнают, доискаться не можем. Вот недели две будет, как мы к Путивлю лошадей забирать поехали — так нас таким огнём встретили — на подмогу курсантов вызывали. Артиллерией то село побить пришлось. Особенно злы там, где эти самые раскольники живут, бородачи. Как такое село попадётся, и не приступишься. Все они там до единого, отродье кулацкое» 159 .

Учитывая подобную ситуацию, не следует удивляться тому, что даже все вышеперечисленные меры по укреплению Красной армии всё же не помешали Вооруженным Силам на Юге России к концу сентября 1919 г. взять всю территорию губернии под свой контроль.

2 Никулин Ф. Есть в Курске улица Минакова // Они были первыми. Очерки, воспоминания. — Воронеж, 1969. — С. 124

3 Кибовский А. Революцией призванные. Ударные революционные батальоны из волонтёров тыла. 1917 // Цейхгауз. No 8 (2/1998). — С. 40. Революционные ударные батальоны волонтёров тыла формировались согласно приказу Верховного главнокомандующего А.А. Брусилова от 13 июля 1917 г. «из революционной молодёжи среди учащихся, рабочих, интеллигенции и вообще всех граждан России, необязанных военной службой или ещё не призванных в ряды армии, возрастом не моложе 17 лет, за исключением лишённых прав по суду» (Там же. С. 36). Батальоны должны были сражаться под красным знаменем с надписью: «За свободу народов, граждане, с оружием вперед» (ударники–финляндцы вошли в Могилев под алым стягом с лозунгом «Долой анархию»). Ударные части были расформированы приказом первого большевистского главковерха прапорщика Н.В. Крыленко от 9 декабря 1917 г. «в виду производимой ныне демократизации армии». По сведениям Н.А. Ховрина, ядром ударников «был батальон 1–го ударного полка, которым командовал белогвардейский подполковник В. Манакин, 2–й Оренбургский, 4–й и 8–й ударные батальоны. Численность всей этой группы достигала трех тысяч человек. На вооружении ее имелось пятьдесят пулеметов» (Ховрин Н. А. Балтийцы идут на штурм! — М., 1987. С. 174–175).

4 В советской историографии этот эпизод нередко излагался в сопровождении самых удивительных домыслов: «В ноябре 1917 года в южной части Курской губернии появились крупные силы белогвардейцев и белоказачьих войск, которыми командовал генерал Корнилов... Их численность достигла 6–9 тысяч человек. Во главе находились штабные офицеры, бежавшие из ставки, и среди них — генерал Деникин... 25 ноября красные войска дали первый бой войскам Корнилова у Томаровки. Отряд противника численностью в 3000–4000 человек состоял на одну треть из офицеров и юнкеров и был вооружён до зубов пулемётами и артиллерией. Сражение за Томаровку с самого начала приняло ожесточённый характер, оно продолжалось весь день и ночь. Первый эшелон противника был полностью разгромлен» (Глебов Л.Д. Борьба за установление и упрочение Советской власти в Курской губернии. — Курск, 1952. — С. 74–75). В приведённой цитате практически нет ни одного факта, соответствующего истине. Остаётся даже неясным, кого же удалось разгромить белгородцам — самого Корнилова или только Деникина (хотя ни одного, ни другого среди ударников, конечно же, не было). Версия о пребывании в эшелонах А.И. Деникина возникла под бойким пером курских журналистов — 28 ноября 1917 г. газета «Курская Жизнь» утверждала, что в переговоры с белгородским ревкомом от имени ударников «по некоторым данным, впоследствии отчасти подтвердившимся», вступил именно генерал Деникин. Позднее некоторые краеведы умудрялись даже живописать бегство от красных моряков генерала Корнилова, переодевшегося в поповскую рясу! Впервые эти события были изложены подробно и объективно только в монографии В.Д. Поликарпова (1976 г.).

5 Иван Петрович Павлуновский (1889–1940) был родом из д. Ржава Фатежского уезда Курской губернии. Член РСДРП(б) с 1905 г., один из руководителей военной организации в Курском гарнизоне. Участник 1–й Мировой войны, выпускник Петергофской школы прапорщиков (1917 г.). После окончания Гражданской войны — член президиума ЦКК ВКПб, начальник военно–морской инспекции, зам. наркома РКИ СССР, зам. председателя ВСНХ СССР, зам. наркомтяжпрома. Репрессирован и расстрелян.

6 Поликарпов В.Д. Пролог Гражданской войны в России. — М., 1976. — С. 285–286.

7 Там же. С. 286.

8 Польский запасной стрелковый полк был сформирован в январе 1917 г. на базе запасного стрелкового батальона преимущественно из военнопленных австро–венгерской армии польского происхождения. Впоследствии полк планировалось развернуть в дивизию. 27 июля 1917 г. белгородский совет рабочих и солдатских депутатов вместе с полковым комитетом сместили командира полка полковника Винницкого, место которого занял поручик М. Яцкевич. 29 июля приказом командования Яцкевич был отстранён от этой должности и сменён полковником Шишко. Однако в ночь на 30 августа солдаты арестовали Шишко и ещё семерых офицеров, которые были высланы в Харьков. Командование полком вновь оказалось возложено на Яцкевича. Для подавления волнений командование польского корпуса направило в Белгород генерала Павловского. Он потребовал от солдат принять присягу о подчинении исключительно польскому командованию и попытался сместить Яцкевича. Это, однако, не удалось, и Павловский был также выслан из Белгорода. В ноябре 1917 г. полку было присвоено наименование «1–й Польский революционный полк». Большинство солдат на выборах в Учредительное собрание голосовали за большевиков.

9 «Немедленно по выгрузке на ст. Белгород петроградские красногвардейцы и матросы приступили к обыскам на ст. Белгород. У случайно оказавшихся на станции офицеров оружие было отобрано. Со станции были высланы по всему городу и в окрестности патрули, разъезды и дозоры, охватившие Белгород кольцом. Артиллерия была расположена за городом возле вокзала Белгород– Сумской ж.д. и у полевого штаба отряда — вблизи складов Нобеля. Со стороны Белгород–Сумской ж.д. начали рыть окопы. На улицах города, до того пустынных, громыхали невиданные ещё в Белгороде броневики, грузовые автомобили с солдатами, красногвардейцами и матросами. Провозились орудия. К отряду присоединились также добровольцы из числа жителей города, преимущественно молодёжь. Им немедленно было роздано оружие и патроны. Отряд добро- вольцев составил несколько сот штыков. В число добровольцев вступили даже некоторые продавцы газет — разносчики» (Курская Жизнь, 28 ноября 1917).

10 Ховрин Н. А. Балтийцы идут на штурм! — М., 1987. С. 175–176.

11 Там же. С. 177.

12 «Погибших в этом бою подобрали день или два спустя. Манакинцы надругались над телом [матроса] Михайлина: срубили ему шашкой верхнюю часть черепа и втиснули в мозг большевистскую газету» (Там же. С. 176).

13 Борьба за Советскую власть на Белгородщине. Март 1917 — март 1919 . — Белгород, 1967. — С. 262.

14 Отряд был сформирован в Севастополе 17–20 ноября 1917 г. Комиссаром его стал представитель Петроградского совета Степанов, начальниками эшелонов — прапорщик А.Н. Толстов и матрос Гудзеев–Горский. Первый эшелон выехал на Дон 22 ноября, второй — 25 ноября. На ст. Раздоры им было сообщено телеграммой о движении с запада корниловцев, после чего эшелоны вернулись в Синельниково и повернули на Харьков, откуда, по указанию местного ревкома, двинулись на Белгород (Поликарпов В.Д. Указ. соч. С. 293–294).
Алексей Васильевич Мокроусов (1887–1959) — родился в с. Поныри Курской губернии в многодетной крестьянской семье. В 17 лет уехал на заработки в Таврическую губернию. Участник революции 1905 г. С 1909 г. служит на Балтийском флоте, в 1912 г. за революционную агитацию был арестован, бежал за границу, работал в Швеции, Англии и Южной Америке. Вернулся в Россию только после Февральской революции. Активный участник Октябрьского переворота в Петрограде, революционных событий в Крыму, Гражданской войны на Юге России. Являлся начальником Херсонского, Бердянского и Таганрогско–Ростовского оборонительных районов, командовал левым флангом Доно–Кубанского фронта. За успешные действия и личную храбрость был награждён орденом Красного Знамени. В августе 1920 во главе группы бойцов был направлен в тыл Врангеля на Крымский полуостров для организации из разрозненных партизанских отрядов единой Повстанческой армии. Организовал ряд успешных боевых операций, активно действовал во время штурма Перекопа Красной армией. В то же время партизаны Мокроусова были известны массовыми расправами с немецкими колонистами и крымскими татарами. По окончании войны находился на руководящей хозяйственной работе. Находясь на руководящей работе в Крыму, активно участвовал в репрессиях против «врагов народа». Участник Гражданской войны в Испании. В годы Великой Отечественной войны — командующий партизанским движением Крыма. Отмечалось, что «наряду с боевыми действиями против оккупантов командир Мокроусов и комиссар Мартынов сеяли среди населения национальную вражду, приказывали расстреливать всех татар, появившихся в лесу, кто бы они ни были, изгоняли из леса татар–партизан. Своими действиями Мокроусов по сути дела передал в руки гестапо председателя Верховного Совета Крымской АССР Абдурафи Сейт–Яяева, директора винзавода Асана Сеферова и др. коммунистов и патриотов Родины татаро–крымской национальности. Бюро Крымского обкома ВКП(б) своим решением от 18.ХI.1942 вынуждено было признать эту ошибку и отстранить командующего партизанским движением Крыма Мокроусова от должности».

15 Черняев И. Пятый Курский Краснознамённый // Они были первыми. — Воронеж, 1969. — С. 243.

16 Поликарпов В.Д. Указ. соч. С. 295–296.

17 Там же. С. 295.

18 Там же. С. 297.

19 Там же. С. 297.

20 Там же. С. 299.

21 Поликарпов В. Бурям навстречу. — Симферополь, 1961. — С. 58.

22 Ломакин А. Революционные годы на Беловской земле // Колхозная правда. 15 октября 1977.

23 Кибовский А. Революцией призванные. Ударные революционные батальоны из волонтеров тыла. 1917 // Цейхгауз. — No 8 (2) 1998. — С. 40.

24 И.П. Павлуновский торжествующе рапортовал в Москву: «11 декабря. Отряд корниловцев в составе одного ударного полка, 2–го и 8–го оренбургских ударных батальонов и 4–го отдельного ударного батальона, численностью в 5–6 тысяч человек, при 200 пулемётах нами стёрт в порошок. После боя у станции Томаровка, где нами были разбиты 2 эшелона ударников, корниловцы пытались обходным путём обойти Белгород, прорваться на Купянск и Обоянь. В боях у деревни Крапивная, Ольховка корниловцы были сбиты со всех позиций, обеспечивающих их беспрепятственное продвижение на Купняск и Обоянь. Все пути на Купянск и Обоянь были перерезаны нами. В результате боёв у Ольховки и Крапивной было беспорядочное отступление корниловцев на северо–запад. Наш отряд, состоящий из черноморцев, балтийцев и польского легиона, держал всё время противника под ударами и у дер. Драгунской окончательно разгромил и рассеял организованное ядро корниловских войск. Бои у дер. Драгунской продолжались около 6 часов. Выпущено более 300 снарядов. Дальнейшее преследование привело к захвату у него обозов, пулемётов и т.п. Наш отряд преследовал противника на протяжении 100 вёрст и уничтожил его как организованную боевую величину. Наши потери за всё время: 19 убитых, 92 раненых. Все сведения и сообщения газет о том, что якобы от артиллерийского огня горели деревни, — неверны. Утверждаю, что от нашей стрельбы не пострадал ни один дом, ни один из мирных жителей. Пострадало только несколько мельниц, где противником были установлены пулемёты. Командующий отрядом прапорщик Павлуновский» (Поликарпов В. Бурям навстречу. — Симферополь, 1961. — С. 141).

25 Около–Кулак Н.В. Немецко–гайдамацкая оккупация Курского края в 1918 году // Курский архивист. 1932. No 1. С. 26.

26 Там же. С. 27–28.

27 Борьба за Советскую власть на Белгородщине. Март 1917 — март 1919 . — Белгород, 1967. — С. 273–274.

28 Около–Кулак Н.В. Немецко–гайдамацкая оккупация Курского края в 1918 году // Курский архивист. 1933. No 1–3. С. 34.

29 Около–Кулак Н.В. Немецко–гайдамацкая оккупация Курского края в 1918 году // Курский архивист. 1932. No 1. С. 34.

30 Борьба за Советскую власть на Белгородщине. Март 1917 — март 1919 . — Белгород, 1967. — С. 116.

31 Отчет о II Курском губернском съезде советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов // Борьба за установление и упрочение советской власти в Курской губернии. — Курск, 1957. — С. 264.

32 Докладная записка Военного совета курского района Высшему военному совету о положении в Курске и формировании частей Красной армии // Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и гражданской войны (1918–1920). — Воронеж, 1967. — С. 35.

33 Около–Кулак Н.В. Немецко–гайдамацкая оккупация Курского края в 1918 году // Курский архивист. 1933. No 1–3. С. 36.

34 Там же. С. 37.

35 Там же. С. 39.

36 Борьба за Советскую власть на Белгородщине. Март 1917 — март 1919 . — Белгород, 1967. — С. 260.

37 В ряде публикаций отчество Трунова ошибочно звучит как «Емельянович» (например: Добыкин Д., Кондаков А. Победный путь. Очерк о боевом пути 9–й стрелковой (бывшей 1–й Курской советской) дивизии. — Курск, 1961. — С. 10). Михаил Епифанович Трунов родился 11 августа 1881 г. в с. Мясоедово Белгородского уезда. Участник 1–й Мировой войны, в 1917 г. — член полкового комитета. С января 1918 г. — член Белгородского Совета и уисполкома, военный комиссар уезда и комендант Белгорода. С мая 1918 г. — командир 5–го Курского Советского полка, во главе которого участвовал в боях за Симбирск в составе Железной дивизии Г.Д. Гая (Зайцев В. Комбриг Трунов // Знамя (Белгород). 3, 5, 7, 10 августа. 1966).

38 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 7. Стенограмма воспоминаний участника Курского фронта и организации Красной Армии [Н.Д. Токмакова]. С. 8–9; Н.Д. Токмаков также сообщает: «Трунов погиб от нашей же руки, он расстрелян, как изменник, по наговору предателя — одного комиссара дивизии, который одновременно был контрразведчиком ставки Деникина. В 1928 г. я сам на основании имевшихся у меня документов ходатайствовал перед ЦИК Союза о реабилитации памяти Трунова. Я этого добился, и теперь семья Трунова получает пенсию. Такая личность, как Трунов, не могла быть предателем — для меня это совершенно очевидно...». Речь тут идёт о комиссаре 9–й дивизии Петрашине (см. далее).

39 Поздняков Э.Н. История Шебекина. ХХ век. — Белгород, 2001. — С. 6–7.

40 Постников Н. Курский край в годы интервенции и гражданской войны// Курский край: история и современность. — Курск, 1995. — С. 113.

41 Страницы истории города Курска. — Курск, 1981. — С. 95.

42 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 7. Л. 37.

43 Дюмин Н.В. Воспоминания о первом комиссаре 1–го Курского революционного полка Такмакове Николае Денисовиче (рукопись). Л. 3.

44 Сам Е.Н. Забицкий писал о деятельности отряда Сухоносова следующим образом: «Так, например, были отряды под командованием Сухоносова. Они предъявляли бесконечные требования и ультиматумы Ревкому в смысле отпуска денежных средств, спирта. Даже доходило до того, что часто подделывались подписи. Я перехватил документ с подделанной моей подписью в казначейство о выдаче 40000 рублей. В случае неотпуска угрожали открыть огонь по городу... Но работники, выделенные для борьбы с ними, быстро ликвидировали такие выступления» (Стенограмма доклада тов. Забицкого (бывш. председателя Курского ревкома) об Октябрьском перевороте в бывш. Курской губернии и об исторических событиях на Курском фронте. — Л. 17–18).

45 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 7. Стенограмма воспоминаний участника Курского фронта и организации Красной Армии [Н.Д. Токмакова]. С. 2–4.

46 Антонов–Овсеенко В.А. Записки о Гражданской войне. Т. 1. — М., 1924. — С. 53.

47 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 7. Стенограмма воспоминаний участника Курского фронта и организации Красной Армии [Н.Д. Токмакова]. С. 5.

48 Оливер Стиллингворт Локкер–Лэмпсон (1880–1954) — английский военный и политик. Сын поэта Фредерика Локкера и Джейн Лэмпсон, дочери сэра Кёртиса Лэмпсона. Получил образование в Итоне и Кембридже, занимался юриспруденцией и журналистикой, с января 1910 г. член парламента от Рэмси (Хантигдоншир). Во время 1–й Мировой войны в составе RNAS служил в Бельгиии, Франции, Румынии и России. После окончания войны вернулся к политической деятельности, придерживался правых взглядов, в 1931 г. основал движение «Стражей Империи» с целью «мирной борьбы против большевизма». Вышел из парламента по результатам выборов 1945 г. О деятельности его подразделения в ходе 1–й Мировой войны см.: Perrett B., Lord А. The Czar’s British Squadron. — London, 1981.

49 Барятинский М., Коломиец М. Бронеавтомобили русской армии. 1906–1917. М., 2000. С. 69–71.

50 Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 136.

51 Стенограмма доклада тов. Забицкого (бывш. председателя Курского ревкома) об Октябрьском перевороте в бывш. Курской губернии и об исторических событиях на Курском фронте. — Л. 18.

52 Там же. Л. 18–19.

53 Там же. Л. 20–21. Показательно, что никто из членов Ревсовета и не подозревал о том, что Рождество англичане празднуют совершенно в другое время, чем в России.

54 На британской технической базе был сформирован красный бронеотряд. Об этом вспоминает Н.Д. Токмаков: «Командование бронеотрядом брал на себя т. Берети — студент, сын акцизного чиновника. Мне было поручено достать лю- дей. Я эту задачу выполнил, и мы организовали отряд в составе 10 бронемашин, 200 людей и послали его т. Антонову–Овсеенко» (ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 7. Стенограмма воспоминаний участника Курского фронта и организации Красной Армии [Н.Д. Токмакова]. С. 9). Сам В.А. Антонов–Овсеенко вспоминал, что из Курска было вывезено «порядочное количество броневиков, захваченных у Английской миссии. Броневики приводились в порядок в тыловых автомобильных мастерских» (Антонов–Овсеенко В.А. Записки о Гражданской войне. Т. 1. — М., 1924. — С. 109).

55 [Ги.] Некоторые эпизоды // Курская правда. 1925. No 254 (1751). Воспоминания, судя по всему, принадлежат старому большевику–железнодорожнику П.М. Бутову. Священник Ломакин затем сложил с себя сан и вступил в РКП(б).

56 Красная Армия (Курск). 1918. No 11. 24 мая.

57 Красная Армия (Курск). 1918. No 4. 15 мая.

58 Красная Армия (Курск). 1918. No 5. 16 мая.

59 Дюмин Н.В. Воспоминания о первом комиссаре 1–го Курского революционного полка Такмакове Николае Денисовиче (рукопись). Л. 3.

60 Евсеенков Н. Вспоминая годы боевые // Они были первыми. Очерки, воспоминания. — Воронеж, 1969. — С. 233.

61 Большевистские организации Украины (ноябрь 1917 — апрель 1918 гг.). Сборник документов и материалов. — Киев, 1962. — С. 59.

62 Сиверс Рудольф Фердинандович (11 (23) ноября 1892, Петербург — 8 декабря 1918, Москва) — уроженец Петербурга, участник 1–й Мировой войны. В 1917 г. в чине прапорщика вступил в члены РСДРП. Член полкового комитета, один из создателей и редакторов большевистской газеты 12–й армии «Окопная правда». Командовал отрядом красногвардейцев и матросов под Пулковым против войск Керенского–Краснова. В ноябре 1917 послан с отрядом на Украину, участвовал в боях против Каледина. В марте–апреле 1918 года командовал 5–й советской армией, а с лета 1918 — Особой бригадой (с сентября — 1–я Особая украинская бригада) в составе 9–й армии Южного фронта. Скончался от ранений, полученных 15 ноября 1918 г. в бою под д. Желновка.

63 Антонов–Овсеенко В.А. Записки о Гражданской войне. Т. 2. — М., 1928. — С. 47.

64 Там же. С. 47.

65 РГВА, ф. 39242, оп. 1, д.1, л. 260 (http://alwin.livejournal.com/296393.html).

66 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 7. Л. 37об.–38. Колоритный эпизод с попыткой Ремнёва наложить контрибуцию на Дмитриев красочно изложен одним из организаторов Советской власти в уезде, Л.П. Чубуновым: «Однажды во время заседания уездного исполкома в зал к нам вошло пять человек, вооружённых винтовками и револьверами. Один из них, как потом выяснилось, был атаман банды Ремнёв. Он подошёл к столу президиума и грубо спросил: «Кто здесь будет председатель?» Ему указали на председателя, а затем в свою очередь спросили, кто он и что ему нужно. «Кто я такой — это вас не касается, — заявил Ремнёв, — нужно же мне 100 тысяч рублей и то золото, что вы отобрали у купцов и дворян, по–вашему — буржуев»... Ему ответили, что исполком закончит рассмотрение вопроса, который сейчас обсуждает, а затем разберёт его просьбу. Ремнёв заявил: «Не вздумайте нас долго задерживать, дорого обойдётся: на станции у нас большая сила»... Он сел на стул, зажал между ног винтовку и на колени положил маузер. Остальные четыре бандита стали у дверей, держа наготове оружие. Пока в президиуме разговаривали с Ремнёвым, [военком] Будников незаметно выскользнул через запасную дверь из зала [и позвал на помощь]... Один из членов президиума попросил у Ремнёва спички, чтобы прикурить. Когда Ремнёв протянул их, член президиума схватил его за руку. Тут же двери распахнулись и в зал вбежали красногвардейцы, приведённые Будниковым». После этого, якобы, Ремнёв был арестован, а 200 человек его отряда, оставшиеся без командира, — разоружены (Чубунов Л.П. За власть Советов! // Простор. — 1957. — No 6. — С. 28). Следует отметить, что при всей живости и красочности описаний воспоминаниями Л.П. Чубунова следует пользоваться с большой осторожностью, поскольку в них отчётливо просматривается склонность автора к чрезмерному подчёркиванию собственной роли и к откровенной мифомании. Явные следы этого видны и в изложении данного эпизода. Дмитриевский исполком никак не мог арестовать Ремнёва, который был отозван в Москву и уже там взят под стражу. Речь может идти, скорее, о разоружении одного из отрядов распавшейся после отъезда командующего армии. Аналогичные сведения приводит и другой мемуарист: «В районе этом оперировал отряд бандита Ремнёва. Собранный из дезертиров–бунтовщиков, бежавших с фронта целыми эшелонами, отряд грабил население, вырезал целыми семьями евреев, на жел.–дор. станциях разгонял всю администрацию и устраивал крушения поездов. Однажды мне на ст. Навля пришлось обезоружить целый эшелон ремнёвцев. При обыске у каждого из них было обнаружено под рубахой и гетрами толстые пачки бумажных денег, главным образом «керенок». Эшелон под конвоем был отправлен в Брянск» (Купринов С. Из революционных дней. Дмитриевский уезд // Летопись революционной борьбы в Курской губернии. — Курск, 1923. — С. 18–19).

67 Ремнёв Афанасий Осипович (1890 — 4 августа 1919) — уроженец с. Лапино Тамбовской губернии, член РСДРП(б) с 1905 г. Работал конторщиком на ж.–д. ст. Брянск и за революционную деятельность был сослан в Сибирь. Отбыв ссылку, вернулся в Брянск, где работал приказчиком в лавке. Участник 1–й Мировой войны, прапорщик 703–го Сурамского (25–го гренадерского) полка. В 1917 г. активный участник революционного движения в армии и событий 4 июля в Петрограде, был арестован Временным правительством. Весной 1918 г. командовал красными отрядами в боях против немцев и войск Центральной Рады на Украине, затем — командующий 2–й Особой армией на Брянском направлении. По обвинению в развале фронта и грабежах в апреле 1918 г. отдан под трибунал и отозван в Москву. Здесь был арестован, а после того, как у него «появились признаки душевной болезни», переведён в больницу Бутырской тюрьмы, затем в окружную психиатрическую лечебницу, при помощи персонала которой весной 1919 г. совершил побег. Вторично арестован в с. Нарышкино Самарской губ., где скрывался под именем своего двоюродного брата Якова Михалина, работая у местного священника Константина Ахматова. По приговору реввоенсовета 4–й армии приговорён к расстрелу, «как аферист и контрреволюционер». Приговор приведён в исполнение в ночь на 4 августа 1919 г. (Федосов А. Яд платиновой чаши // АиФ–Брянск, 2005, No 28–29).

68 РГВА, ф. 39242, оп. 1, д. 1, л. 262 (http://alwin.livejournal.com/296393.html)

69 Бiлокiнь С.I. Глухiвська трагедiя // Сiверщина в iсторiї України. Випуск 2. Матеріали Восьмої науко–во–практичної конференцiї (Глухів, 15–16 жовтня 2009 р.) — Київ–Глухів, 2009. С. 163.

70 РГВА, Ф. 39242, д. 1, оп. 1, л. 3 (http://alwin.livejournal.com/289697.html).

71 Антонов–Овсеенко В.А. Записки о Гражданской войне. Т. 2. — М., 1928. — С. 50.

72 Там же. С. 55.

73 Там же. С. 56.

74 Гражданская война на Украине. Т. I. Кн.1. — Киев, 1967. — С. 47–48.

75 Гражданская война в ЦЧО в документах и материалах. — Воронеж, 1931. — С. 125.

76 Антонов–Овсеенко В.А. Записки о Гражданской войне. Т. 2. — М., 1928. — С. 122.

77 Там же. С. 138.

78 Там же. С. 139.

79 Отдельный Чехословацкий корпус был сформирован в 1917 г. из чешских военнопленных и перебежчиков. Основой ему послужила Чехословацкая добровольческая дружина, созданная ещё в 1914 г. из российских подданных чешского происхождения. В ходе войны она была развёрнута в полк, затем в бригаду и, наконец, в дивизию. Созданный на этой базе корпус насчитывал в своих рядах около 30 тыс. человек и находился под командованием генерал–майора В.Н. Шокорова. После заключения Брестского мира он был объявлен автономной частью французской армии и начал движение на восток, чтобы через Сибирь и Тихий океан попасть на франко–германский фронт. В 1918 г. участвовал в боях против наступавших австро–германских частей на Украине. Сыграл важную роль в консолидации антибольшевистских сил в Поволжье и Сибири. А.Л. Ратиев отмечает в своём дневнике: «Из военной комендатуры... к нам в дом прислали постояльца, офицера из штаба чешских войск — капитана Удовенко, с приказом отвести ему отдельную комнату. От него — он капитан Генерального штаба, узнаём, что к нам в Курск направляются какие–то чешские отряды. «Что они из себя представляют? Ухудшится ли с их прибытием наше положение?» Можно ли верить Удовенко, который нас заверяет, что дисциплина в их отря- дах полностью сохранилась? Ничего другого сообщить он нам не может» (Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 143.).

80 Бахмут В. Бой за Обоянь // Молодая гвардия. 14 апреля 1973 г.

81 Из информационного листа организационно–информационного отдела Московского областного комиссариата по военным делам о формировании воинских частей в Курске //Борьба за установление и упрочение советской власти в Курской губернии. — Курск, 1957. — С. 191.

82 Обоянские события живо изложены их очевидцем: Летопись революционной борьбы в Курской губернии. — Курск, 1923. — С. 32–33.

83 Добыкин Д., Кондаков А. Победный путь. Очерк о боевом пути 9–й стрелковой (бывшей 1–й Курской советской) дивизии. — Курск, 1961. — С. 18.

84 Борьба за Советскую власть на Белгородщине. Март 1917 — март 1919 . — Белгород, 1967. — С. 117.

85 Борьба за Советскую власть на Белгородщине. Март 1917 — март 1919 . — Белгород, 1967. — С. 275.
86 Там же. С. 277.
87 Там же. С. 281–282.
88 Там же. С. 284.
89 Гущин Б.М. Борьба с немецкими оккупантами на Курской земле (1918 г.) //

90 Курские мемуары. No 2. — Курск, 2002. — С. 6. Там же. С. 10.

91 Семов А. Этих дней не смолкнет слава // За изобилие. 7 ноября 1968; Просецкий В.А. Рыльск. — Воронеж, 1977. С. 88–90.

92 Гущин Б.М. Борьба с немецкими оккупантами на Курской земле (1918 г.) //

93 Курские мемуары. No 2. — Курск, 2002. — С. 10. Там же. С. 11.

94 Гражданская война на Украине. Т. I. Кн. 1. — Киев, 1967. — С. 136–137.

95 Бугров Ю.А. Участие населения Курской губернии в отражении агрессии кайзеровской Германии против Советской России (весна 1918 г.) // Армия в истории России. Материалы межвузовской научной конференции (23 мая 1997 г.). — Курск, 1997. — С. 76.

96 Из отчета военрука Курского отряда о формировании и состоянии войск губернии в 1–й половине мая 1918 г.// Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и гражданской войны (1918–1920). — Воронеж, 1967. — С. 41.

97 Добыкин Д., Кондаков А. Победный путь. Очерк о боевом пути 9–й стрелковой (бывшей 1–й Курской советской) дивизии. — Курск, 1961. — С. 24–25.

98 Фельштинский Ю.Г. Крушение мировой революции. Брестский мир. Октябрь 1917 — ноябрь 1918. — М., 1992. — С. 365.

99 Там же. С. 381. 100 Там же. С. 382.

101 Борьба за Советскую власть на Белгородщине. Март 1917 — март 1919 . — Белгород, 1967. — С. 293.

102 Известия Курского объединенного Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. 1918. No 33–34.

103 Там же. No 62.

104 Революция и Гражданская война / Курский край. Т. IX. — М., 2006. — С. 102.

105 Телеграмма Наркома по военным делам Н.И. Подвойского в Совнарком об установлении порядка в гор. Курске и губернии // Борьба за установление и упрочение советской власти в Курской губернии. — Курск, 1957. — С. 216.

106 Доклад о ликвидации наступательного настроения в Курском районе // НА КОКМ. Д. 38. Л.178–179.

107 НА КОКМ. Д. 38. Л.136.

108 Доклад о ликвидации наступательного настроения в Курском районе // НА КОКМ. Д. 38. Л. 180–181.

109 Воротынцев И.Т. Доклад тов. Подвойскому о событиях на Степановском боевом участке Рыльского фронта вечером 16–го сего июля и утром 17–го июля // НА КОКМ. Д. 38. Л.151–154.

110 НА КОКМ, д. 38, л. 35. Н.И. Подвойский имел все основания питать к матросам и личную неприязнь, поскольку один из них использовал его имя в мошеннических целях, что вынудило Подвойского поместить в газете специальное объявление: «В Курской губернии проделывает всевозможные аферы один бывший матрос, прикрываясь именем якобы «моего брата» — Михаила Подвойского. Объявляю, что этот негодяй, называя себя братом наркома по военным делам Подвойского, рассчитывает с одной стороны, что таким путём ему удастся ускользнуть от революционной кары, а с другой, что ему, как брату наркома, будет оказано попустительство в его преступной деятельности. Пусть знает не- годяй, что при поимке к нему будет применено самое строгое наказание» (Курская правда, 18 июня 1918 г.). Дальнейшая судьба неведомого «сына лейтенанта Шмидта», использовавшего популярное в Курской губернии имя Подвойского, осталась неизвестной.

111 Комаров А.А. Советская власть в Дмитриевском уезде, Курской губернии в 1918 г. (материалы) // Известия Курского губернского общества краеведения. — 1927. — No 6. — С. 22; Чубунов Л.П. Указ. соч. С. 27; Чубунов утверждает, будто прибывшим отрядом матросов командовал лично он и он же лично арестовал спящего после попойки Полянского, предварительно выхватив у того из–под подушки револьвер.

112 НА КОКМ. Д. 38. Л. 144.

113 Троцкий Л.Д. Перед мятежом. Внеочередное заявление на V Съезде Советов раб., солд. и кр. деп. // Сочинения. Т. 17. Ч. 1. М–Л., 1926.

114 Борьба за Советскую власть на Белгородщине. Март 1917 — март 1919 . — Белгород, 1967. — С. 296–297.
115 Там же. С. 297–299.
116 НА КОКМ. Д. 38. Л. 148.
117 НА КОКМ. Д. 38. Л. 214.
118 НА КОКМ. Д. 38. Л. 213.
119 НА КОКМ. Д. 38. Л. 253.
120 НА КОКМ. Д. 38. Л. 208–211.
121 Гражданская война на Украине. Т. I. Кн. 1. — Киев, 1967. — С. 344. Владимир Христианович Ауссем (1879–1938) — член ВКП(б) с 1901 г., нарком финансов первого советского правительства Украины, делегат I съезда КП(б)У. В 1919 г. — командующий группой войск Харьковского направления, член Реввоенсовета 8–й армии. Участник троцкистской оппозиции.

122 Гражданская война на Украине. Т. I. Кн. 1. — Киев, 1967. — С. 388–389. Василий Павлович Глаголев (1883–1938) — родился в Петербурге, кадровый военный, окончил Академию Генштаба в 1909 г. В период Гражданской войны командовал 1–й Курской пехотной дивизией, Резервной армией, был начальником штаба Украинского фронта, командиром 6–й армии Северного фронта и 16–й армии Западного фронта. С сентября 1919 г. — командир 11–й, 12–й кавдивизий, а затем 10–й армии.

123 Гражданская война на Украине. Т. I. Кн. 1. — Киев, 1967. — С. 392.

124 Борьба за Советскую власть на Белгородщине. Март 1917 — март 1919 . — Белгород, 1967. — С. 301–302.

125 Махно Н.И. Воспоминания. — М., 1992. — С. 182.

126 Боровик М. А. Анархістський рух в Україні у 1917–1921 рр. // Український історичний журнал. 1999. No 1. С. 10–11; Анархисты. Документы и материалы. 1917–1935. М. РОССПЭН. 1999. Т. 2. С. 169, 175, 275.

127 Исаев Н.С. Мои воспоминания о Гражданской войне (рукопись из фондов Рыльского краеведческого музея). 1966 г. — Л. 36.

128 Телеграфный разговор по прямому проводу 13 сентября 1918 г. 21 час. Глаголев — наштабсовет Раттель // НА КОКМ. Д. 38. Л. 223–224.

129 Исаев Н.С. Мои воспоминания о Гражданской войне (рукопись из фондов Рыльского краеведческого музея). 1966 г. — Л. 36–37.

130 «По указанию Правительства из нас начал формироваться 43–й Украинский Добровольческий Советский стрелковый полк. Командиром полка был назначен большевик фронтовик из младшего комсостава старой армии украинец товарищ Куценко... комиссаром полка — товарищ Вакуленко. Начальником штаба — товарищ из бывших офицеров, добровольно вступивший в ряды Красной Армии. Первый батальон трёхротного состава полностью состоял из наших бывших партизан, командиром которого стал товарищ Флусов... Второй батальон сформировался из товарищей украинцев, которые оказались в Москве. В нём были частично и белорусы. Третий батальон состоял из двух рот латышей и истонцев [так!], а одна рота этого батальона была с личным составом китайцев. А потому нашему полку к его названию добавилось и ещё одно гордое слово — Интернациональный (Исаев Н.С. Мои воспоминания о Гражданской войне (рукопись из фондов Рыльского краеведческого музея). 1966 г. — Л. 38). Первым боевым заданием полка стало подавление крестьянского восстания в Рязанской губернии.

131 НА КОКМ. Д. 38. Л. 227–248.

132 НА КОКМ. Д. 38. Л. 249.

133 Гражданская война на Украине. Т. I. Кн. 1. — Киев, 1967. — С. 409; Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 50. — С. 203. Любопытно, что в этот момент В.И. Ленин видел германские войска в качестве своих потенциальных союзников в борьбе с контрреволюцией. В этой же телеграмме предписывалось «напрячь все усилия для того, чтобы как можно скорее сообщить это [известие] немецким солдатам на Украине и посоветовать им ударить на Красновские войска, ибо тогда мы вместе завоюем десятки миллионов пудов хлеба для немецких рабочих и отразим нашествие англичан, которые теперь подходят эскадрой к Новороссийску».

134 Гражданская война на Украине. Т. I. Кн. 1. — Киев, 1967. — С. 424.

135 Страницы истории города Курска. — Курск, 1981. — С. 98.

136 Из протокола общего собрания членов Курской городской организации РКП(б) о встрече с немецкой делегацией // Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и гражданской войны (1918–1920). — Воронеж, 1967. — С. 69–70.

137 Резолюция, принятая на митинге германских, австрийских и русских солдат в г. Новом Осколе, о поддержке Советской власти в России// Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и гражданской войны (1918–1920). — Воронеж, 1967. — С. 71.

138 Сергеев Фёдор Андреевич (Артём) родился 7 (19) марта 1883 г. в д.Проваторовой Фатежского уезда Курской губернии в семье крестьянина А.А. Сергеева. В конце 1880–х гг. семья переезжает в Екатеринослав, где в 1901 г. он оканчивает реальное училище и в сентябре того же года поступает в Московское высшее техническое училище. Здесь он становится членом РСДРП и в феврале 1902 г. исключается из училища за участие в студенческой демонстрации. После пребывания под стражей был отправлен в ссылку в Екатеринославскую губернию. В 1902–1903 гг. находится за границей, после возвращения ведёт активную революционную деятельность в Донбассе, Екатеринославе и Харькове. Один из организаторов вооружённого выступления в Харькове в ноябре–декабре 1905 г. Делегат IV съезда РСДРП. Арестован в марте 1907 г. и сослан в Иркутскую губернию. В августе 1910 г. совершает побег и через Харбин, Японию и Шанхай добирается до Австралии. Здесь работает чернорабочим и организует выпуск газеты на русском языке. В мае 1917 г. возвращается в Россию. Избирается секретарём бюро Донецко–Криворожского обкома РСДРП, участвует в работе VI съезда РСДРП и I Всеукраинского съезда Советов. В январе 1918 г. избирается членом ВЦИК РСФСР. С февраля 1918 г. становится председателем Совнаркома Донецко–Криворожской республики, делегат VII съезда РКП(б). В мае 1918 г. вместе с К.Е. Ворошиловым руководит переходом украинских красных войск из Луганска в Царицын, участвует в обороне Царицына. 22 ноября 1918 г избирается в состав Временного рабоче–крестьянского правительства Украины. С января 1919 г. — заместитель председателя правительства. Делегат III съезда КП(б)У и VIII съезда РКП(б). В 1919–1920 гг. находится на руководящей партийной работе в Башкирии и на Украине, делегат II Конгресса Коминтерна. С ноября 1920 г. — секретарь Московского комитета РКП(б), с февраля 1921 г. — председатель ЦК профсоюза горнорабочих, делегат Х съезда РКП(б) и III Конгресса Коминтерна. Погиб 24 июля 1921 г. при крушении аэровагона с группой иностранных делегатов I Конгресса Профинтерна. 139 Гражданская война на Украине. Т. I. Кн. 1. — Киев, 1967. — С. 459–460. Правительство работало в здании лавки, располагавшейся на углу современных улиц Ленина и Комсомольской (позднее продмаг No 19).

140 Гражданская война на Украине. Т. I. Кн. 1. — Киев, 1967. — С. 470.

141 Поздняков Э.Н. История Шебекина. ХХ век. — Белгород, 2001. — С. 8.

142 Добыкин Д., Кондаков А. Победный путь. — Курск, 1961. — С. 16.

143 Там же. С. 16–17. Любопытно, что при этом в официальной советской прессе наступление на Белгород подавалось исключительно как революционная деятельность местных народных масс и украинских повстанцев. «Известия ВЦИК» последовательно сообщали о развитии событий следующим образом: «Повстанцами занят Белгород. Находящийся в Беломестной отряд немцев с артиллерией взят в плен, но будет отпущен. Немцы всюду уходят или сдаются без сопротивления» (No 254, 1918 г.). «Белгород занят повстанцами–большевиками. Немцы намеревались оказать сопротивление, но были обезоружены. Буржуазия в панике разбегается. Приступлено к организации советской власти» (No 272, 1918 г.). «Белгород окончательно занят Украинскими советскими войсками... Белгород был взят с бою, после того, как немцы первые открыли огонь по украинским советским властям» (No 283, 1918 г.).

144 Борьба за Советскую власть на Белгородщине. Март 1917 — март 1919 . — Белгород, 1967. — С. 318.

145 Там же. С. 318–319.

146 Поздняков Э.Н. Указ. соч. С. 8.

147 Борьба за Советскую власть на Белгородщине. Март 1917 — март 1919 . — Белгород, 1967. — С. 322.

148 Азарх Исаак Хаимович (1896 — 14.VIII.1918) родился в г. Юзовка, в 1916 поступил в Рижский политехникум и вскоре был призван в армию, в студенческий батальон. В 1917 г., будучи офицером 55 запасного полка в Москве, возглавлял объединенный отряд революционных солдат и красногвардейцев заводов Замоскворечья, выполнял задания Московского РВК. В январе 1918 г. в должности начальника 3–го сводного отряда Москвы был направлен в Тамбов «для восстановления революционного порядка», а в начале мая того же года был откомандирован в Курск. В Курске сформировал из трёх полков (3–го Московского, 1–го и 3–го Курского) Курскую бригаду, которая 10 августа прибыла в г. Инзу Симбирской губернии. 12 августа Курская бригада получает задание: прибыть на ст. Охотничья в распоряжение начдива Симбирской дивизии Г.Д. Гая и форсированным маршем отправиться в д. Отрада, войти в связь с командиром батальона тов. Павловским и согласовать с ним дальнейшие действия. Во второй половине дня 13 августа И.Х. Азарх с сотней бойцов полка достиг д. Отрада, в которой, однако, не было ни батальона, ни тов. Павловского. Бойцы Азарха заняли брошенные позиции и утром 14 августа приняли бой, в ходе которого погиб сам Азарх и ещё до 50 бойцов–курян.

149 Постников Н. Куряне в составе Чапаевской дивизии // Армия в истории России. Материалы межвузовской научной конференции (г. Курск, 23 мая 1997 г.). — Курск, 1997. — С. 84–88.

150 Постников Н. Курский край в годы интервенции и гражданской войны // Курский край: история и современность. — Курск, 1995. — С. 123.

151 Постников Н. Курский край в годы интервенции и гражданской войны// Курский край: история и современность. — Курск, 1995. — С. 130.

152 См.: Постников Н. Курский край в годы интервенции и гражданской войны // Курский край: история и современность. — Курск, 1995. — С. 120–121.

153 Постников Н. Курский край в годы интервенции и гражданской войны // Курский край: история и современность. — Курск, 1995. — С. 122.

154 Постников Н. Курский край в годы интервенции и гражданской войны // Кур- ский край: история и современность. — Курск, 1995. — С. 123.

155 Из протокола заседания Губкома РКП(б) в Корочанском и Белгородском уездах // Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и гражданской войны (1918–1920). — Воронеж, 1967. — С. 131; Приказ No 1 Грайворонского уревкома о переходе всей власти в городе и уезде Ревкому и роспуске Уисполкомам // Там же. — С. 118.

156 Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 253–254, 259.

157 Кретов Ф. Первые послереволюционные дни // Они были первыми. Очерки, воспоминания. — Воронеж, 1969. — С. 225.

158 Карнасевич В.Г., Свиридов Г.А. Курская губчека 1918–1922 гг. — Курск, 2005. — С. 154–156; здание управления МКВЖД находится на современной ул. Добролюбова, и там долгое время размещался КГБ (ныне Управление ФСБ по Курской области). Старая большевичка Е.И. Брянцева так писала об этом, несколько путаясь в датах: «В мае была объявлена мобилизация. Готовилась забастовка. Киево–Воронежские управленцы снялись с работы и шли в Ямскую, чтобы соединиться с рабочими. Комитеты РКП и Производственный Союз назначили собрание, на котором должен был выступить т. Бухарин. Инициаторы забастовки сагитировали рабочих и собрали их в мастерских КВЖД, где они чувствовали себя свободней вдали от боевого отряда. После взаимных депутаций и продолжительных переговоров пришлось уступить и пойти туда, где к тому времени на заборах сидели бывшие реалисты, в толпе сновали землемеры, сыпались остроты и насмешки по адресу коммунистов, в женщин бросали камнями [вероятно, тут автор имеет в виду сама себя — А.З.]. Общее настроение было возбуждённое, боевое — ждали подкрепления от управленцев, но на пути к Киевскому двору их разогнали, не- которых арестовали. Волнение понемногу улеглось, мобилизацию закончили» (Брянцева С.И. Ямской район и железнодорожный узел // Летопись революционной борьбы в Курской губернии. — Курск, 1923. — С. 11).

2. Наступление ВСЮР летом 1919 г.

Хотя потомок старинного рода путивльских дворян Александр Николаевич Черепов был уроженцем Курской губернии, хотя закончил он Орловский кадетский корпус, большая часть его жизни оказалась связана с Ростовом–на–Дону. Здесь в мирное время стоял его 136–й Таганрогский пехотный полк, здесь жили жена Александра Николаевича и его пятнадцатилетний сын. Отсюда в июле 1914 г. ротный командир штабс–капитан Черепов отправился на Великую войну, сюда 3 сентября 1917 г. и вернулся, чтобы провести отпуск, генерал–майор Черепов, командир бригады 4–й пехотной дивизии. Здесь фронтового генерала ожидали большие перемены. Старый извозчик, на котором А.Н. Черепов ехал с вокзала, сразу же заметил ему: «В недобрый час вы едете к нам — не знаю, доедем ли». «Почему?» — удивился Александр Николаевич. «Да сами увидите», — уклончиво отвечал старик. Вскоре генералу стало всё ясно и без вопросов.

1. Генерал–майор А.Н. Черепов, уроженец Курской губ., один из организаторов Добрармии.
2. Корнет А.Н. Ребиндер, член Щебекинского добровольческого отряда 1918 г.
3. Белый агитационный плакат «Сын мой! Иди и спасай Родину!»

«Радость свидания с семьёй была отравлена рассказами о происходящих в городе событиях — торжестве черни и крайнелевых элементов, — вспоминал позднее А.Н. Черепов. — Офицерам в форме было небезопасно выходить на улицу, так как бывали случаи, что их арестовывали, увозили в здание театра–варьете «Марс»... там след их исчезал» 160 .

Генерал–майору удалось избежать грозившей ему опасности и дождаться прихода в Ростов войск атамана Каледина. Вслед за этим, 3 ноября 1917 г. А.Н. Черепов встретился со своим старым знакомым, генерал–майором Д.Н. Чернояровым, который исполнял ныне обязанности начальника гарнизона. В беседе с ним Александр Николаевич предложил создать отряды самообороны из числа военнослужащих, «чтобы нас, как овец, не загоняли больше в «Марс». Никаких мыслей о широком образовании армии общегосударственного значения ещё не было», — вспоминал позднее об этой встрече А.Н. Черепов. Генерал Чернояров выразил своё согласие, и вскоре в большом зале здания одной торговой фирмы собралось множество офицеров. Основная часть собравшихся поддержала идею создания отряда. Некоторые, правда, задавали некорректный вопрос: «А сколько нам будут платить?» На это они слышали от А.Н. Черепова веские слова: «У нас вы получите винтовку и пять патронов, а у большевиков получите пулю в затылок» 161 .

159 Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С.

160 Черепов А.Н. Зарождение антикоммунистической борьбы на Юге России // За- рождение Добровольческой армии. — М., 2001. — С. 433–434.

161 Там же. С. 435.

Так было положено начало формированию одного из отрядов, послуживших затем основой для создания Добровольческой армии — ядра Вооружённых Сил на Юге России. Генерал–майор Черепов участвовал в 1–м Кубанском (Ледяном) походе, начальствуя над арьергардом добровольцев, затем командовал бригадой, дивизией, исполнял обязанности военного губернатора, сражался в рядах Русской Армии барона Врангеля, но вернуться на землю своих предков, путивльских служилых людей, оборонявших некогда русские рубежи от набегов крымцев и ногайцев, ему было не суждено 162 . Вместо него это сделали его боевые товарищи, служившие в рядах той армии, основу которой заложил в том числе и созданный им в те ноябрьские дни 1917 г. небольшой отряд.

162 Александр Николаевич Черепов (17 августа 1877 — 15 марта 1964) после поражения Белого движения эмигрировал в Югославию, затем жил в Германии и скончался в Нью–Йорке, будучи председателем Союза первопоходников и вице–президентом Союза чинов Русского Корпуса в США.

***

Летом 1919 г. Вооружённые Силы на Юге России (ВСЮР) под командованием генерала А.И. Деникина развернули активные на ступательные действия на огромной по протяженности территории от Днепра до Волги. Успешно развивалось их наступление на Харьковском направлении. Здесь были сосредоточены 1–й армейский корпус генерала А.П. Кутепова и Терская дивизия генерала С.М. Топоркова. Общее командование осуществлял командующий Добровольческой армией генерал В.З. Май–Маевский. Тесня части 13–й и 8–й армий Южного фронта, белые занимают Купянск, Харьков и Белгород, вступив тем самым на территорию Курской губернии.

Приближение белых войск вызвало серьёзную обеспокоенность коммунистических губернских властей, и 7 (20) июня 1919 г. Курский губком РКП(б) принимает постановление об обороне губернии. Было решено объявить губернию на чрезвычайном положении, организовать военно–революционный штаб и «сосредоточить всё внимание на Белгород и близ прилегающие местности, как наиболее важные пункты» 163 . Следует отметить, что отнюдь не все коммунисты единодушно откликнулись на партийный призыв. Агент Щигровской ЧК О.А. Орлова позднее вспоминала, что «тяжело было смотреть, как больше ста человек сдали свои партийные билеты, отказавшись вступать в отряды, и лишь четыре человека: Федоринов, Тесленко, Борин и я, Орлова, ушли на защиту Курска, влившись в организованную при ЧК коммунистическую роту» 164 .

163 Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны (1918–1920). — Воронеж, 1967. — С. 114–115.

164 Орлова О. А. Воспоминания члена КПСС с августа 1918 г. Орловой Ольги Андреевны, посвящённые 40–й годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции (рукопись). — С. 4.

Взятие Белгорода. На Белгород наступали части Корниловского и Марковского полков. Красные оказывали упорное сопротивление, перейдя в наступление и потеснив части Корниловского полка. Среди защитников города находились отличавшиеся особой стойкостью части — коммунистическая бригада знаменитого курского партизана М.Е. Трунова, поклявшегося «умереть, но не сдать Белгород» (134–й Обоянский полк К. Солдатова, 135–й Белгородский полк Ф. Боровлева, 380–й полк Паньшина и кавалерийский эскадрон), и рота курских коммунистов (270 человек) под командованием Черняка. Решающий бой произошёл на подступах к городу у станции Разумная 9 (22) июня. Красные действовали тут при поддержке пяти бронепоездов. Среди них находились «Черноморец», «Ахтырский», а также волчанский бронепоезд «Гром» и курский бронепоезд No 152 «Молния» под командованием слесаря Курского паровозного депо Р.С. Кукулдавы. «Маленького роста, весь перепоясанный ремнями, в бурке, с маузером на боку, он был похож на ходячую крепость», — так вспоминали о нём знавшие его люди 165 . Знаменитая бронелетучка «Молния» была сооружена из подручного материала изобретательными курскими железнодорожниками ещё в 1918 г. В состав её, по воспоминаниям ветеранов, входило «три «арбеля» — специально оборудованных блиндированных вагона. С внутренней стороны вагонов устроили стенки из толстых досок. В стенах прорезали бойницы для пулемётов. Между стенка- ми насыпали песку. Сверху такой вагон перекрыли шпалами. На перекрытии были устроены гнёзда для пулемётов. Кроме того, в составе бронелетучки было три пассажирских вагона — по одному на каждый из трёх взводов команды» 166 .

165 Курский край. Альманах No 1. Сполохи Гражданской войны. Курск, 1998. — С. 54; Рожден Селиверстович Кукулдава (1886–1968) родился в грузинском с. Акети Озургетского уезда, окончил Бакинское ремесленное училище, работал слесарем на заводе Шибаева, затем в железнодорожном депо. В период революции 1905 г. был членом боевой дружины. Участник 1–й Мировой войны. С 1917 г. направлен на работу в Москву, затем в Курское депо. Здесь, вступив в партию большевиков, был одним из организаторов и руководителей Красной гвардии. С 1918 г. командует бронелетучкой «Молния», участвует в подавлении антибольшевистских выступлений в Щиграх и Золотухино.

166 Рощин В., Ефремова Л. Они боролись за Советскую власть. Старые бойцы встречаются вновь // Курская правда. 1957. 17 августа.

1. Генерал–лейтенант А.И. Деникин, командующий ВСЮР. 1919 г.
2. Генерал–лейтенант В.З. Май–Маевский, командующий Добровольческой армией в мае—ноябре 1919 г.
3. Жители освобождённого города встречают В.З. Май–Маевского. Лето 1919 г.

Со стороны белых в сражении участвовал бронепоезд «Офицер». Он вышел навстречу атакующей красной пехоте, отбросив её картечным и пулемётным огнём с близкой дистанции. На самом бронепоезде в ходе боя артиллерийским снарядом был разбит пу- лемёт 167 . Тем временем подразделения Марковского полка (1–й и 2–й батальоны) совершили удачный фланговый охват красных частей, что вызвало замешательство и бегство красноармейцев. Стойко сражалась Курская коммунистическая рота, особенно её 2–й щигровский взвод. Командир этого взвода, Тесленко, получил ранение в ногу, но остался в строю. Спустя неделю после боя были записаны воспоминания одного из бойцов коммунистической роты: «тов. Козловский... рассказывает, как рота приняла первое боевое крещение. 22 июня после ночёвки в Белгороде рота пешком отправилась до ст. Рузаевки в 20 верстах от Белгорода. Роте было дано боевое задание взять деревню, в которой было около 400 белогвардейцев. 270 человек рассыпались в цепь. Наступление велось с необыкновенным энтузиазмом, с криками «ура» и пением «Интернационала»... Сам т. Козловский был ранен в руку при прорыве первой цепи, но не покинул своих товарищей. Молодые коммунисты так рьяно шли в бой, что выскакивали за линию нашей наступающей цепи. В это время появился вражеский бронепоезд. Мы начали отступление под давлением превосходящих сил противника и сильным огнём бронепоезда. Отступление проходило в полном порядке, очередными перебежками и отстреливаясь. От огня бронепоезда мы и понесли наши потери. Прорыв же трёх цепей противника стоил нам всего 3 чел. убитыми и 2 ранеными» 168 .

Участник боя, капитан Л.П. Большаков, вспоминал вскоре по- сле его окончания: «Коммунисты оказались более стойкими. Появление на их фланге обходящих цепей смутило их, но не рассеяло. Но когда загремело «ура», когда в 400–х шагах от себя они увидели наши офицерские роты, не сгибаясь, двигающиеся неотвратимо, как лавина, — «товарищи» дрогнули. Тщетны были призывы командного состава, тщетно стрелял по бегущим застрелившийся потом у нас на глазах матрос Шевченко 169 — один из сотрудников Трунова: всё смешалось, спуталось, и в беспорядке, тесня друг друга, бросая винтовки и иногда «для лёгкости» сапоги, коммунисты хлынули назад, на Белгород» 170 .

На следующий день, 10 (23) июня, Корниловский и Марковский полки атаковали непосредственно сам Белгород. Корниловцы (Корниловский ударный полк, 3–я батарея, взвод 2–й батареи и взвод 7–й гаубичной батареи) наступали вдоль линии железной дороги через густой сосновый лес. На подходе к городу их встретил огонь красных бронепоездов, которым начала отвечать артиллерия белых. В это же время марковцы (1–й офицерский генерала Маркова полк, 1–я генерала Маркова батарея, взвод 2–й Марковской батареи и 4–я батарея) атаковали город со стороны с. Игумново, выступив с места ночлега ещё затемно. Проводником их выступал «местный крестьянин, как и все они, ярый противник «коммунии» 171 . У с. Старый Город в полутора верстах севернее Белгорода марковцы перехватили ничего не подозревающего курьера красных. Захваченное у него донесение позволило установить, что в селе располагается резервная часть 135–го советского полка, которая должна утром отойти к Белгороду. Атаковав село, марковцы застали красных врасплох: «будто неожиданным громовым ударом грянули в ушах насмерть поражённых красноармейцев ружейные залпы и, точно швейная машинка, застучали, вышивая красные цветы смерти, пулемёты. Обезумевшие «товарищи», тыкаясь сослепу во все закоулки, бросая оружие, оставляя раненых и пленных, выскакивая из хат в одном белье, ринулись панической волной на Белгород. Не прошло и получаса, как в городе поднялась суматоха: поскакали в разные стороны обозы, спешно двинулись на Курск составы, а вылетевший к Старому Городу красный бронепоезд нещадно стал осыпать из пулемётов ни в чём не повинные хаты. Марковцев уже не было в деревне: заняв позицию на возвышенности между нею и Белгородом, они завязали бой со спешно высланным из города отрядом коммунистов» 172 .

167 Власов А.А. О бронепоездах Добровольческой армии // Вооружённые силы на Юге России. — М., 2003. — С. 411.

168 Волна, 26 июня 1919 г. Далее т. Козловский обвиняет белогвардейцев в стрельбе разрывными пулями. Тела трёх погибших в бою коммунистов были доставлены в Курск и торжественно похоронены 26 июня 1919 г. на площади 1–го Мая.

169 Командир роты 1–го Волчанского отдельного революционного батальона Ти-офей Андреевич Шевченко. По словам И.Н. Шевченко, этот «храбрый моряк» до своей гибели «трижды успешно отбивал конные атаки деникинцев». Вместе с ним был убит и командир пулемётного взвода роты ЧК Кириченко (Шевченко И.Н. В боях и походах. — Харьков, 1966. — С. 43).

170 Большаков Л.П. Взятие Белгорода // Марков и марковцы. — М., 2001. — С. 535.

171 Там же.

172 Там же. С. 536.

1. Генерал–лейтенант А.П. Кутепов, командир 1–го армейского корпуса Добровольческой армии. Фотография 1921 г.
2. Генерал–майор Н.С. Тимановский, начальник 1–й пехотной дивизии 1–го корпуса Добровольческой армии.
3. Офицеры Добровольческой армии. Белгород. Август 1919 г.

Подрывники белых взорвали железнодорожные пути, отрезав эшелонам красных пути отхода на Курск, а удар корниловцев с юга, от ст. Разумная, довершил разгром. Корниловскому ударному полку предстояло захватить мост через Северский Донец, на противоположном берегу которого шла линия железной дороги и стоял красный бронепоезд. Атака производилась по совершенно ровной и открытой местности. Полковник М.Н. Левитов позднее вспоминал: «Красные открыли ружейный огонь, а бронепоезд — пулемётный. Всё благоприятствовало красным в их обороне своей позиции, но тем, что они не хотели уходить из своего предмостного укрепления, они всё погубили. Корниловцы с криком «Ура!» уже ворвались в окопы, и через них лихо понеслась в атаку подоспевшая сотня генерала Шкуро. Общая свалка на мосту лишила, по–видимому, красный бронепоезд возможности стрелять, и он тихо двинулся влево по нашему фронту и скрылся. Корниловцы воспользовались нерешительностью бронепоезда и быстро проскочили на другой берег» 173 .

173 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 249.

Бронепоезд «Молния», отстреливаясь, стал отходить в направлении Готни. Положение отступающих осложнилось дезертирством машиниста паровоза. Участник сражения, ветеран «Молнии» П.И. Бутов вспоминал, что «под огнём бронелетучки, с хода включившейся в бой, деникинские цепи залегли в районе Донца. Силы всё же были неравны. На этом участке фронта у противника был создан значительный перевес... Когда под прикрытием пулемётного огня бронелетучки красноармейские цепи отступили, медленно по путям стала отходить и летучка. «Будем отходить на Сумы, — раздалась команда Кукулдавы. — Всем занять свои боевые посты». По его распоряжению боец Водяницкий под огнём противника перевёл стрелки, а сам тов. Кукулдава занял место паровозного машиниста... Пулемётная очередь хлестнула по паровозу, я тогда был вместе с Кукулдавой. Мы упали, а затем, поднявшись, увидели, как из тендера хлещет вода. Пришлось быстро затыкать дыры тряпками, устранять причинённые повреждения. В это время команда бронелетучки почти в упор стреляла по наступающему противнику» 174 . За этот бой Р.С. Кукулдава был награждён орденом Красного Знамени.

Накануне взятия Белгорода красные взяли в заложники и расстреляли в десяти верстах от города 60 его видных граждан. В отместку за это белыми тотчас по вступлении в город был публично расстрелян «начальник обороны красных, бывший унтер–офицер Императорской армии». Тела казнённых заложников были доставлены в Белгород на следующий день и похоронены «в обстановке действительно общего озлобления против диктатуры большевицкого интернационала» 175 . Тогда же, 11 (24) июня, начальником 1–й пехотной дивизии генерал–майором Н.М. Тимановским на городской площади был принят парад войск. 25 июня (8 июля) в Белгород прибывает сам главнокомандующий Вооружёнными Силами на Юге России, генерал–лейтенант А.И. Деникин, поздравивший войска с «выходом на большую Московскую дорогу». На центральной площади города состоялись торжественный парад и молебен. Как отмечали очевидцы, «ликование жителей носило самый искренний и даже трогательный характер» 176 .

174 Рощин В., Ефремова Л. Они боролись за Советскую власть. Старые бойцы встречаются вновь // Курская правда. 1957. 17 августа; Кукулдава Р.С. Бронепоезд «Молния» // Они были первыми. — Воронеж, 1969. — С. 241.

175 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 249. 176 Там же. С. 250.

Между тем на следующий день после падения Белгорода белые заняли и Харьков. Остатки разбитых красных войск стали отступать, в том числе и в белгородском направлении. Для отражения этого движения из Белгорода были выдвинуты Марковские части, успешно справившиеся с порученной им задачей. Одновременно была отражена попытка контрнаступления, предпринятая Крас- ной армией с севера. В ходе семидневных боёв марковцы, «то наступая, то отступая... разбили пятитысячную группу и выдвинулись вёрст на десять к северу, захватив до 900 человек в плен... Дрались красные отчаянно. Оказалось, их части были сформированы ещё в начале 1919 г. из добровольцев и бились с немцами, когда те перешли в наступление на Северном и Западном фронтах. Ими командовали бывшие офицеры. Один из них, будучи раненым, отстреливался из револьвера до последнего патрона. Дерзко действовал красный бронепоезд «Черномор» 177 . Особенно упорные бои развернулись в районе станций Сажное и Тетеревино.

177 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию. — Т. II. — Париж, 1964. — С. 48.

178 Там же. С. 51.

1. Парад Марковского полка в честь прибытия генерала А.И. Деникина. Белгород. 1919 г.
2. Офицеры–марковцы в Белгороде. Лето 1919 г. Слева направо. Верхний ряд: Селецкий, Папков, Китов, Перебейнос, Фёдоров, Образцов, Шевченко, Пономарёв, Си..отский, Крыжановский, Гаманов, неизвестный. Нижний ряд: Наинский, Трусов, Докукин, Тимановский, священник Недельский, Слоновский, Лесевицкий.

Потерпев неудачу в наступлении с севера, красные нанесли удар с другой стороны, попытавшись перерезать линию Харьков — Белгород и выйти в тыл частям 1–й дивизии. С этой целью перешли в наступление войска, сосредоточенные у слободы Борисовка — 3–й батальон 35–го Печенежского полка и 1–й батальон 1–го Грайворонского революционного полка. Брошенный им навстречу 1–й батальон Марковского полка выдержал 30 июня (13 июля) жестокий бой у ст. Наумовка. Численно превосходящие белых красные части, умело совершив фланговые охваты, угрожали окружить и уничтожить своего противника. Положение спасла неожиданная сдача в плен целого батальона красноармейцев в 400 штыков под командованием бывшего штабс–капитана Дубинина. Это переломило ход боевых действий, и на следующий день марковцы заняли Борисовку.

Слобода оказалась в руках белых, «однако доминирующие над ней высоты за речкой [Ворсклой] с древним женским монастырём взять не удалось. 3–я рота готовилась атаковать её ночью; 1–я батарея вела пристрелку. Батарея красных мешала ей — её стрельбу корректировал наблюдатель с колокольни монастыря. Обстрелять колокольню? Несколько шрапнелей и, как стон раненого, отозвался один из колоколов, в который попал осколок. Стон, болезненно отозвавшийся в сердцах марковцев. Ночью высоты с монастырём были взяты» 178 . В период 2 (15) — 21 июля (3 августа) линия фронта у Борисовки оставалась стабильной, и противостояние выражалось лишь в отдельных стычках и перестрелках. В то же время тревогу у командования белых стала вызывать ситуация у ст. Готня — важного железнодорожного узла, где было сосредоточено до четырёх полков красных. Сюда отступали на переформирование разбитые подразделения, сюда поступали свежие пополнения: Волчанский батальон Г.М. Кобленца, Грайворонский отряд А.Н. Борисенко, Суджанский отряд В.С. Сомова, отряд из Борисовки под командованием Ф. Гордого, караульные роты из Орла и Белгорода. В самой Готне был также сформирован отряд под началом бывшего прапорщика С.Е. Кутузова 179 .

179 Шевченко И.Н. В боях и походах. — Харьков, 1966. — С. 44.

Наращивание сил этой группировки было тем более опасно, что одновременно происходило сосредоточение красных на противоположном фланге 1–го Армейского корпуса, в районе стыка его с левым флангом Донской армии. Ожидалось, что командование Красной армии предпримет одновременный удар с двух сторон, намереваясь взять противника в огромные клещи. Две роты марковцев при поддержке двух бронепоездов произвели попытку вылазки в сторону Готни, надеясь прощупать оборону противника. Однако состав попал под меткий артиллерийский огонь и подвергся атаке красной пехоты. Несколько вагонов сошло с рельс. Разгорелся упорный бой, затянувшийся на целый день. Потери белых составили в общей сложности 180 человек. После этого для захвата Готни 22 июля (4 августа) в Белгороде был сформирован отряд под командованием генерала А.Н. Третьякова в составе 1–го и 4–го батальонов 1–го Марковского полка, Марковской инженерной роты, 10–го Ингерманландского гусарского и 2–го Корниловского ударного полков при поддержке 10 орудий и трёх бронепоездов.

На рассвете следующего дня, миновав станцию Томаровка, части отряда Третьякова заняли исходные позиции для атаки Готни. Первым в бой вступил бронепоезд «Офицер». Следом за ним в атаку двинулись пехотные части. Красный бронепоезд «Черноморец» выдвинулся навстречу атакующему противнику и с первых же выстрелов сбил несколько вагонов вспомогательного поезда «Офицера», отрезав ему путь к отходу. Для поддержки его генерал Третьяков выдвинул вперёд бронепоезда «Иоанн Калита» и «Дмитрий Донской». Со стороны красных в бой также вступило ещё два бронепоезда. Защитники станции упорно оборонялись, время от времени нанося сильные контрудары. Особенно ожесточённо сопротивлялся 1–й революционный Грайворонский полк под командованием А.Н. Борисенко 180 .

180 «1 революционный Грайворонский полк... создан революционным порядком на ст. Готня Северо–Донецкой ж.д. Основой полка были караульная рота грайворонского увоенкома, части грайворонской уездной милиции и отряда особого назначения, соединённые в грайворонский батальон под командой тов. А. Борисенко. После падения Белгорода через ст. Готня стали проходить остатки частей, оперировавших под Белгородом, здесь они приводились в порядок и вливались в состав грайворонского батальона. С вторжением противника в пределы Грайворонского у. в батальон стали вливаться добровольцы из дезертиров Грайворонского у., часть которых после тщательной фильтрации вливалась в батальон... По прибытии Суджанской караульной роты и двух рот орловских грайворонский батальон развернулся в 1 революционный Грайворонский полк численностью до 1200 штыков...» — так сообщает о формировании полка его комиссар А.А. Сагайдак (Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны (1918–1920). — Воронеж, 1967. — С. 136).

«Во время наступления 7–я [Марковская] батарея неожиданно из–за леса была атакована с дистанции 500 шагов Грайворонским коммунистическим полком, бросившимся на батарею с криками «пушки наши!» — пишет А.М. Леонтьев. — Всё перед батареей было окутано дымом от бомб с замедлителем и пылью своих пулемётов, а перед фронтом после двух–трёх минут беглого огня остались лишь трупы коммунистов» 181 .

181 Леонтьев А.М. На Московском направлении // Поход на Москву. — М., 2004. — С. 216.

Решающие бои за обладание станцией приходятся на 24 июля (6 августа) 182 . Согласно М.Н. Левитову, «фронтальной атакой станцию нельзя было взять, так как бронепоезда противника работали отлично. Справа в обход были пущены по лесу 9–я и 11–я роты и команда пеших разведчиков [2–го Корниловского полка]... Станция была атакована ими справа и в тыл, бронепоезда красных били на картечь по цепям, но испуганные работой разведчиков в тылу у себя и наступлением наших бронепоездов они отступили и ушли на ст. Юсупово» 183 . Вслед за взятием Готни белые, продвигаясь на север, занимают Красную Яругу, Ракитное и ст. Юсупово.

В эти же дни было сломлено и сопротивление красных у Грайворона, что также имело большое значение для успешной организации наступления белых. Дело в том, что после занятия Томаровки, Стригунов, Александровки, Герцевки и Борисовки, Грайворон и его округа, контролировавшиеся красными, вклинивались в линию фронта, являясь для белых настоящей занозой. А 16 (29) июня в Грайворон вошла бригада Ю.В. Саблина — до 1500 человек при 48 орудиях и 30 пулемётах. Ядром её являлся Печенежский стрелковый полк, в котором было «много добровольцев из слободы Печенеги, шахтёров из Донбасса. Были и китайцы. Они работали на донецких шахтах и в Красную армию вступили добровольно» 184 . Бригада отступала после тяжёлых и неудачных боёв с белыми на Украине. «Обмундирование у бойцов износилось, у многих на ногах была полуразвалившаяся обувь. Да и сам комбриг был почти босой. Саблин, усталый, пропылённый, явился в ревком и попросил расквартировать части бригады на короткий отдых» 185 . Тем не менее, бригада оказалась способна оказать упорное сопротивление наступающим белым.

182 Согласно официальным советским данным, Готня была оставлена красными 8 августа н. ст. (Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны (1918–1920). — Воронеж, 1967. — С. 328).

183 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 261–262.

184 Шевченко И.Н. Грайворонский революционный... — Белгород, 1962. — С. 28–29.

185 Там же. С. 28.

В этот же день начались бои за город. Белые атаковали как сам Грайворон, так и соседнее село Головчино, где оборону держал отряд рабочих местного сахзавода и члены волостного ревкома под командованием Петра Заднепрянского и Антона Воейко.

«Всей группой красных войск командовал какой–то матрос, — пишет об этих боях командир Белозерского полка Б.А. Штейфон. — ...Позиция большевиков была усилена окопами, имевшими у Грайворона двухъярусную оборону и проволочные заграждения. Место предстоящего боя являло картину, какую можно было наблюдать только в период Гражданской войны. Между фронтами нашим и красных весь день работали крестьяне, убирая хлеб. Во время перестрелок охранения они ложились на землю, а когда огонь прекращался, снова принимались за работу 186 . Иногда бывали среди них раненые. Я приказал своему охранению без крайней нужды огня не открывать, и крестьяне скоро приметили, что инициаторами стрельбы являлись обычно красные. Это обстоятельство вызвало большую неприязнь к красным, чем мы и пользовались. Мужики и бабы, желая насолить красным, охотно передавали нашим разведчикам сведения о противнике. Поля «наших» крестьян находились позади расположения полка, и пропуск через линию Белозерского охранения был воспрещён. Когда утром крестьяне не выходили на работы, это всегда являлось признаком того, что большевики что–то готовят... Красные войска обладали одной особенностью: они, как всякие слабые духом части, не любили ночных боёв... Располагая слабыми силами, я решил использовать эту особенность красных и назначил атаку Грайворона под вечер. Накануне ночью была произведена соответствующая перегруппировка, и в течение дня выдвинутые роты лежали, прикрываясь наскоро вырытыми замаскированными окопами. Большевики не заметили всех этих приготовлений... Стремительно поведённая во фланг атака, чего, по–видимому, мой партнер–матрос никак не ожидал, произвела на противника сильное впечатление. Матрос двинул все свои резервы на атакованный участок и, как потом выяснилось, выехал туда и сам. С нашей стороны это была, однако, только демонстрация, и главный удар был нанесён в центре. Всё было закончено менее чем в три часа. Мы захватили более 200 пленных, несколько пулемётов, одно орудие и почти весь обоз красных. Среди взятой большой добычи оказался обширный склад английской парфюмерии. Зачем большевики привезли его в Грайворон, я так и не дознался» 187 .

Грайворон пал 25 июля (7 августа) 188 . Остатки частей оборонявшего его Печенежского полка отступили к с. Вишнево. К соседним сёлам Бобрава и Пены отошли разгромленные части 1–го революционного Грайворонского полка. Спустя три дня они были включены в состав 2–й бригады 9–й стрелковой дивизии, превратившись в её 78–й полк.

186 «Стояли жаркие летние дни. На полях дозревал урожай. Крестьяне использовали каждый час затишья для уборки хлеба. Им помогали бойцы Печенежского и Грайворонского полков, продовольственные отряды, прибывшие из Москвы, Иваново, Курска. Работали в основном ночью. Зерно... сразу же отправляли в глубинные районы страны, чтобы врагу не досталось ни одного пуда хлеба» (Шевченко И.Н. В боях и походах. — Харьков, 1966. — С. 48–49). Можно себе представить ту «помощь», что оказывали крестьянам продотряды, немедленно изымавшие собранное зерно и отсылавшие его «в глубинные районы страны»! Неудивительно, что симпатии крестьян склонялись в пользу белых, как о том сообщает далее Б.А. Штейфон. Проблема с уборкой грайворонского хлеба была предметом специального обсуждения Курского гебернского руководства при участии эмиссара из Москвы тов. Розова, которое состоялось 19 июля 1919 г. Решался вопрос о том, где взять рабочие руки для жатвы и вывоза зерна. Поступали самые разнообразные предложения, вплоть до проведения облавы на улицах или заманивания людей на гулянье с последующим их арестом. Предлагалось привлечь к этому и воинские части. В итоге было решено послать под Грайворон добровольцев, посулив им оплату в виде 3 пудов муки за неделю работы, а также «бездельников», выявить которых должна была городская милиция. Однако, судя по всему, набрать нужное количество людей так и не удалось, и потому пришлось проводить уборочную силами красноармейцев (Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 292–297).

187 Штейфон Б.А. Командование Белозерским полком // Возрождённые полки русской армии в Белой борьбе на Юге России. — М., 2002. — С. 398–399.

188 Отдельные эпизоды Грайворонской обороны красочно излагает И.Н. Шевченко (Шевченко И.Н. В боях и походах. — Харьков, 1966. — С. 48–53; Шевченко И.Н. Грайворонский революционный... — Белгород, 1962. — С. 28–30). Правда, при этом мемуарист убеждённо утверждает, что Грайворон осаждал давно погибший к этому времени «деникинский генерал Дроздовский».

Падение Белгорода, которому красное командование придавало особое значение, вызвало тревогу за прочность обороны перед лицом упорно продвигающихся войск ВСЮР. Вскоре после завершения боёв, 12 (25) июня, Курский губком обсудил доклад председателя исполкома Курского губернского совета И.С. Шелехеса, вернувшегося после поездки на Белгородский фронт 189 . По его словам, «эвакуация прошла неорганизованно. Некоторые коммунисты вместо того, чтобы драться с воинскими частями до последнего, уезжали, т.е. дезертировали. Командир и помощник Волчанского батальона бежали со своим батальоном при первой же встрече с врагом у Белгорода. Они арестованы. Шелехес... потребовал от губвоенкома подкреплений к определённому времени. Но подкрепление не поступило, и вследствие этого был оставлен Белгород. Однако выяснилось, что назначенное к отправке в Белгород подразделение почему–то задерживалось на ст. Курск долгое время» 190 .

Вслед за этим 17 (30) июня Курск и его окрестности объявляются крепостным районом, и для руководства его обороной создаётся Совет Курского крепостного района (Шелехес, Емельянов, Шумов), которому и передаётся вся полнота власти в пределах района 191 . А 1 (14) июля Совет объявил мобилизацию всего мужского населения в возрасте от 18 до 50 лет в пределах Курска и прилегающих слобод — Пушкарной, Стрелецкой, Ямской и Казацкой 192 .

Последовал и всплеск карательной активности в рядах самой Красной армии. На фронт прибыл лично председатель Реввоенсовета республики Л.Д. Троцкий, организовавший серию показательных расстрелов командиров, руководивших обороной Белгорода. В числе первых и наиболее видных жертв оказался сам комбриг М.Е. Трунов. Он был арестован вместе со своим политкомом Мясниковым по обвинению в «партизанщине». Главную роль в этом аресте сыграл комиссар 9–й дивизии Петрашин. Боевые товарищи комбрига позднее даже утверждали, что Петрашин был «дени- кинским контрразведчиком», хитростью пробравшимся на столь ответственный пост. Основанием для таких утверждений служил факт перехода Петрашина к белым во время боёв под Орлом. Однако, скорее всего, происки белой контрразведки тут были ни при чём. Просто командованию Красной армии после сдачи Белгорода понадобился козёл отпущения. Именно поэтому остались без внимания обращения Белгородского ревкома в Курский губком РКП(б) и Реввоенсовет Республики. В итоге М.Е. Трунов был расстрелян 6 (19) августа 1919 г. в балке близ с. Пахонок Тимского уезда 193 .

189 Шелехес Илья Савельевич (10 марта 1891 — 3 сентября 1937) родился в Подольске, окончил реальное училище, вступил в РСДРП в 1908 г. В 1917 г. являлся членом Хамовнического ревкома и председателем полкового революционного комитета. В 1918 г. — секретарь Нижегородского РВК и заместитель председателя исполкома Нижегородского губсовета. В феврале–сентябре 1919 г. — председатель исполкома Курского губсовета, после падения города в период с 14 октября 1919 г. по 15 марта 1920 г. — военком 13–й стрелковой дивизии. После окончания Гражданской войны — на руководящей работе в Николаеве, Ярославле, Брянске, Харькове. В 1925–1926 гг. — уполномоченный СТО СССР по Средней Азии. С июля 1930 г. является членом Центральной Ревизионной Комиссии ВКП(б), а с 22 апреля 1933 г. — членом ЦК КП(б) Украины. С 1934 г. первый заместитель председателя СНК Украинской ССР, с 23 мая 1936 г. — член Политбюро ЦК КП(б)У. Арестован 23 июня 1937 г., выведен из состава членов Политбюро ЦК 4 июля 1937 г., а 3 сентября расстрелян.

190 КОПА. Ф. 65. Оп. 1. Д. 26. Л. 82–84 (в составе подборки архивных материалов И.Ш. Френкеля).

191 Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны (1918–1920). — Воронеж, 1967. — С. 122–123.

192 Там же. С. 123–124.

193 «Пахоновские старожилы рассказывают разное. Кое–кто припоминает, будто незадолго перед казнью в село была срочно доставлена депеша с приказом немедленно освободить приговоренного к расстрелу. Но, очевидно, начальник конвоя заранее получил особые указания. Человека в командирской форме повели в балку. Кое–кто распустил слух, будто расстреливают белого офицера» (Зайцев В. Комбриг Трунов // Знамя (Белгород). 3, 5, 7, 10 августа. 1966). Благодаря стараниям боевых товарищей, в первую очередь Н.Д. Токмакова, расстрелянный комбриг был реабилитирован уже в 1927–1929 гг. Этому немало помогло то, что обстоятельства гибели Трунова удалось умело связать с якобы «предательской» деятельностью Л.Д. Троцкого, только что потерпевшего поражение во внутрипартийной борьбе, а также с «происками деникинских шпионов». Следует отметить, что официальные воспоминания ветеранов 9–й дивизии вообще не упоминают фамилии комиссара Петрашина, который занимал пост комиссара 9–й дивизии в период 1 июля — 6 сентября 1919 г. Арестован М.Е. Трунов был в Курске, куда выехал с целью добиться присылки пополнений в его поредевший полк. В делах губвоенкомата за 1919 г. сохранилась телеграмма, посланная 13 июля белгородским военкомом Филипповым губвоенкому Алистартову: «Приехал с фронта командир пятого Курского полка товарищ Трунов и на основании имеющихся у него документов просит мобилизованных 95 и 96 и 94 годов а также и добровольцев взять на фронт людей для пополнения полка и бригады точка Мобилизованные с желанием хотят получить назначение к нему точка Прошу указания как поступить точка. РЕЗОЛЮЦИЯ: Без разрешения Окрвоенкома дать не можем. Трунов едет Курск» (НА КОКМ. Д.85. Л. 3). Исходя из текста телеграммы, можно предположить, что Трунову уже не доверяли, а желание мобилизованных служить именно у него вызывало какие–то смутные подозрения, что, в конечном итоге, и повлекло арест, а затем и расстрел комбрига 19 августа 1919 г.

Но этим репрессии не ограничились. Комиссар Грайворонского полка А. А. Сагайдак сообщает в своих воспоминаниях колоритные подробности о работе действовавшего тогда на этом участке фронта военно–революционного трибунала под руководством товарища Кисилиса:

«Начались расстрелы... Почти из всех частей в штаб стали поступать сведения о совершенных казнях. Однажды в Ракитянский волостной Совет, где заседал трибунал, вызвали и меня. Я увидел нечто необычайное, что заставило меня содрогнуться. Возле дома, у стены, лежал труп расстрелянного моряка Сергеева, охранявшего местные сахарные заводы. На крыльце стояли три станковых пулемета. Комната, где заседал трибунал, была заполнена вооруженными до зубов латышскими стрелками, которые окружали Кисилиса. Я представился:
— Комиссар первого Грайворонского полка.

Кисилис набросился на меня, с пеной у рта начал кричать, почему я не демонтирую Ракитянский и Краснояружский сахарные заводы, к которым на самом деле я не имел никакого отношения.

Кисилис не слушал моих объяснений, кричал и, распаляясь всё больше, выхватил из кабуры маузер. Так мы и стояли друг против друга с оружием в руках. Прибывший вместе со мной начальник связи Янгельд, увидев это, быстро выбежал из волостного Совета и бросился к командиру полка Борисенко. Немедленно была поднята тревога, трибунал окружили наши бойцы. Кисилис, увидев в окно части, выстроившиеся в боевом порядке, вложил в кобуру маузер и стал перед нами извиняться.

В этот же день Кисилис со своими латышскими стрелками уехал» 194 .

Массовые расстрелы, практиковавшиеся в Красной армии, привели не столько к укреплению дисциплины в её рядах, сколько вызвали волнения среди бойцов. Как сообщает А.А. Сагайдак, «красноармейцы протестовали против расправы [и]... в результате начавшегося беспорядка многие роты нашего полка стали небоеспособными» 195 . Это только облегчало продвижение белых.

194 Сагайдак А.А. Долой войну! // 1917–1957. Статья, воспоминания, очерки. — Курск, 1957. — С. 171.

195 Там же.

Успешному наступлению белых содействовала и та неразбериха, которая царила среди красного командования. Тот же А.А. Сагайдак вспоминает: «С одной стороны мы подчинялись начальнику боевого участка обороны Курской губернии т. Гроза, а с другой — нами командовал вновь назначенный начальник 2–й бригады со штабом в Обояни... У нас таким образом оказалось двоевластие. Тов. Гроза непосредственно подчинялся курскому укрепрайону. Мы подчинялись ему и в то же время т. Шишковскому [командиру 2–й бригады]. Кроме того, Курский укрепрайон создал целую дивизию из Курских частей. Таким образом, в процессе боя, обороняя Курск, мы не знали конкретных задач наших вышестоящих руководителей и кому же мы должны подчиняться и чьи приказы выполнять» 196 .

196 Сагайдак А.А. Мемуары о Великой Октябрьской Социалистической революции 1917 года и Гражданской войне 1918–1920 гг. Курск, 1967 (рукопись). — Л. 58.

После взятия Белгорода Добровольческая армия продолжает развивать успешное наступление, и 17 (30) июня части 1–го конного генерала Алексеева полка занимают Корочу. Вскоре вокруг неё разворачиваются упорные бои, и на подкрепление алексеевцам были переброшены 3–й батальон Корниловского ударного полка и приданная ему 2–я Марковская батарея. С их помощью в ходе упорных боёв 20–27 июня (3—10 июля) были отражены все попытки красных частей вновь овладеть Корочей. Корочанским отрядом в составе батальона Корниловского полка и 17–го Черниговского гусарского полка командовал полковник А.А. Морозов.

Активизация красных на этом участке была связана с приказом Реввоенсовета 13–й армии No 52 от 12 (25) июня. В нём было указано, что противник, заняв Белгород, ослабил свои действия на участке Короча — Новый Оскол, что создаёт возможности для более активных действий на этом направлении. В итоге части Корочанского боеучастка были подчинены тогдашнему командующему 9–й дивизией Орлову, перед которым была поставлена задача перейти в наступление в районе Корочи и отбить этот город 197 . Однако прибытие свежих Корниловских и Марковских частей сорвали все усилия 9–й дивизии.

Обороняясь, белые время от времени наносили короткие контрудары в направлении сёл Поповка, Погореловка, Катеево и Платовец. Особенно упорной оказалась борьба за с. Платовец, где советские части были поддержаны бронеавтомобилями. «Один из них прорвался к месту расположения передков батареи. Открыть по нему огонь было невозможно, так как там же находился резерв отряда. Корниловцы сначала опешили, но затем открыли пулемётный огонь и бросились в атаку. Броневик стал быстро отходить по дороге, которая проходила недалеко от батареи. Батарея открыла огонь и окончательно отогнала его. Попытки других броневиков приблизиться и прорваться сквозь цепи корниловцев были отбиты огнём батареи» 198 .

197 Добыкин Д.М., Кондаков А.А. Победный путь. — Курск, 1961. — С. 41–42.

198 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 254.

В итоге части 9–й дивизии были вынуждены отойти и до начала июля прикрывали Корочанско–Тимское направление, после чего на смену им прибыла 42–я стрелковая дивизия. Саму же 9–ю дивизию командование перебросило на рубеж Пселец — Ржава — Кривец.

В тот же период белые занимают 20 июня (3 июля) Хотмыжск, а 22 июня (5 июля) — Новый Оскол. Оправившись от первого замешательства, красные наносят контрудар и 26 июня (9 июля) отбивают Новый Оскол. Его они удержали, правда, лишь пару дней до 28 июня (11 июля), зато Хотмыжск находился в их руках вплоть до 24 июля (6 августа).

Крестьянка из с. Велико–Михайловка Н.Д. Лубинец вспоминала позднее о беспрерывных боях этих летних дней: «Жили мы в селе Старые Безгинки за Новым Осколом, там целое лето был бой. Казаки стояли в лесу, а наши красные на горке... Мы жили в слободке, нам даже хлеба не давали убрать. Пошла наша разведка сюда, в моём доме стояли разведчики. И вот они, как приехали с разведки, так сказали: «сейчас казаки начнут наступать». Заиграла музыка, пошли с флагами, только прошли саженей пять, выступили казаки и начали биться. Я с детьми сидела в погребе. Наутро вышел приказ женщинам вылезти с детьми из погребов и варить обед. После обеда опять прятались в погреб» 199 .

199 ГАКО. Ф. 3139. Оп. 1. Д. 29. Л. 26–27.

Линия фронта колеблется в неустойчивом равновесии, но положение в Курске остаётся тревожным. Курский губком принимает серию постановлений по укреплению обороноспособности: 14 (27) июня обсуждается вопрос о мобилизации буржуазии для тыловых работ, после чего было решено «силами коммунистов провести в одну ночь облавы с целью переписи взрослого буржуазного населения (чтобы не разбежались) 200 ; 17 (30) июля принято постановление: «предложить главначштабу обратить внимание на оборону г. Курска, для чего войти в тесную связь со штабом Внутренней обороны; приступить к военному обучению коммунистов применительно к уличным боям» 201 ; 29 июня (11 июля) губкомом предлагается Совету крепостного района «привлечь к оборонительным работам безработных, мобилизовать крестьян и т.д.» 202 ; 27 июля (9 августа) губком заслушал доклад И.С. Шелехеса «о критическом положении обороны в уездных городах. Постановили: создать во всех уездных городах губернии боевые единицы из караульных рот, милиции, комм[унистических] и прод[овольственных] отрядов и немедленно привести их в боевую готовность» 203 .

200 КОПА. Ф. 65. Оп. 1. Д. 26. Л. 85 (из подборки архивных материалов И.Ш. Френкеля).

201 КОПА. Ф. 65. Оп. 1. Д. 26. Л. 127 (из подборки архивных материалов И.Ш. Френкеля).

202 КОПА. Ф. 65. Оп. 1. Д. 26. Л. 99 (из подборки архивных материалов И.Ш. Френкеля).

203 КОПА. Ф.65. Оп. 1. Д. 26. Л. 135 (из подборки архивных материалов И.Ш. Френкеля).

«Московская директива» и планы красного командования. Подводя итоги действиям ВСЮР на данном этапе, А.И. Егоров с полным правом констатировал: «Теперь Деникин мог считать по внешним стратегическим признакам своё положение блестящим. Вся Донская область была очищена от красных войск, Царицын, этот стратегический камень преткновения многочисленных попыток белых, наконец, был взят. В центре Деникин стоял на подступах к Воронежу, причём перед собой он имел слабые, мало боеспособные, измученные тяжёлым отступательным маршем части красных. Харьков и вся Слободская Украина — в руках белых; Левобережная Украина также становится составной частью новоявленного государства — Доброволии. И вот, упоённый блестящими успехами, а главное широчайшими перспективами ближайшего будущего, Деникин, сидя в Царицыне, отдаёт свою пресловутую «Московскую директиву» 204 .

204 Егоров А.И. Разгром Деникина. — М.–СПб., 2003. — С.166.

«Московская директива» была отдана А.И. Деникиным 20 июня (3 июля) 1919 г. Она гласила: «Имея конечной целью захват сердца России — Москвы, приказываю:

1. Ген. Врангелю выйти на фронт Саратов — Ртищево — Балашов, сменить на этих направлениях донские части и продолжать наступление на Пензу, Рузаевку, Арзамас и далее — Нижний Новгород, Владимир, Москву...

2. Ген. Сидорину правым крылом, до выхода войск ген. Врангеля, продолжать выполнение прежней задачи по выходу на фронт Камышин — Балашов. Остальным частям развивать удар на Москву в направлениях: а)Воронеж, Козлов, Рязань и б) Новый Оскол, Елец, Кашира.

3. Ген. Май–Маевскому наступать на Москву в направлении Курск, Орёл, Тула. Для обеспечения с Запада выдвинуться на линию Днепра и Десны, заняв Киев и прочие переправы на участке Екатеринослав — Брянск...» 205

205 Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. V // Вопросы истории. — 1994. — No 9. — С. 90–91.

Директива предусматривала нанесение главного удара на кратчайших из ведущих к Москве направлениях — на Курск и Воронеж. Ощущая реальную угрозу, Советское правительство и ЦК РКП(б) приняли решение срочно организовать контрнаступление войск Южного фронта с целью нанесения упреждающего удара и предотвращения наступления армий ВСЮР на Москву. Из двух предложенных на рассмотрение планов, авторами которых были, со ответственно, И.И. Вацетис и сменивший его на посту главкома С.С. Каменев, одобрение получил второй 206 .

1. Эшелон с ударниками отправляется на фронт. 1919 г.
2. Коммунистический батальон перед отправкой на Южный фронт. 1919 г.

Согласно замыслу нового главкома С.С. Каменева, главный удар по деникинским войскам наносился левым крылом Южного фронта через Донскую область. Чтобы облегчить наступление, на Харьковском направлении планировалось нанести вспомогательный удар. Директива о подготовке контрнаступления была дана 23 июля 1919 г.

По распоряжению С.С. Каменева создавались две ударные группы. На левом крыле Южного фронта была сформирована Особая группа под командованием В.И. Шорина. В её состав входили 9–я и 10–я армии, а также Конный корпус С.М. Будённого. К моменту начала наступления численность этих сил составляла 45 000 штыков и 12 000 сабель при 1080 пулемётах и 240 орудиях, что значительно превосходило противостоявшие им войска белых. Вторая, вспомогательная группа, под началом помощника командующего Южным фронтом В.И. Селивачёва, включала в себя 8–ю и 13–ю армии. Она должна была нанести удар из района Лиски — Новый Оскол — Короча — Обоянь в направлении на Харьков, Купянск и Валуйки. Силы группы Селивачёва насчитывали 43 000 штыков и 4660 сабель при 1600 пулемётах и 310 орудиях. Противостоявшие им силы белых красные войска превосходили здесь в полтора раза по числу штыков, в шесть раз по пулемётам и в четыре раза по числу орудий 207 .

Одновременно произошли перемены среди высшего командного состава Красной армии — вместо В.М. Гиттиса, бывшего полковника царской армии, командующим войсками Южного фронта был назначен бывший генерал–лейтенант В.Н. Егорьев, до этого исполнявший обязанности инспектора пехоты Полевого штаба Реввоенсовета республики.

Начало наступления было запланировано на 1–3 (14–17) августа, о чём командованию ВСЮР, благодаря его агентуре, стало известно заблаговременно. В итоге, за четыре дня до прихода в движение войск Южного фронта в рейд по тылам Красной армии был брошен конный корпус генерала К.К. Мамантова.

206 Связано это было в первую очередь с тем, что 8 июля главком И.И. Вацетис (бывший полковник генштаба старой армии) был арестован. Его обвиняли в организации антисоветского заговора, но освободили за отсутствием состава преступления. Однако на прежний пост его уже не вернули, объясняя это тем, что «бывший главком человек неуравновешенный и неразборчивый в знаком- ствах и связях» (Веркеенко Г.П., Минаков С.Т. Московский поход и крушение «добровольческой политики» генерала А. Деникина. — М., 1993. — С. 203).

207 История Гражданской войны в СССР. — Т. 4. — М., 1959. — С. 220–222.

Рейд Мамантова. Перед генералом К.К. Мамантовым была поставлена задача: «прорвать фронт противника между Борисоглебском и Бобровым и, разрушив тылы красных, способствовать быстрейшему продвижению Донской армии в её полосе, имея конечной целью овладение Москвою». Численность сил, которыми располагал Мамантов, достигала 9 000 штыков и шашек при 12 орудиях и 3 бронеавтомобилях 208 . На рассвете 22 июля (4 августа) Мамантов нанёс удар в стык 8–й и 9–й советских армий, прорвав фронт и углубившись в тыл войск Южного фронта 209 .

«По всему пути генерал Мамонтов уничтожал склады и громадные запасы противника, разрушал железнодорожные мосты, распустил несколько десятков тысяч мобилизованных, вывел целую бригаду крестьян–добровольцев, нарушил связь, снабжение и вызвал среди большевиков сильнейшую панику», — так оценивал результаты рейда А.И. Деникин 210 . Казаки прошли через Борисоглебск, Тамбов, Козлов и Елец, гарнизон которого не только не оказал никакого сопротивления, но ещё и встретил казаков с музыкой.

Для борьбы с неуловимой и вездесущей казачьей конницей красное командование вынуждено было привлечь даже авиацию. Главком С.С. Каменев издал 23 августа приказ: «Из безвыходного положения найти выход: создать в 24–часовой срок авиационный кулак с тем, чтобы через 48 ч. он был в Кшени... с целью вести оттуда разведку и атаками с воздуха задержать наступление конницы, пока на её пути не будут сосредоточены достаточные силы пехоты» 211 . В итоге была спешно создана Авиагруппа особого назначения (АГОН) под командованием К.В. Акашева. Перед красными военлётами была поставлена задача «уничтожить прорвавшиеся части Мамантова пулемётным огнём сверху и бомбами». К середине сентября в Кшени было сконцентрировано шесть авиаотрядов, в составе которых находилось не менее 40 опытных лётчиков.

208 Там же. С. 223; Цветков В.Ж. Генерал–дейтенант К.К. Мамантов // Историче- ские портреты: Корнилов, Деникин, Врангель... — М., 2003. — С. 369.

209 Цветков В.Ж. Указ. соч. С.370; А.И. Егоров и «История Гражданской войны в СССР» дают иную дату начала рейда — 10 августа нового стиля (История Гражданской войны в СССР. — Т. 4. — М., 1959. — С. 223; Егоров А.И. Указ. соч. С. 193).

210 Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. V. // Вопросы истории. — 1994. — No 9. — С. 99.

211 Хайруллин М.А., Кондратьев В.И. Военлёты погибшей империи. Авиация в Граж- данской войне. — М., 2008. — С. 255.

1. Генерал–лейтенант К.К. Мамантов, командир 4–го Донского конного корпуса Добровольческой армии.
2. Генерал–лейтенант А.Г. Шкуро, командир 3–го Кубанского конного корпуса Добровольческой армии.
3. Казаки «волчьей сотни» Шкуро со знаменем.

Между тем, простояв в Ельце до 22 августа (4 сентября), донцы тремя колоннами выступили на юг в общем направлении на Воронеж. Правая колонна (6 конных сотен, две роты пехоты и 8 орудий) двинулась на Касторное. Совершив переход в 80 вёрст, она в тот же день после артиллерийской перестрелки овладела станцией Набережная в 16 верстах севернее Касторной. В полдень 24 августа (6 сентября) казаки заняли станцию Касторная. За овладение ею произошёл один из немногих серьёзных боёв, которые пришлось выдержать Мамантову за всё время его рейда. Он длился почти сутки. Против мамантовцев красные выставили сводный отряд А.Д. Козицкого в составе трёх полков коммунаров и полка 3–й стрелковой дивизии. Кроме того, для защиты станции была создана боевая железнодорожная дружина и оборудован бронепоезд, броню которого заменяли ряды шпал. Чтобы задержать продвижение белого бронепоезда, навстречу ему был пущен своеобразный брандер — «паровоз без вагонов и без бригады» 212 . Тем не менее Касторная была занята. Козицкий отступил на Суковкино и Лачиново. Красный «бронепоезд», выступивший навстречу казакам, потерпел крушение, поскольку машинисты покинули его после первых же выстрелов со стороны противника. На станции Касторное–Восточное мамантовцы захватили санитарную летучку красных, изрубив шашками находившихся там раненых красноармейцев. Затем казаки взорвали железнодорожные мосты и стрелки, разграбили склады Олымского сахзавода. С подходом со стороны ст. Суковкино красного бронепоезда, давшего три залпа по станции, мамантовцы покинули Касторное, повернув на Воронеж 213 . Чтобы затруднить преследование, они взорвали за собой мост через речку Ушивку и затем пустили на него паровоз с несколькими пустыми товарными вагонами 214 .

212 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 1. Д. 28. Л. 27 (воспоминания старшего стрелочника ст. Касторное Е.Н. Черткова).

213 Голубинцев А.В. Русская Вандея // Донская армия в борьбе с большевиками. — М., 2004. — С. 328; Кузнецова Е.И. Касторное и Касторенский район. Исторический очерк. — Касторное, 1990. — С. 18. Боевой дружиной касторенских железнодорожников командовал ветеран восстания на крейсере «Очаков» Александр Тихонович Мещанинов. Одним из немногих уцелевших при расправе над ранеными красноармейцами был Николай Сергеевич Мешков — сын богатого старооскольского купца, позднее работавший директором краеведческого музея в Старом Осколе (личное сообщение Е.И. Кузнецовой).

214 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 1. Д. 28. Л. 27 (воспоминания старшего стрелочника ст. Касторное Е.Н. Черткова).

Сосредоточив свои силы к северу, востоку и западу от Воронежа, Мамантов повёл атаку на город и после трёхдневных жестоких боёв ворвался в него. Здесь он продержался в течение суток, после чего двинулся на прорыв линии фронта в район Старого Оскола. Красные военлёты из АГОН рапортовали: «от села Солдатское к Ст. Осколу двигалась колонна кавалерии около 150 коней и 50 по возок. От Петровское к Ст. Осколу шёл обоз в 30–40 повозок. От Ст. Оскола на N и NW по просёлкам много войск и обозов... В кавалерию, что по реке Бобровая Потудань, выброшено 18 бомб весом 9 п., выпущено по ним 7 обойм и сброшена литература 1 / 2 пуда» 215 . Навстречу мамантовцам ударил 3–й конный корпус генерала А.Г. Шкуро. В итоге совместных действий фронт был прорван на ши- рину в 25 км и 6 (19) сентября войска Мамантова благополучно соединились с частями Шкуро, завершив свой знаменитый рейд.

«Оценивая результаты рейда, — писал позднее генерал А.В. Голубинцев, — нельзя не прийти к заключению, что возложенная главным командованием на генерала Мамонтова задача была им выполнена блестяще. Разрушением железных дорог во всём районе Южного фронта противника... разрушением связи телеграфной и телефонной, уничтожением военного имущества и складов, разгромом и роспуском по домам красных отрядов, с раздачей оружия противобольшевистски настроенному населению, мобилизацией добровольцев и быстрыми и неожиданными передвижениями — была внесена полная деморализация и паника во всём районе тыла Южного фронта красных. Красное командование и администрация потеряли голову... Вся жизнь замерла. Все комитеты и революционные Советы разбегались ещё до появления казачьих разъездов. Красные части были настолько деморализованы, что при соприкосновении с казаками по большей части почти не оказывали достаточно упорного сопротивления и отходили, иногда даже разбегались или сдавались в плен, или переходили на сторону мамонтовских всадников, выдавая комиссаров и коммунистов. Выяснено было резкое противосоветское настроение населения. Красный фронт хотя и не был сдвинут, но сильно поколеблен и деморализован» 216 .

«Купянский прорыв». Но сорвать запланированное наступление Южного фронта белым не удалось: 1 (14) августа начала наступление Особая группа Шорина, а на следующий день перешла в наступление группа Селивачёва 217 . Рейд Мамантова лишил её необходимых резервов, брошенных в погоню за прорвавшимися казаками, однако на темпах продвижения войск это практически не сказалось. За первые пять дней боёв войска Селивачёва продвинулись в центре на 35–40 км, а на флангах — на 15–20 км. Однако, по мере развития наступления, направление удара группы стало всё более отклоняться на юго–запад, вправо от группы Шорина. Это ослабляло взаимодействие обеих группировок и создавало возможность для нанесения белыми фланговых ударов.

215 Хайруллин М.А., Кондратьев В.И. Военлёты погибшей империи. Авиация в Гражданской войне. — М., 2008. — С. 261.

216 Голубинцев А.В. Русская Вандея // Донская армия в борьбе с большевиками. — М., 2004. — С. 330–331.

217 История Гражданской войны в СССР. — Т. 4. — М., 1959. — С. 223; В.Е. Павлов называет иную дату начала наступления Селивачёва — 6 августа старого стиля (Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию. — Т. II. — Париж, 1964. — С. 60).

Одновременно с В.И. Селивачёвым 1(14) августа перешёл в наступление, ударив в стык 13–й и 14–й красных армий, и 1–й армейский корпус А.П. Кутепова. Это замедлило, а потом и вовсе остановило продвижение правого фланга красных. Но в центре советские войска продвинулись на 150 км, выдвинувшись клином к Купянску, Харькову и Валуйкам, Волчанску. Наступление на Харьков, однако, было остановлено конным корпусом генерала А.Г. Шкуро и Самурским полком юго–западнее Волчанска, а также Марковцами в районе Салтова и Хотомли. У ст. Разумная Корниловские и Марковские части остановили наступление красных в сторону Белгорода 218 . Для удержания позиций у Разумной 13 (26) августа был специально привлечён бронепоезд «Офицер». Удары белых по обнажённым флангам группы в районах Белгорода и Бирюча по сходящимся направлениям на Новый Оскол поставили Селивачёва перед угрозой разгрома и окружения. В итоге 21 августа (3 сентября) ему пришлось отдать приказ об отступлении на линию Бирюч — Новый Оскол — Белгород. По оценке А.И. Егорова, «предварительная боевая подготовка, энтузиазм наступления, а главное — живая сила — оказались принесёнными в жертву предвзятой идее операции, а отсюда и плохой стратегии» 219 .

Как наступление, так и отход группы Селивачёва сопровождались ожесточёнными боями. Белые на какое–то время вторгаются вглубь Курской губернии, занимая Обоянь (с 4 (17) по 17 (30) августа), Коренево (с 6 (19) по 15 (28) августа), Рыльск. Однако напор наступающей Красной армии был слишком силён, чтобы добровольцы на этом этапе смогли удержать завоёванные позиции. Примером тому служит переход из рук в руки Рыльска.

218 Вопреки утверждениям советских историков о взятии Белгорода в ходе наступления группы Селивачёва (История Гражданской войны в СССР. — Т. 4. — М., 1959. — С. 224).

219 Егоров А.И. Разгром Деникина. — М.— СПб., 2003. — С.199.

По словам уездного военкома, «до 15 августа в уезде было спокойно, определённых сведений о продвижении противника не поступало». Но ночью 14 (27) августа через город началось движение беспорядочно отступающих подразделений Красной армии. Первой ласточкой оказался Харьковский инженерный особый полк, оставивший в Рыльске роту в 230 штыков. Затем 15 (28) августа через город проследовал 6–й кавалерийский полк, а вечером подтянулся батальон Белопольского полка в 150 штыков при двух пулемётах. Все они, не задерживаясь в Рыльске, двигались в сторону Дмитриева. Местный гарнизон в 300 штыков, большинство которых были высланы на ст. Коренево в качестве заградотряда, был не в состоянии помешать бегству. «Остановить катившуюся волну частей и разоружить их не представлялось возможным», — сокрушался уездный военком. Известия с фронта становились всё тревожнее, и, наконец, после сообщения о падении Глушково, 18 (31) августа началась эвакуация. По решению ревкома все оставшиеся в городе воинские части, вместе с ротой 4–го Сумского полка, покинули Рыльск вечером 19 августа (1 сентября) и заняли позиции в 5 верстах к северу. После этого 21 августа (3 сентября) город был без боя занят передовыми разъездами белых. Однако ночью 22 августа Рыльск был вновь занят силами 4–й особой стрелковой бригады красных. На следующий день, под натиском противника, красноармейцы вновь оставили город, и к вечеру власть в нём опять поменялась. «Расшатанные пехотные части бригады» удалось остановить только в 35 верстах от Рыльска. Однако успех белых снова оказался кратковременным: приближение свежих сил противника (бригада Ю.В. Саблина) вынудило их покинуть Рыльск, и в ночь на 28 августа (10 сентября) в него опять вошли части красной 4–й бригады 220 .

220 Гражданская война в ЦЧО в документах и материалах. — Воронеж, 1931. — С. 157–158.

Основная тяжесть боёв против перешедших в наступление частей генерала Кутепова легла на противостоявшую им 9–ю стрелковую дивизию. В период 2–3 (15–16) августа она занимала участок фронта на линии Нагольное — Марьино. На Суджанском направлении действовала её 2–я бригада под командованием В.М. Шишковского. Левее, вдоль линии железной дороги Белгород — Курск держала оборону 3–я бригада И.А. Милюнаса при поддержке частей 1–й бригады и приданного дивизии кавалерийского полка.

Правее действовали части 7–й дивизии, а на левом фланге направление Короча — Тим — Щигры прикрывала 3–я дивизия. В районе Нового Оскола и Волчанска находились подразделения 42–й дивизии.

Отступление 13–й советской армии привело к расширению зоны военных действий на территории Курской губернии. Новый Оскол, занятый в один день с Корочей, 5 (18) августа, был оставлен частями 42–й дивизии 18 (31) августа. Попытка контрудара вернула красным этот город лишь на пару дней, с 23 августа (5 сентября) по 25 августа (7 сентября). Отошла на север Сумская группа войск. Это вынудило начать отход и 9–ю дивизию, фланги которой оказывались под угрозой.

В результате жестоких боёв ряд подразделений 9–й дивизии, в частности 76–й и 77–й полки, были отведены в тыл для отдыха и пополнения, а 78–му полку пришлось некоторое время осуществлять оборону участка всей 2–й бригады на рубеже Любостань — Нижнее Бабино — Долженково, находясь в оперативном подчинении начдива–7. Пытаясь перехватить инициативу у наступающего противника, красное командование сформировало 6 (19) августа ударную группу под командованием комбрига–2 В.М. Шишковского в составе 76–го и 78–го полков 9–й дивизии, маневренного батальона 7–й дивизии и Мценского артвзвода. Целью этой группы было наступление на Суджу.

Суджанское направление. Начало боёв на Суджанском направлении было удачно для красных. Внезапным ударом 10 (23) августа 78–й полк овладел д. Малый Колодезь, а 76–й полк — сёлами Кукуй и Большое Солдатское. Однако уже к вечеру того же дня белые вернули себе утраченные было позиции. Утром следующего дня части 78–го полка вновь заняли Кукуй, а ночью совершили успешный рейд на с. Кривицкие Буды против частей Белозерского полка. Но вскоре на поддержку белозерцев прибыли две роты и артиллерийская батарея Дроздовского полка, батальон Олонецкого полка и сводный батальон 31–й пехотной дивизии, что позволило белым перейти в контрнаступление 221 . Ветеран 78–го полка И.Н. Шевченко вспоминает, что 11 (24) августа «ожесточённый бой длился до 3–4 часов ночи, но успеха деникинцы не добились — полк не дал врагу ни пяди земли. Потери с обеих сторон были значительные. Рассвет 25 августа застал наш полк в цепи. Противник ввёл в бой свежий Славянский запасной батальон и снова перешёл в наступление. Командир полка А.Н. Борисенко, находившийся в цепи на левом фланге, приказал приготовиться к контратаке по его сигналу. Когда противник подошёл на расстояние примерно 300 шагов, Борисенко скомандовал: «Вперёд!» — и бросился на деникинцев, увлекая за собой весь полк. Эта внезапная контратака обратила противника в паническое бегство» 222 .

221 Шевченко И.Н. В боях и походах. — Харьков, 1966. — С. 57–58; Кравченко В.М. Дроздовцы в осенне–летних боях 1919 года // Поход на Москву. — М., 2004. — С. 294.

222 Шевченко И.Н. Указ. соч. С. 58.

1. А.Н. Борисенко, организатор и командир Грайворонского революционного полка, позже 78–го стрелкового полка 9–й дивизии. Фотография 1920 г.
2. А.Г. Шевченко, начальник команды конных разведчиков Грайворонского полка.
3. А.А. Сагайдак, комиссар 78–го стрелкового полка 9–й дивизии. Фотография 1920 г.
4. И.Н. Шевченко, начштаба 78–го стрелкового полка 9–й дивизии. Фотография 1919 г.

Этот удачный бой позволил 78–му полку развивать дальней- шее наступление в направлении Русское Поречное — Черкасское Поречное — Мартыновка — Пушкарное, однако оборона белых не была сломлена. Уже 13 (26) августа, нанеся контрудар, они захватили на время с. Малый Каменец и для отражения этого наступления пришлось привлечь батальон 62–го полка. Несколько часов спустя белые были выбиты из села 223 .

223 Именно с этим боем связан известный рассказ о подвиге командира пулемётной команды 78–го полка Г.И. Гаркуши, описание которого имеется в нескольких вариантах. Согласно И.Н. Шевченко, в бою за Малый Каменец Гаркуша в одиночку захватил вражеский броневик, перебив и пленив весь его экипаж. По словам мемуариста, Гаркуша «ползком пробрался к одному из броневиков, вскочил на него, открыл люк, расстрелял экипаж и начал стрелять из пулемёта по белым» (Шевченко И.Н. Рождённые в пламени // Против Деникина. — М., 1969. — С. 192). В более пространной редакции своих воспоминаний Шевченко излагает эту же историю от лица самого героя, внося в текст некоторые важные коррективы: «Он, броневик, ползёт на меня, а я на него ползу... А как поравнялись, я на броню и — к люку... Попробовал — открывается, незадраенный, значит. Весь барабан своего нагана разрядил я в середину, по деникинцам. А тут хлопцы мои подбежали. Выбросили мы бандитов из машины, повернули башню и застрочили из пулемётов броневика по врагу» (Шевченко И.Н. В боях и походах. — Харьков, 1966. — С. 58). Неутомимый ветеран–мемуарист оставил и третью версию описания подвига товарища Гаркуши: «В боях за Суджу–Мирополье... командир пулемётного взвода Григорий Гаркуша... вскочил в бронеавтомобиль, подбитый командиром Мценского артвзвода тов. Коваленко, и начал пулемётным огнём расстреливать противника» (Шевченко И.Н. Доклад на встрече ветеранов 9–й стрелковой (бывшей 1–й курской пехотной советской) дивизии в июле 1963 г. (рукопись). — Л. 9). Это единственное упоминание о товарище Коваленко и его метком выстреле. Однако Д.М. Добыкин и А. А. Кондаков утверждают, будто этот случай произошёл в бою 26 августа (н.ст.) в 12 километрах восточнее Обояни у с. Троицкое, а обстоятельства захвата броневика значительно отличались от описанных выше: «бронемашина противника обстреляла из пулемёта цепь 1–го батальона 78–го полка, а затем экипаж бронеавтомобиля вышел из машины и начал осматривать местность. Увидев это, Горкуша открыл сильный огонь из пулемёта и заставил экипаж залечь недалеко от бронемашины. Воспользовавшись замешательством белых, он с тремя красноармейцами под прикрытием пулемётного огня подполз к бронемашине, захватив её экипаж в плен, а потом из пулемёта бронемашины открыл огонь по вражеской цепи» (Добыкин Д.М., Кондаков А.А. Победный путь. — Курск, 1961. — С. 49–51). Нетрудно заметить, что версия Д.М. Добыкина выглядит более реалистичной и правдоподобной. Однако следует учитывать, что в отличие от И.М. Шевченко, мемуарист не служил ни в 78–м полку, ни даже во 2–й бригаде, занимая должность начальника связи 3–й бригады 9–й дивизии. При этом любопытные результаты даёт сравнение этих рассказов с описанием гибели броневика «Верный», который приводит в своей книге историк Дроздовского полка В.М. Кравченко. Он сообщает, что «приблизительно 12 августа броневики «Верный» и «Артиллерист» поддерживали наступление нашей пехоты на село Пушкарное. В это время шёл проливной дождь. И так уже отвратительные курские дороги теперь стали едва проходимы для автомобилей. Командующий пехотой и всем отрядом, действующим в этом районе, командир сводного батальона 31–й пехотной дивизии приказал броневику «Верный», командиром которого в то время был поручик Бочковский, занять село Пушкарное, расположенное в глубокой балке с крутыми подъёмами... пушечный броневик «Артиллерист» открыл огонь по селу Пушкарному, а броневик «Верный» спустился в село, вернее, сполз в него. Вначале пошла и пехота, но потом почти сразу же повернула обратно и начала отступать на Суджу. Оставшись один, «Артиллерист» часа полтора отбивал пушечным огнём наступление красных, поджидая «Верного», который пытался выбраться из села, но «Верный» не смог и погиб» (Кравченко В.М. Дроздовцы в осенне–летних боях 1919 года // Поход на Москву. — М., 2004. — С. 295). Таким образом, мы имеем три версии описания явно одного и того же события, привязанного к трём различным точкам: суджанским сёлам Пушкарное и Малый Каменец и к обоянскому селу Троицкое. Учитывая степень надёжности всех трёх сообщений, следует предположить, что Г.И. Гаркуша совершил свой подвиг всё же под Суджей и, скорее всего, в с. Пушкарном, а обстоятельства этого события были близки к тем, что приводят в своей книге Д.М. Добыкин и А.А. Кондаков. Вероятно, броневик «Верный», спустившись в село и оставшись без поддержки пехоты, не смог самостоятельно выбраться из балки, после чего и был захвачен Г.И. Гаркушей и тремя его товарищами, которые всё более и более приукрашивали свой подвиг в позднейших рассказах и воспоминаниях, пока он не превратился в настоящий эпизод из американского вестерна.
Существует ещё одна версия, сохранившаяся в мемуарах комиссара 78–го полка А. А. Сагайдака. Она отчасти подтверждает данную локализацию: «Ожесточённые бои шли под селом Моховой Колодец [вероятно, опечатка] с дроздовской дивизией, состоящей сплошь из офицеров. Само село как бы спряталось в глубоком овраге и считалось ничейным — впереди в лесу деникинцы, против них 78–й полк. Неоднократные атаки не увенчались успехом. [Командир полка] Борисенко и [комиссар] Сагайдак вместе с десятью кавалеристами неожиданно, на виду у всех стремительно помчались в село. Белые были настолько ошеломлены, что не открыли сразу огонь. Пример командира и комиссара увлёк всех красноар- мейцев, и с криками «ура» полк перешёл в атаку. Его поддержала батарея. Борисенко и Сагайдак первыми достигли вражеских позиций. Деникинцы поспешно бежали, оставив много вооружения и убитых. Впервые тогда красноармейцам достался броневик, вооружённый пушкой и двумя пулемётами. Этот бой решил судьбу Суджи, она была освобождена от белых» (Сагайдак А.А. Мемуары о Великой Октябрьской Социалистической революции 1917 года и Гражданской войне 1918–1920 гг. — Курск, 1967 (рукопись). — Л. 6083–84). Несомненно, тут имеется в виду именно бой под Пушкарным — расположенным в низине как раз на ближних подступах к Судже. Описание боя здесь отличается реалистичностью и, вероятно, близко к действительным событиям. Показательно, что тут упоминаются и действия артиллерийской батареи (тов. Коваленко?).

Отразив контратаки белых, части 2–й бригады 17 (30) августа стремительным броском заняли Суджу. После упорных 12–дневных боёв белые, в конце концов, были вынуждены отойти к Мирополью. За овладение этим небольшим городком начались упорные затяжные бои. «Нелегко давались нам эти почти беспрерывные бои, — пишет И.Н. Шевченко, сражавшийся в рядах 78–го полка. — Полк форсировал реку Псёл, но дальше продвинуться не мог. Мирополье было совсем рядом. Двое суток продолжались бои у самых его окраин. Деникинцы бросались в контратаки. Усталые, измождённые наши бойцы выстояли, отбросили противника. В этом бою погибло 15 бойцов, 20 ранено, 37 пропало без вести. В бою за Мирополье на стороне белых участвовали и дезертиры, скрывавшиеся от призыва в Красную Армию и мобилизованные потом деникинцами. Там были и сынки грайворонских богатеев, вступившие в белогвардейские части добровольно. Иной раз они кричали из цепи: «Грайворонцы, сдавайтесь!» Но бойцы в ответ только смеялись» 224 .

Командир Белозерского полка полковник Б.А Штейфон вспоминает: «Трёхнедельная оборона Мирополья является самым тяжёлым по напряжению периодом в течение всей боевой работы полка в Добровольческой армии. Главная борьба происходила у самого Мирополья. Каждый день, к вечеру, один из участков был сбиваем, и ночной атакой или наутро положение восстанавливалось. Восстанавливалось для того, чтобы к вечеру опять измениться. Несколько раз наше положение становилось безнадёжным, и войска удерживались только сверхчеловеческими усилиями... Днём шёл ожесточённый бой, а ночью войска насильно кормили, совершались необходимые передвижения и совершались ночные атаки. Положение восстанавливалось почти исключительно ночными атаками. Я держал в резерве свой лучший и наиболее сильный батальон и только в редких случаях двигал его днём... В Мирополье наш военный телеграф случайно соединился с каким–то большевистским комиссаром. Разговор, начавшийся с обычной в таких случаях перебранки, скоро принял серьёзный характер... комиссар, назвавший себя «убеждённым коммунистом», с видимою искренностью сообщил о тяжёлом положении большевиков... рассказал о развале их тыла, о недовольстве крестьян, которые, по его мнению, относятся к белым лучше, чем к красным... В конце концов офицеры, беседовавшие с комиссаром, предложили своему собеседнику привести к нам его часть. Не помню точно, какой силы была часть, но, во всяком случае, не менее полка. Предложили так, на ура, не придавая значения своим словам. К удивлению, комиссар принял это предложение серьёзно, и хотя в очень осторожных выражениях, но стал обсуждать полученное предложение. Он ставил одно условие: гарантировать жизнь ему и вообще всем перешедшим... Были выработаны подробности сдачи, и намечен день. Решено было, что большевики перейдут якобы в наступление против нас, и когда приблизятся, то бросят винтовки и перебегут. 267Со своей стороны мы обещали не стрелять или стрелять поверх голов... В назначенный день несколько рот красных действительно перешли в наступление. Подойдя к нашим цепям на 300–400 шагов, они бросили винтовки и перебежали. Большевики немедленно открыли огонь по сдающимся, и это обстоятельство, видимо, и задержало сдачу других... Став в наши ряды, бывшие красные офицеры и солдаты добросовестно воевали и оставались до конца в рядах Белозерского полка» 225 .

224 Шевченко И.Н. Грайворонский революционный... — Белгород, 1962. — С. 38.

225 Штейфон Б.А. Командование Белозерским полком // Возрождённые полки русской армии в Белой борьбе на Юге России. — М., 2002. — С. 406–409.

В то же время Самурский полк и части Дроздовского полка удерживали позиции у станции Псёл. Поддержку им оказывали лёгкий бронепоезд «Генерал Дроздовский» и тяжёлый бронепоезд «Грозный», которые время от времени вступали в бой с красными бронепоездами. Отсюда в начале сентября они перешли в наступление в направлении сёл Щеголёк и Саморядово. Когда самурцы 3 (16) сентября атаковали Саморядово, то красные первоначально приняли их за части собственного 59–го полка, что дало возможность накрыть их позиции внезапным артиллерийским огнём. В ходе поспешного отступления из села красные оставили белым в качестве трофея одно орудие, две подводы со снарядами, кухню с готовым обедом и пулемёт 226 .

226 Кравченко В.М. Дроздовцы в осенне–летних боях 1919 года // Поход на Москву. — М., 2004. — С. 296.

В начале сентября завершились, наконец, упорные бои под Миропольем. Удачной ночной атакой позиции красных были сбиты. На рассвете 3 (16) сентября был открыт гаубичный огонь по селу Юнаковка, которое потом атаковали две роты пехоты при поддержке двух бронеавтомобилей. Не выдержав удара, 368–й советский полк покинул Юнаковку практически без сопротивления. Заняв село, белые отмечали, что «было видно, что красные оставили её [Юнаковку] в беспорядке: были видны брошенные повозки, валялось имущество. Эта паника красных была вызвана ночным обстрелом села артиллерией» 227 . После этого части Белозерского полка, при поддержке прибывшего ему на подкрепление Самурского полка, перейдя в наступление, 5 (18) сентября на плечах неприятеля вновь ворвались в Суджу. По пути было опрокинуто несколько отрядов красных и дважды пришлось отбивать вылазки броневиков. К вечеру город был занят частями Самурского и Белозерского полков. За ходом боя наблюдал начальник 3–й пехотной дивизии генерал Витковский. В Судже было захвачено 500 плен- ных красноармейцев. Участник боёв Н.Н. Ребиков вспоминает, что «город был сильно разграблен красными при вторичном занятии его. Население встретило добровольческие части очень хорошо. В Белозерском полку служило много добровольцев из Суджи, и их встречали сёстры и матери. Некоторые рыдали, узнав, что их близкие убиты» 228 .

227 Ребиков Н.Н. На Московском направлении // Поход на Москву. — М., 2004. — С. 362.

228 Там же. С. 363.

Большую роль в овладении городом сыграли бронепоезда «Грозный» и «Генерал Дроздовский», отражавшие вылазки советских бронепоездов и поддерживавшие своим огнём наступление пехоты. Заняв железнодорожную станцию Суджа, бронепоезда открыли огонь по отходящим красным обозам, а 6 (19) сентября оба бронепоезда совершили удачный налёт на станцию Локня в 15 верстах от Суджи. Были обстреляны сама станция и стоявшие там два красных бронепоезда. К исходу дня Локня также была занята белыми 229 .

Следует также отметить, что в ходе военных действий и красным, и белым в равной степени приходилось считаться с действующими в их тылу «зелёными» бандами. Одним из крупнейших подобных формирований была группа атамана Шубы, действовавшая в районе Бахмача, Миргорода, Конотопа, Батурина, Путивля и Коренево. Сам атаман, уроженец Полтавской губернии рабочий Василий Приходько, как и его брат Фёдор, причислял себя к анархо–террористам «безмотивникам». Ещё в апреле 1919 г. он во главе отряда в 300 человек присоединился к силам Н.И. Махно в Гуляй– Поле, но в июне из–за разногласий с Советским командованием оставил фронт и вместе с другим атаманом, Чередняком, ушёл в тылы 14–й советской армии. К осени имел под своим началом до 500 штыков, 70 сабель при 5 пулемётах 230 . О его деятельности, относящейся к октябрю 1919 г., красочно сообщает в письме к В.И. Ленину Г.К. Орджоникидзе: «В 14–й армии какой–нибудь прохвост Шуба, именующий себя анархистом, нападает на наши штабы, арестовывает их, забирает обозы, а комбрига посылает на фронт под своим надзором для восстановления положения» 231 .

229 Власов А.А. О бронепоездах Добровольческой армии // Поход на Москву. — М., 2004. — С. 479–480.

230 Белаш А.В., Белаш В.Ф. Дороги Нестора Махно. — Киев, 1993. — С. 312.

231 Козловский М. Разгром армии Деникина // Прошлое Курской области. — Курск, 1940. — С. 134.

Как вспоминает боец 410–го полка 46–й дивизии П. Усов, когда его полк с боями отходил в сторону Новгорода–Северского и Севска, атаман Шуба «прислал ультиматум — сдать ему пулемёты и артиллерию, иначе он не пропустит без боя через «свою территорию». Ночью полк был поднят, командование перед строем объявило обстановку, на что личный состав заявил: «Полезет Шуба, будем бить так же, как били и других атаманов». Доморощенный атаман не решился вступить в бой с полком, ушёл из занимаемого района» 232 . Однако скорее из этого района ушёл поднятый ночью по тревоге 410–й полк.

О неудачной борьбе с Шубой белых вспоминает Н.Н. Главацкий: «эскадрон поручика Озерова, брошенный... на поимку Шубы, оказался совершенно отрезанным от общей группы и поступил в распоряжение пехоты генерала Кальницкого. В это время трагически погиб действовавший с кирасирами поручик Деконский. Он ночью был окружён в лесу около Миргорода значительной группой из банды Шубы и убит наповал из–за угла. Его люди почти все тоже погибли. Поручик Озеров, продвигаясь к юго–востоку в чрезвычайно тяжёлых условиях, в постоянных стычках с бандитами лишился больше половины из своих людей» 233 .

В начале декабря 1919 г. отряд Шубы влился в состав 12–й советской армии 234 , однако вплоть до 1921 г. «шубинцы» продолжали действовать в тылах красных под Путивлем.

232 Усов П. Воспоминания. — Курск, 1967 (рукопись). Л. 5.

233 Главацкий Н.Н. От Азовского моря до Курской губернии — туда и обратно // Офицеры Российской гвардии в Белой борьбе. — М., 2002. — С. 445.

234 Гражданская война на Украине. — Т. 2. — Киев, 1967. — С. 523–525.

Бои у Ржавы и Нагольного. Не менее ожесточённые бои развернулись в это время и в районе железной дороги Белгород — Курск, где развивали наступление Корниловский и Марковский полки. Здесь им также пришлось столкнуться с частями 9–й дивизии, которая 6 (19) августа также перешла в наступление с рубежа Обоянь — Нагольное — Пристенное — Большие Сети в общем направлении на Белгород. Упорные бои с применением бронепоездов развернулись в районе станции Ржава.

Белая агитация времен Гражданской войны.
1. Листовка «Так большевистские карательные отряды из латышей и китайцев насильственно отбирают хлеб, разоряют деревни и расстреливают крестьян».
2. Плакат «Христос воскресе!...». На щите воина надпись: «С нами Бог — да воскреснет Россия».
3. Плакат «Мир и свобода в Совдепии».

К этому времени 1–й Корниловский ударный полк занял 1 (13) августа село и станцию Прохоровка, причём в плен попало большое число красноармейцев, спавших по хатам. В коротком бою была отражена попытка красных отбить село. Важную роль в этом сыграла поддержка бронепоездов «Иоанн Калита» и «Офицер», совершивший глубокий рейд в расположение красных:

«На рассвете 1 августа бронепоезд «Офицер» незаметно подошёл на расстояние 2 вёрст к двум бронепоездам красных, которые стояли севернее станции Беленихино, и открыл по ним огонь из своих трёх орудий. Неприятельские бронепоезда стали поспеш но отходить не стреляя. Бронепоезд «Офицер» преследовал их, развив полный ход... Уходившие бронепоезда красных миновали станцию Прохоровка, не останавливаясь. Преследуя неприятеля, бронепоезд «Офицер» ворвался на станцию, где находились поездные составы с пехотой красных. Они были расстреляны в упор пулемётным огнём с бронепоезда. Многие красноармейцы не успели даже одеться и спасались бегством в одном белье. На станции Прохоровка были захвачены пленные, жилые составы, поезд– баня, аптека, полковая канцелярия, цейхгауз и составы с боевыми припасами... Между тем бронепоезда красных остановились на закрытой позиции и начали обстреливать станцию Прохоровка из 105–миллиметровых орудий. С окраины селения и из–за кустов советская пехота открыла по бронепоезду «Офицер» ружейный и пулемётный огонь, а затем повела наступление в сторону входных стрелок станции... бронепоезд «Офицер» вынужден был временно отойти со станции Прохоровка к её въездному семафору. Через час подошла наша пехота. Бронепоезд «Иоанн Калита» открыл огонь по бронепоездам красных. Наше наступление возобновилось... При дальнейшем продвижении бронепоезд «Офицер» подошёл к узловой станции Ржава... Бронепоезд застиг врасплох и обстрелял ещё неразвернувшуюся пехоту красных. Красноармейцы залегли и не решались даже стрелять... Бронепоезд «Офицер» ворвался на станцию Ржава в сопровождении своего вспомогательного поезда и тяжёлого бронепоезда «Иоанн Калита»... В это время происходила эвакуация станции... Нами были захвачены вагоны со снарядами, патронами и винтовками, канцелярии двух советских полков и часть эшелона артиллерийского снаряжения... Под сильным огнём противника колонна наших поездов прорвалась обратно к станции Ельниково... С наступлением темноты бронепоезда пришли на станцию Прохоровка... За день 1 августа бронепоезд «Офицер» прошёл с боем 45 вёрст и захватил три станции с находившимися там воинскими составами» 235 .

235 Власов А.А. О бронепоездах Добровольческой армии // Поход на Москву. — М., 2004. — С. 439–441.

Удар оказался столь внезапным и чувствительным, что курские чекисты даже заподозрили, будто «оставление Прохоровки, которая была взята совершенно неожиданно, есть следствие предательства со стороны командного состава» 236 .

236 Карнасевич В.Г., Свиридов Г.А. Курская губчека 1918–1922 гг. — Курск, 2005. — С. 174.

Красная агитация времен Гражданской войны.
1. Плакат «Ты записался добровольцем?».
2. Плакат «Деникинская банда». На знамени надпись: «Бей рабочих и крестьян».
3. Плакат «Отступая перед Красной армией белогвардейцы жгут хлеб».

В то же время 2 (15) августа 1–й батальон полка под командованием полковника К.П. Гордиенко развивал наступление по сильно пересечённой балками и оврагами местности в направлении сёл Сагайдачное, Камышное, Журавка и Радьковка. В Радьковке, расположенной на дне глубокой балки, корниловцы столкнулись с упорным сопротивлением частей 79–го полка 9–й дивизии. Красноармейцы открыли сильный ружейно–пулемётный огонь по входящему в село противнику. «За отсутствием места только один взвод батареи мог стать на позицию. Тем временем батарейные разведчики, открыв ворота соседнего двора в надежде устроить на крыше дома наблюдательный пункт, стали вдруг быстро снимать винтовки — весь двор и хата были переполнены вооружёнными красноармейцами. Заметив переполох, один из разведчиков–артиллеристов бросил во двор гранату. Раздался взрыв, и ошеломлённые красноармейцы побросали винтовки, которые и были подобраны артиллеристами... бой стал затихать, красные частью сдались, частью поспешно от ступили к с. Журавка» 237 . До конца дня сопротивление 79–го полка в Журавке также было сломлено.

Затем, 3 (16) августа, 1–й Корниловский ударный полк перешёл в наступление в направлении Ржавы, поддерживая части Алексеевского полка, наступавшие на сёла Троицкое и Плоское. В ходе этого движения корниловцы атаковали с. Пристенное, захватив обоз отступающих красных частей, а затем, после небольшой перестрелки, заняли Колбасовку. Обходя Ржаву, корниловская артиллерийская батарея обстреляла уходящий со станции красный бронепоезд, сбив трубу на паровозе и убив командира. После этого 3–й батальон 1–го Корниловского полка с приданной ему 2–й Марковской батареей с боем занял сёла Нижняя Ольшанка и Нагольное. Однако части 9–й дивизии тотчас нанесли мощный ответный удар. Батальон, насчитывавший не более 150 штыков, был разрезан на две группы, которым пришлось отступать из Нагольного напрямик через огороды, даже бросив одно орудие. На следующий день село временно захватил, пользуясь поддержкой танков, 80–й Кабардинский полк, однако и ему пришлось отступить. В итоге за овладение Нагольным развернулись затяжные бои 238 . Здесь, как и на участке между Ржавой и Солнцево, наступление белых затормозилось.

237 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 271.

238 Там же. С. 272–273.

Продвижению ослабленного 1–го Корниловского ударного полка, поддерживаемого бронепоездами «Слава Офицеру», «Иоанн Калита» и «Грозный», противостояли пятикратно превосходящие силы 9–й стрелковой дивизии, а также бронепоезда No 59 «Имени Свердлова», No 98 «Советская Россия», No 152 «Молния» и наибо- лее мощный из них No 38 «1–й Черноморский» под командованием опытного флотского артиллериста В.Н. Жукова 239 . Полоса боёв вдоль железной дороги на участке Ржава — Солнцево, изначально имевшая ширину 15–20 км, вскоре под нажимом красных сократилась до 3–4 км. Обычным видом боёв на этом направлении стали дуэли бронепоездов.

Упорный бой между тремя советскими и тремя белыми бронепоездами произошёл 10–12 (23–25) августа у станции Солнцево. Белые бронепоезда были вынуждены отойти к ст. Ржава 240 . А 17 (30) августа уже красные бронепоезда под общим командованием начальника артиллерии 9–й дивизии А.Д. Давыдова совершили вылазку против захваченной белыми Ржавы, удачно обстреляв и повредив тяжёлый бронепоезд «Иоанн Калита». В результате обстрела станции произошёл взрыв вагонов со снарядами и были разрушены железнодорожные пути. Однако удачный выстрел с «Офицера» нанёс серьёзные повреждения головному красному бронепоезду, после чего атака была прекращена и нападающие отошли к разъезду Сараевка 241 .

239 Манжосов А.Н. Боевой девятнадцатый год // Курский край. Сполохи Гражданской войны. Альманах No 1. — Курск, 1998. — С. 15.

240 Власов А.А. О бронепоездах Добровольческой армии // Поход на Москву. — М., 2004. — С.455.

241 Согласно А.А. Власову и В.А. Ларионову подбитым красным бронепоездом был «III–й Интернационал»:
«В то время как лёгкий бронепоезд [«Офицер»] отошёл на станцию для снабжения, тяжёлый бронепоезд «Иоанн Калита» выехал вперёд в сторону противника. В обычных условиях это не представляло особой опасности, так как железнодорожный путь был разобран на этом участке в 5 верстах к северу от станции Ржава... Оказалось, что красные незаметно починили ночью железнодорожный путь к северу от станции Ржава. Советский лёгкий бронепоезд продвинулся в темноте к нашему расположению и скрылся в посадке, то есть на участке, по бокам которого росли густые кусты. Так было подготовлено внезапное нападение противника на станцию Ржава. Советский лёгкий бронепоезд выехал из посадки и открыл огонь по бронепоезду «Иоанн Калита». Неприятельский снаряд попал в бронепаровоз... Советский бронепоезд преследовал отходящий бронепоезд «Иоанн Калита», продолжая обстреливать его частым огнём... Между тем три неприятельских бронепоезда... подошли ко входному семафору станции Ржава и стали её обстреливать. На станции произошёл взрыв вагонов с боеприпасами и были перебиты некоторые железнодорожные пути. Командовавший в этот день боевой частью бронепоезда «Офицер» капитан Лабович двинул свой бронепоезд навстречу противнику. После короткого боя два снаряда бронепоезда «Офицер» попали в головной бронепоезд красных: в его переднее орудие и в командирскую вышку. Преследуемый бронепоездом «Офицер» противник отошёл на разъезд Сараевка... Позднее были получены сведения, что подбитый неприятельский бронепоезд носил название «III–й Интернационал». На нём были тяжело ранены семь человек команды и уничтожен дальномер, единственный бывший в то время в распоряжении советских бронепоездов на Курском направлении» (Власов А.А. О бронепоездах Добровольческой армии // Поход на Москву. — М., 2004. — С. 457–458).
Согласно воспоминаниям В.А. Ларионова, удачный выстрел произвели на самом деле марковцы–артиллеристы капитана Михно: «Однажды мы в Колбасовке проснулись на рассвете от близкого пушечного грохота и разрывов. Выскочили на двор и увидели: над станцией Ржава поднимается густой и чёрный бурый дым... оказалось, что колонна красных бронепоездов прорвалась в предрассветных сумерках к станции Ржава и долбит её из орудий... Бронепоезд «Слава Офицеру», отходивший на ночь в свою базу, не появился к рассвету, вероятно, его команда проспала. Настал час капитана Михно. Через пять минут артиллерийский взвод нёсся карьером по ровному полю прямо во фланг советским бронепоездам... Красные командиры и наводчики, увлечённые стрельбой по станции Ржава, не заметили лихого выезда артиллерийского взвода... Первые наши гранаты сразу же разорвались у блиндированных вагонов... Пушки бронепоезда начали нас громить беглым огнём, но нам повезло, впереди нас был небольшой, едва заметный гребень, а морские скорострелки с их большой начальной скоростью и настильностью, не могли поразить нас на близкой дистанции... Мы оказались, благодаря невероятному счастью, под самым носом броневиков в мёртвом пространстве и методично всаживали гранаты в блиндированные вагоны. После удачного попадания гранатой в командную платформу противником овладела паника. Паровозы задымили, пушки смолкли, и бронепоезда, один за другим, ушли на Солнцево. Мы спасли Ржаву от полного разгрома... оказывается, наша граната попала в командирскую рубку «III Интернационала» и уничтожила там весь штаб группы бронепоездов» (Ларионов В.А. Последние юнкера. — М., 1997. — С. 144–145, 146).
Несколько иначе выглядит этот эпизод в беллетризованных воспоминаниях Г.Ф. Пронина, одного из членов экипажа бронепоезда «Офицер». Сам автор в бою не участвовал и приводит описание со слов очевидца–артиллериста. «Мы держали Ружаву [так в тексте — А.З.] уже около двух недель... Нас прикрывали наши бронепоезда «Офицер», «Генерал Корнилов» и «Иоанн Калита»... Со стороны красных были бронепоезда «Удав», «Большевик», «III–й Интернационал», «Роза Люксембург» и «Черномор»... «Черномор» был крайне назойливый и, надо отдать справедливость, храбрый бронепоезд. Его команда состояла из матросов Черноморского флота. В это утро я находился на своём наблюдательном посту. Передо мной открывалась долина, где находились наши части, а далеко за ними можно было рассмотреть расположение противника. Я всё время внимательно разглядывал его позиции. Немного правее от выемки, прикрытый кустарником, в нашем расположении стоял какой–то бронепоезд. Предрассветный туман лиловой завесой опустился у кустов и мешал рассмотреть очертания «броневика». Наш тяжёлый бронепоезд «Иоанн Калита» мирно дремал в выемке перед станцией... Когда [неизвестный] бронепоезд тронулся со своего места и вышел из кустарника, я глянул на него в бинокль. Отчётливо и ясно на оливковой броне видны были на его борту красные звёзды и надпись — «Черномор». У меня чуть бинокль не вывалился из рук... Вырвав у телефониста трубку, я прямо заорал на батарею прицел, данный командиром. Грянул выстрел. Наш снаряд дал огромный перелёт. В то же время сверкнул огонь на головном орудии «Черномора», и сейчас же сильный взрыв гранаты последовал на бронепоезд «Иоанн Калита», который получил тяжёлое попадание. Наша батарея била неудачно... «Черномор» полным ходом приближался к нам. Несколько пулемётов у него сразу же открыли огонь. ...«Черномор» вышел у маленького железнодорожного домика на прямой путь к станции и открыл по ней огонь... На станционных путях поднимались клубы дыма от взрывов гранат: «Черномор» бил по стоявшему на станции эшелону. Этот состав только накануне вечером прибыл на Р[у]жаву и был полон артиллерийскими снарядами и патронами. К эшелону спешно был подан паровоз, и его уже начали вытягивать со станции. Когда эшелон был на выходных стрелках, некоторые вагоны начали гореть. Едва успели отцепить паровоз и отвести его шагов на двести, как над составом взметнулся огненный столб и грянул потрясающий взрыв... Высоко к небу поднялся чёрным столбом дым, разошедшийся наверху кудрявым грибом. Внизу у его основания горела бесформенная груда обломков, оставшихся от эшелона... Бронепоезд «Офицер» стоял при начале обстрела станции у водокачки. Он прервал набирание воды и двинулся навстречу «Черномору». «Иоанн Калита» после тяжёлого попадания, полученного от «Черномора», отошёл далеко за станцию... За «Черномором» следовало ещё три бронепоезда красных: «Большевик», «III–й Интернационал» и «Роза Люксембург». Нам было хорошо видно. Расстояние между бронепоездами «Офицер» и «Черномор» было не более четырёхсот метров, и оно по мере сближения противников становилось всё меньше. Почти одновременно блеснули огни на головных орудиях обоих бронепоездов. Тотчас головная площадка «Черномора» окуталась дымом от попадания снаряда, выпущенного «Офицером». Одновременным выстрелом «Черномор» промахнулся. Выстрелы бронепоезда «Офицер», следовавшие беглым огнём, били по «Черномору» полными попаданиями. «Черномор» молчал. Головное орудие его было сбито, и он начал поспешно отходить. «Офицер» гнался за ним и до- бивал его... Видя бегство «Черномора», бронепоезда противника начали тоже поспешно отходить. Со всех сторон завязалась артиллерийская перестрелка. В это время к самому полотну железной дороги галопом подлетела лёгкая батарея марковцев и в упор открыла огонь по удиравшему «Черномору». Работа батареи была исключительной. Что ни выстрел — полное попадание по «Черномору», и «Черномор» был добит!.. Из штаба сейчас же было назначено дознание — как и кто пропустил «Черномор» в наше расположение и почему своевременно не сообщили о его прорыве? Оказалось, что наша передовая застава должна была разбирать с вечера железнодорожный путь, чтобы бронепоезда противника не могли неожиданно проникнуть в наше расположение. Накануне это почему–то не было сделано. А когда «Черномор» уже попал в наше расположение, то передовые посты, боясь нахлобучки за упущение, не донесли об этом. Они рассчитывали, что «Черномор» сам уйдёт на рассвете... Перебежчики с той стороны рассказывали потом, что на «Черноморе» в этом бою была перебита большая половина его команды... с его храбрым командиром» (Пронин Г.Ф. Бронепоезд «Офицер». — СПб., 2006. — С. 33–37).
Историки 9–й дивизии утверждают, что при этом налёте красные бронепоезда «подбили два бронепоезда противника и взорвали артсклад» (Добыкин Д.М., Кондаков А.А. Победный путь. — Курск, 1961. — С. 49). 30 августа (12 сентября) 1919 г. командование 9–й дивизии в приказе No 75 дало высокую оценку действиям бронепоезда «1–й Черноморский» (он же «Черноморец» или «Черномор»):
«За период боёв с 14 августа по 12 сентября бронепоезд «1 Черноморский» во главе с командиром тов. Жуковым и командой проявил революционную доблесть... разновременно подбил бронепоезда противника «Иван Калита», «Корнилов», «Слава офицеру» и «Офицер», которые получили повреждения вплоть до серьёзных; так, например, у «Офицера» был подбит паровоз; кроме того, были произведены взрывы снарядов на ст. Ржава удачными попаданиями в склады. За лихую работу бронепоезда и умелое командование «Черноморцем» командиру тов. Жукову и команде «Черноморца» от имени 9 стрелковой дивизии объявляется товарищеское спасибо. Отличившихся представить к награде» (Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны (1918–1920). — Воронеж, 1967. — С. 144).
Сравнив свидетельства очевидцев и участников боя 17 августа, можно сделать следующие выводы:
Рейд на Ржаву был тщательно продуман и хорошо подготовлен, хотя вряд ли красные действительно сумели незаметно для противника починить разобранные пути. Скорее всего, этот участок действительно так и остался неразобранным, как о том сообщает Г.Ф. Пронин. Главную роль в атаке на Ржаву сыграл бронепоезд No 38 «1–й Черноморский», о чём свидетельствует приказ командования 9–й дивизии. В результате боя получил тяжёлые повреждения бронепоезд «Иоанн Калита» (подбит паровоз), взорван эшелон с боеприпасами. Атака была отражена усилиями главным образом бронепоезда «Офицер» под командованием капитана Лабовича и своевременно прибывшей на место боя марковской артиллерийской батареи капитана Михно. Утверждения о гибели «половины команды» красного бронепоезда вместе с его командиром, а тем более целого «штаба группы бронепоездов» явно преувеличены. Более достоверными следует считать сведения А.А. Власова о семи погибших и разбитом дальномере.

Пехотные части 1–го Корниловского полка продолжали пытаться сломить сопротивление 9–й дивизии у с. Нагольное, и 4 (17) августа 2–й батальон полка пытался овладеть селом. Однако красноармейцы нанесли мощный контрудар и вынудили корниловцев отступить. После этого боя на участке наступило некоторое затишье. Только 9 (22) августа 2–й и 3–й батальоны полка при содействии 2–й Марковской батареи, трёх танков и бронепоезда «Офицер» под общим командованием полковника М.А. Пешни нанесли удар по позициям красных, выбив их из Нагольного. Преследуя отступающего противника, корниловцы заняли с налёта с. Пселецкое. В ходе боя было взято в плен около 700 красноармейцев 242 . Стремясь развить успех, утром следующего дня 3–й батальон полка после короткого боя занял с. Старо–Черемошное, однако уже 11 (24) августа был вынужден оставить его «ввиду чрезвычайно выдвинутого положения и возможности ночного нападения».

242 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 278–279.

Встревоженное успехами белых, командование 9–й дивизии организовало ряд контрударов в направлении Ржавы и Нагольного. Сконцентрировав крупные силы, 23 августа (5 сентября) красные даже попытались полностью окружить 1–й Корниловский полк. Ночью на участке 80–го Кабардинского полка (в промежутке между 1–м и 2–м Корниловскими полками) совершили прорыв крупные, численностью до бригады, силы красных. Устремившись на юг, они захватили станцию Ельниково, оказавшись в тылу корниловцев. Перед рассветом один из красных бронепоездов внезапно ворвался на ст. Ржава, открыв огонь из орудий и пулемётов. Одновремен но пехотные части двинулись в наступление в районе Нагольного. С большим трудом атаку удалось отразить.

После этого 1–му Корниловскому полку было приказано, оставив заслон против занятого красными Нагольного, покинуть Ржаву и спешно двигаться в сторону Ельниково. По пути на юг, западнее с. Ольшанка, корниловцы натолкнулись на колонну красноармейцев, движущихся на подводах в направлении с юга на север. Артиллеристы 1–й генерала Маркова батареи прямой наводкой открыли огонь по колонне. «Неожиданное появление корниловцев произвело на противника ошеломляющее впечатление. Повозки в беспорядке свернули на запад. Всё поле покрылось соскочившими с повозок пехотинцами, и скоро к ним толпами стали присоединяться бегущие с юга большевики» 243 . Отступление красноармейцев со ст. Ельниково было обусловлено подходом от Прохоровки бронепоездов «Офицер» и «Слава Офицеру» и ударом, который нанесли во фланг и тыл прорвавшимся красным 1–й батальон 3–го Корниловского полка. Таким образом, в итоге тяжёлого боя, длившегося весь день, попытка окружения и разгрома корниловцев была сорвана, а 1–й Корниловский полк вновь занял свои позиции на ст. Ржава и д. Колбасовка 244 . Части 9–й дивизии понесли тяжёлые потери, в том числе около 800 пленных «с пулемётами и другим имуществом». Однако они продолжали стойко удерживать линию обороны у с. Нагольного.

243 Там же. С. 282.

244 Вероятно, именно с этим боем связан эпизод, содержащийся в записках Г.Ф. Пронина, который приводит его со слов артиллериста–марковца: «бой кипел по всей линии. Батарея наша отошла за станцию. Наконец, настал момент, когда положение стало безнадёжным. В эти мгновения я предполагал, что вот–вот наступит катастрофа. Внезапно на станцию полным ходом влетел эшелон с подкреплением: свежий батальон 2–го Марковского полка. Прямо из вагонов бросились марковцы в штыки. У нас снова восстановилось положение, бывшее две недели назад» (Пронин Г.Ф. Бронепоезд «Офицер». — СПб., 2006. — С. 37).

Лишь 30 августа — 1 сентября (12—14 сентября) ситуация в боях под Нагольным переломилась, наконец, в пользу белых. Не выдержав натиска, стал отходить 79–й полк. Одновременно оставил свои позиции 81–й полк. Создалась угроза окружения обоих полков, поскольку 2–й батальон 1–го Корниловского полка при поддержке взвода 1–й генерала Маркова батареи вошли в с. Старо– Черемошное, оказавшись в тылу позиций красных у Нагольного и Пселецкого.

От полного разгрома они были спасены решительными действиями 2–й батареи 1–го артдивизиона под командованием Модеста Орлова. Заняв открытую огневую позицию севернее Нагольного, батарея открыла огонь картечью по наступающему противнику, на время сдержав его натиск и дав отступающим частям возможность отойти. Белые мемуаристы сообщают об этом эпизоде несколько иначе. Согласно их сведениям, наступая на Нагольное, батальон Корниловского полка и 1–я Марковская артиллерийская батарея штабс–капитана А.А. Шперлинга попали под огонь внезапно появившейся западнее дороги батареи красных. Тогда Шперлинг «рассыпал в лаву всех разведчиков Марковской батареи и управления дивизиона и рысью двинулся к позиции красной батареи. С близкой дистанции перешёл в галоп. Прикрытие пыталось стрелять, но скоро побросали винтовки. В это время из лощины подскакали передки, но после удачного выстрела взвода, который выбил целую запряжку, оставив орудия, номера и ездовые бросились в ближайшую лощину. Из захваченных орудий был немедленно открыт огонь по отступавшим из Нагольного красным. Ближайший танк согласился доставить всю захваченную материальную часть... на станцию Ржава. Результат атаки: четыре орудия образца 1900 года, четыре зарядных ящика и два пулемёта» 245 . Попытка контратаки со стороны красноармейцев была отражена огнём захваченной бата- реи и силами подоспевшей роты корниловцев.

245 Леонтьев А.М. На Московском направлении // Поход на Москву. — М., 2004. — С. 226; об этом же эпизоде говорится в записках В. А. Ларионова: «полков- ник Шперлинг, с конными разведчиками батареи и дивизиона, пошёл в конную атаку на советскую батарею и её ротное прикрытие. Рота прикрытия сразу же сдалась, а батарея в четыре орудия была взята с фланга. Только красные ездовые успели ускакать на обрубленных уносах, через овраг. Через полчаса со стороны Ржавы подошли четыре танка и выскочившие из них хорошо одетые офицеры из Екатеринодара начали приписывать захват красной батареи себе. Это был первый и последний раз, когда, при наступлении на Москву, и при отступлении, мы видели наши танки. В оперативной сводке верховного командования было сообщено, что советская четырёхорудийная батарея была захвачена частями Корниловской дивизии. Когда герой этой лихой конной атаки артиллеристов, полковник Шперлинг; узнал об этой оперативной сводке, он только спокойно сказал: «Ну и чёрт с ними!» (Ларионов В.А. Последние юнкера. — М., 1997. — С. 146–147). Согласно А.М. Леонтьеву, подвиг Шперлинга вовсе не остался незамеченным: на следующий же день «на станцию Ржава прибыл генерал Кутепов и благодарил штабс–капитана Шперлинга и разведчиков за блестящее дело». Любопытно, что историки 9–й дивизии утверждают, будто батарея Модеста Орлова сражалась против «превосходящих сил конницы Шкуро», которые «со всей силой обрушились на батарею с флангов и тыла» (Добыкин Д.М., Кондаков А.А. Победный путь. — Курск, 1961. — С. 50–51). В том, что именно части Шкуро окружили под Нагольным 79–й полк, уверен также и А.Н. Манжосов (Манжосов А.Н. Боевой девятнадцатый год // Курский край. Сполохи Гражданской войны. Альманах No 1. — Курск, 1998. — С. 15). И это при том, что 3–й Кубанский корпус Шкуро оперировал в это время в районе Корочи и Нового Оскола! Вероятно, конная атака артиллеристов Шперлинга произвела неизгладимое впечатление как на очевидцев, так и на позднейших историков. Первоисточник заблуждения лежит в самом тексте приказа по войскам 9–й дивизии от 13 сентября 1919 г., где говорится о гибели батареи Орлова: «В ночь на 12 сентября противник к ст. Ржава подвёз подкрепления пехоты и свыше 2 сотен шкуровцев, которые атаковали 79 стрелковый полк, занимавший южную окраину дер. Нагольное. Атака была настолько стремительна, что 79 полк, почти окружённый со всех сторон, не мог даже сообщить ни своим соседям, ни на батарею об атаке противника и, отбиваясь от пехоты и конницы, стал отходить в северном направлении. В то же время 81 стрелковый полк, охватываемый конницей Шкуро, также начал отходить в северном направлении. Видя тяжёлое положение своей доблестной пехоты, 2 батарея 1 дивизиона, занимавшая позиции севернее дер. Нагольное, вела огонь до последнего снаряда по наступающему противнику, чем облегчила и спасла положение 79 и 81 стрелковых полков, и окружённая со всех сторон противником, не покидая своего поста у Красного революционного знамени, под командой лихого командира тов. Орлова, приняла даже рукопашный бой с превосходящими силами врага и погибла, выполнив свой святой революционный долг...» (Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны (1918–1920). — Воронеж, 1967. — С. 145). Погибший командир батареи М. Орлов был посмертно награждён орденом Красного Знамени.

Борьба за Обоянь. Задача наступления на Обоянь была поставлена 2–му Корниловскому ударному полку, перешедшему в наступление 1 (14) августа. Подавив сопротивление частей 9–й дивизии в сёлах Верхопенье, Сухая Солотина, Меловое и Новосёловка, 1–й батальон полка занял местечко Богатое и, двинувшись через Новенькое, с боем взял Ивню. Затем удар корниловцев был нацелен непосредственно на Обоянь, куда его части двинулись с нескольких направлений: 2–й батальон наступал с северо–востока через д. Шипы на станцию Кривцово и с. Бобрышево, офицерская рота — по шоссейной дороге, а остальные подразделения полка — с северо–запада через сёла Павловка, Усланка, Трубеж. Однако с ходу захватить город не удалось — 2–й батальон не продвинулся далее Бобрышево, а офицерская рота остановилась перед разрушенным мостом через речку Илёк. В с. Павловка у моста через Псёл было оказано сопротивление 1–му и 3–му батальонам. Подавив это сопротивление артиллерийским и пулемётным огнём, корниловцы заняли Павловку, двинувшись далее в сторону Усланки. Здесь они натолкнулись на линию обороны, которую держали части 7–й «железной» имени Троцкого дивизии, недавно переброшенной сюда с Колчаковского фронта.

1. Отправка пополнений на Южный фронт. Курск. 1919 г.
2. Красноармеец–курянин. 1919—1920 гг. Предположительно уроженец д. Паники, Обоянского у. Архив А.Г. Шпилева.
3. Красноармейская звезда.

«Эту деревушку противник занял полком сибирских стрелков и, по–видимому, не думал её отдавать, так как по буграм повсюду бегали телефонисты и проводили линии для артиллерийских наблюдательных пунктов, — вспоминает М.Н. Левитов. — При поддержке нашей артиллерии, выехавшей прямо на открытые позиции, батальон легко сбил противника с окраин села, но в самом селении и по огородам завязался жестокий рукопашный бой. Противник приспособил для обороны церковь, большие кирпичные дома и большие огороды с каменными заборами. Ручных гранат в полку не было, и потому каждое такое укрепление приходилось брать атакой в штыки. Бой был настолько жестоким и лихим, что в одном только дворе только что взятого укрепления мной... было насчитано 39 убитых красных и четверо наших» 246 . Особенно отличились в этом бою пулемётчики из числа пленных и включённых в состав полка махновцев, которые покрыли «всю штыковую свалку огнём своих пулемётов прямо с тачанок».

Сломив оборону красных в Усланке, корниловцы преодолели слабое сопротивление в Трубеже и вошли в пригородную Казацкую слободу. Однако в самом городе сопротивление оказалось более упорным, и уличные бои среди глубоких оврагов, пересекающих Обоянь, остановили продвижение белых. Между тем сильному давлению красных подверглась 2–я рота 1–го батальона, оставленная в качестве заслона у моста в с. Павловка. Крупные силы красных подступали к Обояни и по Курскому шоссе. Корниловцы оказались фактически прижаты к берегам Псла. В конечном итоге командир полка капитан Я.А. Пашкевич принял решение отступить. Потери полка составили в этот день 40 человек убитыми и 250 ранеными. В плен было взято 300 красноармейцев, захвачено 11 пулемётов, телефонные аппараты, санитарный обоз и много винтовок.

Воодушевленные провалом корниловской атаки на Обоянь, красные совершили ночное нападение на стоявший в Бобрышеве 2–й батальон 2–го Корниловского полка. Однако вылазка эта была отбита с большими потерями для нападающих. Потеряв 13 человек ранеными, корниловцы захватили четыре пулемёта и 180 пленных. Столь же неудачна была попытка отбить у белых мост через Псёл у с. Павловка 247 . Однако вскоре под напором 76–го и 77–го полков 9–й дивизии 2–й батальон вынужден был отойти к ст. Кривцово. Новое продвижение в сторону Обояни было предпринято 8 (21) августа. Части 2–го Корниловского полка вновь взяли с боем сёла Бобрышево, Красниково, Знобиловка, Спасское и Горяйново. В последнем из сёл сопротивление красных вынудило их остановиться.

246 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 274; при осмотре захваченных в этом бою пленных «обращали на себя внимание лучше других одетые солдаты сибирской дивизии, только что прибывшие с фронта против адмирала Колчака. Все они были с красными звёздами на фуражках, у многих были жетоны с портретами Маркса. Некоторые из них держали себя победоносно и вообще не были похожи на встречавшихся раньше обтрёпанных красноармейцев» (Там же. С. 276).

247 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 277.
248 Там же. С. 278.
249 Там же. С. 285.
250 Там же. С. 286.
251 Там же.

Обходной манёвр вынудил защитников города отойти и, преследуя их, корниловцы заняли мост через Псёл. Отступление красноармейцев быстро перешло в паническое бегство, и после недолгого обстрела города орудиями 7–й гаубичной батареи белые вошли в Обоянь. Пройдя город насквозь, они остановились на ночь в Казацкой слободе. Ночью был совершён набег на с. Трубеж, где удалось захватить пленных и артиллерийскую батарею 248 .

Утром следующего дня на центральной площади Обояни был отслужен благодарственный молебен в присутствии множества собравшихся горожан, а 10 (23) августа наступление было возобновлено. Корниловцы заняли Быканово, Дрозды, Трубеж, Усланку, Шевелево и Башкатово. При захвате Быканово и Башкатово красными было оказано упорное сопротивление. В ответ на это 13 (26) августа красные организовали контрудар в районе сёл Башкатово и Рыбинские Буды. Огнём гаубичной батареи натиск красноармейцев был приостановлен, а фланговый обход роты корниловцев вынудил их отступить. Однако этим дело не ограничилось, и 15 (28) августа значительные силы красных потеснили части 80–го Кабардинского полка, занимавшего позиции на правом фланге 2–го Корниловского полка. В итоге, опасаясь прорыва неприятеля, корниловцы вынуждены были вновь оставить Обоянь, отойдя обратно за Псёл. Попытки наступающих красноармейцев овладеть мостом у с. Павловка вновь провалились.

Бои вдоль линии Псла, стычки на переправах затянулись вплоть до 30 августа (12 сентября). К этому дню в с. Шипы были сконцентрированы значительные силы для решающего наступления на Обоянь: 2–й Корниловский ударный полк, 80–й Кабардинский полк, взвод 7–й гаубичной батареи, взвод 8–й гаубичной батареи, 5–я лёгкая батарея и взвод 6–й гаубичной батареи 249 . Ранним утром отряд двинулся на Обоянь.

В шесть часов утра артиллерия сводного отряда открыла огонь по с. Красниково. «Получилось эффектное зрелище массированного огня десяти орудий, — зрелище, почти невиданное до сего времени в гражданской войне, — вспоминает М.Н. Левитов. — Красные не выдержали артиллерийского огня и обратились в паническое бегство. Корниловцы продвигались настолько быстро, что скоро была утеряна связь пехоты не только с артиллерией, но и с начальником отряда, командиром 2–го Корниловского полка капитаном Пашкевичем. Результатом этого было то, что когда на подступах уже к городу были замечены цепи, то начальник отряда приказал открыть по ним огонь. К счастью, скоро выяснилось, что это свои и огонь был прекращён» 250 .

Заняв вторично Обоянь, корниловцы вновь продвинулись к с. Трубеж, где уже в сумерках столкнулись с неожиданным сопротивлением. «До 2 часов 31–го августа корниловцы очищали деревню от красных. Латышская рота, оказавшая упорное сопротивление, была вся переколота... Трофеями этого ночного столкновения были: два лёгких орудия, девять пулемётов и 300 человек пленных» 251 .

Бои за Корочу. С переходом в наступление группы Селивачёва ситуация в окрестностях Корочи и Белгорода резко изменяется в худшую для белых сторону. Выдвинувшийся на 50 вёрст к северу от Корочи Алексеевский полк подставил под удар красных войск свой правый фланг. Прикрывавшие его Черноморский конный и формирующиеся Черноморский и Изюмский гусарские полки не смогли противостоять мощным силам противника. В ходе успешных боёв части 13–й армии выходят в глубокий тыл 1–го армейского корпуса и 5 (18) августа занимают Корочу. Заняв Волчанск, они нацеливаются на Харьков и одновременно наносят удар в сторону Белгорода. Их продвижение было остановлено лишь в 12 верстах от города у станции Разумная. Сдержав натиск красных, белые в свой черед нанесли ответный удар и 18 (31) августа отбили Волчанск, развернув затем общее контрнаступление.

Между тем частям 1–го Марковского полка была поставлена задача вновь овладеть Корочей. С этой целью была предпринята ночная атака 6 (19) августа. Приблизившись на подводах к окрестностям городка, марковцы перешли в наступление на пригородную деревню Погореловка. В Короче располагалась переброшенная с Восточного фронта Симбирская стрелковая бригада трёхполкового состава. По пути на Деникинский фронт бойцам бригады был отдан приказ, «по которому строго воспрещалось не только расстреливать или совершать насилия над белыми, но и отбирать у них что–либо кроме оружия. Раненым белым приказывалось оказывать такую же помощь, как и своим» 252 . Заняв Корочу, бригада планировала в дальнейшем развивать столь же успешное наступление.

252 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию. — Т. II. — Париж, 1964. — С. 65; когда один из красноармейцев сорвал с груди раненого капитана Верещагина, командира 8–й роты 1–го Марковского полка, Георгиевский крест, то красный командир «набросился на сорвавшего, напомнил ему о приказе и сам приколол обратно орден» (Там же). Однако всё это не помешало командиру потерпевшей поражение бригады приказать после неудачного боя расстрелять около 20 захваченных в плен белых: «красноармейцы и их командиры не проявляли никакого озлобления против них, но подъехавший командир бригады приказал: «чернопогонников расстрелять!» (Там же). Спастись удалось лишь одному из марковцев, сумевшему в последний момент бежать под прикрытием темноты.

Ночной бой оказался успешен — противник был выбит и из Погореловки, и из самой Корочи. «Ужасную картину представляла утром церковная площадь Погореловки, — вспоминает В.Е. Павлов. — Свыше ста убитых и раненых марковцев и красных лежало на ней; около 30 убитых и раненых лошадей... без преувеличения, площадь вся была залита кровью. И не только площадь, но и соседние дворы наполнены ранеными и убитыми» 253 . Марковцы понесли тяжёлые потери в этом бою — до 60 человек убитыми и около 200 ранеными. Не меньшими были и потери Симбирской бригады, около сотни бойцов которой попали в плен. Кроме того, красные потеряли три орудия, несколько пулемётов и немало лошадей.

После возвращения Корочи полк занял участок протяжённостью до 35 вёрст и в течение шести дней отражал усиленные атаки красных. «В тяжёлом положении оказались жители города, принужденные безвыходно оставаться в своих домах. Орудийный обстрел заставил их искать убежища в кирпичных зданиях и подвалах. Город замер. Положение горожан утяжелялось ещё и отсутствием продуктов, так как в продолжение нескольких дней в город не было подвоза. Непрерывно марковские кухни готовили пищу и раздавали жителям» 254 .

Красные занимали правый берег реки Короча и предместье городка — Бехтеевку, ведя почти непрерывный ружейный и артиллерийский обстрел как самой Корочи, так и примыкающих к ней деревень Погореловка и Проходное. Неоднократные попытки переправиться через реку отражались марковцами.

253 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию. — Т. II. — Париж, 1964. — С. 65.

254 Там же. С. 67.

255 Там же. С. 70–71.

1. Значок сформированного в Курске 3–го Офицерского генерала Маркова полка.
2. Погон капитана пехотного Маркова полка.
3. Офицеры–марковцы. Фотография 1920 г.
4. Короча. Начало XX в.

Наиболее серьёзную попытку захватить Корочу красные предприняли 12 (25) августа. На рассвете под прикрытием густого тумана их части сбили заставы Изюмского полка и атаковали город, одновременно обходя его с юга. Под их натиском 3–й батальон 1–го Марковского полка был вынужден отойти из города, его обоз был захвачен, а контратака захлебнулась. Новую попытку контрудара красные пресекли, сами перейдя в наступление. «Их атака была грозной для большинства марковцев, не бывавших в боях в степях Кубани. Загремели шесть орудий красных, поднялись густые цепи, и, обгоняя их, вылетели десятки пулемётных тачанок, запряжённых парой лошадей. «Кавалерия!» — вырвались крики. Часть поддалась панике, часть, отстреливаясь, стала быстро отходить. Красных сдерживали пулемёты и взвод орудий... Наступила ночь. Ужасный бой. Раненые шли, бежали в тыл... Положение на участке полка крайне тяжёлое: фронт прорван, два батальона в Плотавце почти окружены; в Проходном только одна рота... Ночью приказ: с рассветом полку перейти в наступление и восстановить положение у Корочи» 255 . На помощь марковцам были присланы части генерала Шкуро — 2–я бригада Кубанской казачьей дивизии 3–го Конного корпуса. С утра 13 (26) августа завязался жестокий бой. Красные стойко оборонялись, переходя в контратаки, но были оттеснены на окраины Корочи. Конница Шкуро обошла город с востока, и только тогда, опасаясь окружения, красные прекратили сопротивление и оставили Корочу. Завершение боёв за Корочу совпало с общим отступлением войск группы Селивачёва из превращающегося в огромную ловушку «Купянского мешка».

После короткой передышки марковцы, как и все части 1–го армейского корпуса, переходят в наступление, выбив 31 августа (13 сентября) внезапным ударом красных из сёл Толстого, Холодного и Холани. После этого они выступили в сторону Нового Оскола, который 25 августа (7 сентября) был уже взят после небольшого боя сводным отрядом в составе батальона 1–го Корниловского полка, батальона 2–го Марковского полка, Сводно–стрелкового полка и кубанских сотен Шкуро при поддержке 11 орудий. Вслед за тем в течение пяти дней красные упорно пытались отбить Новый Оскол обратно, однако попытки их оказались безрезультатны. Бронепоезд, поддерживавший эти удары, был, в конечном счёте, подбит, а прибытие подкреплений из Корочи окончательно решило исход дела в пользу белых.

Характерный эпизод, живо рисующий обстановку этого пе- риода войны, содержится в воспоминаниях красноармейца С.Ф. Черкашина. Отступив из Нового Оскола, он вместе с тремя товарищами вечером того же дня влился гарнизон Старого Оскола. Однако, почти сразу же после этого, ему пришлось продолжить отход уже в составе нового отряда, находившегося «под командованием бывших офицеров». На второй день отступления «командир старооскольского гарнизона повёл наш отряд глухими по левыми дорогами, и было видно всем, что этот командир ведёт отряд в плен к белым. Я, как старый пулемётчик старой армии и пулемётчик гражданской войны, понял неправильное командование этого командира. Возразил против его, который через два часа арестовал меня... По приводом меня под конвоем к станции Горшечная я из–под конвоя сбежал на станцию Касторное. По приходу на третий день всего отряда на станцию Касторное в 10 часов утра мне предупредили... товарищи остерегаться и не показываться на глаза командиру. В 12 часов дня телеграф станции Касторное сообщил о том, что в час дня будет белый броневик на станции. В точное время со станции Касторное из направления Курска [белый бронепоезд] начал производить обстрел из орудий и пулемётов по станции Касторной Ю.В.Ж.Д. Командир, не желая вести по правильному пути, сдался белым на перроне станции Касторное в числе 11 человек, которые представились командиру белого броневика о том, что мы бывшие офицеры, сдаёмся в плен и бросили отряд без командования. Командир броневика белых им ответил, что раз вы офицеры, то должны быть давно у белых, а вы путаетесь до сих пор у красных. И в то же время на перроне по распоряжению командира бронепоезда белых были все [они] порублены» 256 .

256 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 26. Л. 42–42об.; предположительно, здесь говорится о лёгком бронепоезде «Генерал Шкуро», находившемся под командованием флотского лейтенанта А.П. Чижова, который содействовал продвижению белых войск в направлении Нового Оскола и Касторного (Власов А.А. О бронепоездах Добровольческой армии // Поход на Москву. — М., 2004. — С. 494). Отношение белых к «военспецам» Красной армии из числа бывших офицеров в этот период колебалось от настороженного до резко враждебного. Полковник В.В. Манштейн, командир 3–го Дроздовского полка, известный под прозвищем «Безрукий Чёрт», во время боёв под станцией Ворожба проник с отрядом из нескольких человек в тыл противника, «сам, своей же единственной рукой, отвинтил рельсы, остановив таким образом несколько отступающих красных эшелонов. Среди взятого в плен красного комсостава был и полков– ник старой службы. «Ах, ты, твою мать!.. Дослужился, твою мать!.. — повторял полковник Манштейн, ввинчивая ствол нагана в плотно сжатые зубы пленного. — Военспецом называешься? А ну, глотай!» (Венус Г.Д. Война и люди // Я став- лю крест... — М., 1995. — С. 203).

Генерал А.Г. Шкуро позднее сообщал в своих воспоминаниях, что его войска продвигались в данной местности довольно легко: «особенно крупных боёв, кроме боя у Старого Оскола, не было. Однако в течение трёх недель я взял 75 орудий, свыше 300 пулемётов и около 35 000 пленных» 257 . Старый Оскол был занят белыми 9 (22) сентября.

257 Шкуро А.Г. Записки белого партизана // Поход на Москву. — М., 2004. — С. 413.

Наступление на Курск. В ходе упорных боёв второй половины ав- густа — начала сентября 1919 г. части Добровольческой армии, действовавшие на Курском направлении, перешли в решительное наступление, тесня войска красной 13–й Армии. Особого успеха белые добились на участках вдоль Обоянского шоссе, железной дороги Курск — Белгород и на Тимско–Щигровском направлении. Ими были заняты города Суджа, Обоянь, Короча, Новый Оскол, развёрнуто наступление на Льгов, Рыльск, Тим и непосредственно на сам Курск.

Силы Красной армии несли ощутимые потери, как в результате ожесточённых боёв, так и от последствий массового дезертирства. Так, к началу сентября в 79–м стрелковом полку сформированной в Курске 9–й дивизии насчитывалось всего 15 штыков, 15 сабель и 2 пулемёта, а в кавдивизионе 3–й бригады в строю оставалось лишь 22 человека 258 . Развернув 31 августа — 1 сентября (13–14 сентября) наступление, белое командование планировало провести его в три этапа: вначале отбросить красных на линию укреплений Курска, затем захватить эту оборонительную полосу и, наконец, закрепиться на противоположных им берегах рек Сейм, Рать и Щигор 259 . Однако, чтобы добиться осуществления первого этапа этого плана, частям Добровольческой армии потребовались четыре дня упорных боёв, в ходе которых применялись даже танки. На участке фронта от Обояни до Корочи разворачивала наступление 1–я дивизия Добровольческой армии в составе 1–го Марковского, Черноморского конного, 1–го и 2–го Корниловского, Кабардинского полков и Марковской инженерной роты. Резервные силы включали в себя 2–й Марковский полк.

258 Следует отметить, что силы белых при этом напротив, возрастали. Это вынужден признавать, хотя и с оговорками, даже маршал А.И. Егоров. Он приводит следующие цифры: «15 августа добровольцы против группы Селивачёва имели около 14 500 бойцов пехоты и 8000 сабель при 200 пулемётах и 77 орудиях... к 1 сентября, т. е. через две недели армии белых имели свыше 20 000 штыков, около 12 000 сабель, 412 пулемётов и около 100 орудий... А ещё через две недели на фронте Старый Оскол — Ржава — Обоянь — Суджа — Сумы Деникин сумел развернуть силы (ударная группа) в 25 900 штыков, 5 600 сабель, 421 пулемёт и 90 ору- дий». При этом советский маршал признаёт также, что «увеличение [сил белых] шло почти исключительно за счёт местного населения и Красной армии (!)» (Егоров А.И. Разгром Деникина. — М., 2003. — С. 206). Впрочем, следует отметить, что А.И. Егоров в целом был склонен преувеличивать силы белых, постоянно твердя о слабости Красной Армии в период наступления Деникина. В частности, он даже не упоминает о самом существовании Курского укрепрайона.

259 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию — Т. II. — Париж, 1964. — С. 90–91; подполковник В.Е. Павлов, говоря об этих планах, а также об их осуществлении, допускает ряд ошибок, порождённых слабым знанием курской топографии и топонимики. Так, он полагает, будто Рать и Щигор — одна и та же река, что сёла Нижнее и Верхнее Гуторово находятся друг подле друга, называет д. Троицу на р. Рать «Троицкое», с. Верхосеймье — «Верхоселье», с. Куськино — «Кузькино» и т.п.

1. Николаевское знамя полков Дроздовской стрелковой дивизии.
2. Значок 2–го Офицерского генерала Маркова полка.
3. Робике П.–В. Генерал Дроздовского полка и капитан Марковского полка. Открытка.
4. Подразделение Добровольческой армии на боевой позиции. Сентябрь 1919 г.

В первых числах сентября 3–й Корниловский ударный полк разивает наступление вдоль линии железной дороги со ст. Ворожба на Глушково и Тёткино, а 5 (18) сентября «после горячего боя с появившейся пехотой противника» занимает Коренево. Разворачивается наступление на Рыльск. Оборону по Сейму на данном направлении держал 2–й Сумской Советский стрелковый полк при поддержке Отдельного кавдивизиона 43–й дивизии. Отступая под натиском неприятеля, силы красных потерпели тяжёлое поражение у с. Больше–Низовцево на подступах к Рыльску.

«Первые числа сентября. Сумской стрелковый полк малочисленен, в ротах по несколько десятков штыков, а участок обороны по– над рекой Сейм растянулся на десятки километров, — вспоминает о боях под Рыльском ветеран–красноармеец Н.С. Исаев. — Наш взвод всё время в разведках. Нам пришлось внезапно столкнуться с переправившимися через реку конниками врага в ночное время. Рубка произошла жестокая, но обратно для нас без потерь. Беляки оказались нацменами, но трусливы, мы их загнали в реку, трёх угробив и одного чечена захватили живым, которого доставили в штаб полка... Яркий от сентябрьского солнца день. Наши лошади кушают сено вики, разложенное у изб села Б.–Низовцево. От этих изб, через выгон, проходит ручей, а потому через него перекинут мостик, а дальше на небольшой возвышенности красуется церковь. Там в доме попа находится штаб полка. Там наш командир тов. Аргунов получает новую задачу. По дороге от города Рыльска послышались приглушённые звуки моторов. В село въехали впереди мотоцикл, за ним грузовой автомобиль и за ним бронемашина. Вся эта редкая в то время техника, переехав мостик, остановилась около штаба полка... Вдруг просвистел рассекая воздух снаряд и разорвался на выгоне... Второй снаряд, а следом и третий разорвались вблизи автомашин, откуда бежали наши товарищи, которые ушли рассмотреть их, бежал и наш командир взвода, подавая команду «По коням». Снаряды больше не рвались. Я с отделением был послан по одной улице с задачей выскочить за село и разведать ту сторону, откуда летели снаряды. «Галопом! — приказывал командир. — Это наши. Они приняли нас за беляков. Так сказал командир полка. Ведь снаряды летели почти с нашего тыла»... Но как только выскочили мы в конец села, то увидели густые цепи врагов с погонами. Белогвардейцы окружили село, уже были в огородах и садах. С их стороны раздался залп из нескольких винтовок. Мы повернули в село... и в это время послышалось громкое вражеское ура с трёх сторон села. Мы прискочили к тому месту, откеда были посланы. В селе царила паника. Белые показались на выгоне со штыками наперевес. По ним открыли пулемётный огонь из нашей бронемашины. Враги растягивались по выгону. От штаба полка бежал командир полка и махал белым флагом. К нему подбежал комиссар полка с маузером, выстрелил в предателя из старых царских офицеров. Мы не спешиваясь стреляли в приближающихся врагов. Комиссар бежал к нам. Ему подали кто–то из наших лошадь и он прискакал к нам. Бронеавтомашина, ведя огонь из пулемёта, двигалась [на мостик] и взошед на него, обвалилась одной стороной. С правой стороны церкви, с невысокого ската, на поле показались ещё густые цепи золотопогонников с криком ура. «Прорываемся! — крикнул комиссар. — По дороге на Рыльск!» И наш взвод, уже намного поредевший, бросился во весь лошадиный дух вверх по дороге, ведущей на город Рыльск. По–над дорогой с колена стреляли по нас белые гады. Падали наши лошади, падали с сёдел и наши товарищи. Примерно в трёх километрах от села мы остановились. Нас было 12 человек из 25. Не оказалось и комиссара 2–го Сумского Стрелкового Советского полка. Настречу нам двигалась развёрнутым строем кавалерия. Обрадовавшись, мы замахали им фуражками, думая, что это наши. Но оказалось не то. Враги погнали нас обратно к Б.–Низовцеву». От окончательной гибели красных кавалеристов спасло лишь появление выбравшегося из ручья броневика. Прибыв, наконец, в Рыльск, уцелевшие красноармейцы застали город в смятении: «из него спешили эвакуироваться советские служащие, а военных не было за исключением нас. Только утром появились усталые красноармейцы, отходившие по узкоколейной железной дороге от ст. Коренево, но их было так мало, что о защите города нечего было и думать» 260 .

260 Исаев Н.С. Мои воспоминания о Гражданской войне (рукопись из фондов Рыльского краеведческого музея). 1966 г. — Л. 60–61 [орфография подлинника сохранена]). Не полагаясь на регулярные части Красной армии, власти стали готовиться к партизанской борьбе. Председатель парторганизации с. Макеево С.А. Федюшин вспоминает: «В августе при приближении к Рыльску деникинцев парторганизация поручила мне связаться со штабом 1–й особой бригады и приступить к созданию партизанского отряда, но я не успел выехать, когда узнал, что Рыльск уже занят деникинцами, а 1–я особая бригада, занимавшая фронт южнее Рыльска, отступила в Кострово. Передав бывшим своим партизанам и другим гражданам, не хотевшим оставаться на территории врага, чтобы они направились в с. Надейку, мы с председателем сельсовета т. Гавриловым Н.П. поехали в штаб 1–й особой бригады, чтобы оформить создание Рыльского партизанского отряда и получить оружие. Мы получили 150 винтовок с патронами и пулемёт. Утром мы приехали в Надейку, где нас ждали более 100 человек. Назначив т. Никитенко из с. Глушково ком. взвода и раздав оружие, мы двинулись на Ольховку, Хомутовку, Дубровицы, Погребы и Доброводье. Там мы догнали 1–ю особую бригаду, где получили указание идти на Севск» (КОПА. Ф. 16. Оп. 1. Л. 262. Л. 6).

Наиболее сильное сопротивление белым было оказано в этот период в зоне Льговского укрепрайона на линии Коренево–Льгов. На подступах к Коренево с упорным сопротивлением матросских частей, укрепившихся на берегу реки Снагость, столкнулся 1–й Дроздовский полк. «В первый раз за время моей службы в полку дроздовцам пришлось окопаться», — вспоминает о тех боях Г.Д. Венус, получивший тогда ранение в ногу 261 .

Упорное сопротивление, оказанное белым на подступах к Льгову, было не случайно: ещё 1 (14) августа Реввоенсовет Южфронта распорядился о создании в окрестностях города укрепрайона, защитники которого теперь и пытались сдержать натиск Добрармии 262 .

«Льгов — узловая станция на реке, и большевики решили его оборонять, — вспоминает дроздовец–артиллерист Д.Ф. Пронин. — Бронепоезда красных поддерживали огнём свою пехоту. Особенно бесстрашно действовал красный бронепоезд «Товарищ Свердлов», команда которого состояла из матросов Балтийского флота. Пе- хота 3–го Корниловского полка, как части новосформированной, хотя выглядела очень хорошо (даже была снабжена стальными шлемами) и имела хороший офицерский командный состав, значительно уступала нашей Дроздовской похоте, особенно в смысле быстроты удара. В атаку шла медленнее и под огнём залегала. Потери также несла поэтому большие.

Перед Льговом бронепоезда красных заставили пехотные части залечь. Терять времени было нельзя. Наши орудия, выехав на открытую позицию, начали поединок с бронепоездом. Запряжки были отведены в лощину назад. Пристрелялись обе стороны почти одновременно. Наши снаряды ложились на нулевой вилке (на том же прицеле) под самое полотно железной дороги или, перелетая через площадки, осыпали их градом осколков. Позже, уже во Льгове, мы узнали, что на одной площадке было повреждено орудие, на другой перебита вся орудийная прислуга.

Однако у «Товарища Свердлова» было перед нами преимущество — подвижность, количество и скорострельность орудий на постоянной установке и он буквально засыпал нас дождём шрапнели и трёхдюймовых гранат... Как серый огнедышащий змей, окутываясь дымом и вспышками выстрелов, метался по рельсам в одну и другую сторону «Товарищ Свердлов», стараясь избежать попаданий батареи... Однако «Товарищу Свердлову» не удалось привести к молчанию Дроздовскую батарею, и, когда один из гаубичных снарядов лёг около паровоза, ранив машиниста, бронепоезд дал полный ход назад.

261 Венус Г.Д. Война и люди // Я ставлю крест... — М., 1995. — С. 203.

262 Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны (1918–1920). — Воронеж, 1967. — С. 140.

Потрёпанная батарея не могла в полном составе даже сопровождать пехоту дальше, а во Льгов, занятый несколькими часами позже, орудие въезжало на каких–то клячах, забранных во Льгове из пожарной команды» 263 .

263 Пронин Д.Ф. Записки дроздовца–артиллериста // Седьмая гаубичная. — Нью– Йорк, 1960. — С. 46–48.

Льгов был занят в один день с Курском 7 (20) сентября в основном силами корниловцев, атакой которых руководил лично генерал–майор В.К. Витковский. Поддержав дрогнувшие было части Олонецкого полка, корниловцы заняли станции Артаково и Льгов, а затем, форсировав Сейм, овладели и самим городом. При форсировании реки погиб командир 3–го батальона полка штабс–капитан В.А. Скударев. Со стороны Брянска движение на Льгов прикрывали части Белозерского полка. На станции Льгов обосновался штаб 1–го армейского корпуса во главе с генералом А.П. Кутеповым.

1. Бронепоезд «Офицер». 1919 г.
2. Железнодорожная станция Льгов. Начало XX в.

О действиях 3–го Корниловского полка в эти дни вспоминает Г.А. Головань: «Идём на станцию Коренево, для овладения которой были направлены две роты, 10–я и 12–я. Разведка выяснила, что станция занята небольшим отрядом красных, а на входных путях с южной стороны стоит под парами их бронепоезд... Из штаба полка догнал нас ординарец, привезший приказание, в котором указывалось: «Шт. капитану Реке, командиру 12–й роты, выйти в тыл станции Коренево и, взорвав железнодорожный путь, приостановить наступление. Командиру 10–й роты поручику Головань, наступая вдоль линии жел. дороги за посадками, атаковать станцию с фронта». Операция была блестяще выполнена, но дорого обошлась корниловцам: уже после того, как был 12–й ротой подорван путь, пал смертью храбрых командир их, капитан Реке. Броневик остался в наших руках. Дальнейшее движение на Льгов. Большевики занимают укреплённую позицию у станции Артаково, что в 4 верстах от станции Льгов 2–й... после короткого боя станция Артаково занята. Двигаемся дальше. И в это время, тяжело пыхтя, влево от станции ползёт красный бронепоезд и, выбрав позицию, открывает по роте частый огонь; к счастью, снаряды давали перелёт. Наша артиллерия, то есть захваченные у красных шестидюймовки, с которыми должен быть и командир полка, идущий с западной стороны на город, почему–то молчит. Но вот блеснули орудия, полетели наши снаряды и стали рваться на линии, по которой маневрировал бронепоезд, пытаясь уйти от обстрела. Но скоро судьба его была решена — корниловцы были уже со всех сторон... рота бросилась на вокзал, на запасных путях которого было захвачено до 50 гружёных эшелонов... К вечеру был занят и железнодорожный мост через Сейм, взят и город Льгов, при штурме которого был убит командир нашего 3–го батальона. На другой день, отдохнув, подтянувшись и почистившись, свободные от служебных нарядов добровольцы ходили по городу, ласково приветствуемые освобождёнными жителями» 264 .

В то же время, развивая успех, достигнутый под Нагольным, 1–й батальон 1–го Корниловского полка двинулся вдоль железной дороги на Солнцево. Он занимает Кочегуровку и около Зуевки сталкивается с упорным сопротивлением отступающих красных частей. Несмотря на присутствие со стороны белых трёх танков и двух бронепоездов, красноармейцы не только ожесточённо оборонялись, но и несколько раз переходили в контратаки. Лишь поздним вечером белым удалось закрепиться на окраине села 265 . На следующий день с новым ожесточением возобновляются бои у Кочегуровки, а 2–й Корниловский полк занимает сёла Башкатово, Рыбинские Буды, Любач и Паники, наступая в сторону Медвенки. Части Красной армии, оказывая всё более беспорядочное сопротивление, откатываются в сторону Курска. К вечеру 5 (18) сентября 1–й и 3–й батальоны 1–го Корниловского полка занимают станцию Полевая, овладев на другой день и самим селом. В Медвенке 5 (18) сентября состоялось совещание, на которое были созваны «все начальники, начиная с командиров батальонов и батарей, для рекогносцировки укреплённых позиций красных у г. Курска» 266 . Вопрос о штурме «красной крепости Курск» был решён.

264 Головань Г.А. Прошлое обязывает // Поход на Москву. — М., 2004. — С. 126–127.

265 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 290.

266 Там же. С. 293.

3. Падение «красной крепости»

Взятие Курска. Стремительное продвижение белых вызывало в Курске всё большую тревогу, а время от времени происходили вспышки настоящей паники. Обычно это выражалось в массовых арестах «подозрительных элементов», причём даже председатель губисполкома И.С. Шелехес признавал, что «аресты происходили как–то бессистемно, арестовывали военспецов без предъявления каких–либо конкретных обвинений и без ведома Военсовета... так, например, был произведён арест комсостава бомбомётно–пулемётной школы без ведома Особого отдела и председателя Губчека» (председатель ГубЧК позднее простодушно оправдывался: «но я не мог за всеми сотрудниками уследить») 267 .

267 Карнасевич В.Г., Свиридов Г.А. Курская губчека 1918–1922 гг. — Курск, 2005. — С. 181.

Особенно острую вспышку страха вызвало взятие белыми Обояни. В ночь на 13 (26) августа, когда об этом стало известно, председателю ГубЧК В.М. Мовчану сообщили, что белые уже в 15 верстах от города. Глава курских чекистов и его товарищи в это время «пьянствовали в помещении с женщинами», однако это не помешало им развернуть лихорадочную деятельность по организации спешной эвакуации, причём здание ГубЧК решено было взорвать (этому помешало лишь то, что «отряд Губчека не был приведён в боевой порядок») 268 .

268 Карнасевич В.Г., Свиридов Г.А. Курская губчека 1918–1922 гг. — Курск, 2005. — С. 180–186. Позднее пьяные загулы Мовчана и «полное разложение» ГубЧК в целом стало предметом специального разбирательства в Курском губкоме РКП(б). Мовчан, скрепя сердце, признавал, что в ночь с 25 на 26 августа он «был выпивши», на что ему тут же возразили: «т. Мовчан был в полном смысле пьян и когда заявился сотрудник по делу к т. Мовчану, то т. Мовчан выгнал его из своей комнаты». Признав же факт взяток, что брал его сотрудник и собутыльник Орлов, Мовчан заявил: «взятки были предложены т. Орлову в 5, 30 и 79 тысяч рублей за освобождение заложников и были взяты для того, чтобы открыть всю организацию». Именно Орлов, кстати, и поднял первым панику, сообщив о приближении деникинцев и призвав взорвать здание ГубЧК (Там же. С. 183, 185, 186).

Происходили в городе и другие, тревожащие чекистов, события. Все последние ночи накануне падения Курска оказались заполнены пожарными тревогами, которых за три дня было больше, чем за минувшие полгода. Причём все вызовы пожар- ных команд неизбежно оказывались ложными. Следователи ЧК жаловались: «Провокация всё это. Только вызывают их [пожарных] по телефону всё из таких мест, что поймать этих бандитов нет возможности!» 269

Пережитый страх и раздражение вымещались на мирном населении. «Снова по городу идёт волна арестов, — вспоминает о тех днях А.Л. Ратиев. — Задержанным заявляют, что их берут в качестве заложников... Что будет с обременительными и ненужными для властей толпами арестованных, если к городу действительно подойдут силы деникинцев?» 270

269 Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 319. При этом у А.Л. Ратиева сложилось стойкое впечатление, «что событиями последних дней управляет чья–то невидимая режиссура». Возможно, в городе и в самом деле действовала деникинская агентура. Косвенно в пользу этого может свидетельствовать случай, произошедший с тем же А.Л. Ратиевым ещё весной 1919 г. По пути со службы домой он столкнулся на ул. Флоровской с нищим в потёртой солдатской шинели и с костылём. Получив «керенку» в подаяние, нищий бросил ему вслед: «Смотрю я на вас, такой молодой, здоровый, а сидит здесь, когда на Дону, на Кубани, добровольцы сражаются за свободу, за Россию», — после чего проворно скрылся за углом. «Что это? Провокация? — задаётся вопросом А.Л. Ратиев. — Или же действительно подосланный с Юга агитатор? Если так, то нельзя отказать ему в смелости и в известной актёрской сноровке. Правда и то, что в момент нашей встречи, как никогда, улица была пустынной» (Там же. С. 255).

270 Там же. С. 318.

Начиная с 2 (15) сентября Курск стал подвергаться атакам белогвардейских аэропланов, который сбрасывали на город бомбы и прокламации 271 . Основной удар наносился по железнодорожной станции Курск–Ямская. «Серьёзных разрушений бомбами не причинено ввиду их незначительной силы, некоторые упали за полосой отчуждения. Повреждено несколько вагонов, несколько человек убито и ранено. Одна бомба взорвалась в саду, напротив здания Губчека», — сообщает председатель Курской транспортной ЧК Л. Руднев. 272

271 Вероятно, это был результат действий 1–го добровольческого авиадивизиона под командованием полковника Коновалова. Дивизион, включавший в себя 1–й имени генерала Алексеева и 6–й авиаотряды, был направлен на фронт 22 июля 1919 г. и насчитывал 6 аэропланов «де хэвиленд» и 8 аэропланов «кэмел». «Чтобы хоть как–то компенсировать свою малочисленность, белые лётчики старались изо всех сил. За последние восемь дней июля только «де хэвиленды» 1–го отряда (данных по 6–му не сохранилось) совершили 36 боевых вылетов на разведку и бомбардировку, сбросив более 180 кг бомб. В следующем месяце пилоты авиадивизиона выполнили уже 129 боевых полётов общей продолжительностью 349 часов и сбросили на противника 720 кг бомб... В непрерывных полётах самолёты изнашивались и требовали ремонта, который невозможно было обеспечить в полевых условиях. К 3 октября в Алексеевском отряде осталось всего два исправных «де хэвиленда». «Кэмелы» 6–го отряда оказались более выносливыми. С середины сентября на них легла основная боевая нагрузка... Численность дивизиона неуклонно снижалась. К началу октября в его составе осталось менее десятка боеспособных машин. Единственным пополнеием за два месяца боёв стал «Ньюпор–23», на котором 7 сентября перелетел от красных командир 9–го авиаотряда РККВФ Фомагин» (Хайруллин М.А., Кондратьев В.И. Военлёты погибшей империи. Авиация в Гражданской войне. — М., 2008. — С. 252, 265)

272 Карнасевич В.Г., Свиридов Г.А. Курская губчека 1918–1922 гг. — Курск, 2005. — С. 176.

Тревога за судьбу Курска повлекла издание Главным командова- нием Красной армии директивы No 4347/оп. Она гласила: «Необходимо принять все меры для удержания Курска и, так как ударный манёвр задерживается, спешно направить для его непосредственной обороны те части, которые имеются под рукой у Лашевича в Орле и Туле (в частности 21 полк) и вообще в районах, удалённых от Мамонтова» 273 . Тотчас после выхода этой директивы, в тот же день 3 (16) сентября, Курский укрепрайон (УР) был объявлен на осадном положении 274 . Однако и эта запоздалая мера не мешала начальнику политотдела УРа по–прежнему слать в политотдел 13–й Армии бодрые сводки, как ни в чём не бывало сообщая лишь об из– брании в той или иной части «культурно–просветительной комиссии», о проведении митингов и о вполне «удовлетворительном» настроении бойцов 275 .

273 Директивы Главного командования Красной Армии (1917–1920). — М., 1969. — С. 471.

274 Территория укрепрайона находилась в пределах линии: Воробьёвка — Шумская — Ушаково — Бол. Жировка — Воскресенское — Бол. Огарково — Гореловка — Филипова — Ниж. Мазнева — Сорокина — Малыхина — Павловский — Петровская — Спокоевка — Ворожба — Медведский Колодезь — Рождественское — Знаменское — Зорино — Новосёловка — Букреева — Верхне–Ерёмина — Богоявленское — Лисова — Мещерский — Басова — Ясенки — Поляна — Мелехино, Охочевка — Гремячий Колодезь — Сухоребрик (ГАКО, ф. Р–328, оп. 1, д. 81, л. 26).

275 Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны 1918–1920 гг. — Воронеж, 1967. — С. 16.

Издававшаяся в городе газета «Волна» в последние дни выходила всего на двух полосах «совсем небольшого формата». Она и её фронтовое приложение «Красноармеец» скупо сообщали о событиях на фронте, ограничиваясь краткими фразами о «боях с переменным успехом» вдоль железной дороги в Обоянском уезде, упорных боях в 10–15 верстах западнее Суджи и призывали дезертиров проявлять сознательность и не покидать позиций. Зато там же, в номере «Волны» от 7 сентября, ниже фронтовых сводок красовался огромный заголовок: «Накануне мировой революции». Здесь радостно сообщалось о «борьбе в Албании», о «советах в Австрии» и, наконец, о том, что «восстание в Индии разгорается». Эти новости должны были, видимо, подвигнуть горожан и красноармейцев на стойкую оборону идеалов коммунизма и родного города 276 . В целом же Военсовет укрепрайона оказался не в состоянии совладать с ситуацией, когда под неожиданно мощными ударами белых вся система обороны УРа начала трещать по швам.

Комендантом укрепрайона, штаб которого размещался в здании Мариинской женской гимназии, с 19 июля 1919 г. был Михаил Степанович Свечников — бывший полковник Императорской армии, выпускник Академии Генерального штаба, сменивший на этом посту И.Н. Полковникова 277 . Начальником штаба укрепрайона тогда же стал Е.А. Николич — также полковник старой армии, сослуживец Свечникова по Финляндии и Каспийско–Кавказскому фронту. Со стороны местной власти членом Военсовета УРа являлся председатель губисполкома И.С. Шелехес, а начальником политотдела была его жена, секретарь Курского губкома РКП(б) О.А. Миткевич 278 .

276 Страницы и лица. «Курская правда» 1917–2002. — Курск, 2002. — С. 40–41.

277 Свечников Михаил Степанович (1882–1938) — выходец из семьи казачьего офицера, полковник Императорской армии, выпускник Академии Генерального штаба. В период 1–й Мировой войны начальник штаба крепости Осовец и командир 106 пехотной дивизии, размещённой в Финляндии. Вскоре М.С. Свечников становится членом РКП(б) и фактически руководит силами Финской Красной Гвардии, упорно, хотя и безуспешно противостоявшей шюцкору барона Густава Маннергейма. Когда финская революция потерпела поражение, Свечников активно участвует в Гражданской войне на территории России. С декабря 1918 г. по март 1919 г. он командует Каспийско–Кавказским фронтом, а с 19 июля 1919 г. назначается комендантом Курского укрепрайона. Позднее командир Сводной стрелковой бригады в составе 13–й Армии. Репрессирован в 1938 г. Иван Николаевич Полковников находился в должности коменданта Курского укрепрайона с 7 июля 1919 г. и с этого поста был переведён на должность начальника штаба Орловского военного округа. Также 19 июля 1919 г., согласно приказу Предреввоенсовета Л.Д. Троцкого, Совет Курского укрепрайона был переименован в Военный Совет (ГАКО. Ф. Р–328. Оп. 1. Д. 81. Л. 19; Д. 82. Л. 17, 24).

278 Миткевич Ольга Александровна (1889–1943) — родилась в Подольске, член РСДРП с 1905 г. С марта 1919 г. — секретарь Курского губкома РКП(б). В октябре 1919—1920 гг. — начальник политотдела 13–й дивизии 8–й Армии Южного фронта. После окончания Гражданской войны на партийной и хозяйственной работе в Донбассе, Николаеве, Ярославле, Москве. Делегат IX, XIII, XVI, XVII съездов, член МГК ВКП(б), награждена орденом Ленина (Лаппо Д.Д. Герои Гражданской войны. — Воронеж, 1987. — С. 152).

1. М.С. Свечников, комендант Курского укрепрайона.
2. И.С. Шелехес, председатель Исполкома Курского губернского Совета.
3. Н.Д. Токмаков, организатор и комиссар 1–го Курского революционного полка, комиссар 9–й дивизии. Фотография 1921 г.
4. Л.П. Чубунов, один из организаторов Советской власти в Дмитриевском уезде.

В распоряжении Военсовета находились довольно значительные силы. В д. Рышково размещались части 2–й отдельной стрелковой бригады и лёгкий артдивизион; в д. Букреево — 60–й крепостной стрелковый полк; в д. Токарево — 605–й стрелковый полк, в д. Хаваринково — 606–й стрелковый полк. Тяжёлая артиллерия стояла у д. Букреево, Цветово 2–е и у казарм на Херсонской улице, контролируя мост через Сейм. Помимо этого в городе находились 2–я и 28–я отдельные бригады внутренней охраны, три роты 7–го и 55–го железнодорожных полков, батальон ГубЧК, караульный батальон губвоенкомата, караульная рота, пехотные курсы комсостава, военно–хозяйственные курсы, рота по ловле дезертиров, а также части гормилиции и три батальона рабочих дружин 279 . Кроме того, Военсовет мог рассчитывать на поддержку артиллерии бронепоездов и силы партизанского отряда знаменитого Камо (С.А. Тер–Петросяна), созданного специально для организации борьбы в тылу деникинцев.

Помимо значительных боевых сил Курск защищали мощные укрепления. Сохранились воспоминания начальника пулемётной команды 1–го Офицерского генерала Маркова полка поручика Стаценко, в изумлении описывавшего укрепления «красной крепости Курск». По его словам, они были подготовлены по всем правилам позиционной войны: «окопы были полной профили, с проволочными заграждениями в три кола, с ходами сообщения, с артиллерийскими щелями, со скрытой под землёй телефонной связью по фронту и в глубину с землянками и убежищами. Почти каждый стрелок в окопах имел стальной щит, неимоверное количество гранат валялось повсюду. Взяв такие окопы, мы ахнули. Просто не верилось, что с нашими силами и к тому же почти без потерь мы взяли так хорошо оборудованную позицию. Посади нас в такие окопы, нас пришлось бы дымом выкуривать, да и то — вряд ли это удалось бы». Позиция двухорудийной батареи «Канэ» особенно впечатлила поручика: «всё было оборудовано на позиционный лад: хорошие землянки, убежища, погреба, полные снарядов, беседки, клумбы цветов. Уют, да и только! По найденным тут же документам установили, что это была латышская батарея» 280 . Аналогичная картина осталась и в памяти офицеров–корниловцев: «Оборудование позиций впереди Курска носило по масштабам гражданской войны довольно серьёзный характер: первая укреплённая полоса, сооружённая верстах в 10–15 от города впереди его, состояла из непрерывного ряда стрелковых окопов полной профили, усиленных проволочными заграждениями в 5 кольев. К окопам вели ходы сообщения, а позади окопов были оборудованы артиллерийские позиции с наблюдательными пунктами. Артиллерии было собрано значительное количество, до 8–дюймовых орудий включительно» 281 . В итоге «сведения о сооружениях красной крепости Курск вызывали, по выражению ударников, неприятное чувство наподобие того, как будто по спине ползают мурашки» 282 .

279 Климачев С., Чарский Н. Курская область. 1919 год. Курск, 1935.— С. 14–17; А.И. Егоров, стремясь преуменьшить результаты поражения под Курском, а заодно лишний раз обличить белогвардейцев, утверждает: «В своих «Очерках» (т. V, стр. 123) Деникин горделиво отмечает: «7 сентября (ст. ст.) 1–й арм. корпус генерала Кутепова, разбив наголову 12 совполков, взял Курск». В действительности здесь было разбито всего два полка: 20–й и 605–й тульские полки» (Егоров А.И. Разгром Деникина. — М., 2003. — С. 207). Видимо, автор полагает, что остальные подразделения Красной армии, оборонявшие город и подступы к нему, просто в полном порядке отступили на заранее подготовленные позиции.

280 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию — Т. II. — Париж, 1964. — С. 91.

Однако, как писал позднее очевидец, «по видимости к обороне было всё налицо, но в действительности твёрдой защиты не было». Поясняя свою мысль, он сообщает, что «Шелехесу, как предгуб- исполкома, так и штаб[у] укрепрайона мало кто доверял, а... его жена Мицкевич была председателем губкома тоже без авторитета» 283 . В городе постоянно шла глухая борьба между различными советскими органами. Председатель ГубЧК В.М. Мовчан являлся по вызову председателя губисполкома не иначе, как с телохранителями, что в свою очередь вызывало опасения у Шелехеса. Более того, согласно сведениям самого И.С. Шелехеса, «недоверие друг к другу было столь сильно, что Губчека хотела арестовать Губком и Реввоенсовет, и после ареста организовать побег и расстрел т. Миткевич». В свой черёд чекисты утверждали, что «Губчека пропитана шпионами от Губкома и работа... в таких условиях немыслима», жаловались, что «Губком накладывал свою лапу на работу Губчека, не разрешал без его ведома расстреливать», а также обвиняли Военсовет укрепрайона в том, что он тоже «всё–таки накладывал свою лапу на работу Губчека, не шёл навстречу, не давал помещения для лагеря принудительных работ, для секретных квартир, освобождал крупных заложников» 284 .

281 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 287.

282 Там же. С. 288.

283 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 7. Л. 53–5об.

284 Карнасевич В.Г., Свиридов Г.А. Курская губчека 1918–1922 гг. — Курск, 2005. — С. 182–183.

Даже среди костяка курского пролетариата, железнодорожников, отмечались вспышки недовольства Советской властью. Ещё 2 (15) июля объявление мобилизации среди железнодорожников вызвало многолюдный митинг под характерным лозунгом: «Долой гражданскую войну, и дайте хлеба, а на фронт не пойдём!» Итогом стал арест 45 зачинщиков волнений 285 .

285 Раков В.В. Боевые действия на территории Курской губернии в 1919 году // Учёные записки РОСИ. Вып. 10. Проблемы социально–гуманитарных дисциплин. — Курск, 2002. — С. 141–142; см. также: Рапорт инструкторов ВЧК Чекмазова и Зейбольта // Карнасевич В.Г., Свиридов Г.А. Курская губчека 1918–1922 гг. — Курск, 2005. — С. 154–156.

Неудивительно, что после этих репрессий железнодорожники довольно пассивно проявили себя в момент, когда Курск оказался под ударом белых. Моральный дух самих красноармейцев, несмотря на оптимизм политотдела УРа, также был невысок. Это показывали, в частности, высокий процент дезертирства и волнения, вспыхнувшие в Белгороде в марте, а в начале августа 1919 г. и в самом Курске. Здесь беспорядки произошли среди уже пойманных дезертиров, размещённых в казармах в Горелом лесу (где формировались часть 2–й Курской крепостной бригады — 604–й и 605–й крепостные полки). Как сообщает председатель Рыльского укома РКП(б), находившийся тогда в Курске, «политической работы с ними не было, обмундирования не было, кормили неудовлетворительно... выдавали сельди, а воды не было» 286 . Когда же в бараках «устроили шум», и представители губисполкома, посетив дезертиров, вынесли вопрос об их положении на рассмотрение властей, их просто не стали слушать. Более того, «их хотели обвинить в разложении» и пригрозили «революционной карой» 287 . В итоге не прошло и месяца, как именно Горелый лес оказался наиболее слабым местом в обороне города. В самом Курске многие с явным нетерпением ожидали падения Советской власти. Торговки на базаре распространяли слухи о том, будто «где–то под Обоянью деникинцы сбросили с аэроплана мешок с булками и листовками. В листовках писали, что генерал Деникин несёт с собой пшеничную муку и всякое довольствие» 288 . На фоне реалий «военного коммунизма» подобные слухи были для красных страшнее любых неприятельских танков и аэропланов, тем более что недовольство выражали не только представители «эксплуататорских классов», но вполне, казалось бы, благонадёжные «трудовые элементы».

286 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 7. Л. 53об–54.

287 «В Горелом лесу были дезертиры, [из них] организовывалась целая дивизия, в неё входило до 5 тыс. человек раненых... мы залегли цепью перед дивизией, поставили два пулемёта. У них было орудие, но против нас они не выступили, потому что перед этим за несколько дней наша большевистская власть послала туда людей, которые вели там разлагающую работу. В момент сигнала с нашей стороны они сняли людей с орудия», — вспоминает старая большевичка Правдивцева (Стенограмма совещания старых большевиков г. Курска. 18 октября 1956 г. — Л. 32). 288 Подцуев П.И. «Гостинцы» генерала Деникина // Разгром армии Деникина. — Курск, 1939.— С. 68.

Двенадцатилетний Исай Казацкий, младший брат С.Б. Казацакого, курского комиссара финансов, позднее вспоминал, как по просьбе неграмотного чистильщика обуви прочитал ему последние новости из свежей газеты. Он «прочёл яркую передовицу, насыщенную искромётными лозунгами, за нею сухую и лаконичную оперативную сводку о положении на южном и восточном фронтах, закончив чтение официальным извещением Губпродкома об очередном обмене хлебных карточек». Чистильщик и его семья начали живо обсуждать услышанное. Судя по всему, «искромётные лозунги» оставили их вполне равнодушными, чего нельзя было сказать об извещении Губпродкома: «Чистильщик сердито нахмурил мохнатые брови и раздражённо выпалил: «Белый, красный, один чёрт! Нам всё равно плохо. Кушать надо, понимаешь, куушать!» Заметив мой испуг, вызванный его резкостью, он продолжал уже мягче, тише, доверительно: «Да, мы ждём Деникина. Он везёт хлеб, белый хлеб, понимаешь?» Брат комиссара финансов не разделял чувств чистильщика. Для него это был всего лишь «крик человека, озлобленного постоянным ощущением голода, одурманенного вражеской агитацией» 289 .

Между тем, как вспоминал старый большевик А.Т. Кононов, «тревожное состояние в Курске с каждым днём усиливалось, участились случаи дезертиртва с фронта... всё чаще приходилось с оружием в руках принимать участие в разоружении дезертиров, бегущих с фронта ... и преодолевать вооружённое сопротивление не только с одиночками, но и с целыми большими отрядами дезертиров» 290 .

289 Казацкий И.Б. Два месяца (рукопись). Л. 8–9.

290 Кононов А.Т. Воспоминания о боевых днях за упрочение Советской власти в первые годы Великой Октябрьской Социалистической революции 1918– 1919 гг. (рукопись). Л. 4; Здесь же автор приводит и конкретный пример такой деятельности: «нами было получено с линии по телеграфу тревожное сообщение о том, что с юга на ст. Курск продвигается целый эшелон дезорганизованный воинский отряд, по пути следования учиняет дебош с грабежами, на ст. Ржава разгромлен ими буфет, избит и разогнан весь обслуживающий персонал, такая же участь постигла [персонал] и на ст. Прохоровка. Получив такое сообщение были приняты меры [по] мобилизации своих сил, в то же время довели до сведения Курского укрепрайона и просили срочно выслать в помощь вооружённый отряд... Одну часть отряда [было] решено отвлечь в буфет на обед, для чего зав. буфетом Хонбеку было дано распоряжение немедленно очистить помещение ж. д. буфета от посторонней публики, накрыть столы с обеденными приборами и ждать гостей, а оставшихся людей в эшелоне передвинуть на запасной путь, окружить и разоружить. Вскоре на помощь нам Курский военный гарнизон выслал вооружённый отряд курсантов школы командного состава... Через несколько минут прибыл поезд с военным отрядом, в некоторых вагонах слышались выкрики и пьяные песни разгулявшихся вояк. Встретили их военный комендант станции т. Фурсов и чл. ревкома т. Белогуров, которыми любезно был предложен командованию эшелона приготовленный для них обед в ж. д. буфете на 100 человек и просили выделить часть отряда на приготовленный обед. Командование приглашение приняло, выделило чел. 80 бойцов, которые в строевом порядке прибыли в ж.д. буфет, спокойно заняли места за столами и стали ждать подачи обещанного им обеда. Но пообедать гостям не пришлось, да и угощать–то их было нечем, так как в то время всё меню буфета состояло из овощей с различной приправой. Помещение буфета [было] быстро оцеплено военными курсантами, гостям было сообщено, что их эшелон дальше не пойдёт и предложено им сдать оружие и явиться в распоряжение военного гарнизона г. Курска. Никто из гостей такого сюрприза не ожидал. После минутной растерянности вдруг весь зал задрожал от яростных криков и проклятий, некоторые с гранатами в руках бросились к выходу, но, распахнув двери, встретили плотные ряды курсантов с направленными на них дулами винтовок и пулемётов. Стало ясно, [что] деваться некуда, пришлось им сдать оружие и отправиться под конвоем в г. Курск. В то же время стоявший на путях их эшелон был отодвинут в тупик под предлогом освобождения пути для проезда прибывшего поезда. В тупике их эшелон также был окружён ж.д. отрядом ЧОН и разоружён. Так быстро без единого выстрела и пролития крови [был] укрощён один из грозных отрядов бандитски настроенных дезертиров» (Там же. Л. 5–6).

Тем временем, заняв Суджу, Обоянь и Коренево, белые развер- нули наступление непосредственно на Курск. Начались бои за Тим. Прикрывавший Медвенку 56–й полк был полностью разгромлен, и остатки его разбежались, бросив обоз и пулемёты. Фронт оказался оголён, и белые, использовав этот прорыв, стремительно двинулись на Курск. Чтобы пресечь возможную панику, на заседании Курского губкома РКП(б) 17 сентября всем собравшимся было твёрдо заявлено, «что Деникину Курска никогда не сдадут» 291 . А 19 сентября из РВС Южфронта в Курск поступило распоряжение командюжа В.Н. Егорьева: «Приказываю дать противнику решительный отпор, не останавливаясь перед боем в Ямской слободе и в самом городе. За сдачу Военсовет отвечает лично. Драться до последнего и во всяком случае не менее десяти дней. Помощь организуется» 292 . Однако спасти положение уже не могли никакие приказы.

291 ГАКО. Ф. Р–2529. Оп. 1. Д. 6. Л. 139об.

292 Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны 1918–1920 гг. — Воронеж, 1967. — С. 146.

Первоначально белое командование не планировало решительного удара по казавшейся неприступной «красной крепости». Начальник штаба 1–й пехотной дивизии полковник А.Г. Биттенбиндер вспоминал: «когда мы разрабатывали план атаки укреплённой позиции у Курска, приехал генерал Кутепов, схватился за голову и категорически запретил атаку. Мы должны ждать, пока прибудет тяжёлая артиллерия, ибо без неё нельзя и думать об атаке укреплений Курска» 293 . Однако генерал–майор Н.С. Тимановский, командующий 1–й пехотной дивизией Добрармии, решился захватить Курск внезапной атакой — он «не был высокого мнения о духе защитников Курска и надеялся на своих корниловцев и марковцев». Более того, он даже выразил удовлетворение тем, что придётся действовать без согласия на то Кутепова: «По крайней мере, Доставалов (начальник штаба корпуса) не будет знать времени начала атаки».

293 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию — Т. II. — Париж, 1964. — С. 89.

1. Встреча добровольцев в с. Гурово Курской губернии. Лето 1919 г.
2. Команда танка «Генерал Дроздовский». Сентябрь 1919 г.

Уже 5 (18) сентября развернулся упорный бой частей 2–й бригады с наступающей Марковской дивизией под командованием генерала Н.С. Тимановского на рубеже Селиховых Дворов. Ни тяжёлая артиллерия, ни проволочные заграждения марковцев сдержать не смогли. Бросив орудия, красноармейцы стали отходить на Курск. Победа обошлась белым недёшево. В ходе этих боёв 1–й батальон 2–го Марковского полка, находясь в оперативном подчинении командования 2–го Корниловского полка, «под сильным огнём берёт село Никольское и хутора Селиховские, захватив два шестидюймовых орудия, потеряв при этом до ста человек из шестисот» 294 . Командир офицерской роты 2–го Корниловского полка, полковник К.В. Иванов, вспоминал позднее, как в одном месте не удалось прорвать проволочных заграждений, и ему пришлось «под ружейным и пулемётным огнём» выручать залёгшее подразделение «своей лихой офицерской атакой» 295 . Поручик А.Е. Бондарь вспоминал, как под Курском в ряды корниловцев перебежали от красных два капитана — «оба кадровые офицеры, высокие и красивые. Один был назначен в офицерскую роту, а другой получил солдатскую, и при штурме укреплений Курска оба они погибли на проволоке» 296 . Вероятно, именно к боям за Селиховы Дворы относится эпизод, оставшийся в памяти одного из ветеранов Марковской дивизии — «лихое дело штабс–капитана Смирнова». Его подразделение наткнулось на колючую проволоку и под огнём красных потеряло треть личного состава. Тогда Смирнов, размахивая белым платком, закричал: «Сдаёмся. Проводите, товарищи, к себе за проволоку!»

Красноармейцы пропустили марковцев в проход. Оказавшись в красных окопах, солдаты Смирнова ударили на «товарищей», посеяли панику и обеспечили прорыв укреплённых позиций 297 . Красноармейцы начали довольно беспорядочное отступление в сторону города. Отдельные командиры при помощи заградотрядов и милиции безуспешно пытались остановить отступающих и сохранить части от полного развала. Отряды отводили на переформирование подальше от линии обороны. Так, строительный батальон 13–й Армии был из–под Рышкова перемещён в Ямскую слободу и расположился там в обширном дворе местного исполкома.

294 Там же. С. 263.

295 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 301.

296 Там же.

297 Андриянов В., Москаленко А. Полынь чужбины. — М., 1987. — С. 86.

Штурм укреплённых позиций продолжался белыми и 6 (19) сентября. Идущие в атаку марковцы получили ножницы для резки колючей проволоки. «Под сильным огнём батальон шёл на сближение и залёг, не доходя до проволоки нескольких сот шагов. В это время по окопам красных открыли беглый огонь батареи. Пять, десять минут, может быть, больше бьют они. Красные разбегаются. Атака батальона была встречена слабым огнём и стоила ему трёх убитых и нескольких раненых. Артиллерия красных продолжала стрелять, когда батальон быстро шёл вперёд, преследуя в беспорядке бегущие толпы противника, оставляющие позади себя своих убитых и раненых. Нагонять противника поскакали командир батальона, капитан Перебейнос, начальник пулемётной команды, поручик Стаценко, с верховыми. Свернув на орудийные выстрелы в рощу, они взяли два тяжёлых французских орудия Канэ», — так описывает бой 1–го батальона 2–го Марковского полка подполковник В.Е. Павлов 298 .

298 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию — Т. II. — Париж, 1964. — С. 91.

Ведущая роль в боях за город была возложена на корниловцев. Командир 1–го Корниловского ударного полка полковник М.А. Пешня должен был вести наступление во главе двух батальонов вдоль линии железной дороги Харьков — Курск. Капитану Я.А. Пашкевичу во главе 2–го Корниловского полка и приданных ему 1–м батальоном 1–го полка и сводным батальоном 80–го пехотного Кабардинского полка следовало в это время нанести главный удар с юго–запада. Его действия прикрывали бронепоезда под общим командованием полковника А.А. Зеленецкого. Наступление 2–го полка поддерживали два дивизиона тяжёлых и два дивизиона лёгких орудий под общим командованием полковника Ю.Н. Роппонета.

На рассвете 6 (19) сентября 2–й батальон 1–го Корниловского ударного полка при поддержке 1–й Марковской артиллерийской батареи штабс–капитана А.А. Шперлинга атаковал с. Лебяжье, где находились сильные позиции красных — две линии проволочных заграждений позади «довольно широкой, болотистой реки». После короткого артиллерийского обстрела корниловцы в полный рост атаковали противника. Красноармейцы отступили почти без сопротивления. Одновременно с вступлением в село передовой роты корниловского батальона местные крестьяне ударили красноармейцам в тыл и «с большой жестокостью расправились с захваченными ими коммунистами и комиссарами». Не задерживаясь в Лебяжьем, батальон продолжил наступление и «после пятиминутной перестрелки с красным инженерным батальоном» занял с. Толмачёво — назначенную ему исходную точку для последующей атаки на сам Курск. Тем временем 1–й и 3–й батальоны полка, овладевшие накануне вечером станцией Полевая, атаковали и заняли само село Полевая в девяти верстах северо–западнее станции 299 .

Активно действовали и бронепоезда белых. Красноармейцы занимали позиции на южном берегу Сейма под прикрытием своих бронепоездов, выдвинувшихся вперёд примерно на три версты. Против них выступили белые бронепоезда — «Иоанн Калита» и «Генерал Корнилов». Меткий огонь 5–дюймового орудия «Иоанна Калиты», которым с командного пункта руководил штабс–капитан Л.Я. Амасийский, привёл к сильному взрыву вагона с пироксилином, после чего оба красных бронепоезда поспешно отступили за Сейм, не успев даже уничтожить мост через реку. «Генерал Корнилов», продвинувшись вперёд, занял позицию на уровне окопов красных, открыв по ним продольный огонь картечью и из пулемётов. В итоге оборона города на этом участке рухнула. Более 600 красноармейцев сдалось в плен. Подоспевшая пехота Корниловской бригады заняла покинутые противником позиции 300 . Имеется и советская версия боя за мост через Сейм, который оборонял 3–й батальон 1–го Курского стрелкового полка: «Противник усиленно вёл наступление по линии жел. дороги бронепоездами, пехотными и кавалерийскими частями на дер. Халину и Клюкву; части Красной армии (20 полк и др.), разбитые в боях, отступили, полку приходилось сдерживать натиск противника и выполнять боевую задачу. Попытки противника прорваться на дер. Халино и Клюкву через реку Сейм были отбиты пулемётным огнём взвода тов. Крюкова Георгия Антоновича, который своим примером и настойчивостью удерживал красноармейцев и тем самым сдерживал напор противника. Не получая никаких распоряжений от Курского укрепрайона, командир полка с рассветом 20 сентября 1919 года отдал приказание полку отступать по направлению на село Каменево» 301 . Однако, учитывая дальнейшие события 19–20 сентября, следует признать, что скорее всего красноармейцы начали своё отступление на Каменево гораздо раньше. Об этом свидетельствует и сам комполка Шаталов, писавший лишь о том, что 3–й батальон его полка «вошёл в соприкосновение с противником в ночь с 16 на 17 ноября и... сдерживал их несколько дней», а 20 сентября осуществлял отход на с. Каменево 302 .

299 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 293–294.

300 Там же. С. 298.

301 Красноармеец Г.А. Крюков // Курская правда. No 270. 19 ноября 1930 г.; 1–й Курский стрелковый полк был развёрнут из 1–го Курского стрелкового батальона приказом Военсовета укрепрайона незадолго до наступления белых. К 10 сентября полк имел в своём составе 1200 штыков, батарею шестидюймовых орудий и пулемётную команду при 6 пулемётах.

302 Шаталов Н. 1–й Курский стрелковый... // Курская правда. No 263 (4990). 17 ноября 1939 г.

Батареи Марковской артиллерийской бригады, приданные корниловцам, утром 6 (19) сентября произвели трёхчасовой артобстрел позиций красных, после чего, в 6.30 утра в атаку поднялся 2–й Корниловский полк. «Огонь артиллерии расстроил красных, и они начали бросать окопы... Большевики бежали к городу, бросив артиллерию, оставляя раненых, повозки, автомобили и т.д. Взвод батареи, назначенный для сопровождения пехоты, следуя непосредственно за целями и расстреливая бегущих в беспорядке красных, миновал укрепленную полосу и по шоссе приближался к переезду на железной дороге Курск — Ворожба. К тому же шоссе начали сходиться роты и батальоны, сворачивающиеся для вступления в город. Тем временем большевикам удалось привести в порядок свои бегущие части и подвести резервы, которые и заняли позиции на возвышенном правом берегу реки Сейм, параллельно ей. Взвод снялся с передков у самого переезда, среди железнодорожных построек, и открыл огонь по колоннам, движущимся по шоссе, на прицеле 100. В это время с востока показался бронепоезд красных, также открывший огонь по колоннам, движущимся по шоссе 303 . Пришлось огонь одного орудия направить по бронепоезду. Дело принимало серьёзный оборот. Шоссе со всеми скопившимися на нём войсками, артиллерией, повозками, попало под перекрестный огонь. По сторонам шоссе было болото и свернуть было некуда. Вскоре одно орудие, стрелявшее по бронепоезду, заставило его отступить, и он скрылся. К этому времени другие батарея кое– как заняли позиции и открыли огонь. Бой стал принимать затяжной характер. Все были заняты происходившим впереди, как вдруг совершенно неожиданно у самого переезда оказался красный бронепоезд, подошедший незаметно со стороны Льгова. Переполох на шоссе произошел невероятный, люди пытались укрыться в зданиях, за заборами, в канавах... У орудия, стоявшего у переезда, остались лишь поручик Гавриленко и два номера. Бронепоезд, бывший от орудия шагах в 10–30, открыл огонь из всех пулемётов по орудию и по шоссе. Ужасный вой пуль пронесся над орудием, которое в свою очередь, выпустило гранату, но по ошибке — впустую. Следующая граната попала в котел паровоза, и он взорвался. Команда бронепоезда растерялась и стала выпрыгивать на полотно и спасаться бегством. Третья граната попала в пулеметную платформу и расщепила её пополам. Воодушевленные эффектом попадания, орудийные номера выползли из прикрытий и бросились с криком «ура» на бронепоезд. На нем были захвачены его командир, часть команды, 8 пулеметов, 5 панорам, другие трофеи. Это было ровно в 19 часов. Батарея постепенно вооружалась и снаряжалась. Бой затих. На ночь отошли в ближайшие деревни Цветово 1–ое и 2–ое» 304 .

303 Бронепоезд No 38 «1–й Черноморский».

304 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 295.

Достигнув Сейма, батальон марковцев занял д. Нижнее Гуторово вместе с батареей из трёх тяжёлых орудий 305 . Командир батареи со своим помощником (оба бывшие офицеры и члены РКП(б)) пытались бежать, но были выданы местным крестьянином 306 . В то же время 1–й и 3–й батальоны 2–го Корниловского полка, наступавшие от Селиховых Дворов, заняли ст. Рышково, овладели переправами через Сейм.

Воспоминания корниловских офицеров живо рисуют картину поля боя вечером 6 (19) сентября: «Как всегда после боя, клокотанья и грохота, поражала внезапная тишина. По всему полю поблёскивали ружейные гильзы, пулемётные ленты. В развороченных окопах и между прорванной проволокой припали к земле убитые. Доносились глухие стоны раненых. За окопами в кустарнике и овражках хоронились лёгкие пушки, а тяжёлые орудия, как бы удивляясь тишине, стояли задрав дула. Сбившись в кучу, лежали медные патроны. Серыми громадами застыли тракторы. Капитан Пашкевич доложил командиру бригады, что по его мнению, из–за темноты сейчас врываться в город не следует. Полковник Скоблин согласился, тем более что и от полковника Пешня было получено донесение, что его полк тоже остановился перед городом» 307 .

305 Там же; В.Е. Павлов утверждает, будто марковцы захватили разом сёла Верхнее и Нижнее Гуторово, что физически невозможно — Верхнее Гуторово находится значительно восточнее Нижнего и выше по течению Сейма. Исходя из упоминания батареи тяжёлой артиллерии, следует, что имеется в виду именно Нижнее Гуторово — батарея стояла в находившейся поблизости д. Цветово.

306 Там же; В.Е. Павлов называет красный бронепоезд именем «Черномор», но, скорее всего, то был действовавший под Курском бронепоезд No 38 «1–й Черноморский».

307 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 296–297.

Полковник М.Н. Левитов, раненый под Обоянью и вернувшийся в строй уже в Фатеже, узнал там от поручика Песчаника–Кленового 308 , что «при прорыве укреплённой полосы г. Курска им были заняты землянки красных вместе с начальником управления связи артиллерии капитаном Левицким. Из той же землянки вышла артистка Плевицкая, которая представилась ему сама и представила своего мужа, капитана Левицкого. Поручик Песчаник–Кленовой, бывший сам артистом, хорошо знал Плевицкую и тут же отправил её на коляске в штаб полка» 309 . С тех пор судьба Н.В. Плевицкой, известной исполнительницы русских песен, оказалась связана с корниловцами и с Белым движением.

Пока шли бои у Селиховых Дворов, аэропланы белых сбросили бомбы в районе Ямской ж/д станции, что ещё больше деморализовало противника. Неизбежность потери Курска становилась для красного командования всё более очевидной. К 12 часам дня эвакомгуб сумел, наконец, добиться от Военсовета того, чего не удавалось достичь с 21 августа — отдачи «категорического распоряжения» о подготовке эвакуации семей «спецов» и политработников. Начать их вывозить было решено с 10 часов утра 20 сентября 310 . Однако к вечеру Военсовет и эвакомгуб ожидал ещё один неприятный сюрприз — внезапный налёт на железнодорожную станцию белых бронепоездов 311 .

308 Трофим Васильевич Кленовой–Песчанкин в сентябре 1919 г. являлся заместителем командира 1–го батальона 2–го Корниловского полка (Поход на Москву. — М., 2004. — С. 677).

309 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 292; М.Н. Левитов приводит тут же и другую версию освобождения Н.В. Плевицкой, согласно которой она присоединилась к белым в с. Сафроновка под Медвенкой, занятой после скоротечного боя конной атакой команды батарейных разведчиков 2–й запасной батареи 2–го батальона 2–го Корниловского полка. Согласно воспоминаниям А.Л. Ратиева, побег Левицкого и Плевицкой состоялся 6 (19) сентября 1919 г.: «Только сегодня утром Левицкий сам напросился поехать в разведку. Захватил он с собой и неразлучную с ним Надежду Васильевну. Ни он, ни она назад не вернулись» (Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 320). 310 Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны 1918–1920 гг. –Воронеж, 1967. — С. 152. 311 Согласно В.Е. Павлову, это были бронепоезд «Офицер» под командованием полковника М.И. Лебедева и его вспомогатель под командованием поручика В.М. Залевского, за которыми шёл бронепоезд «Единая Россия». Однако непосредственные участники рейда говорят об участии в нём лёгких бронепоездов «Офицер», «Генерал Корнилов» и тяжёлого «Иоанн Калита», которыми командовали соответственно шт.–кап. Симмот, шт.кап. Заздравный и полк. Зеленецкий. Вероятно, в работе В.Е. Павлова была допущена ошибка, связанная с тем, что полковник А.А. Зеленецкий действительно командовал бронепоездом «Единая Россия», но не в сентябре 1919 г., а в августе — октябре 1920 г. Этот факт и был автоматически перенесён автором на более ранний период. Бронепоездом «Офицер» в мае 1919 — октябре 1920 гг. действительно командовал полковник М.И. Лебедев. Однако в момент описанных событий непосредственное командование действиями бронепоезда осуществлял временно исполняющий обязанности командира старший офицер шт.–кап. Г.Э. Симмот (соответственно его должность временно замещал шт.–кап. Н.Е. Шахаратов). В советской историографии содержится ошибочное утверждение, будто этот рейд был осуществлён белогвардейским бронепоездом «Три Святителя», который «ворвался на южную горловину Курского узла, обстрелял эшелоны, подготовленные к эвакуации». При этом утверждается также, что рейд был успешно отражён отрядом железнодорожников под командованием В.В. Фурсова и Ф.С. Клапоушенко (Манжосов А.Н., Фёдоров Н.П. Этапы большого пути. Ч. 1 (1868– 1941). — Курск, 1991. — С. 100).

Под Курском со стороны Добрармии действовал дивизион бро- непоездов под общим командованием полковника А.А. Зеленецкого в составе двух лёгких («Офицер», «Генерал Корнилов») и одного тяжёлого («Иоанн Калита»). Воодушевлённый успехом боёв минувшего дня, А.А. Зеленецкий решил произвести ночной рейд в сторону Курска. План его был составлен на общем совещании командиров дивизиона, завершившимся вечером около 23.00.

Отступая, красные успели повредить лишь один стык рельсов на мосту через Сейм. Его удалось быстро исправить. В результате все три белых бронепоезда успешно перешли на северный берег реки. Командование «Офицером» в ту ночь находилось в руках штабс– капитана Г.Э. Симмота, «Генерала Корнилова» — штабс–капитана Заздравного. Командир «Иоанна Калиты», полковник А.А. Зеленецкий, лично возглавил пешую разведку, двигавшуюся впереди составов. У входного семафора станции разведка сумела подобраться к двум красным бронепоездам и даже подслушать происходивший там спор относительно дальнейших действий. Приблизившись с потушенными огнями почти вплотную к противнику, «Генерал Корнилов» и «Офицер» открыли огонь с расстояния в 20 сажен. Красные бронепоезда дали задний ход и укрылись среди товарных составов.

Свет на железнодорожной станции погас при первых же выстрелах. «Офицер» преследовал противника, для осмотра путей высылая вперёд разведку, и, настигнув, дал три залпа в упор, поразив паровоз бронепоезда «Кронштадт». Паром обварило двух механиков, команда бронепоезда бежала. Штабс–капитан Н.Е. Шахаратов, исполнявший обязанности старшего офицера, вскочил на боевую площадку «Кронштадта», требуя сдачи его командира. «Советский помощник командира вышел ему навстречу, как будто с целью сдаться в плен, но внезапно проговорил: «Ну, пока суть да дело...», выхватил револьвер и в упор выстрелил в штабс–капитана Шахаратова, к счастью промахнувшись. Он был тотчас убит подоспевшими чинами бронепоезда «Офицер» 312 .

312 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 298–299.

1. Первые занявшие Курск. Офицеры и командир бронепоезда «Иоанн Калита» полковник А.А. Зеленецкий (справа). Курск. Август 1919 г.
2. Ямской вокзал г. Курска. Начало XX в.

Был высажен небольшой десант, посеявший панику среди со- бравшихся уже тут семей политработников и железнодорожников. В бой вступил отряд транспортной ЧК под командованием Ф.С. Клапоушенко, который понёс при этом тяжёлые потери. Погиб секретарь транспортной ЧК коммунист С.С. Клапоушенко, а у поворотного круга паровозного депо был застрелен член ревкома станции А.Г. Козлов, пытавшийся вывести из–под обстрела эшелон с боеприпасами. Утром следующего дня дочь железнодорожника Мария Стрелкова (Баранищева) видела, как «на высокой Московской платформе в неестественных позах лежало много убитых красных бойцов» 313 .

313 Курский край. Альманах No 1. Сполохи Гражданской войны. Курск, 1998. — С. 15, 54.
Козлов Александр Григорьевич родился 26 августа 1896 г. в семье курского железнодорожника, члена РСДРП с 1905 г., Г.П. Козлова. В семье из 6 детей Александр был старшим. После окончания городского училища работал слесарем паровозного депо, затем помощником машиниста. Один из организаторов Ямского союза молодёжи «III Интернационал». В 1918 г. вступил в РКП(б), состоял членом Красной Гвардии. Существует несколько версий гибели А.Г. Козлова. В 1935 г. кратко сообщалось, что он «погиб при вступлении белых в Курск, выводя... бронепоезд на главный путь» (Климачев С., Чарский Н. Курская область. 1919 год. — Курск, 1935. — С. 47). Более подробная версия гласит, что «утром 20 сентября стало известно, что в одном из тупиков остался состав с артиллерийским вооружением. Его и взялся вывести Александр Козлов. Один, без машиниста, на маневровом паровозе он развернулся на поворотном кругу, подъехал к эшелону и быстро выскочил, чтобы накинуть сцепку. Но в это время показался белогвардейский разъезд. Александр попытался отстреливаться, однако белогвардейцам удалось схватить юношу. Здесь же его и расстреляли» (Их именами названы улицы города. Сост. А.С. Травина. — Курск, 1987). По мнению А.Н. Манжосова, Козлов был схвачен и расстрелян 19 сентября во время рейда «Офицера», когда «пытался вывести со станции состав с артиллерийским вооружением» (Курский край. Альманах No 1. Сполохи Гражданской войны. — Курск, 1998. — С. 16). По другой версии того же автора события разворачивались «туманным утром 20 сентября, когда на улицах Курска уже шла перестрелка». Тогда, якобы, «в дальнем тупике был обнаружен состав с артиллерийским вооружением. Помощнику машиниста, члену РКП(б) с октября 1918 г. Александру Козлову было дано задание ревкома — обеспечить вывод боеприпасов со станции. Как вспоминал почётный железнодорожник Анатолий Ефимович Бобовников, нёсший в тот день охранную службу у выходного моста, Александру Козлову одному пришлось переводить стрелки, развернуть паровоз на кругу... Козлов подвёл паровоз к составу. И вдруг он увидел неподалёку конный разъезд — трёх казаков и офицера. Вскочив на паровоз, Александр стал отстреливаться. Но белогвардейцы схватили и расстреляли отважного юношу» (Манжосов А.Н., Фёдоров Н.П. Этапы большого пути. Ч. 1 (1868– 1941). — Курск, 1991. — С. 100–102).
Более достоверно и подробно о гибели Козлова рассказывается в воспоминаниях М. Приваленко: «На улицах Курска шла стрельба, рвалась шрапнель, когда со станции уходили последние красные эшелоны. Их эвакуировать помогал молодой слесарь депо, член Ямской организации РКСМ Александр Козлов.
Вдруг обнаружилось, что в суматохе в тупике оставлен состав с артиллерийским снаряжением. Вывести этот эшелон из тупика было поручено Александру. На маневровом паровозе Александр стал пробираться к тупику, сам передвигал стрелки. Деникинцы... открыли по маневрирующему паровозу огонь. Но паровоз двигался к цели. Вражеская пуля оборвала жизнь Александра, когда он соскочил с паровоза, чтобы накинуть сцепку» (Приваленко М. Беспокойные сердца // 1917–1957. Статьи, воспоминания, очерки. — Курск, 1957. — С. 302). М.В. Стрелкова (Баранищева) видела труп Козлова «у поворотного круга, не- подалёку от паровозного депо» утром 20 сентября. По её словам, «он пытался вывести эшелон со снарядами со станции Курск, но был застрелен белоказаками. Он был босиком и в одном белье. Кожаную куртку, фуражку, гимнастёрку и сапоги уже кто–то снял с погибшего» (Курский край. Альманах No 1. Сполохи Гражданской войны. Курск, 1998. — С. 54).
Старый большевик–железнодорожник А.Т. Кононов, хорошо знавший семью Козловых, описывал события следующим образом: «Я со старшим Козловым... вдвоём вывезли эшелон воинского имущества и передали его советской власти в Щиграх... Мы со стариком Козловым уехали в Щигры, а сын его оставался, он готовил паровоз. Был задержан паровоз, он спешил вместе с бригадой вывезти его из Курска, но сделать это им не удалось, кто–то из предателей указал на сына Козлова» (Стенограмма совещания старых большевиков города Курска, состоявшегося при областном краеведческом музее 16 октября 1956 года (машинопись). Л. 27).
В своих воспоминаниях А.Т. Кононов излагает это несколько иначе: «наш эшелон с военным грузом был отправлен со ст. Курск на заре 20 сентября, а ранним утром того же дня сын Козлова комсомолец Александр выводил из паровозного депо очередной готовый к отправке горячий паровоз к поезду для отправки в тыл, был перехвачен белогвардейцами и расстрелян у паровоза» (Кононов А.Т. Воспоминания о боевых днях за упрочение Советской власти в первые годы Великой Октябрьской Социалистической революции 1918–1919 гг. (рукопись). Л. 6). Сестра погибшего, Е.Г. Козлова (Дрёмина), вспоминала о гибели брата так: «Утром 20 сентября 1919 года, когда уже не осталось паровозных бригад, он сам решил вывести бронепоезд. В спешке он не заметил, что стрелка не была переведена, в результате паровоз сошёл с рельс. Пока его подняли, было потеряно время, белогвардейцы вступили на станцию и в депо и когда увидели его вооружённого, предложили ему сдаться, но он заявил: «Коммунисты не сдаются». Расстреляли его у поворотного круга, сняв с него патронташ, револьвер, сапоги и пиджак» (Дрёмина Е. Г. Биография Козлова А.Г. и Козлова Д.Г. (рукопись). — С. 3).
Наиболее ранней и наименее героической версией гибели А.Г. Козлова является рассказ его жены, Анны Павловны Козловой, изложенный в заявлении об оказании её семье материальной помощи 26 января 1920 г.: «Муж мой Александ[р] Григорьевич Козлов член РКП(б) Ямского района 20–го сентября утром готовил паровоз в депо Курск. М.–К. ж.д. чтоб эвакуировать[ся] на север и не заметил как к паровозу подошла неприятельская разведка и видя, что муж мой Козлов хочет угнать паровоз, застрелила его у паровоза. Оставшись без кормильца семьи с ребёнком и с совершенно расстроенным здоровьем, не могу личным трудом добывать средств к существованию. А посему прошу Курский отдел социального обезпечения о назначении мне с ребёнком пособия» (ГАКО. Ф. Р–2503. Оп. 1. Д. 30. Л. 77).
Отсюда видно, что упоминания об А.Г. Козлове, как о «герое–комсомольце» не имеют под собой никаких оснований — в 1919 г. он уже был коммунистом. Важным является указание А.Т. Кононова на то, что А.Г. Козлов работал на паровозе не один, а в составе бригады. Вероятно, со слов её членов и стали известны обстоятельства его гибели. Таким образом, подвиг приобретает тут характер рядового несчастного случая — занимаясь своим обычным делом, помощник машиниста просто не заметил вовремя приближения «неприятельской разведки». Интересно, что здесь также говорится о гибели А.Г. Козлова утром 20 сентября, а не во время ночного рейда белых бронепоездов. Надо полагать, что именно данная версия и данная дата являются наиболее достоверными — прошло менее одного года и жена погибшего должна была ещё отчётливо помнить обстоятельства гибели мужа, а кроме того, в её интересах было подать их с наиболее выигрышной стороны, чтобы добиться желаемого пособия. Однако в заявлении нет ни слова о попытке спасения бронепоезда или эшелона с боеприпасами, как нет и перестрелки или героических восклицаний перед смертью (на заявлении А.П. Козловой имеется резолюция от 31 января 1920 г.: «Выдать на февраль месяц продовольствие»). Возможно, что убийство А.Г. Козлова, как предполагает А.Т. Кононов, было не случайным и белым на него, как на коммуниста и сына коммуниста, действительно указал кто–то из железнодорожников. В таком случае становится понятно, почему из всех членов работавшей с паровозом бригады погиб только он один. Но в таком случае странно, что личность человека, выдавшего партийность А.Г. Козлова, осталась неизвестной.

Красные пытались вывести из–под огня свои составы. Некоторые из них уже стояли под парами. Однако выстрелы белых повредили выходные стрелки, что привело к крушению. Сошёл с рельс второй красный бронепоезд, «Истребитель». В отсветах вспыхнувшего пожара его заметили с «Офицера» и тотчас обстреляли. Огонь вёлся с расстояния в 80 сажен, и первыми тремя выстрелами было подбито головное орудие бронепоезда. На станции царила полная неразбериха, и к «Офицеру» явился посланец коменданта, требовавшего «прекратить стрельбу по своим». Незадачливый гонец был застрелен на месте.

Стрелецкая партячейка при звуках канонады со стороны вокзала выслала к своим товарищам в Ямскую слободу молодого слесаря, комсомольца Александра Барбышева. Он должен был выяснить, что там происходит и что намерены предпринять товарищи железнодорожники. Добравшись до вокзала, Барбышев «увидел силуэты бронепоездов и снующих по путям солдат». Проскользнуть незамеченным комсомольцу не удалось — по нему открыли огонь и он погиб. Стрелецкая партячейка так и осталась в неведении относительно положения дел в Ямской 314 .

314 Приваленко М. Беспокойные сердца // 1917–1957. Статьи, воспоминания, очерки. — Курск, 1957. — С. 302.

«Офицер» и «Генерал Корнилов» вели артиллерийский и пулемётный огонь по станции, а «Иоанн Калита» произвёл несколько выстрелов по городу. Лишь в два часа ночи бронепоезда отошли. Вода в паровозах была на исходе, а удержать станцию своими силами они были явно не в состоянии. Однако последствия рейда оказались непоправимы. Пути были повреждены, и эвакуация по железной дороге стала невозможной. С большим трудом членам ревкома станции удалось поднять сошедший с рельс бронепоезд No 38 «1–й Черноморский», покинувший город вслед за бронепоездом No 152 «Молния». Бронепоезд «Кронштадт» был уведён белыми с собой в качестве трофея 315 .

315 Бронепоезд состоял из «двух двухорудийных бронеплощадок и одного паровоза. Вооружение его состояло из четырёх трёхдюймовых орудий образца 1914 года с запасом около 1500 снарядов и восьми пулемётов. Орудия были установлены в закрытых башнях, имеющих круговое вращение посредством зубчатой передачи, работой одного человека. Весь боевой состав этого советского бронепоезда был сделан тщательно и, по–видимому, был недавно выпущен с завода. Команда бронепоезда состояла из матросов Балтийского флота... За ночное дело на станции Курск последовало награждение чинов команд Георгиевскими крестами и медалями (чего в Корниловских ударных полках не было до перехода их в Русскую армию генерала Врангеля)» (Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 299–300).

Между тем стрельба, доносившаяся со стороны вокзала, немало встревожила заведующего отделом финансов и соцобеспечения исполкома Ямской слободы И.С. Соколова. С шести часов вечера он, выполняя поручение председателя Ямского исполкома и главы местной парторганизации М.Г. Каширцева 316 , готовил к эвакуации комитетское имущество. Работы был непочатый край — предстояло извлечь из шкафов и упаковать в ящики массу документов («книг делопроизводства [было] очень много, т. к. сл. Ямская имеет до 24 тысяч жителей», — сокрушался позднее И.С. Соколов). В этом ему, как мог, помогал секретарь исполкома П.В. Руцкой. В семь вечера сборы были прерваны появлением заведующего земельным отделом Курского горисполкома Сараны. Он, по словам Соколова, «выразил удивление нашей горячей работе, уверив нас, что в г. Курске никакой паники и приготовления к эвакуации нет, в городе всё спокойно, и если бегут несколько дезертиров с фронта, то у них поставлены везде заградительные отряды, [которые] задерживают бегущих и направляют в штаб Укрепрайона». Вещал товарищ Сарана «спокойным и уверенным тоном», однако его заверения не успокоили ямских коммунистов, которые продолжили упаковку документов. К восьми вечера в исполком явился сам М.Г. Каширцев. Он подтвердил, что об эвакуации никаких официальных объявлений не поступало, однако он поедет в партийный клуб, будет ожидать там распоряжений и в случае необходимости пришлёт к исполкому подводу для погрузки вещей. Вслед за этим он вскочил в седло и ускакал в неизвестном направлении. Вместе с Соколовым и Руцким в исполкоме остался заведующий отделом народного хозяйства Ларин.

316 Каширцев Михаил Георгиевич (1882–1957) — участник революционного движения, член РСДРП с 1905 г., литейщик паровозной мастерской депо Курск–Северное. В марте 1917 г. — председатель парткома Курского железнодорожного узла, затем председатель президиума Ямского волисполкома, член губкома РКП(б). Делегат VIII съезда РКП(б), член ВЦИК РСФСР (1921 г.), ЦИК СССР (1925 г.). С августа 1925 г. работает в Москве в Управлении МКЖД. В 1952–1955 гг. — слесарь Центральной поликлиники No 1 МПС СССР. Награждён орденом Трудового Красного Знамени, двумя медалями, знаком «Почётный железнодорожник» (Курск. Краеведческий словарь–справочник.— Курск, 1997. С. 164).

И вот в девять вечера «стала слышна трескотня пулемётов в стороне станции и раздался взрыв снаряда». Ларин явно обеспокоился, переговорил с кем–то по телефону и, заявив Соколову, что отправляется в партклуб и скоро вернётся, поспешно выбежал из исполкома. Тем временем «трескотня пулемётов начала учащаться и уже послышался 2–й и 3–й взрыв снарядов в стороне к станции». К десяти часам иссякло терпение и у Руцкого. Он заявил, что уходит домой, и Соколов остался в здании наедине с книгами делопроизводства и пишущими машинками, ожидая обещанных ему председателем распоряжений 317 .

Между тем в пятом часу вечера 19 сентября в город стали втягиваться бойцы разбитых под Рышково красноармейских частей. Артиллерия красных, переместившись к Всехсвятскому кладби- щу, «ежеминутно «ахала» снарядами вдоль шоссе через Сеймский мост... Всю ночь на 20 сентября со стороны Ямской тарахтели пулемёты и винтовки» 318 . Стрельба, доносившаяся со стороны Херсонских ворот, стихла часам к десяти вечера. М.В. Стрелкова (Баранищева) видела, как шли по улицам Ямской слободы красноармейцы — «усталые, грязные, в вылинявших гимнастёрках, сбитых сапогах». Управление войсками было потеряно. Мобилизованный коммунист Ф.И. Карелый в восемь часов вечера заступил на пост у дверей штаба. Мимо сплошным потоком шли и шли измотанные красноармейцы. На вопросы часового, почему они отступают, «некоторые товарищи ничего не отвечали, некоторые отвечали «мы не знаем» и некоторые отвечали: «есть распоряжение отступить из Курска дальше». В два часа ночи Карелый сменился и спросил у дежурного телефониста: «Что слышно в штабе укрепрайона?» Тот отвечал, что никаких известий оттуда не поступало. Карелый лёг спать, чтобы проснуться наутро уже при новой власти 319 .

317 ГАКО. Ф. Р–2529. Оп. 1. Д. 6. Л. 139–139об.

318 Климачев С., Чарский Н. Курская область. 1919 год. — Курск, 1935. — С. 17.

319 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 7. Л. 4–4об.

Александр Ратиев, мобилизованный в качестве инструктора в «отряд противохимической обороны крепости Курск», наблюдал это неудержимое бегство одним из первых, стоя у ворот казармы: «...вдали показывается повозка, за ней другая, растёт облако пыли, а через несколько минут всё пространство перед казармами заливает поток отступающих обозов. Военные фургоны, двуколки, обыкновенные деревенские телеги, скот, кони, снова какие–то повозки. Всё это шумит, тарахтит, понукает друг друга. Когда эта неудержимая лавина заворачивает вправо, на мостовую, и начинает спускаться вниз по улице Троцкого, то сразу же возникает и прочно устанавливается неимоверно оглушительный грохот. Это сотни и тысячи колёс, высекая искры и подскакивая, бьются о крупные булыжники мостовой... Обозный поток идёт и идёт. Конца ему не видно» 320 .

Иван Соколов просидел в пустом здании исполкома ещё около сорока минут, после чего решил зайти домой, «чтобы приготовить себе на случай эвакуации хотя бы белья и пищи и после уйти в исполком и при возможной эвакуации имущества и отправки его на станцию мимоходом уже захватить и свои вещи». За этими приготовлениями его и застал в 12 часов ночи казначей партячейки Бутов с «товарищем мне неизвестным». Бутов поинтересовался, где секретарь парткома Е.И. Брянцева 321 . Узнав от Соколова, что «Брянцевой уже нет дома часов с 5–ти дня», он мрачно заявил, «что комитет партии, значит, уехал и они оказались покинутыми». Вслед за этим неутешительным выводом Бутов предложил Соколову «организоваться и бежать втроём». Но добросовестный Соколов, в котором ещё сохранялась вера в своих руководителей, отвечал: «Ухожу в Исполком... там наверное приехал т. Каширцев и наверное начнём погружать и отправлять вещи на станцию». Вскоре, однако, ему пришлось расстаться со своими последними иллюзиями.

320 Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 321–322.

321 Брянцева Екатерина Иосифовна (1879–1936) — участница революционного движения, член РСДРП с 1905 г. Учительница начальных классов. Секретарь Ямского райкома РКП(б), с 1925 г. — член Курского губкома РКП(б), заведующая Губистпартом (Курск. Краеведческий словарь–справочник. — Курск, 1997. — С. 51–52).

«Подходя к зданию исполкома, — вспоминает И.С. Соколов, — я встретил страшную панику среди выезжавших подвод и бегущих людей строительного батальона 13 армии, эвакуированных со ст. Рышкова... и слышались крики, что уже со стороны луга приближаются казаки... Панику ещё увеличил попавший снаряд в дом около исполкома и зажегший его. Я был остановлен этой массой беспорядочно бегущих подвод с людьми и также подвергся панике и был увлечён ею по дороге. По пути забежав домой, я только взял фунтов 6 хлеба и вышел на улицу и тут же увидал человек 8 из союза молодёжи Ямской организации, которые проходили мимо моей квартиры и, узнав меня, предложили мне уходить с ними, так как, по их словам, поезда все ушли, а они остались покинутыми и положение очень серьозное; и я ушёл из сл. Ямской с означенными товарищами...» 322

По оценке Военсовета, ситуация в ночь с 19 на 20 сентября выглядела угрожающе: «Положение укрепрайона критическое. Наши цепи лежат на южной окраине Курска. На западной окраине Курска в районе Цыганского бугра противник сильным артиллерийским огнём всё время обстреливает ст. Ямскую. По нашим сведениям, противник наступает лучшими своими частями в количестве 8 полков при двух танках, невыясненным количеством бронемашин и бронепоездов. Наши части, как пехотные, так и артиллерия в начале боя держали себя хорошо, но под давлением сил противника принуждены были с боем отходить. В результате нами оставлена вся тяжёлая артиллерия, пехотные части частью попали в плен, частью разбежались, команды бронепоездов и отряд Камо разбежались, оставив на ст. Ямской бронепоезда. На восточном и западном секторах спокойно» 323 . На утро 20 сентября были запланированы меры, которые, как считал Военсовет, могли бы спасти положение: «частям Орловского полка и отдельным командам, около 1000 человек, приказано отстаивать во что бы то ни стало южную окраину города; внутренней охране в количестве около 1000 штыков, которая заняла важные подступы к Курску, [сражаться] до уличных боёв включительно. Восточным и западным секторам приказано оказать содействие флангам» 324 .

322 ГАКО. Ф. Р–2529. Оп. 1. Д. 6. Л.140–140об.

323 Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны 1918–1920 гг. — Воронеж, 1967. — С. 147.

324 Там же.

Но все меры уже запоздали, и это прекрасно сознавали сами члены Военсовета. Ещё не рассвело, когда по прямому проводу состоялся примечательный разговор между И.С. Шелехесом и членом РВС Южфронта М.М. Лашевичем. Шелехес, описав сложившуюся обстановку, подвёл неутешительный итог: «Ввиду полного отсутствия транспорта, связи и технических средств и неустойчивости частей, полагаю: с рассветом противник, идя в наступление, принудит наши части оставить укрепрайон. Военсовет остаётся до последнего момента. Предполагали взорвать мост через р. Сейм, но не оказалось подрывных средств. Возможно, вы сумеете выслать нам на поддержку бронепоезд, подрывные команды и отряды для преграждения отступающих эшелонов по Орловской ж. д. и для резерва. Всё».

Собеседника это видение ситуации явно не удовлетворяло: «Каким образом не позаботились своевременно подготовить подрывные средства? Курску держаться нужно во что бы то ни стало. Воронеж держался 4 дня и в результате выбил противника из города. Всё, что можно, будет сделано. Скажите, бронепоезда на Ямской для нас погибли?»

Шелехес взволнованно отвечал: «Подрывные средства нами своевременно требовались. Бронепоезда стараемся вывести нашими средствами. Но должен вам сказать, что железнодорожные служащие сбежали. Сейчас я посылаю артиллеристов, оставшихся от тяжёлых орудий, на бронепоезда; принимаем все зависящие меры от нас; но считаю, что положение безнадёжно. Всё».

«Бронепоезда должны быть вывезены, — настаивал Лашевич. — Посадите машиниста и приставьте караул. Я не считаю ваше положение безнадёжным... Дело укрепрайона — возможно дольше задерживать противника и дать нам возможность принять меры, а также произвести манёвр полевым армиям. Не надо падать духом, а продолжать энергично отбиваться... Надо выиграть два–три дня, ... употребите героические меры для приведения в порядок частей и продолжения обороны. Мы примем все меры, чтобы вам помочь. Желаю успехов».

«Духом не падаем, — обречённо отвечал Шелехес. — Машинистов абсолютно нет. Шлите отдельным паровозом. Патронов очень мало. Повторяю: сделаем всё возможное. Всё».

«Машинистов надо найти, — отмахнулся от столь несерьёзных возражений Лашевич. — Со своей стороны и мы постараемся прислать. Патроны высланы сегодня. Всего хорошего» 325 .

Заверения Лашевича не прибавили Шелехесу решимости. Не прошло и нескольких часов, как Военсовет в полном составе покинул вверенный ему укрепрайон, никого особо об этом не оповещая. Позднее отмечалось, что «прорыв укрепрайона в двух местах [у Рышково и в Горелом лесу] при первом же соприкосновении с ним белых был неожидан не только для комиссии [по эвакуации], но и для самого Военсовета» 326 .

325 Там же. С. 147–148.

326 Там же. С. 153; Продолжая выдавать желаемое за действительность, А.И. Егоров описывал всю эту ситуацию и само оставление Курска в спокойно–эпических тонах, так, словно всё происходящее было задумано командованием красных с самого начала: «Командарм 13, сознавая грозящую Курску опасность и полную нецелесообразность наличия кордонной растяжки армии, пытается создать к западу от Старого Оскола нечто вроде ударной группы... с задачей противодействовать противнику на Курском направлении, но слишком слабые силы этой армии не могли противостоять напору артиллерии белых, и утром 20 сентября после артиллерийской подготовки белые повели наступление с юго–восточной стороны и после уличного боя заняли город» (Егоров А.И. Разгром Деникина. — М., 2003. — С. 207). При этом, правда, упоминается и то, что «расстроенные, понёсшие большие потери красные части, отошли по Фатежскому шоссе». Говоря об «уличных боях», маршал явно выдаёт желаемое за действительность. Несмотря на строгое предписание В.Н. Егорьева организовать подобные бои, ни Военсовет, ни собственно красноармейские части не выказали ни малейшей готовности сражаться на улицах города.

Линия обороны укрепрайона разваливалась на глазах. Председатель транспортной ЧК по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности Руднев так описывал общую панику и неразбериху, царившие в Курске перед его падением: «По улицам города тянется пехота. Некоторые переулки буквально запружены, повозки опрокинуты. Военное имущество раскидано. Начались разгромы складов... В первую очередь эвакуировались семьи коммунистов. Машинисты паровозов попрятались» 327 .

Ситуация оказалась столь напряжённой, что, по воспоминаниям старого большевика Кононова, «в этот момент нам приходилось под угрозой штыков выводить машинистов к поездам» 328 .

327 Раков В.В. Боевые действия на территории Курской губернии в 1919 году // Учёные записки РОСИ. Вып. 10. Проблемы социально–гуманитарных дисциплин. — Курск, 2002. — С. 138.

328 Стенограмма совещания старых большевиков г. Курска, состоявшегося при областном краеведческом музее 16 октября 1956 г. (машинопись). — С. 25; там же приводится и конкретный пример: «на Мурыновке жил один машинист, ему раз сообщили о наряде, второй раз сообщили, он говорит: «Я больной, не пойду», а был здоров. Мы его подняли, заставили одеться и под конвоем заставили прийти и вывезти эшелон».

Многодетная семья курского комиссара финансов С.Б. Казацкого в тот вечер готовилась покинуть свою квартиру на Флоровской улице. Глава семьи, известный в городе закройщик Борис Маркович, отказался эвакуироваться вместе со своим старшим сыном Самуилом. Вместо этого он договорился с Авиловым, сторожем стоявшей неподалёку Николаевской церкви, который обещал укрыть семью красного комиссара в церковных подвалах. Младший сын закройщика, Исай, вспоминал, что «вечером услышали близкую орудийную стрельбу. Звенели оконные стёкла, и вместо нормальной речи все перешли на крик, как это делают, обращаясь к глухим. По улицам шли нескончаемые колонны отступавших воинских частей... Тем временем за нами пришёл Самуил. На его длинной и сутулой фигуре висело короткое пальтишко, едва достигавшее высоких, до колен сапог. На его давно не стриженой голове была нахлобучена видавшая виды кепка с большим козырьком, из–под которого поблёскивали толстые стёкла пенсне. За плечом на ремне неуклюже болталась новенькая хорошо смазанная винтовка. Также был вооружён и сопровождавший его товарищ Миша П. Увидев опустевшую квартиру и узнав о решении родителей остаться в городе, Самуил не стал спорить. Быстро простился со всеми, а меня позвал проводить себя к зданию штаба укрепрайона, где был назначен сборный пункт для коммунистов и членов их семей, уходивших из города вместе с отступающими частями красной армии. Мы вышли на пустынную улицу. Мрачную тишину часто обрывали гулкие взрывы и ослепительные вспышки на горизонте. Тогда с горы нам открылась широкая панорама родного города с золочёными скорлупками церковных куполов, утопавших в зелёном море садов... У мрачного кирпичного здания штаба грузились на подводы и грузовики вооружённые люди в гражданской одежде. Среди них были женщины с детьми. Перед широким подъездом на ступеньках стояли станковые пулемёты» 329 .

329 Казацкий И.Б. Два месяца (рукопись). Л. 10–12.

Между тем один из пяти человек, составлявших редакцию большевистской газеты «Волна», столь бодро вещавшей о приближении скорой мировой революции, М.В. Митяшев, вполне отчётливо понимал неизбежность падения Курска. «Уже над городом с утра грохочут снаряды, — вспоминал он позже тот памятный день. — Отступающие ряды красных бойцов нестройными массами спешно проходят по улице Ленина, отступая на Фатеж. В редакционном помещении слышен глухой непрерывный гул колёс отступающих обозов... Мне уже было совершенно ясно: красные отступают, Курск вот–вот будет взят». С этим настроением он и заходит в кабинет главного редактора Г.И. Альперовича, который преспокойно что– то пишет за своим столом. Между ними происходит характерный диалог: «Да что вы пишете, посмотрите, что делается на улице», — восклицает Митяшев. «А что?» «Да ведь Курск вот–вот станет белогвардейским». «Не сейте панику», — не прекращая писать, отвечает нахмурившийся Альперович.

Обескураженный Митяшев ушёл к себе и какое–то время нервно расхаживал там из угла в угол. Вдруг дверь распахнулась, и появился Альперович: «Он был уже одет. В руках у него был какойто маленький узелочек. Он взглянул на меня и, как бы сразу поняв моё душевное состояние, сказал: «Митяшев, едемте с нами в штаб обороны». Ни минуты не раздумывая, я накинул пальто, фуражку, и мы вышли вместе». Вскоре оба уже были в дороге на Фатеж 330 .

Вечером 19 сентября проходило тревожное заседание коллегии транспортной ЧК. Присутствовавшие там её сотрудники рассказывали друг другу о том, что творится на улицах: им «пришлось наблюдать отступающих, даже бегущих красноармейцев беспорядочными толпами, на ходу разувающихся, бросающих винтовки». Первые достоверные сведения об отходе и оставлении города принёс инструктор Никитин. «Попросив товарищей не волноваться», он выслал на линию обороны разведчика–велосипедиста и предложил продолжить работу коллегии. Однако вернувшийся разведчик развеял последние надежды: «враг наседал, со стороны нашей пехоты не было достаточной устойчивости, артиллеристами было оставлено два орудия». Обеспокоенный развитием ситуации председатель КРТЧК Руднев отправился в Совет укрепрайона узнать насчёт эвакуации и мерах по сдерживанию противника. Встретившая его там председатель губкома РКП(б) Миткевич поинтересовалась, что товарищ тут ищет. «Ответив, я в свою очередь задал вопрос: «Что теперь — разгрузка или эвакуация?» Ответ: «Эвакуация». Снова был задан вопрос: «Как же эвакуироваться? Имеются ли перевозочные средства?» на это т. Миткевич ответила: «Перевозочных средств нет; захватите секретные документы, а остальные сожгите». Побродив ещё несколько минут по опустевшим комнатам и видя, что существенного ничего не добьёшься, вынеся лишь впечатление, что дело дрянь, мы покинули здание Совета укрепрайона, решив действовать по своему усмотрению», — завершает своё повествование Л. Руднев 331 .

330 Страницы и лица. «Курская правда» 1917–2002. — Курск, 2002. — С. 42; редакция газеты располагалась во флигеле дома No 29 по ул. Ленина (Московской). Михаил Васильевич Митяшев позднее многие годы работал в редакции «Курской правды», Герман Илларионович Альперович в 1920–х гг. являлся её главным редактором.

331 Карнасевич В.Г., Свиридов Г.А. Курская губчека 1918–1922 гг. — Курск, 2005. — С. 176–177.

Для защитников города и действительно «дело было дрянь». В то время как марковцы остановились у Рышково, ведя артиллерийскую дуэль с красной батареей у Всехсвятского кладбища, отряд генерала А.Н. Третьякова (4 батальона Алексеевского полка, 3–й батальон 1–го Марковского полка и Черноморский конный полк) при поддержке занявших ст. Солнцево корниловцев форсировал болотистые верховья Сейма, прорвал укреплённую позицию красных и развернул наступление тремя колоннами: на Щигры, через реку Рать у с. Троицкое на ст. Охочевка и через переправу у д. Грачёвка на ст. Отрешково и сам Курск, «всюду встречая слабое сопротивление» 332 .

В ночь на 20 сентября Руднев со своими помощниками Саратовым и Долгополовым при поддержке комиссара службы движения Г.М. Бутко пытались организовать эвакуацию. На Киевской ветке, где только и «была заметна кое–какая жизнь», начали формировать составы для вывоза имущества и семей коммунистов. На путях Московско–Киевской и Южной железных дорог после рейда белых бронепоездов «царила зловещая тишина: лишь кое–где слышались стоны раненых и шипение паровозов. Паровозы под парами, бригад нет. В депо также затишье: пробовали посылать за машинистами по квартирам, но, конечно, дома их не оказывалось — попрятались» 333 .

Наконец три эшелона тронулись в путь. Напоследок, по приказу Руднева, «на мосту через реку Сейм... был брошен состав горящих товарных вагонов. Таким образом, путь со стороны ст. Рышково мы загромоздили» 334 . Первые два эшелона, один из которых вывозил кассу железных дорог (свыше 15 млн. рублей), сумели прорваться почти благополучно. Лишь под Отрешково состав Руднева попал под пулемётный огонь, а на горизонте были замечены разъезды противника. Третий эшелон был менее удачлив.

332 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию — Т. II. — Париж, 1964. — С. 92.

333 Карнасевич В.Г., Свиридов Г.А. Курская губчека 1918–1922 гг. — Курск, 2005. — С. 177–178.

334 Там же. С. 180.

Телеграфист станции Отрешково И.Ф. Шевелев позднее вспоминал, как в тот погожий осенний день у железной дороги внезапно появилась группа всадников: «белогвардейцы гарцовали на лошадях, были тепло одеты. Нас, горстку железнодорожников, изолировали, держали под наблюдением». Затем казаки разобрали участок пути. В это время со стороны Ноздрачёво показался товарный состав. Засевшие в посадках черноморцы открыли по паровозу плотный огонь. Эшелон замедлил ход, а потом и вовсе остановился. Паровоз свалился, из вагона стали выпрыгивать люди, но спастись от всадников им не удалось. Двоих схватили и доставили на станцию. Имя одного из них, «молодого военного», так и осталось неизвестным. Второго телеграфист рассмотрел лучше: «роста выше среднего, брюнет, полный, но чувствовалось — силёнка есть... Шёл он спокойно и ровно. На нём был сероватого цвета костюм, в руке держал кепку. Рубашка была широко расстёгнута, и все увидели на теле кроваво–синие рубцы». Это был не кто иной, как комиссар службы движения Управления Московско–Киевско– Воронежской железной дороги Григорий Мефодьевич Бутко, руководивший вывозом из Курска «государственного имущества». Пленников представили самому генералу Третьякову, который, не тратя время на допросы, распорядился «прибрать» обоих. Пятеро солдат повели их на окраину Отрешково. Проходя мимо сада, Бутко вдруг метнулся в сторону, надеясь укрыться среди деревьев. Но конвоиры тотчас открыли огонь, и пуля пробила комиссару голову. Он и его спутник были убиты наповал 335 . Помимо пленников, отряд Третьякова захватил в Отрешково несколько составов с продовольствием. К вечеру сюда выдвинулись части корниловцев и бронепоезд «Офицер» со вспомогателем. Сопровождавший Бутко работник МКВЖД Саратов сумел спастись: «он вскочил в тендер, где и просидел в воде до ночи, когда ему удалось бежать».

Приближение к городу с востока дивизиона Черноморского конного полка усилило замешательство среди гарнизона. Тогда же части ударной Корниловской бригады предприняли фланговый обход укреплённых позиций противника, ударив в слабое место линии обороны города. Местом этим был Горелый лес. Здесь они не встретили фактически никакого сопротивления, но не спешили входить в город затемно, опасаясь неразберихи в стычках с покидающими его красноармейцами. Но «часам к девяти утра артиллерийская стрельба участилась. Снаряды летели через город и ложились в южной части, где–то за Цыганским бугром» 336 . Со стороны Горелого леса артиллерия корниловцев била по Ямской ж/д станции. В полной неразберихе красноармейцы, советские и партийные работники со своими семьями пытались успеть выбраться из города до вступления туда белых. Им оставался один путь бегства — дорога на Фатеж. Члены Военсовета укрепрайона были уже там и, не задерживаясь, проследовали дальше на Поныри, к железной дороге, «приказав следовать за собой броневикам». Их отъезд из Фатежа стал сигналом для прочих успевших добраться сюда беженцев.

335 Флягин А. Подвиг комиссара // Сельская новь. 18 апреля. 1967; Карнасевич В.Г., Свиридов Г.А. Курская губчека 1918–1922 гг. — Курск, 2005. — С. 177–178. Г.М. Бутко в 1915–1917 гг. работал запасным дежурным ст. Батогово под Брянском. Во время Февральской революции участвовал в разоружении местных жандармов. В 1924 г. его останки были торжественно перезахоронены в сквере на ст. Отрешково, где был установлен мраморный памятник с надписью: «Григорий Мефодьевич Бутко. Комиссар службы движения М.–К.–В.–Ж.–Д. Погиб от рук белогвардейцев на славном революционном посту при эвакуации г. Курска. 20/IX–1919».

336 Климачев С., Чарский Н. Курская область. 1919 год. — Курск, 1935. — С. 17.

В самом Курске дело стремительно близилось к финалу. Милиционер К.П. Мациевский по приказу начальника милиции Яблонского стоял на посту около посудного магазина «для поддержания порядка во время раздачи населению посуды и ввиду большого скопления граждан за посудой... не мог оставить пост без разрешения своего начальника». Однако вскоре неподалёку с грохотом стали рваться снаряды и «в городе сделалась большая паника», а вскоре появились незнакомые всадники, которых милиционер сразу определил для себя, как «казаков». Они и взяли его в плен 337 .

337 ГАКО. Ф. 323. Оп. 1. Д. 315. Л. 25.

Александр Ратиев, проведя ночь в доме своего знакомого Н.С. Медведева на улице Гоголевской, проснулся около пяти утра от грохота артиллерийской стрельбы. Разрывы снарядов смешивались с треском пулемётов. Когда начало светать, он увидел, как по направлению к Московскому шоссе движутся тяжело гружённые фургоны. «Ржание лошадей и топот многочисленных копыт доносится с противоположной стороны, с Кондырёвской. Их гонят оттуда, где раньше помещались конюшни Государственного коннозаводства. Ясно — эвакуируют «Конский запас». Тишину белёсового рассвета разрывает пулемётная очередь — одна, другая. Несколько ружейных выстрелов. Мимо быстро проезжают два броневых автомобиля. Завидя их, мы успеваем быстро скрыться за забором. После того, как они исчезают, мы снова выходим на улицу и убеждаемся, что наша осторожность оправданна. Среди улицы с корзиной в руках лежит труп пожилой женщины... Стрельба снова усиливается. Несколько выстрелов тяжёлых орудий... Чаще вспыхивают короткие пулемётные очереди... и различимы редкие хлопки винтовочных выстрелов. У каждых ворот и калиток теперь стоят плотные группы обитателей этой окраинной улицы, боящихся отойти от своих убежищ... Со стороны Кондырёвской показывается бегущая группа красноармейцев. Нам ясно видно, как поравнявшись с длинной оградой какого–то сада, некоторые из них задерживаются около неё и бросают за неё винтовки и сорванные с поясов гранаты. Упёршись в заборы Гоголевской, они один за другим бросаются влево, в сторону Казацкой слободы.
— Товарищи, объясните, как на Московскую дорогу попасть, из города выехать?

Перед нами пролётка–шарабан, запряжённая породистым рысаком. Вожжи от него в руках человека в новых кожаных штанах и куртке и блестяще начищенных сапогах. На голове у него такая же кожаная фуражка. Полная форма военного или весьма ответственного работника. Когда он отъезжает на известное расстояние, из толпы слышатся неодобрительные возгласы:
— И чего такому путь указали! Сами вы из этих будете, что ли?
Нашли кому помогать. Жалели они нашего брата?

Когда смолкла стрельба? Когда нахлынула эта непривычная тишина, насыщенная неизвестностью?.. С противоположной стороны по Гоголевской спускается к нам фигура, согнувшаяся под тяжестью мешка, который она с трудом старается удержать у себя на спине. Поравнявшись с нами, весёлым фальцетом обращается она ко всем собравшимся:
— Что же это вы, граждане милые, зеваете? Счастье своё пропускаете? Народ давно уже добро разбирает.
— Какое добро? — слышатся заинтересованные вопросы.
— Та то ж, от которого советские боги поотказались. Та шинеля, та сапоги, та бельишко разное, всё, что народу сегодня задаром пришло. Поспешайте, граждане, а то без вас там управятся. С шишом останетесь!

С интересом смотрю на новоявленного старателя, поражаясь его быстроте и натиску. Кто он, откуда?» 338

338 Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 326–327.

Старший милиционер П.В. Брок видел, как разорвался снаряд около гостиницы, а другой рванул подле лютеранской кирхи на Московской улице (совр. ул. Ленина). Добравшись со своими людьми до управления милиции на Фроловской улице (часть совр. ул. Радищева от ул. Золотая до ул. Дзержинского), он обнаружил, что тут уже никого нет. Появился лишь помощник начальника 3–го райотдела милиции А.Г. Быков, которого прошлым вечером посылали в Рышково принимать разрозненные остатки отступающих красноармейских частей. Доехав до Рышково, Быков понял, что тут уже «безусловно принимать было некого», а потому поспешил вернуться обратно в город. Тут Брок велел ему пройти по отделам милиции, перерезать провода, снять телефоны, забрать денежные ящики и ценности. Этим же занялся и он сам. Два человека были посланы в разведку к Раздельной улице — оба не вернулись. Более того, вскоре встревоженный Брок увидел, как к берегу Кура и к Херсонской улице (совр. ул. Дзержинского) приближается группа всадников. Это могли быть только белые, и Брок поспешил к своему небольшому отряду, который дожидался его в доме No 6 по Троицкому переулку (совр. ул. Бебеля). Скача по Московской, он увидел, что на углу Почтовой, около здания телеграфа лежит труп комиссара почты Евстафьева. Его убили либо сочувствующие белым горожане, либо просто мародеры и дезертиры 339 . В любом случае, это зрелище заставило Брока пришпорить коня, тем более что во дворе дома, где квартировал отряд, к нему подбежал знакомый мальчишка с криком: «Дядя Брок, белые уже на площади!» Отряд поскакал к Московским воротам (до 1930–х гг. стояли на месте пересечения совр. ул. Ленина и пл. Перекальского) 340 .

339 В своих мемуарах И.Б. Казацкий утверждает, что видел тело Евстафьева утром 21 сентября: «Через дорогу, на углу Почтовой, на тротуаре лежал, раскинув руки, труп обнажённого мужчины лет тридцати. Чуть в стороне загораживала дорогу убитая лошадь, поваленная на мостовую метким выстрелом в голову. Неподвижное тело раздетого человека и туша рассёдланной лошади, вытянувшей стройные тонкие ноги, резко выделялись белыми пятнами на фоне грязной запёкшейся крови... Комиссар почты и телеграфа сделал всё, чтобы затруднить врагу возможность восстановления связи и ушёл с поста последним. Вскочив на коня, он хотел догнать эвакуированный эшелон, но был убит преследовавшими его белоказаками, которые «по праву военной добычи» воспользовались не только традиционной комиссарской кожанкой убитого, но также аккуратно, «по–хозяйски», сняли сбрую с подстреленного коня (Казацкий И.Б. Два месяца (рукопись). Л. 26). Однако не вполне ясно, был ли там действительно убитый конь и что за казаки успели войти в город и застрелить комиссара. Брок видел его труп ещё до появления первых белых (и не казаков, а корниловцев) в городе. Тем более что, судя по логике рассказа, Исай Казацкий шёл по улице утром 21 сентября, спустя сутки после вступления белых (в день проведения торжественного парада!). Труп к тому времени уже должны были убрать с улицы. Вероятно, мемуарист сам тела не видел, а лишь слышал рассказы о бегстве комиссара. Кроме того, как сам он и пишет: «ярко приукрашенные рассказы о «комиссаре на белом коне», передавались... в различных вариантах» (Там же. Л. 26). Один из вариантов истории про всадника на белом коне сохранился в записках А.Л. Ратиева, который, описывая свои впечатления 20 сентября, сообщает: «На углу Флоровской и Золотой посреди улицы валяется труп белой лошади, перемазанный кровью. Под ней натекла большая лужа красно–бурой крови... Ещё в разгар перестрелки верхом на белой лошади выскочил на Золотую никто иной, а только несколько дней тому назад исчезнувший и избежавший ареста Васька Птицын, уже в офицерской форме... Как раз под ним последней пулемётной очередью и была убита белая лошадь» (Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 328). Таким образом, тело комиссара лежало на Почтовой, а труп лошади — на Золотой, через квартал от него. И убита лошадь была не под красным комиссаром, а под белым курянином–перебежчиком. Народная молва же совместила оба эпизода, создав легендарную историю о бегстве комиссара на белом коне, которую и передал И.Б. Казацкий.

340 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 7. Л. 1–1об, 33.

Всадники, которых заметил Брок и которых видел мальчик, были командой конных разведчиков под началом молодого офицера–курянина Леонида Иванова, артиллериста–марковца 341 . Он вспоминал, что провёл свой отряд в Курск, «пройдя известными мне закоулками в тыл большевиков» 342 . В составе его отряда, вероятно, находились и корниловцы. Возможно, с кем–то из этой команды столкнулся на углу Гоголевской и Московской улиц Александр Ратиев. Первое, что бросилось ему в глаза, были погоны: «Широкие офицерские погоны. То самое, ненавистное, что служило причиной смерти многих, кто их носил. Невольно отвожу от них глаза и вижу перед собой череп и ещё какие–то знаки, в изобилии нашитые на рукавах встречного. Поравнявшись со мной, незнакомец обращается ко мне обыкновенным человеческим голосом, который так не вяжется с непривычки с его театральным нарядом (впрочем, через несколько минут вспоминаю, что видел нечто подобное в 17–ом году). Спрашивает меня, не знаю ли Павловых, которые живут на этой улице. Извиняется и вежливо благодарит» 343 . Всадников, нарукавные шевроны которых украшали череп и кости, запомнил и гимназист–третьеклассник С.А. Шафранов (позднее геолог и лауреат Государственной премии) 344 . Их облик явно глубоко врезался в его детскую память, хотя в своих воспоминаниях он и называет их ошибочно «марковцами». У моста на железнодорожной ветке стоял в это время на своём посту милиционер В.А. Евдокимов. Он несколько раз уже спрашивал начальника поста «по поводу отступления», на что тот флегматично отвечал: «когда прикажут, тогда и отступим». В итоге спустя некоторое время перед постовыми возникли «казаки», немедленно взявшие их обоих в плен 345 .

341 Иванов Леонид Григорьевич (1 августа 1897 — 12 (25) июля 1987) — уроженец Курска. После окончания гимназии поступил на филологический факультет Московского университета, но в 1916 г. добровольцем ушёл на фронт. Окончил Сергиевскую артиллерийскую школу в Одессе 15 августа 1917 г. В Добровольческой армии с осени 1918 г. Был ранен в ногу на второй день после взятия Курска и потому оставался в городе до начала октября. В эмиграции с 1920 г. Окончил богословский факультет Белградского университета. В 1926 г. принял постриг на Афоне и рукоположен в иеромонахи в Скопле (Югославия), где затем служит преподавателем закона божия. В 1928—1946 гг. иеромонах Ново–Почаевского монастыря в Ладомирове («Карпатороссия» в составе Чехословакии). С 1935 г. — архимандрит и настоятель этого монастыря. В 1944 г. братия бежит из Чехословакии в Германию, а затем в Швейцарию. В феврале 1946 г. возведён в епископы Сантьяго и Чили. После участия в Архиерейском Соборе в Мюнхене в мае 1946 г., ввиду невозможности отправиться на кафедру в Чили, вместе с братией эмигрировал в США, где они поселились в Свято–Троицком монастыре в Джорданвилле (Нью–Йорк). По его инициативе в Махопаке (Нью–Йорк) в 1948 г. была основана Ново–Коренная пустынь. В октябре 1957 г. становится архиепископом Чикагским и Детройтским. С 1976 носит титул архиепископа Чикагско– Детройтского и Среднеамериканского и является почетным членом Св. Синода и первым заместителем митрополита Филарета. Основал детскую Организацию Русских Православных Разведчиков (ОРПР). Являлся автором многих статей и ряда книг.

342 Серафим, архиепископ. Одигитрия Русского зарубежья // Курские епархиальные ведомости. — 1995. — No 7–8 (55–56). — С. 5. На подступах к Курску в Марковской артиллерийской бригаде были «по собственной инициативе временно командующего 1–м дивизионом штабс–капитана Шперлинга и 2–го полковника Михайлова созданы конные отряды из разведчиков своих батарей и управ- лений дивизионов» (Леонтьев А. На Московском направлении // Поход на Москву. — М., 2004. — С. 227). Вероятно, именно о таком отряде говорится в воспоминаниях архиепископа Серафима. Поскольку артиллеристы–марковцы действовали совместно с частями Корниловского полка, то неудивительно, что очевидцы, плохо знакомые с особенностями обмундирования «цветных» частей, нередко путали их между собой или вообще именовали «казаками». Так, А.Л. Ратиев в своих воспоминаниях сообщает: «Рассказывают «очевидцы» и о том, как небольшой казачий отряд, всего человек 10–15, ворвался в город по улице Раздельной (у которой сходятся в нижних своих частях оба склона улицы Херсонской). Там и были казаками убиты комиссар Киево–Воронежской железной дороги и сын известного курского врача Д.В. Шеболдаева [Вячеслав Даниилович Шеболдаев], тоже доктор, который в момент убийства ехал домой после дежурства в военном лазарете» (Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 331).

343 Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 328.

344 ГАКО. Ф. Р–970. Оп. 2. Д. 19. Л. 20.
345 ГАКО. Ф. 323. Оп. 1. Д. 315. Л. 25об.

1. Погон рядового пехотного полка Корниловской ударной дивизии.
2. Нарукавный знак Артиллерийской генерала Корнилова бригады.
3. Полковник Н.В. Скоблин, командир 1–го Корниловского ударного полка.
4. Курск. Начало XX в.

Как позднее уверяли немногочисленные очевидцы, первыми словами, с которыми обратились корниловские разведчики к прохожим, выехав с Раздельной на Херсонскую, был вопрос: «Где тут живут комисары и жиды?» 346 Поднявшись к Красной площади, всадники заприметили около Знаменского монастыря человека, тащившего пулемёт. Его схватили. Это оказался 20–летний бывший воентехник–телефонист Красной армии коммунист Н.М. Спесивцев. Пленника избили и связали. Два месяца проведёт он за решеткой и будет расстрелян только 16 ноября, накануне ухода белых из города 347 . На углу Золотой всадники попадаются на глаза Александру Ратиеву: «Со стороны монастыря приближаются человек шесть конных... Это казачий разъезд. Но вид их опять–таки не соответствует моим представлениям о воинственности и только что совершённом ими подвиге «освободителей». У каждого в руках какие–то пакеты, узлы. А вот у этого, переднего, под мышкой упруго скатанный кусок плотной подошвенной кожи» 348 .

346 Климачев С., Чарский Н. Курская область. 1919 год. — Курск, 1935. — С. 17.

347 В некоторых позднейших краеведческих публикациях иногда утверждается, будто Спесивцев два часа (!) сдерживал белых, наступающих со стороны ул. Горького (?) и был тяжело ранен (Мигущенко О. Правда о том, как был захвачен Курск // Летопись. — 1989. — No 5. — С. 2). Однако это маловероятно — очевидцы не упоминают о двухчасовом бое около Знаменского собора, а если бы он действительно имел место, то вряд ли белые ограничились бы побоями и арестом пулемётчика. Скорее всего, его просто убили бы на месте. 348 Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 328.

Посреди Московской, с разницей в два квартала, Ратиеву встретились два танка, вокруг которых суетились немногочисленные военные. Они входили во второй передовой отряд белых, который продвигался в город со стороны Ямской слободы из–за Тускари. Впереди скакала полусотня всадников, позади ползли два танка и броневики — их, судя по всему, доставили на Ямскую станцию поездом.

Когда полусотня белых кавалеристов поднялась от моста к Московским воротам, здесь стояли только что объединившиеся рота особого назначения П.И. Подцуева (125 штыков) и курсанты Курских пехотных курсов комсостава. Беглый винтовочный огонь заставил белых отойти. Но от моста уже поднимались броневики, и группа Подцуева поспешила покинуть город. Вскоре к Московским воротам подскакал отряд Брока. Первое, что бросилось в глаза милиционерам, были распахнутые ворота тюрьмы и разбегающиеся заключённые. Брок подосадовал, что не располагает временем загнать их обратно: от Тускари вновь поднимались белые. В отличие от группы Подцуева, милицейский отряд был слишком слаб, чтобы вступать в бой, и Брок поспешно повёл своих людей в сторону Знаменской рощи. Едва оторвавшись от погони, Брок соединился на Курице с основной частью милиции, ушедшей на Фатеж несколько раньше 349 .

Сорок человек под началом П.В. Брока добрались до Фатежа практически без помех. Мелкие казачьи разъезды не решались атаковать сплочённый отряд милиции, но, не доходя двух километров до Фатежа, его всё же настигли более крупные силы противника. Милиционеры как раз переходили по мосту Усожу. Видя приближение казаков, Брок выкатил на середину моста бочку керосина и крикнул своим людям: «Перебирайтесь быстрее, ибо сейчас зажгём мост, или иначе попадём в руки белых!» Однако трое бойцов всё же не успели перебежать мост до того, как он запылал. Они открыли стрельбу по скачущим на них всадникам. С противоположного берега их поддержал огнём остальной отряд. Когда перестрелка стихла, а ветер отнёс в сторону дым горящего моста, то милиционеры увидели удаляющихся казаков и повешенного на раките одного из своих отставших товарищей, Ежова 350 .

349 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 7. Л. 1об, 41–41об.
350 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 7. Л. 10, 33.
351 Курский эвакомгуб оказал помощь 1 301 человеку беженцев (778 одиноких и 523 семейных) и ещё 47 семьям, успевшим бежать из Курска по железной дороге (Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны 1918–1920 гг. — Воронеж, 1967. — С. 155).

В Фатеже царили всё те же суматоха и безначалие. Здесь Брок нашёл пеший партизанский отряд Кравченко, толпу беженцев 351 и никакой власти. Он попытался отыскать штаб укрепрайона, чтобы доложить о прибытии непосредственному начальнику, т. Емельянову. Но помещение штаба было пусто. Наконец откуда–то появился запыхавшийся Емельянов. Оказалось, что он пытался бежать из Фатежа на автомобиле, но не сумел, так как «шоферы забрали главные части машины и скрылись». Теперь Емельянов требовал от Брока лошадь. Старший милиционер обеспечил начальника конём и тотчас получил от него приказ доставить автомобиль в Орёл. «Я вправил в машину дышло и запряг лошадей, — вспоминает Брок, — ...в Фатеже я держался до последнего момента. Но я не мог удержаться и отступил со своим отрядом до Кромов». Но нагнать курское начальство он сумел только в Орле — здесь стоял эшелон, в котором прибыли из Понырей члены горсовета и Военсовета. От них Брок сумел получить 160 рублей на довольствие отряда. Начальство укатило в Москву, а милиционеры влились в поток войск, отступавших к Мценску 352 .

Иван Соколов между тем добрался вместе с ямскими комсомольцами до ст. Букреевка. Здесь он попался на глаза сотрудникам железнодорожной ЧК, которые «попросили (вернее, приказали)» ему принять поезд с ранеными и вести его в Орёл. В поезде Соколов, к своему изумлению, обнаружил председателя Ямского исполкома М.Г. Каширцева, «который прибыл, как оказывается, ранее меня на ст. Букреевка на подводе, запряжённой парой исполкомовских лошадей, нагруженной домашними его вещами и с семьёй». А по прибытии на ст. Золотухино, обходя состав, повстречал Соколов и товарища Ларина, который занимал целый вагон со своей «семьёй, с домашними вещами, повозкой, лошадью в упряжи со сбруей, принадлежащей ямскому исполкому». Причём Соколову так и осталось неизвестным, где и когда успел погрузиться в его состав тов. Ларин со своим семейством. Позднее, описывая эти события, И.С. Соколов горестно восклицал, «что повозки и лошади Исполкома были употреблены председателем и завед. отд. нар. х–ва для своих личных нужд и, очевидно, [они] уехали на них из Ямской со своими домашними вещами и семьями ранее самого разгара обстрела ст. Курск–Ямская. И я был оставлен ими в напрасном ожидании обещанных председателем подвод и безусловно не мог спасти один без всякой помощи исполкомовского хозяйства» 353 . Позднее Ларин и Каширцев дали Соколову ещё один повод для сетований: по прибытии в Орёл оба они добыли себе пропуска на свободный выезд из города, заявили ему, что «отправляются в центр», и с тех пор он их больше не видел.

352 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 7. Л. 8об.
353 ГАКО. Ф. Р–2529. Оп. 1. Д. 6. Л. 140об.

Предусмотрительность проявили и курские чекисты. Двое из них, В.И. Середин и секретарь ГубЧК Болдырев, успели выполнить особо важное задание — вывезти из города «запас золота и драгоценностей», конфискованный у местной буржуазии. Ценности были успешно доставлены в Орёл 354 .

Некоторые части Красной армии, сохранив какое–то подобие порядка, оказывали сопротивление преследующим их белым. Части 1–го Курского стрелкового полка, оборонявшие накануне мост через Сейм, отступали через Клюкву и Халино на Каменево: «В левую боковую заставу для охраны были назначены пулемёты с командиром взвода тов. Крюковым Георгием, который обнаружил противника — конный разъезд в 20 всадников от ст. Курск — и сильным пулемётным огнём заставил разъезд скрыться, а частью побил, чем дал полку возможность выбраться из–под флангового обстрела кавалерии. По пути отступления у станции Букреевка М. — Курск. ж.д. полк нагнали бронепоезда Деникина «Иван Калита» и «Слава офицера», которые открыли артиллерийский огонь по полку. Неожиданное явление бронепоезда привело в сильное заме- шательство полк. Командир взвода тов. Крюков сейчас же привел в боевую готовность пулемётную команду и ураганным огнём пулемётов заставил бронепоезда отступить, чем дал возможность полку выбраться из–под огня и продолжать отступление в порядке» 355 .

354 Середин В.И. Из воспоминаний (рукопись). — Л. 2.

355 Красноармеец Г.А. Крюков // Курская правда. No 270. 19 ноября 1930 г. Позднее Г. А. Крюков отличился на ст. Змиевка при подъёме под огнём противника сошедшего с рельс бронепоезда «Смерть директории» и в конечном итоге, «за последний и предыдущие боевые заслуги», был награждён орденом Красного Знамени. Командир полка Н. Шаталов несколько иначе излагает историю с отражением кавалерийской атаки: «20 сентября 1919 г., отходя с третьим батальоном на село Каменево, я решил проверить, занята ли станция Курск белыми. Весь батальон я рассыпал цепью от Ямской рощи по логу до линии железной дороги, а сам с пулемётом и десятью бойцами из лесу через бывшее холерное кладбище направился на станцию. Недалеко от кладбища мы увидели кавалерию, которая на рыси ехала навстречу. Я распознал по погонам, что это неприятель и скомандовал пулемёту — огонь! Начальник пулемётной команды Кочупалов двумя лентами уничтожил почти всех всадников. Подобрали мы сёдла с убитых лошадей, и, присоединившись к третьему батальону, отошли без потерь до места сбора» (Шаталов Н. 1–й Курский стрелковый... // Курская правда. No 263 (4990)) 17 ноября 1939 г.). Не исключено, впрочем, что речь идёт о двух разных стычках.

Тем временем в Курск вступали основные части белых. Утром 7 (20) сентября, легко сминая слабое сопротивление последних красных застав, в город вошёл 1–й батальон Корниловского полка и 2–й взвод 1–й генерала Маркова батареи. Со стороны Ямской вступали подразделения 2–го батальона того же полка и 1–й взвод марков- ской батареи. Во 2–м Корниловском полку, занявшем с. Дьяконово, о вступлении белых в Курск стало известно около полудня: «Красный Курск стал БЕЛЫМ. Это известие произвело большое впечатление среди корниловцев и населения. Был освобождён первый губернский город...» 356

«Трудно передать словами, что представляло собой в этот день шоссе, — пишет В.Е. Павлов. — Оно сплошь на всём протяжении до самого Курска было забито идущими нам навстречу красноармейцами. Это была целая армия здоровых людей, уроженцев юга России, с нескрываемой радостью возвращавшихся «к себе по домам». Они шли к нам в тыл, никем не сопровождаемые. Их была армия, нас горсточка...» 357

«Под пение труб и треск барабанов корниловцы входили в освобождённый город, — в свою очередь сообщает М.А. Критский. — Улицы были забиты народом. Для корниловцев наступали те волнующие минуты, которые сразу искупали все лишения и ужасы братоубийственной войны. Женщины забрасывали войска цветами, становились на колени, плакали. Одна молодая женщина обеими руками схватила стремя ехавшего верхом офицера и припала головой к пыльному грязному сапогу» 358 .

Описывая вступление белых в Курск, очевидцы вторят друг другу, вне зависимости от своих политических пристрастий. «Что было на улицах час спустя после отступления большевиков! Притаившиеся обыватели затопили улицы и восторженно встречали своих освободителей, во главе которых был ударный Корниловский полк. Женщины радостно плакали, забрасывали запылённых воинов цветами, бросались им на шею...» — вспоминал Л.Г. Иванов 359 . «После обеда мы пошли на Курск. Буквально все улицы, по которым мы проходили, были запружены народом, шумно и радостно нас встречавшим. То и дело раздавались возгласы: «Христос Воскресе!», и на это в толпе же отвечали: «Воистину Воскрес!» У большинства, как у жителей, так и у нас, были на глазах слёзы — у них от радости и сознания спасения, а у нас — от сознания выполняемой святой миссии — освобождения Родины и народа», — вторит ему офицер–марковец 360 . «Буржуазия преобразилась. Ещё вчера она носила «защитную» одежду, обмотки на ногах и картузы с полуоторванными козырьками. Теперь со дна сундуков появились сюртуки, шляпы и белые накрахмаленные воротнички... На улицу вышли в праздничных пиджаках прасолы, мясники, купцы, домовладельцы, ветхие барыньки»,— пишут советские архивисты 361 . «Словно из преисподней появились на улицах фигуры в крахмальных манишках и в форменных фуражках: судейских, путейских и, увы... ведомства народного просвещения. Это спешили приветствовать победителей далеко не лучшие представители курской интеллигенции. Таких было не много, но трудно забыть, как... регент Богословско- го хора, бывший учитель бывшей гимназии, сразу перестал быть бывшим и ходил с плёткой, торжествуя: «Вернулось наше время!» А чего стоила фигура действительного статского советника «генерала» — директора Курской классической, в полной парадной форме», — с понятной неприязнью вспоминает о том дне С.А. Шафранов, который в 1919 г. должен был как раз посещать третий класс этой самой «бывшей гимназии» 362 .

356 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 301.

357 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию. — Т. II. — Париж, 1964. — С. 92.

358 Критский М.А. Корниловский ударный полк. — Париж, 1936. — С. 131.

359 Серафим, архиепископ. Одигитрия Русского зарубежья // Курские епархиальные ведомости. — 1995. — No 7–8 (55–56). — С. 5.

1. Артиллерийская бригада Добрармии на параде. Лето 1919 г.
2. Полковник Е.В. Шмидт, командир артиллерийской батареи в боях под Курском. Август 1919 г.
3. Знак «За ледяной поход» 1–й степени.

В это же время, воспользовавшись временным безвластием, толпа горожан разгромила и разграбила красноармейский вещевой склад в пакгаузах на Херсонской улице (именно оттуда, судя по всему, тащил свой мешок напористый «старатель», запомнившийся А.Л. Ратиеву). В ночь падения города загорелось здание бывшей гостиницы «Петроградская», где размещался губпрофсовет. Как после стало известно, пожар возник от сжигания при отступлении списков профсоюзного актива и не выданных профсоюзных билетов. Вместе с бумагами сгорел один из лучших в то время домов в центре города 363 .

360 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию. — Т. II. — Париж, 1964. — С. 92.

361 Климачев С., Чарский Н. Курская область. 1919 год. — Курск, 1935. — С. 18.

362 ГАКО. Ф. Р–970. Оп. 2. Д. 19. Л. 20.

363 Казацкий И.Б. Два месяца (рукопись). Л. 19–20.

1. Пленные красноармейцы. 1919 г.
2. Допрос пленного офицером контрразведки.
3. Тюремный замок за Московскими воротами. Курск. Середина 1920–х гг.

Облик города, однако, произвёл на победителей довольно удручающее впечатление. «Мертвящее дыхание большевиков опалило Курск сильнее, чем Харьков. Курск был точно пришибленный. На пустынных улицах стояли, как нищие на паперти, облупленные дома в царапинах и серых подтеках от содранных вывесок. Разбитые окна заложены грязным тряпьем. В одном квартале торчали одни обгорелые стены. — Здесь была «Чека», — говорили жители. — Чекисты перед своим уходом облили здание керосином и подожгли. Весь квартал сгорел...

3В развалинах находили обуглившиеся кости.

Оживление в городе было только на базаре. Тут продавалась жалкая снедь и всякая рухлядь. Среди снующего народа женщины с усталыми лицами нерешительно предлагали кружева, белье из тонкого полотна и кое–какие драгоценности...» 364

Взятие города было отмечено торжественным парадом, который состоялся 8 (21) сентября. Парад, в котором участвовали батальон корниловцев и две марковские батареи, принимал генерал А.П. Кутепов. Участников парада «особенно поразила искренняя радость жителей Курска, заполнивших все прилегающие улицы». Встретившись с Н.С. Тимановским, А.П. Кутепов «сделал ему выговор за ослушание... Но так как оба генерала были друзья, то недоразумение было быстро улажено» 365 . Более того, два марковских батальона, отличившиеся в боях, даже получили «особую благодарность командира корпуса». Участвовавшие во взятии города подразделения восстановленного Кабардинского пехотного полка, алексеевцы и черноморцы почти сразу же были направлены на другие участки фронта. Корниловцы уже к вечеру 20 сентября продвинулись на 10 вёрст севернее Курска, заняли Отрешково и Охочевку, направив оттуда назад поезда с продовольствием и пленными. На следующий день отряд Третьякова продолжил наступление на Щигры.

364 Критский М.А. Александр Павлович Кутепов. Биографический очерк // Генерал А.П. Кутепов. Воспоминания. Мемуары. — Минск, 2004. — С. 90.

365 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию — Т. II. — Париж, 1964. — С. 93.

Между тем проснувшийся около 10 часов утра 20 сентября Ф.И. Карелый не обнаружил вокруг никого из своих товарищей и побрёл домой. «Смотрю, — вспоминал он позднее, — некоторые люди бигуть и гаворять — белаи банды у Курске... Вот что могу сказать» 366 . Этот флегматичный часовой был не единственным красноармейцем, «застрявшим» в занятом белыми городе. В суматохе Военсовет не вспомнил о трёх только что сформированных ротах, ожидавших приказов на Верхне–Луговой, 10. Впрочем, эти бойцы, а по крайней мере, их командиры, ничуть не огорчились подобным поворотом дел. Комсостав этих рот составляли «Адров Николай бывший поручик, Жданович поручик и другие чуждые элементы», тотчас перешедшие в ряды Добрармии. Присоединился к белым и полковник Генерального штаба М.М. Дмитриев, исполнявший при Военсовете обязанности заведующего строевой частью 367 . Вместе с офицерами в ряды Добровольческой армии влились, скорее всего, и многие рядовые красноармейцы. По крайней мере, именно это произошло с военнопленными из состава знаменитой 9–й стрелковой дивизии, сформированной в Курской губернии, — их направили в запасные части Добрармии 368 .

Вскоре большая часть войск выступила из города, двинувшись на Орёл. «Был ясный полдень. Я поднимался по улице Курска, — вспоминает марковец В.А. Ларионов. — ...Первая генерала Маркова батарея уже двигалась в походной колонне. Впереди реял чёрный значок с золотой буквой «М» и золотыми скрещёнными пушкаи... Отдохнувшие кони рвали поводья. Гремел марш провожающего бригадного оркестра. Это была бравурная мазурка, под звуки которой кони перешли в рысь. Пушки загрохотали по булыжной мостовой... молодые горожанки стояли на тротуаре и махали белыми платочками, провожая батарею. Поднялась пыль, последнее орудие исчезло за поворотом, и лишь мазурка бригадного оркестра продолжала греметь» 369 .

366 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 7. Л. 4об.
367 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 7. Л. 41. Кроме того, в Курске остались и некоторые милиционеры, которым позднее пришлось давать объяснения причинам тако го своего поступка. Причины оказывались самые разнообразные. В основном отговаривались болезнью, своей или родственников (11 человек) или «неполучением распоряжения» (7 человек). Другие были захвачены в плен прямо на своём посту или во время исполнения обязанностей (5 человек), прочие «отступали, но были перехвачены» или просто «не успели» отступить. Среди них блистает своей откровенностью некий Антон Фёдорович Воронин, помощник начальника милиции 1–го района — он не отступил «по своим убеждениям». Всего из Курска отступило 40 милиционеров, а осталось в городе 33. Из них четверо служили у белых (А.Е. Алябьев, И.И. Тутов, П.И. Артюхов, Н. А. Гну- чев), а пятеро оказались при них в тюрьме (П.И. Трубаров, И.Д. Верютин, Д.И. Гришенко, Н. Ф. Курмас, С.Т. Васильев) (ГАКО. Ф. 323. Оп. 1. Д. 315. Л. 20–22).

368 Цветков В.Ж. Добровольческая армия в Центрально–Чернозёмном районе (сентябрь–октябрь 1919 г.) //Армия в истории России. — Курск, 1997. — С. 84.

369 Там же. С. 148.

Дальнейшее наступление ВСЮР. Падение «красной крепости» произвело огромное впечатление на всех, включая руководителей Советской России. «Серьёзна опасность, созданная падением Курска, — писал В.И. Ленин 3 октября 1919 г. — Никогда ещё не был враг так близко от Москвы» 370 .

370 Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 39. — С. 207.

Между тем взятие Курска и Льгова не замедлило продвижения частей Добровольческой армии. Уже на другой день после этого, 8 (21) сентября, отряд генерала А.Н. Третьякова подошёл к Щиграм. На город наступали с юго–востока Черноморский конный дивизион, с запада 3–й батальон 1–го Марковского полка, батальон Алексеевского полка обходил его с севера, а батальон 1–го Марковского полка двигался со стороны Курска. Промежуток между двумя последними батальонами прикрывал Марковский взвод в 19 штыков при пулемёте «Льюис» под командованием поручика П.И. Чеботкевича. Ему была поставлена задача «энергичным наступлением приковать к себе внимание и возможно большие силы противника». В трёх верстах от города «энергичное наступление» 19 марковцев привело к сдаче им в плен роты красноармейцев в 77 штыков во главе с командиром, бывшим прапорщиком. Однако свежие силы красных перешли в мощное контрнаступление на взвод Чеботкевича и от гибели его спас только нанесённый по тылам противника удар алексеевцев 371 .

Частями Алексеевского полка командовал полковник князь А.А. Гагарин. Накануне наступления на город среди алексеевцев был собран отряд в 100 конных добровольцев для ночной разведывательной вылазки. Ночью всадники, обойдя город с севера, ворвались в него и дошли до центральной площади, наполненной повозками со спящими на них людьми. После короткой перестрелки, потеряв одного человека убитым, разведчики возвратились 372 . На рассвете отряд Гагарина атаковал Щигры с севера, внеся замешательство в ряды его защитников. В ходе атаки на город конный отряд разведчиков 2–го Марковского артиллерийского дивизиона под командованием полковника А.А. Михайлова ворвался в ещё занятый красными город, захватив обоз с боеприпасами и несколько пулемётов 373 .

371 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию — Т. II. — Париж, 1964. — С. 94–95.

372 Прюц Н.А. По дороге на Москву // Поход на Москву. — М., 2004. — С. 280.

373 Яркие воспоминания об этом оставил участник вылазки штабс–капитан Э.Н. Гиацинтов: «мы с моим командиром полковником Михайловым решили, что войдём в Щигры первыми... В передовом отряде, которым командовал я, находилось человек восемь разведчиков. А сзади двигалось ещё пятнадцать конных во главе с полковником Михайловым. Наш передовой отряд, приближаясь к Щиграм, снимал дозоры красных. Мы их не убивали, а просто переламывали им винтовки, а самих отпускали на все четыре стороны, так как никаких пленных мы взять не могли. И так вот мы ехали, проезжая деревню за деревней, и потом (мне никак не думалось, что это уже Щигры!) попали в какое–то предместье, окружённое домами. Мы перешли в полевой галоп, вынули шашки и помчались дальше. Улица, по которой мы скакали, оказалась тупиком. И вдруг влево от этого тупика я увидел много повозок и красноармейцев. Ни о чём не думая, мы крикнули «Ура!» и помчались на обоз. Никак я не мог подумать, что это уже Щигры, иначе не решился бы на такую безумную атаку. Мы атаковали обоз, закричали красным солдатам, чтобы они бросили оружие на землю, и врезались в самую гущу. В этом обозе оказалось семь пулемётов системы «максим»... Тут подъехали наши главные силы, то есть полковник Михайлов со своими всадниками. Выехал дальше я по какой–то улице к мосту и там увидел лес штыков, это был целый батальон Красной армии. Подъехав к мосту и не переезжая его, я закричал красным: «Сдавайтесь! Переходите на нашу сторону!» Но никто не сдвинулся с места и никакого выстрела не последовало. Один из моих разведчиков подъехал ко мне и сказал: «Господин капитан, нас обходят! Они от- резают нас, и мы не сможем вернуться назад». Убедившись в правильности это- го донесения и предварительно удостоверившись, что обоз полным ходом идёт в направлении наших наступающих частей, мы карьером двинулись обратно. И благополучно, потеряв, правда, одного разведчика убитым, мы после некоторого времени столкнулись с нашими передовыми частями» (Гиацинтов Э.Н. Записки белого офицера // Поход на Москву. — М., 2004. — С. 286).

1. Погон капитана пехотного Алексеевского полка.
2. Генерал–лейтенант П.К. Писарев в форме Алексеевского полка.
3. Щигры. Начало XX в.

Дроздовский, Самурский, Белозерский и Олонецкий полки при поддержке тяжёлого бронепоезда «Грозный» и лёгкого «Генерал Дроздовский» в те же дни ведут бои севернее Льгова в районе Шерекино и Марицы, а 10 (23) сентября занимают Рыльск. В ходе упорных боёв 10–12 (23–25) сентября белым удалось сломить сопротивление противника, стойко оборонявшегося на линии реки Прутище. Отступая, красные взорвали за собой железнодорожный мост, что значительно затруднило действия неприятеля. Успех белым принесли действия батальона Самурского полка под командованием капитана Д.В. Шиткевича, который вышел в тыл красных у ст. Конышёвка. Серьёзные потери наступающему 2–му Дроздовскому и Самурскому полкам нанесли под Дмитриевом части бригады Червонных казаков В.М. Примакова. В это время отряд полковника А.В. Туркула (1–й Дроздовский полк, лёгкая и гаубичная батареи), после артиллерийского обстрела захвативший переправу через Сейм у Тёткино, развернул наступление на Севск, заняв его 17 (30) сентября 374 . Тут им стало известно о тяжёлом положении под Дмитриевом. 19 сентября (2 октября) отряд выступил из Севска по красным тылам в сторону Дмитриева. У села Доброводье дроздовцы столкнулись с крупными силами Червонных казаков 375 .

374 «За конницей мы погнались на Севск. Приходили в деревни, ночевали — и дальше. Красные всюду перед нами снимались. Для них пробил час отступления. Только под самым Севском — упорство. 1–й батальон выдержал там атаки в лоб, слева, справа и ворвался в темноте в город. На улице конной атакой мы захватили вереницу подвод, всё местное большевистское казначейство» (Туркул А.В. Дроздовцы в огне // Я ставлю крест... — М., 1995. — С. 79). Оборону Севска глазами рядового красноармейца описал в своих мемуарах Н.С. Исаев: «Дивизион держал передовую на Севско–Глуховском шляхе в двух верстах от города Севска. На шляху стояла и замаскированная наша пушка, которая должна была стрелять только прямой наводкой... Правее нас были в обороне местные товарищи севчане. Их было около сорока человек советского актива. «Подпущать врагов поближе, — передавали по цепи. — Без команды огня не открывать». Вражеская конная колонна остановилась впереди нас в полкилометре и вскоре показались густые пехотные цепи, которые шли вперёд как на параде. За ними двинулась и кавалерия. Враг близко. Мы ждём сигнала — команды, и вот выстрел нашей пушки, её снаряд прошипел над шляхом и разорвался в колонне врагов. Мы открыли огонь по пехоте. Ещё три разрыва снарядов из нашего орудия... и завязался неравный бой. Вражеские цепи стали обходить нас с обоих флангов. Истощились патроны, появились у нас раненые и убитые товарищи. Мы стали отходить, а позади нас река, по мосту которой уже рвались вражеские снаряды... Мост через реку загорелся большим пламенем. Его подожгли наши. Мы отходили, отстреливаясь по наседающим врагам через реку, вода достигала груди и выше, переносили раненых, не оставили и убитых. Наступило потемнение, бой прекратился. Ночью мы оставили город» (Исаев Н.С. Мои воспоминания о Гражданской войне (рукопись из фондов Рыльского краеведческого музея). 1966 г. — Л. 63 [орфография подлинника сохранена]). В боях за Севск участвовал и Рыльский партизанский отряд С.А. Федюшина: «От военного комиссариата отряд получил винтовки с патронами, продовольствие и несколько лошадей. В отряде уже было около 500 человек. Отряд был разбит на взводы. Партизанский отряд занял позицию на восточной окраине Севска и взорвал мосты на подступе к городу, приняв меры к задержанию не- приятеля... отряд задерживал превосходящие силы дроздовской дивизии в течение двух дней, после чего отступил на ст. Комаричи. 1–я особая бригада отступила на ст. Брасово. Здесь отряд получил от штаба бригады направление на ст. Навли. По пути следования отряд попал в район, где 1–я бригада вела бои с дроздовцами. Отряд вступил в тыл белым и вступил в бой, нанеся противнику потери. В Навлях отряду было дано задание занять позицию в Брянских лесах ст. Алтухово и с.Крапивное. Эту позицию отряд занимал до октября 1919 г.» (КОПА. Ф. 16. Оп. 1. Л. 262. Л. 6–8).

375 «Мы ненавидели Червонную дивизию смертельно, — пишет А.В. Туркул. — Мы её ненавидели не за то, что она ходила по нашим тылам, что разметала недавно наш второй полк, но за то, что червонные обманывали мирное население; чтобы обнаружить противников советчины, червонные, каторжная сволочь, надевали наши погоны. Только на днях конный отряд в золотых погонах занял местечко под Ворожбой. Жители встретили их гостеприимно. Вечером отряд устроил на площади поверку с пением «Отче наш». Уже тогда многим показалось странным и отвратительным, что всадники после «Отче наш» запели с присвистом какую–то непристойную мерзость, точно опричники. Это были червонные. Третий батальон Манштейна атаковал местечко. Едва завязался бой, червонные спороли погоны и начали расправу с мирным населением; в два–три часа они расстреляли более двухсот человек. Мы ненавидели червонных. Им от нас, как и нам от них, не было пощады» (Туркул А.В. Дроздовцы в огне // Я ставлю крест... — М., 1995. — С. 79). О подобных случаях сообщает и В. А. Кривошеин, примкнувший к дроздовцам на территории Курской губернии. Он подобные рассказы слышал от красноармейцев: «Слышу от красноармейского конвоя рассказ о «подвигах» Красной армии. Мне уже приходилось слышать эти рассказы в разных вариантах. Рассказы о действиях провокационных и жестоких: «На днях наши решили испытать, кто за Красных, а кто за Белых. Надели погоны, кокарды. Целым отрядом пришли в Путивль. Заявляют: «Мы белые, пришли вас освобождать». Жители сначала отнеслись недоверчиво, потом поверили. Стал собираться народ. Приветствуют, благодарят, подносят цветы. А мы предлагаем записываться в Добровольческую армию. Записывается 150 человек. Приходит поп и начинает служить молебен на площади. Собралось множество народа. Посредине молебна наши по сигналу открывают огонь. Много убитых. А всех добровольцев расстреляли». Этот рассказ (с вариантами) всегда вызывал у большевиков фурор, одобрение и громкий смех. Он рассматривался как доблесть и образец воинской находчивости и искус- ства. Но я и сегодня задаю себе вопрос: что это — правда или красноармейский фольклор? Думаю, что правда, но только приукрашенная в подробностях» (Кривошеин В.А. Воспоминания. — Н.–Новгород, 1998).
Воспоминания ветеранов–«червонцев» также подтверждают факт подобной маскировки, хотя, разумеется, упоминания о провокациях и расправах там отсутствуют. О подобных действиях осенью 1919 г. на юге Курской губернии вспоминает один из ветеранов Червонного казачества Н.С. Исаев: «в селе Белом проходила подготовка нашего полка к дальнейшему движению по тылам врагов. Весь личный состав изготовлял старорежимные погоны от рядового солдата до подполковников и полковников, а нашему командиру полка тов. Новикову готовили погоны «генерала от кавалерии»... Были израсходованы обложки книг для погон и вырезке кокард на головные уборы, а для офицерских различий даже были израсходованы ризы местного попа и дьякона... Полк выступил с вечера и ехали всю долгую зимнюю ночь. Утром остановились в населённом пункте восточнее города Сумы. Здесь местное население подозрительно смотрело на нас. Но у нас получались ошибки: многие забывали свои роли и называли друг друга товарищами, а потому военная тайна раскрывалась. Пришлось до выступления из села не выпущать жителей. После двухчасового отдыха наши сотни справа рядами выехали на шлях, который проходил в двух верстах от этого села в сторону города Сумы: Сумско–Богодуховский шлях. Вскоре по нём впереди нас показалась большая колона белой пехоты, в её голове ехали несколько всадников, там же поблёскивали перед солнцем трубы духового аркестра. Мы увидели, как навстречу белякам поскакали двое наших «офицеров», один из них быстро возвратился. Полк, свернув со шляха, выстроился шерен- гой по два вдоль по–над шляхом... Заиграли встречный марш музыканты врага, которые выбивали неплохо строевой шаг, а позади колыхались стройные ряды белогвардейцев. Колона пополнение Дроздовской дивизии строем по четыре, выпятивши груди, повернувши головы на нас, проходили чётким шагом, среди их много в офицерских погонах, усатые и с шашками, висевшими на боках. А у нас сами руки тянулись к клинкам. Долго нет команды рубать гадов. И вдруг она разнеслась: «Шашки вон! Товарищи! Рубай гадов...» Клинки блеснули. Лашади метнулись вперёд. Громкое ура. Треск клинков по вражеским головам. Редкие выстрелы. Ржанье лошадей. Смяв врага по шляху, но многие из них удирали по снежному полю, их нагоняли, рубали лежавших в снегу, но ещё живых пристреливали» (Исаев Н.С. Мои воспоминания о Гражданской войне (рукопись из фондов Рыльского краеведческого музея). 1966 г. — Л. 67–68 [орфография подлинника сохранена]).

Красочное описание боя оставил сам полковник Туркул: «Густые конные лавы уже маячили вдалеке. Вся степь закурилась пылью. Батальон неспешно развернулся в две шеренги. Я отдал приказ не открывать огня без моей команды. У всех сжаты зубы. Едва колеблет дыханием ряды малиновых фуражек, блещет солнце на пушечных дулах. Батальон стоит в молчании, в том дроздовском молчании, которое хорошо было знакомо красным. Слышно только дыхание людей и тревожное конское пофыркивание. Накатывает топот, вой. В косых столбах пыли на нас несутся лавы. На большаке в лавах поблёскивает броневая машина. Мы стоим без звука, без выстрела. Молчание. Грохот копыт по сухой земле отдаётся в груди каменными ударами. В пыли высверкивают шашки. Конница перешла на галоп, мчится в карьер. В громадных столбах мглы колышутся огромные тени всадников. Я до того стиснул зубы, что перекусил свой янтарный мундштук.

«До нас не больше тысячи шагов», — говорит за мной адъютант. Голос тусклый, чужой.

Я обернулся, махнул фуражкой.

«Огонь!»

Отряд содрогнулся от залпа, выблеснув огнём, закинулся дымом. От беглой артиллерийской стрельбы как будто обваливается кругом воздух. Залп за залпом. В пыли, в дыму, тени коней бьют ногами, корчатся тени людей. Всадники носятся туда и сюда. Задние лавы давят передние. Кони сшибаются, падают грудами. Залп за залпом. Под ураганным огнём лавы отхлынули назад табунами. Степь курится быстрой пылью. На подводах рысью мы погнались за разгромленной конницей. Во все стороны поскакали разъезды. Разведчики 1–й батареи под командованием поручика Храмцова заскакали в село Доброводье. На них налетели красные кавалеристы. В быстрой сшибке поручик Храмцов убит. Разведчики с пулемётчиками моего батальона отбиваются. На подводах к ним прискакала в карьер 1–я рота батальона, рассыпалась в цепь. 1–я батарея залпами в упор разбила красную броневую машину. Мы взяли Доброводье... Деревенская улица и высохшие канавы с выжженной травой завалены убитыми. Под ржавым лопухом их и наши лежали так тесно, будто обнялись» 376 .

После боя у Доброводья отряд А.В. Туркула прошёл по тылам красных и внезапно для них оказался под Дмитриевом: «Мы пёрли тараном. С двух сторон пёрли рядом с нами красные. Бои на ходу не утихали всю дорогу. Последние пятнадцать вёрст мои головные роты шли всё время цепями. С холмов, до которых мы дошли, уже был виден Дмитриев с его колокольнями и оконницами, блистающими на солнце. Командир 1–й батареи, осипший, пыльный, подскакал ко мне... он доложил, что артиллерийские кони больше идти не могут.

«Если так, то вы можете остаться на ночлег здесь, — сказал я. — Но без пехоты. Пехота ночует сегодня в Дмитриеве».

Я ещё верил, что нам хватит дыхания. Мы были от Дмитриева верстах в пяти. Вёрст шестьдесят мы прошли маршем от Севска. Под самым городом красные поднялись на нас атакой... Мы сшиблись жестоко... Красные не выдержали контратаки. Мы ворвались в город. Там мы так и полегли на улицах под тачанками, у канав. Теперь мы могли отдышаться, напиться, окатить себя холодной водой. Дмитриев был наш» 377 .

376 Туркул А.В. Дроздовцы в огне // Я ставлю крест... — М., 1995. — С. 78.

377 Там же. С. 79–80.

1. Полковник А.В. Туркул, командир 1–го Офицерского стрелкового генерала Дроздовского полка. Фотография 1920 г.
2. Погон поручика Дроздовского полка.
3. Медаль участника похода дроздовцев Яссы — Дон 1918 г.
4. Льгов. Начало XX в.

В городе были захвачены крупные трофеи, в том числе шесть орудий и много пленных. Два полка красной конницы оказались при этом отрезаны в тылу у прорвавшихся белых. Всю ночь сторожевое охранение брало в плен отступавшие через Дмитриев группы красноармейцев, телеги с ранеными 378 . На следующий день, не зная о вступлении в Дмитриев отряда Туркула, Самурский полк вновь повёл наступление на город, причём «с таким жестоким упрямством», что Туркул был вынужден «с почётом сдаться им сам и сдать им Дмитриев», подняв белый флаг. После этого его отряд вернулся в Севск, а 21 сентября (4 октября) город вновь подвергся атаке со стороны красных, которые на время заняли его. Новая контратака самурцев к 17 часам дня выбила их оттуда, после чего полк развернул дальнейшее наступление, преследуя отступающего противника за пределами территории Курской губернии 379 .

В тот же период 2–й Корниловский ударный полк, продолжая наступление, занимает 12 (25) сентября Фатеж, а 1–й Корниловский полк 20 сентября (3 октября) после упорных боёв захватывает станцию Поныри.

Двигавшийся восточнее 1–й Марковский полк занимает 7 (20) сентября село Куськино, а на следующий день по следам корниловцев и черноморцев вступает в Тим.

378 «На рассвете в рессорной бричке вкатил на мост какой–то красный командир. Он заметил наши погоны, выпрыгнул из экипажа. Выстрел уложил его на бегу. Пуля как раз над сердцем пробила его бумажник, полный царских денег. Я помню, как стрелок жалел, что деньги порваны, обгорели от пули, в крови и не пойдут. А царские деньги ходили у нас и у них лучше всего» (Туркул А.В. Дроздовцы в огне // Я ставлю крест... — М., 1995. — С. 80). Судя по всему, именно с этим командиром повстречался накануне пробиравшийся к белым В.А. Кривошеин. Встреча состоялась между Кузнецовкой и Фатеевкой, в 15 верстах от Дмитриева, где Кривошеина задержал разъезд «червонцев», отступавших после боя у Доброводья: «В это время слышу, как «красные кубанцы» загалдели между собой: «Командир полка едет! Вот он!» Оказывается, командир первого кубанского полка проезжал мимо и, узнав о случившемся, приказывает привести меня к себе. Меня под конвоем подводят к нему, а «кубанцы» мгновенно исчезают. Командир справа, а полковой комиссар слева, едут в экипаже. Комиссар, человек средних лет, темноволосый, в черном кителе. Командир, в штатском, лет пятидесяти, толстое, оплывшее «дворянское» лицо, сам полный. Ему протягивают мои документы. Не взглянув на них, он молча протягивает их комиссару. Тот просматривает и цедит сквозь зубы: «Документы в порядке». Командир, смотря перед собой, приказывает: «Отведите в штаб бригады! Он размещен там, впереди, в лесочке». Я взволнован: «Да меня «кубанцы» убьют по дороге». «Нет, — говорит, — не убьют. Я им приказал уехать. Вас будет конвоировать красноар- меец» (Кривошеин В.А. Воспоминания. — Н.–Новгород, 1998).

379 Кравченко В.М. Дроздовцы в осенне–летних боях 1919 года //Поход на Москву. — М., 2004. — С. 296.

Для обороны городка силами местного уездного военного комис- сариата была сформирована 1–я Тимская коммунистическая рота. В её состав вошло около 400 человек «Рота состояла из различных возрастов от восемнадцатилетних юношей до стариков... В роте были женщины–врачи и младший медицинский персонал, — вспоминает один из её ветеранов С. И. Масалов. — Командиром роты был назначен бывший офицер царской армии коммунист Мартынов, а меня назначили командиром взвода. Военному делу мы обучались недолго. Ознакомились с материальной частью винтовки и станкового пулемёта и всем некогда было обучаться военному делу, так как враг приближался к городу Курску» 380 . Когда Тим был занят корниловцами и черноморцами, коммунистическая рота отступила в с. Успенка, откуда 17 (29) сентября было выслано три группы разведчиков — в сам Тим, а также к сёлам Погожее и Становое. В Погожем отряд С.И. Масалова столкнулся с группой казаков–черноморцев, а в отряд Е.В. Заблоцкого едва сумел выбраться из Тима, потеряв убитыми трёх человек, включая командира 381 . После этого рота начала отходить вниз по течению Тима в сторону Ливен, удачно перейдя линию железной дороги близ Черемисиново.

380 Масалов С.И. Мы защищали завоевания Октября (рукопись). Л. 11.

381 Мемуарист уверяет, что его отряд в 15 бойцов разгромил и обратил в бегство 100 казаков (Там же. Л. 12). О гибели разведчиков отряда Заблоцкого автор сообщает особенно подробно, хотя и не особенно достоверно: «деникинцев в городе не было, они находились в селе Выгорное. Белые, как видно, боялись появляться в город. Хотя большая группа тимских торговцев с видными воротилами Жидких, Черниковым, Дядиным, Шашковым. Ворониным, Курбакиным и другими... с нетерпением ожидали «своих спасителей»... Купцы по–праздничному были одеты, а бывший городской голова Дядин держал специально испеченный хлеб и в красивой солонке соль... И тогда послышалось 15 ударов церковного колокола, которые отбили шпионы. Этими ударами они извещали, что красных в городе 15 человек. Тогда город со всех сторон был заполнен деникинцами. Деникинцы пытались захватить всех разведчиков живыми. Но разведчикам помог выбраться из города возчик одного купца Иван Шабанов. Он ехал на своих лошадях и большом железном ходу [повозке] по делам службы. Шабанов... посадил к себе на ход 12 человек и под градом пуль вывез их далеко за город. Но начальник команды Ермил Васильевич Заблоцкий с двумя комсомольцами Иваном Ивановичем Гринёвым и Зайцевым не успели добраться к Шабанову и укрылись в одном доме, где рассчитывали пробыть до ночи... Но нашёлся предатель, который выдал их деникинцам. Их долго пытали, мучили, а затем по приказу коменданта города черносотенца помещика Гололобова расстреляли» (Там же. Л. 12).

Между тем 1–й Марковский полк двинулся из Тима на Кшень и вступил в тяжёлые бои за станцию Мармыжи. Значительные силы красных при двух артиллерийских батареях и бронепоезде оказали упорное сопротивление наступающим белым, но обходное движение 3–го батальона 1–го Марковского полка и двух эскадронов Черноморского полка вынудило их отступить. При этом конные подрывники белых успели взорвать железнодорожное полотно, а орудийным огнём был подбит и сошёл с рельс бронепоезд «III–й Интернационал». В течение 11–12 (24–25) сентября красные упорно пытались отбить Мармыжи. В ходе этих боёв марковцы совершили внезапный налёт на станцию Долгая, захватив штаб одного из полков 42–й дивизии вместе с его командиром. Одновременно с этими боями 1–й батальон полка при поддержке бронепоезда «Слава Офицеру», которым командовал капитан Харьковцев, развивает наступление на Касторное, через Кшень и ст. Лачиново. При приближении белых находившийся в Кшени отряд под командованием П.И. Мельникова «быстро собрал летучку и двинулся к отступлению на станцию Касторная».

Оставив в Кшени офицерскую роту, Марковский батальон продолжал успешное наступление. Как вспоминает командир касторенских красногвардейцев И.И. Харченко, отступавший вместе с отрядом Мельникова из Кшени, «броневик [белых] мчался следом и преследовал нас до моста большого через реку Олым в сторону Ельца. Броневик бросал снаряды по сторонам, в Касторном была паника среди находившихся здесь тыловых частей. Не доезжая моста, броневик вернулся на станцию Касторная, очевидно, почувствовав, что далеко врезался в части противника» 382 . Экипажу белого бронепоезда этот рейд не показался столь стремительным — по пути им были захвачены два исправных трёхдюймовых орудия вместе с красными артиллеристами. Погрузить трофеи на поезд было невозможно, и потому орудия следовали своим ходом параллельно движению бронепоезда, пока, наконец, их не передали в руки повстречавшимся всадникам из состава 3–го Конного корпуса Шкуро 383 .

382 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 1. Д. 28. Л. 34.
383 Власов А. О бронепоездах Добровольческой армии // Поход на Москву. — М., 2004. — С. 484 –485.

Марковцы между тем отрядили две роты (100 штыков) в налёт на станцию Касторная–Старая. «Сопровождавшее броневик офицерство, — вспоминает И.И. Харченко, — на станции вышло и по указанию одного офицера, работника Ст. Оскольского райисполкома, принялось расстреливать... эвакуированных коммунистов, живших тогда на селе. Расстреливали они их кого где поймали» 384 . Сил для полного овладения Касторным у марковцев, однако, было мало, и они вскоре отступили обратно в Лачиново. Между тем касторенским железнодоржникам удалось испортить пути, в результате чего паровоз бронепоезда сошёл с рельс. На следующий день команде «Славы Офицера» вместе с бойцами корпуса Шкуро пришлось отбивать упорные атаки красной кавалерии, сдержать которую мог лишь «сосредоточенный пулемётный огонь» бронепоезда. В конечном итоге, при поддержке присланного из Курска бронепоезда «Офицер», осаждённых удалось вывести из опасного положения 385 .

Тем временем марковцы успешно отражали мощные атаки красных на Кшень, Лачиново и Мармыжи. В ходе боя 13 сентября красноармейцы дважды врывались на ст. Мармыжи, но оба раза их натиск сталкивался с упорной обороной белых. В ходе четырёхдневных боёв у Мармыжей 1–й Марковский полк потерял свыше 400 человек убитыми и ранеными. Понесённые потери восполня- лись тут же за счёт пленных красноармейцев 386 . В ночь на 14 сентября Сводно–Стрелковый полк занимает Касторное. Марковские батальоны начинают движение в сторону Ливен, корниловцы развивают наступление в направлении Орла. Части Красной армии отходят на север, покидая пределы Курской губернии. Одновременно с этим боевые действия на какое–то время выходят за пределы Курской губернии.

Сокрушительные удары, нанесённые частями ВСЮР силам Красной армии, не прошли даром. Г.К. Орджоникидзе писал 2 (15) октября В.И. Ленину: «Я теперь назначен в Реввоенсовет 14–й армии... Я решил поделиться с Вами теми в высшей степени неважными впечатлениями, которые я вынес из наблюдений за эти два дня. В штабах здешних армий что–то невероятное, граничащее с предательством... В штабах никакого намёка на порядок, штаб фронта — это балаган... Среди частей создали настроение, что дело Советской власти проиграно, всё равно ничего не сделаешь... Вообще то, что здесь слышишь и видишь — нечто анекдотическое» 387 . Пулемётчик 81–го полка 9–й дивизии Г.Г. Шульженко вспоминал отступление до Орла, как «путь горечи и бессилия оказать должное сопротивление обнаглевшему врагу. По дорогам брели разрознен- ные группы и отдельные бойцы, представлявшие в прошлом свои части, шли отдельно, самостоятельно. Днём к остаткам нашего ба тальона присоединялись отдельные бойцы и даже целые группы. Но ночью они бесследно куда–то исчезали. И так изо дня в день на протяжении всего пути» 388 .

Командирам и комиссарам пришлось приложить немало усилий, чтобы переломить сложившееся в войсках настроение и, в конечном итоге, перехватить инициативу у стремительно продвигающегося к Москве противника.

384 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 1. Д. 28. Л. 34.

385 События, связанные с рейдом «Славы офицера» и взятием Касторного, подробно излагает в своих воспоминаниях П.С. Тимошенко, боец отряда УТЧК: «27 сентября 1919 г. части Красной Армии вынуждены были отступить от ст. Мармыжи по направлению к ст. Кшень. Когда ст. Кшень стал обстреливать Деникин, а на ст[анции] не было достаточно красных войск и броневика, нам пришлось в 10 час. вечера покинуть Кшень и выехать на ст. Касторная. Утром на другой день в 4 часа утра наш отряд поехал на ст. Лачиново на разведку с агентами УТЧК. Вперёд выслали паровоз во главе с т. Окороковым. Разведка не вернулась. Мы взяли второй паровоз с Касторной. В 11 часов утра 28 сентября 1919 г. видим со стороны Кшени показывается бронепоезд под названием «Слава офицеров». Начальник УТЧК послал уничтожить железнодорожный мост между ст. Лачиново и селом. Направили четырёх человек таскать щиты, которые должны были зажечь, а весь отряд грузил дрова и старые шпалы из водокачки ст. Лачиново для топки паровоза. Бронепоезд, видя наши классные вагоны, думал, что это советский бронепоезд, и стал стрелять. Когда загорелся мост, мы направились на ст. Касторная, а бронепоезд по горящему мосту пустился за нами вдогонку. На паровозе во время стрельбы был один машинист без бригады. В помощь этому машинисту начальник УТЧК послал меня, Клементьева и Мельникова. Видя, что мы не отстреливаемся, он [бронепоезд] усиленно нас преследовал. Когда прибыли [на станцию] Касторная–Курская, стрелочник дал нам ход на Восточную. Бронепоезд белых преследовал нас до моста на реке Олым в сторону Ельца, а потом вернулся обратно. Мы прибыли на раз’езд Прокуратово. Белые, когда ворвались в Касторную на бронепоезде, и на обратном пути налетели на эвакуированных и расстреляли коммунистов. А сам бронепаровоз на стрелке около старого депо стоял сошедший с рельс. Сам же бронепоезд был увезён простым паровозом. Часа через четыре красные войска отбили Касторную. Наша УТЧК подняла бронепаровоз, оставленный белыми, прицепила его к своему составу и увезла его в Елец. На другой день 29 сентября Касторная снова была взята белыми» (ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 1. Д. 28. Л. 45–47).

386 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию. — Т. II. — Париж, 1964. — С. 95.

387 Козловский М. Разгром армии Деникина // Прошлое Курской области. — Курск, 1940. — С. 134.

388 Шульженко Г. Г. Воспоминания. — Курск, 1965 (рукопись). Л. 2.

4. Губерния под властью белой администрации

Белый режим в Курске. Как свидетельствуют мемуаристы, внешнее течение жизни в городах, занятых Добровольческой армией, сразу и резко менялось. «Белгород был первым городом на пути Добрармии уже вне пределов бывшей Украины, где с первых дней Советской власти царствовал её произвол и «строительство новой жизни», — вспоминает В.Е. Павлов. — Поэтому понятна радость, с которой встретили армию. Конечно, у части населения было сомнение в полноте благ, которые принесли с собой освободители; тут сказывалось и влияние пропаганды большевиков. Но всякие сомнения быстро исчезли под влиянием самой жизни. Большевики трубили о дарованных ими свободе, равенстве и пр., которые якобы хотят отнять белые, а жизнь при них замирала. Пришли белые, принесли освобождение от большевиков, от их «свободы», и жизнь воскресла. На 2–3 день это стало всем совершенно очевидно. Базары, лавки полны продуктами первой необходимости. Скверный хлеб, который при красных стоил 27 руб. фунт, исчез и появился белый по цене 3 рубля... Вопроса о продовольствии больше не было: крестьяне спокойно и свободно везли в город продавать свои продукты. Жители занялись своими делами без всякого с чьей бы то ни было стороны вмешательства. Свобода и безопасность передвижения — полная. В город стали возвращаться жители, которые его покинули по причинам недостатка продуктов, страха за жизнь и здоровье детей, боязни репрессий и насилий со стороны большевиков» 389 . Марковцу В.Е. Павлову вторит и корниловец М.Н. Левитов: «Маленький, пыльный уездный Белгород зажил шумной жизнью. Весёлая, оживлённая толпа на улицах, открывающиеся магазины и кафе, всеобщее приподнятое настроение» 390 . Аналогичные замечания относятся не только к уездному Белгороду, но и к губернскому Курску 391 .

389 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию. — Т. II. — Париж, 1964. — С. 43–44.

390 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 250.
Об этом же свидетельствует и Г.Ф. Пронин, в мемуарах которого содаржится описание выпускного вечера, устроенного в белгородской женской гимназии вскоре после освобождения города: «Белгород, занятый белыми, с продвижением линии фронта к северу быстро оправлялся от придавившего его тяжёлого большевистского гнёта. Жизнь отходила и спокойно налаживалась. В женской гимназии было решено устроить выпускной вечер старшего класса. Учащаяся молодёжь, входившая в состав команды бронепоезда «Офицер» — а её было немало, — получила с согласия командира приглашение на этот вечер... Гимназистки — хозяйки вечера — радостно приветствовали военную молодёжь, уже успевших окрепнуть, загореть и возмужать в последние месяцы войны... Свет, лившийся сверху, особенно оттенял чёрные траурные погоны марковцев, угольно–чёрные с белыми звёздочками и просветами, отчётливо выделяли корниловские нарукавные нашивки и у всех на левой руке, чуть выше локтя, маленький трёхцветный угол — символ России, её национальных цветов... Играл военный оркестр — марковские траурные трубачи в белых рубашках с чёрными погонами и под трубами с чёрными же подвесными штандартами, обшитыми серебряным галуном, — неизбывное впечатление строгости, стройности, силы... и обречённости... Вечер в белгородской женской гимназии, с которого молодёжь направлялась прямо на позиции в свои части, расположенные на подступах к Белгороду, был внешне обыкновенным гимназическим балом, но он таил в себе вспышки долга и совести перед лицом ежеминутной смерти, зарницами метавшиеся в душах его участников» (Пронин Г.Ф. Бронепоезд «Офицер». — СПб., 2006. — С. 10–12).
Воспоминания о жизни и быте того периода в мемуарной литературе довольно скудны. Специально пребыванию Курска под властью деникинской администрации посвящены неопубликованные беллетризованные мемуары Исая Борисовича Казацкого «Два месяца» (КОКМ 32685). Автор является младшим братом курского комиссара финансов Самуила Борисовича Казацкого, памяти которого и посвятил свою работу. Основу рукописи составили заметки, сделан- ные И.Б. Казацким в 1926 г. — «маленькие кусочки событий конца 1919 года, увиденные глазами двенадцатилетнего мальчика». К сожалению, эти записи оказались дважды переработаны — в 1956 г., а затем в 1962 г. Первоначальное изложение показалось автору «протокольно–сухим и скучным», а потому он «выправил кое–где, выбросил кое–что и дополнил фактическим материалом, не осмысленным в двенадцать лет». В результате фактическая сторона событий оказалась погребена среди трескучих беллетризованных описаний «разгула белогвардейщины». Целью автора, к сожалению, являлось не столько стремление передать свои детские воспоминания, сколько «отразить свирепую физиономию умирающего класса, злобную морду издыхающего хищника в одной из его очередных и безнадёжных попыток реставрировать буржуазно–помещичий строй в нашей стране» (л. 2). Тем не менее текст воспоминаний содержит ряд интересных наблюдений и бытовых зарисовок.

С приходом белых повсюду восстанавливались старые органы власти и самоуправления. 18 сентября (1 октября) состоялось открытие Курской уездной земской управы, созванной на правах земского собрания. Возобновила свою деятельность и городская земская управа. В честь этого в здании городской управы при большом стечении народа был даже отслужен благодарственный молебен, на котором присутствовали командир 1–го Армейского корпуса генерал А.П. Кутепов, губернатор А.А. Римский–Корсаков и начальник государственной стражи полковник Осетров. Как отмечали очевидцы, «молебен носил весьма торжественный характер». Тогда же выяснилось, что из 39 гласных уездной управы двое взяты красными в заложники (дворяне В.Н. Жердев и Н.Н. Шпанов), а трое — «замучены большевиками» (дворяне Н.А. Офросимов, П.А. Кругликов и крестьянин Н.М. Переверзев). Из 29 городских гласных жертвами красного террора стали двое — И.П. Сапунов и В.С. Коротков 392 .

392 ГАКО. Ф. Р–1010. Оп. 2. Д. 1. Л. 15–15об, 18–18об. Владимир Сергеевич Коротков был расстрелян в Орле.

Несмотря на обстановку военного времени, земство вернулось к исполнению своих привычных обязанностей. На заседании уездной управы 28 сентября (11 октября) было рассмотрено положение дел в области народного образования. Гласные пришли к выводу, что «число школьных комплектов, действовавших во время советской власти, значительно превосходит число комплектов, вошедших в утверждённую Министерством Народного Просвещения школьную сеть по Курскому уезду и что на содержание их, а также открытых большевиками дошкольных и внешкольных учреждений потребуются огромные средства». В связи с этим было решено закрыть школьные, внешкольные и дошкольные учреждения, открытые Советской властью сверх утверждённой министерством школьной сети. Однако тогда же было решено «открыть шесть новых школьных комплектов, вызываемых необходимостью — увеличением количества детей школьного возраста», а также создать 30 школ для взрослых (по две на каждую из 15 волостей уезда) и преобразовать Красниково–Котовецкую двухклассную школу в четырёхклассную гимназию 393 .

Вновь открылись старые учебные заведения. С.А. Шафранов с неудовольствием вспоминал: «Всё» было быстро восстановлено. Большинство моих товарищей поступили в третий класс гимназии и зубрили латынь, которую преподавал сам директор–генерал. В силу ряда причин я отстал и пытался преодолеть за пару ночей спряжения латинских глаголов, пройденные ими в течение немногих недель существования гимназии» 394 . Вновь открылись две женские гимназии, причём плата за обучение в них составляла 400 рублей в год, что сопоставимо со стоимостью пуда пшеничной муки — от 300 до 600 рублей. Было восстановлено и городское реальное училище 395 . Курское отделение Русского музыкального общества открыло в городе приём учащихся по классу фортепьяно, пения, теории и сольфеджио 396 .

При вступлении в город войск Вооруженных сил на Юге России церковнослужители встретили их крестным ходом в Ямской слободе 397 , а затем от имени духовенства А.И. Деникину была направлена приветственная телеграмма. Гражданская администрация ВСЮР, в свою очередь, возвращала церкви некоторые административные функции, ранее изъятые из ее ведения, и конфискованное имущество. Церквям возвращались метрические книги 398 , содержащие акты записей гражданского состояния.

393 ГАКО. Ф. Р–1010. Оп. 2. Д. 1. Л. 9–9об.
394 ГАКО. Ф. Р–970. Оп. 2. Д. 19. Л. 22.
395 Курские вести. 1919. 3 октября.
396 Курские вести. 1919. 12 октября.
397 Солнышко Ю. Курское духовенство на службе помещиков капиталистов // Антирелигиозный сборник. — Курск, 1940. — С. 41.
398 ГАКО. Ф. 750. Оп. 1. Д. 24. Л. 17.

Но поддержка белых со стороны большей части церковнослужителей была скорее пассивной. Духовенство не стало активно включаться в политическую борьбу. Так, глава новой гражданской администрации Курской губернии губернатор А.А. Римский–Корсаков, проведя обследование политического настроения священнослужителей, в обращении к протопресвитеру Армии и Флота Г. Шавельскому 16/29 сентября 1919 г. отмечал, что необходимо поднять религиозное настроение в Курске, для чего считал желательным прислать в город талантливых проповедников. Местное же духовенство, по мнению Римского–Корсакова, было не в состоянии этого сделать, ибо «не оправилось после двухлетнего гнета большевиков» 399 .

Вместе с тем следует отметить, что некоторые представители духовенства помогали властям вести вербовку населения в Вооруженные силы на Юге России и организовывали сборы средств для Добрармии 400 .

Но в целом сбор средств на нужды армии был развёрнут в Курске не только и не столько силами церкви. Через газету «Вечернее время», издаваемую Борисом Сувориным, «группа рядовых граждан Курска» обратилась к землякам с воззванием: «Граждане! Ведь и теперь мы видим у кинематографов «хвосты» людей, торопящихся ведь не получить, а внести в их кассы свои деньги, и не за хлеб насущный, а за коротенькое развлечение. Так неужели же для великой цели спасения Родины, и вместе с тем, самих себя, мы, куряне, не вырастем в сознании долга нашего настолько, чтобы образовались из нас в эти дни красивейшие в моральном смысле «хвосты» у мест, принимающих тёплые одежду и бельё и денежные жертвы для нужд творящей великое дело возрождения России Добрармии?» 401 К 6 ноября (24 октября) на нужды армии было уже собрано 9 030 рублей, а на постройку бронепоезда «Курянин» — 5303 рублей. Особенно отличились в деле пожертвования средств Поляков, Ковалёв, Трусов и Ланин. Сдав по тысяче рублей на нужды армии и по тысяче на бронепоезд, они внесли ещё по столько же на нужды раненых 402 .

399 Кандидов Б.П. Церковь и гражданская война на юге (Материалы к истории религиозной контрреволюции в годы гражданской войны). — М.,1931. — С. 214.

400 Солнышко Ю. Курское духовенство на службе помещиков капиталистов // Ан- тирелигиозный сборник. — Курск, 1940. — С. 41.

401 Вечернее время. 1919. No 21, 24 октября (6 ноября).

402 Там же.

Участвовали в сборе пожертвований и органы местного само- управления. В семь часов вечера 11 (24) октября председатель уездной земской управы П.П. Шевелев был приглашён в канцелярию военного коменданта Курска, полковника Святополк–Мирского. В ходе состоявшейся беседы было обсуждено тяжёлое положение лазаретов для раненых. На следующий день, собрав заседание управы, П.П. Шевелев передал им слова коменданта: «Тяжело раненые в последних боях под Орлом воины доставляются в г. Курск, и число их с каждым днём увеличивается, а между тем помещение лазарета, за отсутствием дров, не отапливается, в окна стёкла не вставлены, нет продовольствия для больных, нет вообще многого необходимого. Служащие, не получающие жалованья, на свои средства поддерживают полуголодное существование раненых. Г. Комендант считает, что такое положение является недопустимым, просит присутствующих немедленно обсудить этот вопрос и помнить, что г. Курск и его население обязаны своим спасением тем героям, которые в настоящее время голодают». Гласные уездной управы единогласно решили сделать подписку и собрать деньги для госпиталя не позднее 12 часов 12 октября, а представители курских банков обещали предоставить для этой цели уездному и губернскому земствам заём в сто тысяч рублей. Из земских средств на нужды госпиталя было выделено 25 000 рублей 403 .

403 ГАКО. Ф. Р–1010. Оп. 2. Д. 1. Л. 21–21об.

Но всего этого для обеспечения войск было недостаточно. Поскольку собственные тыловые службы Добрармии работали явно неудовлетворительно, то во многих случаях приходилось прибегать к «самоснабжению», разлагающе действующему на дисциплину и моральный дух войск. Направленный по линии ЦК КП(б)У для подпольной работы в тылу белых т. Кернер так оценивает состояние системы снабжения Добровольческой армии:

«Снабжение армии в высшей степени хромает. Несомненно, у них нет организационных способностей. И потому при том, сравнительно с нами, обилии продуктов, какое у них имеется, они снабжают армии не особенно лучше, чем мы, а подчас и хуже. Так, табак, спички и бумага у них выдается очень редко, всегда случайно, особенно бумага и спички, офицеры же, наоборот, снабжаются папиросами хорошего сорта. Сахар тоже выдается нерегулярно, порция 6 золотников в день. Но даже хлебом они не особенно снабжают. В течение 22 дней, что я сидел при гауптвахте, только 3 дня выдавали по 3 фунта, и это потому, что в те дни совсем не было горячей пищи. Остальные дни по 1 фунту или по 1,5 фунта. Горячая пища выдается там не лучше, чем у нас, и всегда без крупы, очень часто без соли. Вот один из деникинских абсурдов. Штаб 2–го Дроздовского полка стоял на линии Льгов — Комаричи, а отдел снабжения 2–го Дроздовского полка в Смородню. Уж не знаю, чем это они объясняют. Я это объясняю тем, что их чиновники, и военные и гражданские, работают, не заботясь о деле. Собственная нажива, покой — вот о чем они заботятся. Причем взятка — одна из главных двигателей чиновников к повышению.

В этом... положение много хуже, чем при царском режиме. Во время нашего отступления из–под Комаричей в штаб 2–го Дроздовского полка ежедневно приводились пленные и перебежчики по нескольку человек, а то и несколько десятков. Их приводили всегда ободранными, почти голыми и босыми. Это уже как будто узаконенный обычай деникинской армии: раздевать и обирать всех попавшихся на фронте. Тут играет значение то, что деникинские солдаты вообще скверно одеты, гораздо хуже наших, но, конечно, и то, что мародерство впитывается в деникинскую армию, начиная от солдат и кончая офицерами» 404 .

404 Гражданская война на Украине. — Т. 2. — Киев, 1967. — С. 512–513.

Ему вторит и корниловец М.А. Критский:
«Солдатами 1–й корпус пополнялся главным образом из пленных красноармейцев, присылал пополнение и тыл. Но команды из тыла приходили почти раздетыми, и во многих запасных частях невозможно было выводить людей на занятия, так как они были босы и без шинелей.

В Курске один командир батареи умолял интенданта, приехавшего из штаба армии, выдать сапоги его солдатам.
— Ведь выпал снег, — говорил командир. — Как же мои люди на босу ногу могут работать при орудиях?

Командиру сапог не выдали, а через несколько дней, когда штаб его корпуса покидал Курск, тот же интендант просил штаб дать ему вагоны для погрузки нескольких тысяч пар обуви. [...] Общая уверенность, что от интенданта ничего не получишь, влекла за собой то, что полки старались обуться и одеться собственными силами. Захватывая у большевиков обозы и склады со всяким имуществом, полки не сдавали свою добычу, а возили ее с собой в обозах или загромождали ею железные дороги. Часть добычи «загонялась» в тылу. У офицеров появлялись большие деньги, начинались кутежи. Слишком соблазнительно было после непрестанных боев и походной жизни в грязи и холоде очутиться в светлых ресторанах, с музыкой, вином и женщинами. Скоро опять ехать на фронт, а тут — хоть день, да мой...» 405

405 Критский М.А. Указ. соч. С. 93–94.

Несколько характерных случаев в связи с этим приводит в своих воспоминаниях начальник штаба 1–го армейского корпуса генерального штаба генерал–майор Е.И. Доставалов, перешедший позднее на службу Советской власти: «Капитан Ходатский, офицер офицерской роты 3–го Марковского полка, рассказывал мне следующее: «Когда мы вошли в Курск, нам повезло, мы нашли большие склады кожи. Командир офицерской роты немедленно выставил вокруг складов наши караулы. Затем, оставив целыми замки и печати, мы проделали отверстие в стене и всю ночь возили на подводах товар из складов в помещение роты, и к утру три четверти помещений было забито кожами. Затем перед рассветом отверстие в стене было заделано, и склады с целыми замками и печатями были переданы прибывшим из штаба армии комиссиям. Четыре дня подряд в помещении роты шла торговля — продавали спекулянтам товар. Деньги делили на всех. После этого у офицеров появилась масса денег. Шла сильная игра и попойки, во время одной из них сильно избили за что–то ротного командира» ... Поручик Тилинин рассказывал мне другой трагикомический случай. В этом же Курске было захвачено три вагона сахару. Но часть, захватившая сахар, не успела выгрузить его из вагонов до прибытия комиссии, и комиссия, опечатав вагоны, приставила часовых и сама поместилась рядом. Все были страшно огорчены, но выручил один смелый и находчивый офицер. Между ним и начальником караула произошёл короткий разговор: «Дело плохо, надо устранить комиссию. Надёжны ли ваши люди?» «Совершенно, они моей роты». «Тогда необходимо, чтобы после первых же выстрелов, которые раздадутся ночью вблизи, они бежали. После этого я обстреляю вагон с комиссией. Если там кого–нибудь убьём, не беда». «Понял, будет сделано». С наступлением темноты затрещал пулемёт и стражи немедленно бежали. Затем, побросав чемоданы, бежали в полном составе члены комиссии, а к утру сахар исчез из вагонов, перейдя в собственность доблестной части. Председатель комиссии донёс, что ночью большевики сделали на станцию набег» 406 .

406 Доставалов Е.И. О белых и белом терроре // Российский архив. — Т. 6. — М., 1995. — С. 683–685; оценивая сообщения Доставалова, следует помнить о том, что отношения между ним и Тимановским всегда оставались довольно напряжёнными. К тому же, вернувшись позднее в Советскую России, Доставалов, должен был освещать деятельность бывших соратников соответствующим образом, отбирая для своих мемуаров преимущественно негативный материал.

Новые власти предпринимали энергичные усилия по упрочению своего положения и обеспечению тыла наступающей армии. Осуществляемые военными жёсткие меры приходились по нраву далеко не всем, даже из числа «буржуев». Подрядчик земельных балластных работ Курской железной дороги Макинс бежал из Курска уже на третий день по занятии его белыми. «20 сентября прибыли с юга два броневика с четырьмя платформами, заполненными солдатами, — вспоминал подрядчик, оказавшись у красных. — Прежде всего они собрали всех рабочих, заявив им, что работа должна производиться с восхода солнца и до его захода, т.е. тогда, когда уже нельзя будет производить путевых работ. В мастерской рабочий день объявлен с 6 часов утра до 6 вечера. Я участвовал в работе по расчистке путей. Режим установлен суровый, за работой никаких разговоров. На каждые 4 человека — по одному казаку с нагайкой. Малейшая оплошность и сразу же раздаётся свист нагайки. Били и за обращение «товарищ». В одном дворе со мной жили две бедные еврейские семьи. В одной шесть человек, в другой три. Все они были убиты, не пощадили даже детей. 22 сентября ко мне явился офицер и приказал поднять руки вверх. Он обыскал меня, нашёл удостоверение с советской печатью, взял из кошелька четыре тысячи керенок себе в карман, разорвал две тысячи советских денег и после этого ударил меня шашкой по голове. После этого я бежал» 407 . Сохранились и другие свидетельства о проводимых военными властями обысках и арестах, сопровождавшихся насилиями 408 .

407 Климачев С., Чарский Н. Курская область. — 1919 год. Курск, 1935. — С. 20. Можно предположить, что у подрядчика могли возникнуть и более серьёзные разногласия с новыми властями, наводившими строгий военный порядок, чем просто наличие в кармане советских ассигнаций. Не исключено, что перебравшись к красным, Макинс постарался сгустить краски при описании ужасов белого режима, чтобы выставить себя в более выгодном свете — не как неудачливого «буржуя», а как жертву политических и национальных гонений.

408 Следует отметить, что подобные явления вообще характерны для города, занятого воинскими частями, и красноармейцы, вернувшись в Курск, вели себя не менее грубо. Примером тому может служить жалоба старого партийца, большевика с подпольным стажем П.С. Козликова на имя председателя Губревкома П. Залуцкого. Он писал (орфография оригинала сохраняется): «В слободе Стрелецкой росставлены по квартирам части войск 7–й дивизии и хозяину дома, у которого я квартирую, поставили 4 сестры милосердия и 2 санитара. С первого дня они вели себя не весьма приятно по отношению к хозяйке квартиры, я же ни одного раза не смел вмешиваться в их дела, но вот вышел инцидент такого рода: 14 декабря 1919 г. я, как Вам и местной партии известно, был всегда честным рабочим и тружеником в партии с 1905 г. и по настоящее время остался тем же чем был. Я перенёс на своём жизненном пути во времена Романовщины разные гонения, как тюрьмы, ссылку и т. д. 14 декабря с. г. я был на заседании Губсовнархоза и после окончания заседания возвратился домой, где в это время произошла потрясающая картина над моей семьёй; один из санитаров 7–й дивизии, ворвавшись в мою комнату к моей семье начал забирать стулья и табуретку, моя жена только сказала этому типу: «товарищ, нельзя так делать нахально», он в ответ стал произносить ругательные слова, в роде сволочь, стерва и т.п., но когда моя жена была озлоблена и стала сопротивляться, не давая ему стул и табуретку, т.к. это всё, что составляет мою мебель, этот тип привёл немедленно двух вооружённых солдат, из которых один, под командой этого делопроизводителя канцелярии, скомандовал и один солдат ударил мою жену прикладом винтовки в грудь и такой же удар табуреткой по голове, а кроме этого угрожал ей: «застрелю сейчас же и вышвырну из квартиры всё достояние за дверь». Тогда хозяин дома стал говорить им, что мол «товарищи, вам плохо будет», то делопроизводитель также сказал: «Я таких Комиссаров и Коммунистов видел, вот товарищи белая банда, вот у нас на лицо где контрреволюция»... Моя жена много претерпела от белогвардейских банд. Сидела в подвалах 5 дней в одной кофточке [как] искали меня. А теперь от разных прикрыш. У нас тоже есть банды, как показали себя наши тыловые отдельные твари... Я не знаю, как дальше с моей семьёй будет, т.е. с женой, но пока этот случай сильно подействовал на ея нервную систему, особенно от удара винтовкой» (ГАКО. Ф. Р–2530. Оп. 1. Д. 26. Л. 66–66об).

Как правило, поводом к проведению таких обысков были доносы, получаемые контрразведкой. Характерная история произошла с И.А. Ворониным, бывшим помощником начальника караульной команды при вещевом складе на ст. Полевой. Отступая вместе с другими красноармейцами, он был перехвачен у ст. Букреевка разъездом белых, которые всех пленных «разули, раздели наголо», но отпустили по домам. Вернувшись в Курск, И.А. Воронин уже «на другой день пошол работать на станцию». Однако вскоре ему всё же припомнили службу в Красной армии: «мне пришлось идти на работу на ноч[ь] и на етот день пришли ко мне на квартиру отбирать вещи по доказу на меня, что я есть комунист и... решительно всё позабрали. Шинель, пальто и костюм, солдатския ботинки, 2 пары сапог, бельё, одеяло, простыни что есть всё решительно и моей супруги позабрали всё, даже и чужое, которое отдавали ей шить платье и одёжу и всё забрали и я сейчас остался даже не перемену нет белья, а доказал на меня наш квартирант» 409 .

Любопытно, что при проведении подобных обысков дело оканчивалось, как правило, лишь изъятием имущества, изредка арестом подозреваемого, хотя в целом ряде случаев контрразведчики действительно имели дело с настоящими коммунистами. Член РКП(б) В.А. Бочаров, проживавший в сл. Ямской, жаловался позднее органам советской власти на то, как он жестоко пострадал «от белых бандитов проклятых, гулявших во время нашего злонещастного неблагополучного отступления». Во время обыска у него отобрали «что называется до основания всю одёжу и обув[ь] и всё женино золото, денжонки несчастные и те забрали, но самое главное швейную машинку принесённого женой в приданное ножная No 1378914 фир. Зингер, за которою нет покою от жены» 410 .

409 ГАКО. Ф. Р–2503. Оп.1. Д. 30. Л. 22.
410 ГАКО. Ф. Р–2503. Оп.1. Д. 30. Л. 92. Интересно отметить наличие у коммуниста не только швейной машинки и «денжонок», но и золота.

Хуже пришлось жителю слободы Пушкарной Г.А. Разинькову. В своём заявлении о возмещении понесённого при белых ущерба он пишет: «Вскоре после занятия г. Курска белыми, контрразведкой их начались розыски коммунистов и ограбление их квартир, каковая участь постигла и мой дом... в который заходил мой брат, видный коммунист, ввиду чего мой дом подвергся тщательному обыску и так как при этом была найдена типографская машинка, то белые без зазрения совести брали положительно всё, что было не только в доме, но и вне его, а именно: почти всю обстановку, деньги 5 000 руб., одёжу мою и женину, лошадь с поводком и жеребёнком, 3 воза сена, 5 копен хлеба, столько же гречихи, 2 копны овса, 3 воза вики, после чего я с женой был арестован и посажен в тюрьму, где просидел около 2–х месяцев» 411 .

Тяжело пришлось семейству бежавшего комиссара С.Б. Казацкого. Спрятавший его поначалу в церковном подвале сторож Авилов уже на другой день попросил их покинуть убежище. После этого семья на время укрылась на сеновале соседа железнодорожного служащего Терентия Храмцова, а затем разошлась в разные концы города по знакомым. Исай Казацкий, его мать и сестра Аня направились к Аниной учительнице Юлии Александровне Чекановой, жившей на ул. Чикинской напротив летнего сада «Ливадия».

«В то тревожное время не всякий осмеливался скрывать у себя членов семьи коммуниста. Тем более приятной неожиданностью был для нас тёплый приём, оказанный хозяйкой... Юлия Александровна не скрывала, однако, своих опасений относительно подозрительных соседей и болтливой домработницы, которых надо было остерегаться. Главным же неудобством для неё была необходимость скрывать нас... от собственного мужа, бывшего царского чиновника судебного ведомства, а теперь служащего деникинской военной прокуратуры... Хозяйка устроила нас на чердаке, куда и сама поднималась незаметно, соблюдая меры предосторожности... В её обществе провели мы целый день. Вместе строили планы относительно отца и сестёр. Вместе с ней чутко прислушивались к отдалённым звукам бравурного марша и крикам «ура», долетавшим сюда с парада деникинцев, торжествовавших победу» 412 .

411 ГАКО. Ф. Р–2503. Оп. 1. Д. 30. Л. 88. Тем не менее, брат коммуниста, хранивший типографский станок, не был расстрелян и, похоже, был даже освобождён из тюрьмы ещё при белых.

412 Казацкий И.Б. Два месяца (рукопись). Л. 28–29. Любопытно, что скрывая Казацких от мужа, Ю.А. Чеканова не скрывал их от своего брата–офицера, бывшего военспеца Красной армии. Это был, согласно мемуаристу, «типичный представитель старой русской интеллигенции, выходец из низов, он ценой невероятных усилий получил в придачу к образованию военного инженера офицерский чин... Революцию он встретил, как торжество справедливости, и в числе немногих военспецов добросовестно служил Советской власти. Всё же постоянное общение с антисоветски настроенным шурином внушало ему мучительные сомнения в правильности избранного пути... Убеждённый, что поступает как истинно–русский патриот, он стал перебежчиком... В то время переход на сторону врага бывших царских офицеров, служивших в Красной армии, был массовым и обычным и белогвардейцы охотно принимали их к себе на службу» (Там же. Л. 30). История эта имела весьма показательный эпилог: «Лет через десять Юлия Александровна разыскала нас в Москве, куда она приехала ходатайствовать за мужа, арестованного Советскими органами. Она обратилась к Самуилу (работавшему тогда в Наркомфине) с просьбой подтвердить, что его мать, брат и сестра скрывались от преследований деникинцев в доме Чекановых. Зная, что Юл. Ал. скрывала нас не только от Контрразведки, но и от своего мужа, он отказал ей в этом» (Там же. Л. 31). Весьма показательный поступок для «кристально чистого человека и коммуниста», как называет свого старшего брата Исай Казацкий! Самому Самуилу Борисовичу оставалось жить ещё десять лет.

Спустя несколько дней семья Казацких вернулась в свою квартиру, где отец вернулся к портновскому ремеслу, обшивая офицеров. Квартиру периодически обыскивали, за ней было установлено наблюдение. Прошли обыски и аресты в домах, где жили знакомые Казацких — Гринтухи, Фризманы, Симоновы. Контрразведка полагала, что бежавший комиссар финансов укрыл где–то «награбленное золото». В конечном итоге Б.М. Казацкий был арестован. Но и после этого квартира продолжала подвергаться нежданным нашествиям:

«С облаком морозного пара первым врывается в дом громадный детина в белом полушубке. За ним вваливается второй, в короткой английской шинели и больших валенках, который едва переступив порог зажигает спичку и прикуривает. На секунду спичка в сложен-ых веером руках освещает папироску, зажатую тонкими губами, светлую холёную бородку и чёрно–красные корниловские погоны. Третий, в черкеске и лохматой папахе, тщательно закрывает за собой дверь и быстро проходит вперёд, направляясь в сторону кухни. Двое проходят в комнату... Стягивая тесный полушубок, первый мимоходом командует маме: «Ставь самовар!», другой не спеша расстёгивает шинель, зябко потирает замёрзшие руки и по–хозяйски поправляет коптящий фитилёк... Прервав тягостное молчание, мама решается, наконец, спросить, зачем они пришли так поздно и что им нужно от нас. «Как зачем? Чай пить пришли. Я же велел тебе ставить самовар»... Ссылаясь на позднее время, мама просит оставить нас в покое и прийти завтра, но они, не обращая на неё внимания, спокойно разворачивают свёртки с закуской и располагаются за столом, как у себя дома. Пока бандиты звучно жевали и насыщались, глотали горячий чай, мама незаметно проскочила во двор... Насытившись и рыгая, бандиты принялись расхаживать по квартире, освещая спичками каждый уголок... с усиленной энергией быстро и ловко шарить в шкафу и подушках, в надежде хоть чем– либо поживиться. За этим занятием застала их мама, вернувшаяся в сопровождении двух стражников из деникинской полиции... «Кто такие? В чём дело?» — развязно спрашивает один из грабителей, в то время как другой спокойно продолжал рыться в шкафу. «Так что мы от господина пристава. Приказано узнать, что требуется их высокоблагородиям». «Вот как? Жаловаться?.. Ступайте, братцы, обратно. Скажите, что господа офицеры прибыли с фронта, зашли чайку попить. Думали, что попали к своим, к русским людям, а тут видите, жиды, сопротивляются, жаловаться бегают»... Стражники ушли, а бандиты, угрожая оружием, поспешно приступили к вымогательству: «Ну, живо, не задерживай! Давай деньги! Давай ценности!»... Неожиданно вновь появились те же стражники, но уже вооружённые винтовками, с категорическим приказом пристава: «Господам офицерам ночью не беспокоить жителей... возле управления стражи». Великодушие, проявленное к нам деникинской администрацией, и смысл приказа пристава поняли бандиты без пояснений — им попросту рекомендовали уйти в другое место, куда–нибудь подальше от городской стражи» 413 .

413 Казацкий И.Б. Два месяца (рукопись). Л. 57–60. Чтобы избавиться от ночных налётов, семья берёт на постой офицера–чеченца прапорщика Пшизова: «Проживая у нас, Пшизов, как правоверный мусульманин, твёрдо придерживался закона гостеприимства: сам не обижал и другим не давал нас в обиду... Пшизов часто зазывал меня в свою комнатку, поил чаем с леденцами и даже разрешил играть кинжалом и шашкой. О себе он рассказал, что жил в Грозном, где научился русскому языку, и что его старший брат Мосса, работавший на нефтепромыслах, сражается теперь на стороне красных в кавалерии Будённого» (Там же. Л. 60).

Жертвой системы «самоснабжения», завуалированной под обыски, могли стать отнюдь не только одни коммунисты. Об этом свидетельствует трагикомическая история, произошедшая с домочадцами А.Л. Ратиева:
«Возвратившись домой, узнаю, что у нас в доме был обыск.
— По чьему распоряжению? Кто они и что искали?
— Сперва сказали нам, что ищут укрытое оружие. Прошли по комнатам, осмотрели их, спросили, кто живёт, чем занимается, кто мужчины. Было их трое, и все такие молодые, почти мальчики.

Кто их послал — спросить не догадались. Просто неловко было. Открыл один из них комод, начал бельё перебирать, как раз у вас в мужской комнате. Увидел твой свитер, отложил в сторону, потом снова в руках его помял. Другой начал рубашку рассматривать, и все трое один около другого топчутся, а сказать ничего не решаются.
— Не выдержала я, — рассказывает Соня. — Мальчики, — говорю им, — оружия у нас не найдёте, а если что надо вам, что взять хотите, лучше скажите прямо, сами вам дадим с радостью.

Надо было видеть, как они вдруг смутились. Один другого толкают:
— Серёжка, Ванька, оставьте, идём дальше! — торопит их повидимому инициатор, — нечего тут канителиться.

А у самых дверей, у выхода, останавливает их Вера, спрашивает:
— Скажите, мальчики, вы не голодны, а то, может быть, чаем вас угостить?
— А у вас чай с чем, — не выдержав, спрашивает самый моложавый из них, — с вареньем?
— Нет, варенья, к сожалению, у нас давно нет, а вот коржичками угостить можем.

Без дальних слов вся компания налётчиков садится за стол и отдаёт дань и чаю, и коржикам, и своему молодому аппетиту. После чая, чудесно преобразившись в настоящих благовоспитанных мальчиков, все трое, чинно поблагодарив за угощение и извинившись за беспокойство, ничего не взяв из вещей, уходят. Очевидно, это был их первый, не совсем удачный дебют. Остатки мирного семейного бытия ещё не успели их покинуть. Надолго ли?» 414

Однако режим, установленный белыми, несмотря на «самоснабжение», несмотря на все ограничительные постановления военных и гражданских властей, отнюдь не представлял собой сплошного царства террора. Город жил своей повседневной жизнью. Уже на второй день после смены власти «открылись магазины, базар наполнился продуктами и жизнь забила ключом» 415 . Вначале большая часть торговцев была приезжими из южных губерний, но к началу октября их стали вытеснять местные купцы. Цены на большинство продуктов долгое время держались стабильными 416 . Однако тут возникали новые проблемы. «Продуктов на рынке было теперь в изобилии — с Украины белые привезли обозы с мукой, зерном, овощами, — вспоминает М.В. Стрелкова (Баранищева). — Но купить всё можно было лишь на «николаевские» рубли или за золото. Ни того, ни другого дома у нас после похорон отца не осталось. Мать, мел414 Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 335. кая торговка, ходила по соседям, меняла вещи. А часто просто выпрашивала на прожитье. И таких бедолаг в Ямской было немало... Моя мать и соседки, так много ругавшие советскую власть, присмирели. Теперь они потихоньку проклинали белых даже сильнее, чем красных. Говорили о том, что дождались ещё худших времен, что не тех они ожидали для восстановления порядка в городе» 417 .

415 Серафим, архиепископ. Одигитрия Русского зарубежья // Курские епархиальные ведомости. — 1995. — No 7–8 (55–56). — С. 5.

416 Курские вести. 1919. 3 октября.

417 Курский край. Альманах No 1. Сполохи Гражданской войны. — Курск, 1998. — С. 55.

Под иным углом зрения оценивает перемены А.Л. Ратиев: «На второй день после занятия Курска в пекарнях в изобилии появился хлеб — и ржаной, и белый, а на рынке мясо, овощи, молоко, яйца. Удивляет другое: какая сложная, безотказно действующая система должна была существовать, чтобы полностью в течение целого года изолировать город от окружающего изобилия» 418 .

418 Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 344.

Как и в мирное время, в городе работали кинотеатры: в «Мире» шла американская картина «Туннель», в театре «Чары» давали «Ледяное сердце» в сопровождении струнного оркестра; открывались ресторан–кафе и кондитерская в доме Левашкевича на Московской («лучшая кухня, первоклассный буфет»), гостиница «Древняя Русь» на углу Херсонской и Ендовищенской («первоклассный ресторан, образцовая кухня и кабинеты»). В городе выходили газеты, издаваемые видными журналистами Б.А. Сувориным («Вечернее время») и В.В. Шульгиным («Россия»).

Вместе с приметами прежней жизни вернулось в город даже старое время — петроградское вместо введённого большевиками московского. Именно с 10 по 12 часов петроградского времени принимал по делам службы в штабе 1–го Армейского корпуса в здании Дворянского собрания генерал А.П. Кутепов, как о том говорилось в газетном объявлении.

Начались работы по разборке укреплений, возведённых красными на подступах к городу. Приказ об этом был издан 16 (29) сентября. Зарывать окопы и разбирать проволочные заграждения на «Южной Курской позиции» должен был дорожный отряд инженера Уейского. Было также предложено привлечь к этому крестьян окрестных сёл (Зорино и Тарусовка (Панино) Рышковской волости, Амосово Рождественской волости). Подразумевалось, что «полученный от разборки сети и блиндажей материал» будет безвозмездно передан крестьянам в качестве награды за их труды. Однако материал начали свозить в волостные правления, и крестьяне, утеряв интерес, перестали являться на работы. Тем временем начались дожди, и военные вынуждены были обратиться к начальнику Курского уезда с просьбой «привлечения крестьян указанных волостей для возможно скорейшей ликвидации большевистских окопов» 419 .

419 ГАКО. Ф. Р–1010. Оп. 1. Д. 155. Л. 66–67.

В Курске, как в других занятых белыми городах, принимались меры к пополнению поредевших частей Добрармии. Очевидцы вспоминают, что «в Курске, не в пример Харькову, в Добровольческую армию записывались горожане» 420 , некоторых из которых ожидала гибель уже в ближайшем будущем. Так, уже 23 сентября в бою под Воробьёвкой погиб вольноопределяющийся Игорь Данилевский, конный разведчик 1–го ударного Корниловского полка, проживавший в Курске у Московских ворот на Подвальной, 6. Останки его были доставлены в город и торжественно погребены 25 октября на Никитском кладбище 421 .

420 Критский М.А. Указ. соч. С. 92.

421 Курские вести, 1919, 12 (25) октября. (Подвальная — с 1925 г. ул. Павлова).

О подобном случае сохранились воспоминания и самого А.П. Кутепова: «Когда мы заняли Курск, многие приходили и записывались в части. Был большой подъем. В Корниловский полк пришел мальчик, гимназист лет 15, и настоял, чтобы его приняли. Вскоре он был убит... Мы уже отступали, когда ко мне пришел незнакомый старик, весь заплаканный, и молча подал мне книгу. «Что это?» — спросил я. «Пришли вы к нам в Курск, и ушел с вами мой мальчик. А уходя из дому, он попросил мать, чтобы, если его убьют, она отдала эту книгу генералу Кутепову... И вот я вам принес, исполняя его волю. Это первая книга, которую ему подарила мать...» Я принял подарок. Открыл книгу — это были рассказы о походах и подвигах Суворова...» 422

422 Критский М.А. Указ. соч. С. 48.

О пополнении частей кадровыми военными свидетельствуют и воспоминания корниловца М.А. Критского: «Пополнялся и офицерский состав. Офицеры или перебегали из Красной армии, или же сдавались во время боев при всяком удобном случае. Охотно шли к добровольцам на регистрацию и те офицеры, которые все время скрывались от большевиков. Всех таких офицеров добровольцы называли «трофеями». Эти «трофеи» являлись в Белую армию смущенными, но с искренним желанием искупить свои вольные или невольные грехи перед нею. Это настроение бывших офицеров быстро угасало. По распоряжению высшего начальства, они должны были проходить через реабилитационные комиссии.

— А там, — говорили офицеры, — нас встречали мордой об стол. Дожидаясь для реабилитации своей очереди по два, по три месяца, офицеры сидели в больших городах без жалования и сильно нуждались. Им приходилось заниматься спекуляций или пристраиваться в тылу.

Штаб генерала Кутепова с перебежавшими или пленными офицерами поступал так. После краткого опроса офицеру предлагали на выбор любой полк 1–го корпуса. В этом полку офицера зачисляли в офицерскую роту, где во время боев и происходила его реабилитация. Такие офицерские роты были гордостью полков» 423 .

Каким образом подчас встречались подобные «трофеи» иными офицерами, ярко отражено в воспоминаниях А.Л. Ратиева, который сам некоторое время был вынужден служить в рядах Красной армии.

«В дверях комендатуры появляется новая фигура военного. Слышна команда: «Бывшие офицеры, стройся!» Человек 50 выходят на середину улицы, и постепенно их шеренга вытягивается вдоль трамвайных рельс. «А ну, большевички, подтянись!» — поощряет молодой командир офицеров. «Стать, как полагается в строю! Тебе говорю, растяпа, слышишь», — обращается он на «ты» к одному из них и тыкает ему в грудь стеком, который держит в руке. Офицер взволнованно пытается что–то ему объяснить, но этот тип из комендатуры его обрывает и кричит на всю улицу: «Разговаривать в строю! Если ещё слово услышу, изменники, большевики, выпороть прикажу, публично!» 424

423 Там же. С. 92–93.

424 Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 333–334.

При столь подозрительном и порой пренебрежительном отношении к «бывшим красным» белые охотно принимали добровольцев из числа молодёжи. В Курске был сформирован 3–й офицерский генерала Маркова полк, а куряне–добровольцы пополнили ряды 1–го и 2–го Марковских полков 425 . Кроме того, 5 (18) октября < приказом командира 1–го Армейского корпуса No 283 была объявлена мобилизация офицеров в возрасте до 50 лет и «лиц, занимающихся хлебопашеством» 1895–1898 гг. рождения 426 . Были в Курске восстановлены и ячейки бывших полков Императорской армии — 173–го Каменецкого и 174–го Роменского. Со временем они должны были стать ядром для полного воссоздания этих полков 427 . Однако не стоит и преувеличивать энтузиазма курян. Леонид Иванов (архиепископ Серафим) вспоминал, что «на мобилизацию откликнулось мало не только солдат, но и офицеров, которых в Курске, говорят, оставалось до 5 000. Только зелёная молодёжь вступила в ряды белых бойцов» 428 . Из этой «зелёной молодёжи», из курских гимназистов, была сформирована пулемётная команда подпоручика С.А. Сергеева в составе 3–й батареи артиллерийской генерала Маркова бригады 429 . Около 20 молодых курян, в том числе и А.Л. Ратиев, пополнили ряды команды конных разведчиков поручика Слюза 1–й запасной батареи 1–й Марковской артиллерийской бригады под командованием капитана Масленникова 430 . p>425 «По взятии Курска туда сразу же из Харькова переехали все части 2–го полка и сразу же получили большое пополнение как офицерами, так и солдатами... Ещё в начале июня в Купянске было объявлено о формировании не только 2–го, но и 3–го полка... 12 (25) сентября, когда формирование было перенесено в Курск, полк получил большое пополнение мобилизованными и пленными офицерами и солдатами... Кадр полка непрерывно пополнялся возвращающимися по выздоровлению от ран и болезней марковцами... Штаб полка был как–то мало чем связанной с полком единицей. В нём шла своя жизнь, отдалённая от готовящегося к боям полка. Один из чинов штаба, поручик, полуинвалид, доброволец–второпоходник, за совершённое им преступление был по приказанию генерала Кутепова расстрелян... В конце сентября полк смотрел генерал Кутепов. Внешний вид был блестящий. Но красоты недостаточно для боя: нужны были пулемёты не на двуколах казённого образца, а на любых тачанках, подводах. Совершенно отсутствовала хотя бы маленькая команда ординарцев–разведчиков» (Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию — Т. II. — Париж, 1964. — С. 99, 115–117).

426 Явка призывных 1918–1919 гг. рождения была назначена на 15 (28) октября, 1916–1917 гг. рождения — на 16 (29) октября, 1913–1915 гг. рождения — на 17 (30) октября (ГАКО. Ф. Р–1010. Оп. 1. Д. 152. Л. 7).

427 Цветков В.Ж. Добровольческая армия в Центрально–Чернозёмном районе (сентябрь–октябрь 1919 г.) //Армия в истории России. — Курск, 1997. — С. 82–84.

428 Серафим, архиепископ. Одигитрия Русского зарубежья // Курские епархиальные ведомости. — 1995. — No 7–8 (55–56). — С. 6.

429 Ларионов В.А. Последние юнкера. — М. 1995. — С. 157.

430 Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 341.

Подобная работа проводилась и в других уездах губернии. Например, согласно отзывам новооскольского чекиста З.Т. Ерёмина, «великомихайловские люди — плохие люди, [они] организовали целый полк добровольцев, которые перешли на сторону Деникина... во время пребывания здесь белых михайловские люди организовали полк и устроили митинг. Торговец Бондарев с двумя своими сыновьями организовал этот митинг и призывал всех людей поступать добровольно к белым. По его призыву организовалось примерно с полк людей и ушло добровольно к белым» 431 .

Дело не ограничивалось набором добровольцев. Уже упоминав- шийся красный разведчик Кернер в своём ценном докладе сообщает и о системе комплектования пополнений у белых:

«1. Мобилизация, особенно по деревням, решительно не уда- лась нигде, к призыву являлся ничтожный процент, большей частью больные, но и их забирали, и те дезертировали при первой возможности.

2. Как велико дезертирство, свидетельствует то обстоятельство, что по деревням, самым небольшим, 200–300 дезертиров. Это обычное явление. Специальные отряды ходят по деревням в поисках дезертиров. Забирают отцов и подвергают порке шомполами за сыновей. Пойманных дезертиров обычно порят шомполами, но бывает и расстрел, если близко к фронту. Это рядовые дезертиры.

3. А то есть еще офицеры дезертиры. Все большие города кишмя–кишат офицерами–дезертирами, средними, а то и более высшими чинами. Особенно Харьков и Ростов, которые так [и] называются офицерскими богадельнями. Настроение там со времени отступления из–под Комаричей крайне угнетенно, причем, по моим наблюдениям, офицеры более панически настроены, чем солдаты.

Обучение и выправка солдат — все это копия царского строя. Мне случайно привелось видеть, как обучалась маршевая рота, которая должна была через несколько дней идти на фронт. Все царские замашки офицеров, вплоть до толчков по животу, чтобы не выпячивались, и ударов по рукам, чтобы не торчали, и т.п., целиком сохранились. Солдат должен стоять перед начальством, как палка. Новое здесь только упоминание на каждом шагу, что здесь не красные бандиты. Занятия в маршевых ротах вообще, где почти все пленные красноармейцы или перебежчики, самые тяжелые, и доводят их подчас до белого каления (7–8 часов в сутки занятия)» 432 .

431 ГАКО. Ф. 3139. Оп.1. Д. 27. Л. 19–20.

432 Гражданская война на Украине. — Т. 2. — Киев, 1967. — С. 512.

Многие в городе с радостью встречали известия о новых победах Белой армии. Так, 1 (14) октября во время литургии, которую служил в Знаменском соборе епископ Феофан в честь праздника Покрова Пресвятой Богородицы, пришла весть о взятии Орла. На Красную площадь начало стекаться духовенство и горожане. По окончании службы тут же «при огромном стечении народа был отслужен благодарственный молебен с многолетием Русскому Христолюбивому воинству и его вождям». Сюда прибыли представители власти во главе с губернатором князем А.А. Римским– Корсаковым. Толпа, во главе с епископом Феофаном, неся икону Знамения Божьей Матери, обошла крестным ходом все церкви городского центра 433 . Газеты разносили по городу воодушевляющие слухи: «Под натиском доблестных корниловцев красные в панике отходят к Москве. Генерал Май–Маевский заверил, что Рождество Добровольческая армия будет праздновать в Москве. Открыта запись добровольцев в кавалерийский полк имени императрицы Елизаветы. Генерал Юденич занял Петроград. Совнарком бежал в Вологду» 434 .

433 Курские вести. 1919. 3 октября.

434 Климачев С., Чарский Н. Курская область. — 1919 год. Курск, 1935. — С. 19.

Однако «короткий душевный подъём вскоре сменился какой– то апатией. Куряне стали уходить в свои норы, в успех Белого движения не хотели верить» 435 . Как вспоминал В.А. Ларионов, «Курск не походил на Ростов и Новочеркасск. В городе ощущался микроб «советчины» и морального разложения. Страшной заразой были занесены в добровольческие ряды пьянство и кокаин, распространённые среди советских комиссаров. Устраивались вечера с употреблением кокаина при участии курских девушек. В большом зале бывшего «Дворянского собрания», с погружёнными в темноту гостиными, часто бывали балы. Офицеры, находившиеся в Курске, уже не дали боевого элемента в ряды добровольческих полков» 436 .

435 Серафим, архиепископ. Одигитрия Русского зарубежья // Курские епархиальные ведомости. — 1995. — No 7–8 (55–56). — С.6.

436 Ларионов В.А. Последние юнкера. — М. 1995. — С. 149.

Настроение мирных обывателей хорошо показывает содер- жание одной из бесед между офицерами Марковского полка и горожанами из числа интеллигенции: «В Курске, в семье доктора; все почтенного возраста; рады освобождению; не знают, как благодарить. И в другой культурной же семье, где молодёжь была на красной службе в разных учреждениях, беспокойство. Разговор не вяжется. Конечно, говорят о тяжёлой жизни, а один из членов семьи передал то, что было сказано бывшим генералом, красным начдивом, стоявшим у них на квартире: «Все тяжести жизни в наше время вызваны гражданской войной, и только по окончании её жизнь может войти в норму». Но что же в сущности сказал генерал? Как поняли его эти люди? Он ушёл с красными, следовательно... «Жизнь войдёт в норму лишь с победой белых, и эта победа принесёт и конец войны», — заявили марковцы. Семья молчала» 437 .

437 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию. — Т. II. — Париж, 1964. — С. 112. Почти дословно подобный разговор повторился в одной из деревень под Щиграми между офицерами и учителем народной школы. Учитель «энергично и твёрдо» заявил, что большевики «школу и тем более народное образование не ломают, а проводят улучшения... Единственное, что может помешать школьному делу, это междуусобная война. Вообще, она расстроила жизнь всему народу». Было понятно, что виновниками всех бедствий он считает именно белых. Единственное, что могли противопоставить этой убеждённости марковцы, так это заявление: «с войной, ведь, нам–то надо примириться, так как один из тех, кто предсказывал «бурю», висит у вас на стене (М. Горький), а другие вели к ней (Чернышевский, Белинский...)». Учитель больше не отвечал. Офицеры стали болтать с его женой. Морально тяжело чувствовали они себя у этого народного учителя» 438 .

Политическая пропаганда вообще не была сильным местом в деятельности Добрармии. Секретный агент КП(б)У тов. Кернер со знанием дела отмечал в своём докладе: «Есть там еще «отдел пропаганды». Но пропаганды никакой нет. Они [сотрудники отдела] вообще не способны ни на что. Их не хватает даже на то, чтобы распространить свои газеты на фронте. Там решительно нет газет. 2–3 бездарные картины о страшном суде над большевиками и о герой- ской доблести Добровольческой армии висят в штабных вагонах, где сидят офицеры. Вот и весь «отдел пропаганды» 439 .

Слабость белой наглядной агитации в сравнении с «динамично исполненными» советскими плакатами отмечает и А.Л. Ратиев. Маловыразительные и одноцветные портреты Деникина и Колчака не привлекали никакого внимания прохожих. Относительной популярностью пользовался лишь плакат с ярким изображением Троцкого в виде «красного Мефистофеля» с окровавленными руками: «к плакату подходят, иногда улыбаются, иногда одобряют: «А здорово это «они» его расписали — точно кровью напился, дьявол!» — и идут дальше» 440 .

438 Там же. С. 113.

439 Гражданская война на Украине. — Т. 2. — Киев, 1967. — С. 513–514.

440 Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 339.

Нельзя отнести к успехам белой пропаганды и попытку «разоблачения красного террора», когда в витринах магазинов были выставлены «мутные фотографии изуродованных трупов, якобы обнаруженных в развалинах сгоревшего дома Губчека на Херсонской улице». По утверждению И.Б. Казацкого, это якобы оказались на самом деле любительские снимки жертв харьковской контрразведки. Их, вроде бы, опознали некие «приезжие из Харькова, где раньше были выставлены эти самые фотографии с той разницей, что там их называли «жертвами Харьковской чрезвычайки» 441 .

441 Казацкий И.Б. Два месяца (рукопись). Л. 68.

Более успешно с агитационной точки зрения прошла церемония захоронения жертв красного террора. Некоторые участники шествия даже попытались вломиться в тюрьму у Московских ворот, чтобы расправиться с арестованными коммунистами 442 .

442 Согласно тенденциозному описанию И.Б. Казацкого, это выглядело следующим образом: «Ясным солнечным днём улицы огласились церковным пением архиерейского хора, сменяемым медноголосым рёвом духового оркестра. Медленно плыла похоронная процессия, возглавляемая колонной священников и певчих, сверкающих позолотой риз парадного облачения. Вслед за ними шагали покрытые траурными попонами лошади, запряжённые парами в пышные катафалки, на которых возвышались наглухо заколоченные некрашеные гробы. Сияние труб оркестра, цокот копыт почётного эскорта кавалерии, мерное покачивание чадящих кадильниц в руках священников. Словом, здесь было всё, что положено для похоронного шествия высшего разряда. Не было лишь «убитых горем» родных и близких, которых заменяла... буйная ватага подвыпивших хулиганов... Поравнявшись с тюрьмой, толпа хулиганов с криками и свистом ринулась к тяжёлым воротам, пытаясь ворваться в тюрьму и учинить самосуд над заключёнными. Арестованные принялись барабанить в двери камер... Перепуганные солдаты тюремной охраны открыли стрельбу, предусмотренную уставом... и трусливые хулиганы в панике разбежались» (Казацкий И.Б. Два ме- сяца (рукопись). Л. 67).

В одном из батальонов формируемого 3–го Марковского полка командир на первом же занятии счёл необходимым провести с офицерами беседу, в ходе которой примерами из полковой истории старался пробудить в них сознание долга, «который они, офицеры, теперь призваны и обязаны выполнять». Речь его наглядно продемонстрировала всю слабость пропагандистского мастерства белых. «Господа офицеры! — говорил он. — Мы ведём борьбу с большевиками и не мне объяснять, почему и зачем. Вы лучше меня знаете, что такое большевизм, коммунизм, рабоче–крестьянская власть, «вся власть Советам» и так далее. Вы испытали их! О борьбе могу одно сказать — она должна быть доведена до полной победы. Нас, как армию, должно интересовать, как вести эту борьбу, как достичь победы. Вы знаете, как она ведётся с конца 1917 г. Вы знали, читали, о гибели Корнилова, Маркова, Дроздовского, о смерти Алексеева; читали и о победах красных армий и прочее. Но, тем не менее, вот, мы здесь, в Курске. Дело в том, что, как сказал наш шеф, генерал Марков: «И с малыми силами можно делать большие дела», и Добровольческая армия их делала». Однако, когда было предложено задавать вопросы, выяснилось, что новички «не могут постичь высоты духа старых добровольцев». Они скептически выражали уверенность в том, что многочисленной Красной армии может успешно противодействовать лишь такая же мощная сила. Командир завершил дискуссию, заявив: «Господа! От нас требуется решительно победить в себе все колебания и страхи. От офицеров — без всякого снисхождения!» 443 Подобный вывод вряд ли сильно воодушевил большинство его слушателей.

443 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию. — Т. II. — Париж, 1964. — С. 117.

Чувство обречённости явственно просматривается и в статье капитана 1–го Марковского полка Л.П. Большакова, опубликованной в начале октября в курской газете «Россия» — «Те, кто красиво умирают». В ней обрисован романтический образ «томных марковцев», которые «совершают обряд служения неведомой прекрасной Даме — той, чей поцелуй неизбежен, чьи тонкие пальцы рано или поздно коснутся бьющегося сердца, чьё имя — смерть... Смерть не страшна. Смерть не безобразна. Она — прекрасная Дама, которой посвящено служение и которой должен быть достоин рыцарь. И марковцы достойны своей Дамы: они умирают красиво» 444 . В постскриптуме к статье редакция сообщала, что автор её теперь «уже один из тех, «которые сумели красиво умереть» — капитан Большаков погиб ещё 14 августа в бою под Корочей, застрелившись, чтобы не попасть в плен. Поэтизация «красивой смерти» и героика поражения резко отличались от грубой жизнеутверждающей силы красной пропаганды, призывавшей не рыцарски пасть на поле брани, а поскорее разгромить злобного врага, мешающего строить новую, лучшую жизнь.

444 Россия. 1919. 10 октября.

С фронтов приходили не только победные сводки, но и вести о тяжёлых боях и потерях. Так, 23 октября (5 ноября) в Знаменском соборе состоялась панихида по павшим в бою под Чернавой поручике Б.А. Плотникове и подпоручике С.А. Сергееве — храбром командире курских пулемётчиков–гимназистов 445 . Как вспоминает Л.Г. Иванов (архиепископ Серафим), «уже в середине октября генерал Кутепов дал понять епископу Феофану... что Курск может быть временно оставлен Добрармией, и предложил ему выехать на юг, обещав предоставить перевозочные средства для него и желающего духовенства» 446 . Посовещавшись с духовенством, епископ принял предложение генерала, и утром 31 октября (14 ноября) знаменитая икона покинула Знаменский собор. Зима в тот год наступила рано. Монахи тронулись в путь на санях и сразу же попали в сильнейшую метель: «Идти было очень тяжело. На санях сидел только держащий икону, все остальные должны были идти пешком, ибо лошади едва могли тянуть сани с вещами». Икону доставили в Обоянь, оттуда — в Белгород, Таганрог, Ростов, Новороссийск...

445 Россия. 1919. 23 октября; подробности гибели обоих офицеров см.: Ларионов В.А. Последние юнкера. — М. 1995. — С. 159, 163–164.

446 Серафим, архиепископ. Одигитрия Русского зарубежья // Курские епархиальные ведомости. — 1995. — No 7–8 (55–56). — С. 6.

Белый террор. Общим местом во всех описаниях белого режима в Курске всегда был рассказ об ужасах «кровавого деникинского террора», начало которому положил еврейский погром 20 сентября: «Через час после занятия города белыми, Ендовищенская и Сосновская улицы, в которых проживало большинство еврейского населения, огласились воплями, призывами о помощи, звоном разбиваемых стёкол. На улицах собирались толпы. Обычно останавливали «подозрительных» по виду людей. Кто–нибудь называл задержанного «комиссаром». Конвоиры отводили таких к коменданту, поместившемуся в бывшей гостинице «Грот». Через несколько минут их вновь уводили за Московские ворота [в тюрьму]» 447 .

Не обошлось и без жертв. При погроме был забит до смерти 16– летний профсоюзный активист комсомолец Иосиф Брахман, живший на улице Красная Линия. Его старший брат–коммунист, Михаил, был директором обувной фабрики и успел эвакуироваться 448 .

Очевидцем описываемых событий невольно стал Александр Ратиев. На углу Херсонской и Ендовищенской улиц его внимание привлекли крики о помощи, которые издавал, высунувшись из окна, «старик с настоящими пейсами». На недоуменный вопрос Ратиева старик отвечал, «не переставая кричать на всю улицу»:

«Да разве они имеют право? Совесть имеют? Мы же их так ждали, так надеялись, а они среди дня в комоды лезут, шкафы открывают. Всё бельё позабрали и моё, и сына. Мы их по–хорошему просим: «Приятели дорогие, ничего не трогайте, не берите, мы же с вами, мы же свои». Даже угостить их хотели. Вот вам наше честное слово! Давно самогон для них припасли. А они своё: «Благодари своего Иегову, что живым тебя оставляем и Розочку твою не тронули». Это же, господин хороший, настоящий разбой, как тогда, при погромах» 449 .

447 Климачев С., Чарский Н. Курская область. 1919 год. — Курск, 1935. — С. 18.

448 Казацкий И.Б. Два месяца (рукопись). Л. 15–17. Вполне вероятно, что с Брахманом свели счёты его соседи из Казацкой слободы. Дело в том, что согласно поручению профсоюза молодой комсомолец занимался проверкой условий труда малолетних учеников в частных мастерских. «Результаты его общественной работы оказались настолько эффективны, что... вскоре неграмотные хозяйчики стали побаиваться своих учеников–грамотеев, которые разоблачали в печати подпольных поставщиков и потребителей ворованного хрома и подошвенной кожи. Всё это происходило не без влияния и личного участия «самого» товарища Брахмана» (Там же. Л. 16).

449 Курские дни князя Саши Ратиева / сост. Ю.В. Донченко. — Курск, 2007. — С. 329.

Пройдя чуть дальше, А.Л. Ратиев едва сам не превратился из очевидца в жертву погрома, столкнувшись с двумя солдатами. Явно приняв потомка грузинских князей за еврея и позарившись на хорошие сапоги, они попытались схватить его. Положение спас спутник Ратиева, Д.П. Ильинский, который решительно вмешался, назвал фамилию и титул своего товарища и предложил немедленно пройти в комендатуру.

Следует, однако, отметить, что командование 1–го армейского корпуса в лице генерала А.П. Кутепова старалось решительно пресекать подобные эксцессы. Известно высказывание Кутепова о том, что «сегодня громят евреев, а завтра те же лица будут громить кого угодно». В интервью репортёру газеты «Руль» Кутепов говорил: «Чтобы искоренить антисемитизм, мне приходилось прибегать к серьёзным мерам. По моему приказанию изымались из обращения погромные листки, антисемитские издания и брошюры. Кто знаком с моей деятельностью, тот хорошо знает, что там, где был я, погромов никогда не было... В Ростове несколько офицеров и солдат стали грабить еврейский квартал, они, по моему приказанию, были повешены» 450 . Судя по всему, произошедший в Курске погром связан с состоянием общей неразберихи, сопровождавшей момент смены власти в городе. Более подобных инцидентов здесь не отмечено.

Опустевшая было тюрьма вновь быстро наполнялась. Уже в первые три дня в городе было арестовано до 500 человек 451 . Следует, однако, отметить, что большинство арестованных уже в ближайшее время было освобождено согласно личному распоряжению Н.С. Тимановского 452 . Среди таких освобождённых находился, например, И.Я. Левит, бывший командир заградотряда и боец 2–й отдельной бригады Курского укрепрайона (проживал в доме Новикова на ул. Раздельной, 27). Он был арестован 19 октября «как коммунист и агитатор», но уже 13 ноября освобождён за отсутствием каких–либо улик (документы его были предусмотрительно сожжены его матерью при вступлении в город белых) 453 . Коммунистку со стажем А.Н. Чурсанову, которая заведовала губернским отделом социального обеспечения, согласно рассказу её дочери, удалось спасти, передав ей в тюрьму нательный крестик: «этого атрибута, обязательного для верующих, по мнению белогвардейцев, не могло быть у большевиков» 454 .

450 Критский М.А. Указ. соч. С. 84.

451 С возвращением Советской власти в городе началось ответное преследование лиц, обвиняемых в «пособничестве белогвардейцам», «выдаче коммунистов», «грабеже семей коммунистов» и т.п. В фонде губревкома (ГАКО) сохранились решения Коллегии ГубЧК за период 27 декабря 1919 г. — 6 января 1920 г. Рассматривалось 67 дел, из которых 31 относилось к интересующей нас категории. В результате 19 человек было освобождено «за отсутствием состава преступле- ния», дела 2 человек переданы в Губсовнарсуд, дела 5 человек переданы в Губревтрибунал, 1 дело отправлено на доследование, а 4 человека приговорены к «высшей мере наказания», причём трое из них — с конфискацией имущества. Этими расстрелянными были: Рудаков Филипп Васильевич, владелец усадьбы, 46 лет, уроженец с. Дьяконово, техник–подрядчик по устройству артезианских колодцев; Каноров Николай Иванович, уроженец Мирополья, 45 лет, бывший судья, ранее управляющий хлебопродажным отделом Курского губпродкома; Рудинский Моисей Дионисович, 69 лет, бывший статский советник, судья окружного суда, ранее служащий Курского артиллерийского склада; Ходочинский Бронислав, 25 лет, уроженец д. Блонь Игуменского уезда Минской губернии, служивший в управлении МКВЖД и юристом в Курском госконтроле (ГАКО. Ф. Р–2530. Оп. 1. Д. 7. Л. 154–155, 174–177 об). В полном объёме число курян, пострадавших за сотрудничество с белыми, пока неизвестно.

452 За данные сведения автор приносит благодарность В.В. Ракову.

453 ГАКО. Ф. Р–2530. Оп. 1. Д. 7. Л. 16–16об. С приходом красных И.Я. Левит был арестован «по подозрению в шпионаже и дезертирстве» и вынужден оправдываться перед Особым отделом 9–й дивизии.

454 Манжосов А.Н., Матвеенко М.Н. Террор белых в Курской губернии // Курский край. Сполохи Гражданской войны. Альманах No 1. — Курск, 1998. — С. 43; в 1937 г. уже никакой крестик не спас Анну Николаевну Чурсанову от рук товарищей по партии.
Иногда репрессии принимали и вовсе трагикомический облик. Согласно воспоминаниям И.Д. Михалевского (позднее секретаря Курского укома и горкома), его семья при белых «пострадала вдвойне. Во–первых, мать обвиняли в том, что у неё два сына служат комиссарами в Красной Армии, а во–вторых, за оскорбление верховных главнокомандующих Деникина, Юденича и Колчака. Мать лишили прав гражданства. Оскорбление выразилось в том, что у нас была злая маленькая собака с короткой шерстью, которую держали во дворе, звали её Буржуйкой, она ощенила три щенка. Маленький мой брат... (ему было 10 лет), ещё до прихода в Курск деникинцев назвал щенят Деникиным, Юденичем и Колчаком. Во время пребывания деникинцев в Курске мальчишки били палками по нашему забору, звали щенят по имени, щенки выбегали и бросались на ребят. Узнав об этом, деникинцы, пьяные офицеры, разграбили и сожгли наше имущество. Мать с маленьким братом вынуждены были скрываться, а собак отнесли далеко к знакомым и держали в сарае» (Михалевский И.Д. Автобиографический очерк. Выступление перед учащимися школы No 12. — Рукопись. Л. 4–5).

Впрочем, по воспоминаниям И.Б. Казацкого, писавшего о том со слов своего побывавшего в тюрьме отца, история с крестиками имела несколько иной смысл и размах. «Кто–то пустил слух, что все, не имеющие нательных крестов (не исключая татар и евреев), будут изолированы в одиночки, как безбожники–большевики. Слуху поверили, началась паника, которой воспользовались надзиратели, открывшие подпольную торговлю церковной галантереей по баснословным ценам... Большинство заключённых не могло купить себе злополучные крестики, так как деньги у них были отобраны при аресте... К утру все желающие были «обращены в христианство», для чего пришлось изрезать на кресты ржавую жестя- ную лампу, срочно добытую с воли. Это сделал выдумщик и мастер на все руки Фридлянд, за которым после этого случая закрепилось прозвище «Иоанн Креститель» 455 .

455 Казацкий И.Б. Два месяца (рукопись). Л. 66. Упомянутый тут Фридлянд был задержан «за подозрительную внешность» — при типичной еврейской внешности он был облачён в форму корниловского офицера. «Больше о нём ничего не было известно, а сам он всячески избегал разговоров о своей личности... Из камеры в камеру ходили нарисованные им колоды карт, а также шахматы и шашки, мастерски вылепленные из хлеба. Как заправский телеграфист он быстро выстукивал целые фразы морзянки, успешно пользуясь ею и обучая заключённых этому искусству связи между камерами. Такое умение приспосабливаться и ориентироваться в тюремной обстановке наводило на мысль, что этот человек, ничем не напоминавший преступника, уже побывал в подобных местах. Кое–кто смутно угадывал в нём все данные конспиратора– подпольщика... однако сам Фридлянд ничем не выдавал себя и никак не выражал своих политических взглядов... Он всячески избегал споров на политические темы и это, возможно, помогло ему раньше других выйти на волю и уехать дальше в глубокий деникинский тыл» (Там же. Л. 66–67, 69).

Число казнённых достоверно установлено не было. Согласно одним сведениям было расстреляно 32 человека 456 ; специальная комиссия курского ревкома зафиксировала 29 трупов (из них два женских), собранных в здании бывшей духовной семинарии, к которым позже было добавлено ещё 8 тел «как видно красноармейцев», привезённых «неизвестно откуда» 457 ; П.И. Подцуев, лично хоронивший тела убитых, говорит о 23 трупах, снесённых в духовную семинарию (ул. Театральная, 4), и о 18 телах казнённых в Горелом лесу (не считая комиссара Евстафьева и секретаря губревтрибунала «беспартийного юриста фон Агте, зарубленного около своего дома»). Лично занимавшийся сбором тел казнённых П.В. Брок писал, что забрал «11 человек растерзанных» из тюрьмы за Херсонскими воротами, ещё 12 трупов подобрал в двухэтажном здании на Херсонской и ещё 3 тела обнаружил на Покровском базаре — в целом 26 человек 458 . Из этого общего числа казнённых можно назвать 4 чекистов, 9 ответственных советских работников, 3 военнослужащих Красной армии, редактора газеты «Курский край» эсера М.Е. Ливанова. Прочие из погибших — рядовые члены РКП(б) и, возможно, «сочувствующие». Данный список не даёт оснований говорить о широких репрессиях белых против мирного населения 459 . Все казнённые были расстреляны по приказу военного коменданта города князя Святополк–Мирского накануне сдачи Курска красным. До этого момента, насколько известно, в городе был повешен только один из арестованных — помощник коменданта Революционного военно–полевого трибунала 13–й армии Пётр Майоров (его выдал бывший сотрудник советского губрозыска Дурнев) 460 . «Упрятанный в одиночку смертник Майоров дни и ночи проводил в беседах со священником или за чтением евангелия. Это, однако, ему не помогло, и вскоре он был публично повешен на площади», — сообщает о нём И.Б. Казацкий 461 .

456 Климачев С., Чарский Н. Курская область. 1919 год. — Курск, 1935.— С. 20.

457 ГАКО. Ф. Р–2530. Оп. 1. Д. 27. Л. 7. Из них тела Спесивцева и Пашкова были отданы родственникам, а прочих захоронили в братской могиле на Первомайской площади 29 ноября 1919 г. При осмотре тел по характеру ранений было установлено, что «расстрел производился на весьма близком расстоянии сзади». Колотых ран и следов истязаний обнаружено не было (ГАКО. Ф. Р–2530. Оп. 1. Д. 7. Л. 62).
Расстрел 32 арестованных красочно, с леденящими душу подробностями, описывается И.Б. Казацким якобы со слов уцелевшего при расстреле столяра–краснодеревца Стулова. По его словам, тёмной морозной ночью «пьяные казаки, закутанные в бурки и башлыки», погнали заключённых из тюрьмы по Московской, а затем по Херсонской улицам, миновали Херсонские ворота и тюрьму за Херсонскими воротами, а потом всех «загнали в глубокий овраг, где мы долго стояли, сбившись в кучу, в глубоком снегу». Затем им приказали раздеваться. Сгрудившись, раздетые до нижнего белья люди не хотели строиться в шеренгу для расстрела, и тогда «потерявший терпение взбешённый офицер выхватил из кобуры пистолет и стал в упор стрелять в толпу. Это послужило сигналом, за которым последовал нестройный залп из винтовок». Стулов упал, раненый в плечо, незаметно отполз в сторону и зарылся в снег. Оттуда он видел, как казаки, якобы, «торопливо добивали раненых, рукоятками пистолетов выбивали золотые зубы, кинжалами отрубали обмороженные пальцы, с которых не снимались кольца». Потом он сумел уползти «в сторону городских огней» (Казацкий И.Б. Два месяца (рукопись). Л.70–73). Из расстрелянных в тексте называются поимённо лишь двое — Сыреев и «доктор Отто, молодой энергичный врач из австрийских военнопленных». Этот рассказ противоречит данным освидетельствования трупов и свидетельству П.В. Брока (который, в частности, забрал «11 человек растерзанных» непосредственно из тюрьмы за Херсонскими воротами). Вероятно, «рассказ Стулова» является вымыслом мемуариста, тем более что в нём опять действуют «свирепые казаки» — излюбленное пугало И.Б. Казацкого.

458 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 7, Л. 8.

459 ГАКО. Ф. Р–3139. Оп. 8. Д. 7. Л. 42–42об; Курский край. Альманах No 1. Сполохи Гражданской войны. — Курск, 1998. — С. 43–45; здесь же приводятся краткие сведения о 22 из погибших:
Н. А. фон Агте — секретарь Курского ревтрибунала;
З.М. Аспидов — ответственный работник Курского уисполкома;
А.Н. Криволапов — следователь ГубЧК;
К.Я. Отто — сотрудник оперотдела ГубЧК;
Рыбалкин — следователь ЧК;
Смахтин — следователь ЧК;
М.Е. Ливанов — редактор–издатель органа левых эсеров–интернационалистов
«Курская жизнь»;
К.Т. Майков — председатель комбеда Зоринской волости;
Б.М. Пашков — работник Курского военкомата;
В.П. Тимофеев — командир 1–го Елецкого полка;
А.К. Уваров — работник земельного отдела Фатежского уисполкома;
Петров — секретарь Стрелецкого волисполкома;
Ф.З. Рышков — заместитель председателя Курского союза кожевников;
Н.М. Спесивцев — военный телефонный техник, член РКП(б);
И.М. Сыреев — бывший начальник штаба Волжской красной флотилии, в Кур- ской губернии являлся сотрудником сельхозкоммуны;
С.И. Фёдорова — член РКП(б), дворянка, участница трёх революций, до 1918 г. анархистка, сотрудник ГубОНО, осталась в городе из–за своего малолетнего ребёнка;
Д. Серебриков — работник 78–го военного госпиталя;
Саулит–Виксне — латышская коммунистка.
Кроме того, среди казнённых находились орловский врач Фрадкин, агроном Лобов, электротехник Мовшович и некто Морозов. Начальник связи 3–й бригады 9–й стрелковой дивизии Д.М. Добыкин в историческом очерке о боевом пути дивизии утверждал, что «незадолго до бегства из города в тюрьму... ворвались марковцы — офицеры из частей, прославившихся особой жестокостью», которые зверски замучили более 30 человек из 500 аре- стантов (Добыкин Д., Кондаков А. Победный путь. — Курск, 1961. — С. 80). Следует отметить, что на момент оставления белыми Курска в нём вообще не находилось марковских частей.
Любопытные дополнительные сведения приводит о двух из казнённых И.Б. Казацкий. Согласно его сведениям, К.Я. Отто был «молодой энергичный врач из австрийских военнопленных», а И.М. Сыреев «принадлежал к числу тех русских металлистов, которым удалось «выйти в люди» упорным трудом талантливого умельца–самоучки. Обосновавшись в нашем городе, он открыл небольшую мастерскую по ремонту швейных машин, велосипедов и граммофонов... Два сына механика учились в реальном училище, а дочь в гимназии» (Казацкий И.Б. Два месяца (рукопись). Л. 61–62).

460 Шафранов С. А. Курск в 1919 г. // Курский край. Сполохи Гражданской войны. Альманах No 1. — Курск, 1998. — С. 61; Карнасевич В.Г., Свиридов Г.А. Курская губчека 1918–1922 гг. — Курск, 2005. — С. 221. Летом 1920 г. Дурнев был арестован и отдан под суд ревтрибунала, поскольку стало известно о его роли в казни Майорова и о том, что он «служил у белых... занимал довольно видное положение в рядах белогвардейской власти». Помимо этого он был обвинён в «принадлежности к преступной шайке вымогателей» и ряде должностных преступлений.

461 Казацкий И.Б. Два месяца (рукопись). Л. 69.

В других городах губернии расстрелы арестованных коммунистов также производились, как правило, накануне ухода из них белых и ни в одном случае не достигают числа жертв «красного террора».

В Обояни 15 ноября 1919 г. было расстреляно и спущено под лёд Псла 28 человек, в том числе организаторы сельхозкоммуны братья Пётр и Максим Долженковы. Тела некоторых казнённых носили на себе следы пыток («у некоторых были отрублены руки, ноги, выколоты глаза, размозжены головы, вырваны внутренности, а также вырезаны половые органы») 462 . Расправой руководил офицер по фамилии Муладзе. Тела были извлечены из–подо льда представителем полиотдела латышской дивизии Шмидтом и торжественно перезахоронены.

462 Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и гражданской во- йны (1918–1920). — Воронеж, 1967. — С. 164; сведения взяты из доклада Обоянского увоенкома Исетова, который также сообщает, что эти 28 тел лишь часть из примерно 100 местных жителей, которые «подвергались смертельным истязаниям, похороны которых совершались бросанием под лёд в реку». Старые обоянские большевики вспоминали в 1967 г., что деникинцы расстреляли «жителей города Обояни и сёл... 144 человека, в т.ч. в тюрьме 22 человека и 26 человек были связанными отправлены к мосту на реке Псёл, где были расстреляны и трупы их брошены под лёд... сумели тогда бежать два или три товарища, но их имена установить не удалось» (Воспоминания старых большевиков, живших и работавших в бывшем Обоянском уезде Курской губернии. — Курск, 1967 (рукопись). — Л. 26).

В Белгороде было казнено около 70 человек. Работник штаба 5–го Эстонского полка Иоханнес Типнер вспоминал позднее, что «в Белгороде советские войска застали страшную картину зверств, совершённых белогвардейскими бандитами. Перед бегством из города они расправились с заключёнными в тюрьму рабочими и советскими активистами. Весь овраг за городом был усеян трупами расстрелянных, среди которых были старики и женщины» 463 .

463 Типнер И.Я. В огне революции. — Таллин, 1964. — С. 266. Освидетельствование тел было произведено 14 декабря 1919 г. — «люди были убиты огнестрельным и холодным оружием, а также через повешение» (Красная победа, 16 декабря 1919 г.). Среди казнённых были опознаны секретарь Белгородского совнархоза Тимофеев, начальник белгородской милиции Саенко, белгородские рабочие Ковригин и Лысенко, учительница Лактионова, учительница из с. Томаровка Сидоренко, почтальон из Томаровки Иванчихин (там же). Эта же белгородская газета (орган уревкома и укома) сообщала о 400 жертвах белого террора в уезде.

Сохранились сведения, что за пение «Интернационала» было убито несколько воспитанников Суджанского детского дома. Советские газеты красочно живописали подобные «зверства белобандитов»: «27 августа был арестован вступившими в Суджу деникинцами учитель Ярыгин (21 год ему). Деникинцы истязали его, пороли, били прикладами, а затем расстреляли разрывными пулями в лицо, так что голова превратилась в бесформенную массу... Всего 11 суток пробыли деникинцы в Судже [во время первого наступления белых в августе], но за это короткое время они наделали столько зла, что об их разбойничьем нашествии и огне не забудут долгие годы. Прежде всего начались аресты. Достаточно было малейшего намёка, что такой–то, мол, работал у Советской власти, и этого было достаточно для ареста. Все арестованные подвергались издевательствам: избиение шомполами, плевкам и пр. Полумёртвые, замученные жертвы или расстреливались, или живыми закапывались в землю. Когда Советские войска вступили в Суджу, то в разных местах было найдено много трупов с выколотыми глазами, отрезанными ушами, носами, руками, ногами» 464 . К сожалению, учитывая, что подобные публикации появились накануне падения Курска, невозможно с полной уверенностью сказать, где в них кончаются факты и начинается политическая пропаганда. Достоверно известно, что после повторного взятия Суджи в подвале дома купца Соломатина было замучено десять советских служащих во главе с работником военкомата И. Моренко. Согласно сохранившимся воспоминаниям старожилов, их поливали кипящей смолой. Другой сотрудник уездного военкомата, В.Г. Волков, был вместе с группой красноармейцев убит 28 августа 1919 г. в д. Паровой.

Подобные случаи отмечены во всех уездах Курской губернии. Так, тимский комендант Гололобов со своими помощниками Пахомовым и Платоновым «рыскали по всему Тимскому уезду, арестовывали и расстреливали не успевших эвакуироваться коммунистов и членов их семей. В деревне Беловские Дворы они расстреляли четырёх членов комитета бедноты: Семыкина Феропонта Егоровича, Трухова Евгения Алексеевича, Семыкина Семёна Егоровича и Семыкина Дмитрия Евдокимовича, — сообщает ветеран 1–й Тимской коммунистической роты С. И. Масалов. — Особенно свирепствовал Пахомов, сын Тимского провизора. Это был ярый монархист–черносотенец. По рассказам многих очевидцев, шашка у этого палача–изверга всегда была в крови» 465 . В целом в Тимском уезде было расстреляно 20 коммунистов и красноармейцев, и ещё 70 во главе с членом комбеда Рубенковым отправлено в Белгород. Пятерым из них удалось бежать, прочих также казнили 466 .

В Щигровском уезде, согласно отчёту местного ревкома, «убито при белых 20 человек, на станции Мармыжи был повешен один коммунист. Никаких разграблений по уезду не производилось, за исключением ограбления семей коммунистов» 467 .

В с. Большом Троицком Ново–Оскольского уезда 18 сентября 1919 г. белыми был повешен председатель волисполкома и волостной военком Николай Меер. Помимо него в Троицкой волости было расстреляно и зарублено ещё 12 человек (в том числе коммунисты Ф.И. Сергиенко, Ст. Молчанов и беспартийный красно464 Волна, 1919 г., 12 сентября, 17 сентября. армеец Денис Стариков) 468 . В Короче были зарублены секретарь уисполкома Малышев и его сын–учитель 469 .

В Касторном белыми были расстреляны один из первых здешних комсомольцев, 18–летний Митрофан Будков (брат председателя Касторенского Совета И.П. Будкова) и посланный красными на разведку Е.С. Кандыбин. Комсомолке Анастасии Барченко грозили расстрелом и даже демонстративно ставили её к стенке, чтобы добиться от неё сведений о том, где скрываются её братья–коммунисты. Публично был высечен на базарной площади Тихон Будков — отец военкома Землянского уезда Д.Т. Будкова 470 .

Крестьянка села Велико–Михайловка Н.Д. Лубинец вспоминала: «Как приехали в Велико–Михайловку казаки, коммунисты стали убегать кто куда. Белые поймали коммунистов и стали их бить. Поймали одного, повели на базар. Мы побежали на улицу. Это был старик лет 50. Ведут его по нашей улице, обкрутили ему голову рушником и привели к трибуне и говорят: «мы тебя положим в боль- ницу». Мать и четыре дочки бегут и кричат: «прости, папаша, тебя ведут на смерть». А мы шли за ним. Остановились около школы, старик вроде как уморился. Ему говорят: «не отставай». Повели его на луг и отсекли ему голову. Пушкаренко закололи на постели в его собственном доме. Я смотрела в окошко и видела, что он лежал на постели, а вся стена была забрызгана кровью. Пушкаренко занимался торговлей, но он погиб за советскую власть. Убили белые и Галюченко, который был председателем волисполкома. Галюченко был хлебороб, сапожник, продавал обувь... Белые поймали его, привязали к конскому хвосту и тащили так километра два или три, потом начали над ним издеваться: закопали головой вниз, а ногами вверх. Шушко, Багданов Николай Тимофеевич, Выблов Николай скрывались в коноплянике, их там и убили» 471 .

По словам Обоянского уездного военного комиссара Исетова, репрессиям со стороны белых жители уезда подвергались в основном за то, что «они когда–то были членами ячеек Коммунистической партии, членами сельских комбедов, а другие за то, что Советская власть и комитет бедноты когда–то дали им пуд хлеба или воз дров» 472 . Подобные случаи известны и в других уездах. Так, например, публичной порке были подвергнуты коммунары, обосновавшиеся в бывшей помещичьей экономии у д. Кизилово Курского уезда 473 . Красный шпион товарищ Кернер, действовавший на территории Льговского уезда, также приводит данные о подобных расправах на местах:

«Институт стражников и приставов вполне восстановлен. Порка шомпольная, нагаечная, кулачная расправа, мордобитие — вот обычные приемы начальства. Особенно тяжело крестьянам и особенно тех деревень, где была экономия. Там почти все крестьяне замешаны в разборке помещичьей собственности и со всеми идет расправа «хоряпка». Тут пощады нет никому. Глубокая старость не предохраняет от хорошей порции шомполов. При мне 70–летнему старику [из] Льгова дали несколько пощечин, на следующий день ему всыпали по желанию кн. Гагарина шомполов, по его словам, без конца и счета. Работает там контрразведка. Это не что иное, как штаб доносов. Донос — есть уже улика, и уже пойдут издевательства, порка, иногда расстрел» 474 .

472 Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и гражданской войны (1918–1920). — Воронеж, 1967. — С. 164.

О «белом терроре» в самом Льгове сохранились детальные воспоминания одной из его жертв — местного партийного активиста и журналиста С.Н. Деркача. По его собственным словам, он был оставлен в городе для подпольной работы, однако оказался быстро арестован и ничего сделать так и не успел. В городе в тот момент стояли части 3–го Дроздовского полка, которым командовал полковник В.В. Манштейн, известный среди большевиков под прозвищем «Безрукий Чёрт».

«Нижний этаж дома, где до этого находился Льговский уездисполком, был превращён в тюрьму. Туда доставлялись люди, сотрудничавшие с Советской властью. Находились все в одной комнате, неотапливаемой, без пищи, под строгим надзором. Военно– полевой суд разместился в доме купца Дьячкова, теперь это жилой дом на углу улиц Ленина и Гайдара. Там хозяйничали комендант... Макман и его помощник Виноградов... Начались казни. Проводились они, как правило, ночью, на лугу, ниже городской больницы... 1 октября к ним втолкнули избитого человека, называвшегося Вовенко. Никто из местных его не знал. Прибывший Манштейн выстроил арестованных и обратился к Вовенко: «Что, чекистская сволочь, приговорили мы тебя к расстрелу, но красные у нас так просто на тот свет не уходят». И приказал караульным солдатам всыпать ему 50 ударов шомполами. Началось избиение, а полковник покуривал и присматривал, чтобы били сильнее. Когда 25 ударов было нанесено, Вовенко чуть дышал. Макман распорядился облить его водой и опять бить. Когда палачи ушли, Вовенко лежал на полу и запёкшимися губами шептал, чтобы его скорее добили... Вчером солдаты потащили его на луг и расстреляли разрывными пулями» 475 .

По словам С.Н. Деркача, на его глазах было казнено более 30 человек, но сам он не пострадал и в числе некоторых других заключённых был переведён в Курск, где и вышел на свободу. После возвращения красных он был назначен секретарём комиссии по захоронению жертв «белого террора». В итоге её деятельности в Льгове было захоронено в братской могиле 20 человек, имена трёх из которых остались неизвестны 476 .

В целом, согласно подсчётам советских историков, в результате «белого террора» на территории губернии погибло 528 человек 477 . Ничуть не оправдывая казней и расправ, творимых белыми, следует, однако, заметить, что в большинстве своём они были связаны с общей жестокостью военного времени, самоуправством отдельных лиц и не носили планомерного, массового, предписанного свыше и обусловленного политикой верховной власти характера. Он не был направлен на планомерное подавление и уничтожение тех или иных социальных групп, как это имело место у большевиков. В этом и состоит коренное различие между террором «белым» и террором «красным».

465 Масалов С.И. Мы защищали завоевания Октября (рукопись). Л. 15–16.

466 Гражданская война в ЦЧО в документах и материалах. — Воронеж, 1931. — С. 215.

467 Там же. С. 250.

468 Воспоминания П. Сукова (рукопись).

469 Волна, 4 сентября 1919 г.

470 Кузнецова Е.И. Касторное и Касторенский район. Исторический очерк. — Касторное, 1990. — С. 18.

471 ГАКО. Ф. 3139. Оп. 1. Д. 29. Л. 27–28.

473 Личное сообщение В.Н. Кизиловой (Зориной).

474 Гражданская война на Украине. — Т. 2. — Киев, 1967. — С. 513; возмущение доносами в устах агента КП(б)У здесь особенно умиляет — можно подумать, что ЧК принципиально не рассматривала «сигналов» со стороны «сознательных граждан»!

475 Лагутич М.С. Провинциальная хроника. Льгов в истории Курского края. — Курск, 2007. — С. 403–404.

476 Там же. С. 404.

477 Манжосов А.Н. Боевой девятнадцатый год // Курский край. Сполохи Гражданской войны. Альманах No 1. — Курск, 1998. — С. 16; Манжосов А.Н., Матвеенко М.Н. Террор белых в Курской губернии // Курский край. Сполохи Гражданской войны. Альманах No 1. — Курск, 1998. — С. 43; История Курской области. — Воронеж, 1975. — С. 90.

5. Наступление войск Южного фронта

Наступление Вооружённых Сил на Юге России на Москву захлебнулось в ходе упорных боёв на Орловско–Кромском направлении. Войска Южного фронта переходят в решительное общее наступление, и военные действия вновь разворачиваются на территории Курской губернии. Понеся тяжёлые потери в боях за Орёл и Кромы, части ВСЮР отходят на рубеж Севск — Дмитровск — Еропкино — Елец, намереваясь закрепиться на этих позициях. Войска Южного фронта под командованием А.И. Егорова разворачивают перед этим рубежом мощные силы 14–й армии И.П. Уборевича и 13–й армии А.И. Геккера.

Со стороны 14–й армии действовали Латышская дивизия Ф.К. Калниньша (Калнина), Отдельная стрелковая бригада П.А. Павлова, Червонно–казачья дивизия В.М. Примакова, 41–я стрелковая дивизия Р.П. Эйдемана, 57–я стрелковая дивизия Ф.А. Кузнецова и 7–я стрелковая дивизия А.Г. Голикова — всего 16032 штыков, 2934 сабель, 129 орудий, 405 пулемётов.

Со стороны 13–й армии были развёрнуты Эстонская дивизия Я.К. Пальвадре 478 , 9–я стрелковая дивизия П.А. Солодухина 479 , 3–я стрелковая дивизия А.Д. Козицкого, 42–я стрелковая дивизия И.Х. Паука, Сводная стрелковая бригада М.С. Свечникова — в общей сложности около 18 472 штыков, 1203 сабель, 378 пулемётов, 89 орудий 480 .

При этом следует обратить внимание на значительное численное превосходство сил Красной армии над войсками ВСЮР. Так, только на участке Кромы — Еропкино более 14000 штыков и сабель при 75 орудиях и 312 пулемётах со стороны красных действовали против 5600 штыков и сабель при 26 орудиях и 105 пулемётах со стороны противостоявших им тут корниловцев. Аналогичное соотношение сил наблюдалось и на остальных участках фронта 481 .

478 Эстонская стрелковая дивизия была развёрнута на базе Отдельной Эстонской бригады, переброшенной на Южный фронт после поражения революции в Эстонии 5 октября 1919 г. При этом в её состав влились две крупных русских боевые части, общей численностью свыше 2 600 человек — 86–й стрелковый полк и 1–й полк Всевобуча из путиловских рабочих (1–я Петроградская стрелковая бригада особого назначения). При этом на 19 октября 1919 г. в составе дивизии числилось 3 247 штыков, 70 сабель, 11 орудий. Начальник дивизии — Я. Пальвадре, начальник штаба — И. Лехт, комиссары — А. Рейметс, И. Тамм, начальник политотдела — И. Хансинг, начальник артиллерии — Х. Тедер (Маамяги В.А. В огне борьбы (красные эстонские стрелки). — М., 1987. — С. 146–148). Пальвадре Яков Карлович (Jakob Palvadre) родился 27 апреля 1889 г. на хут. Кориярве волости Тыллисте в многодетной крестьянской семье. Член РСДРП с 1906 г. Работал учителем, сотрудничал в газетах «Мейэ Кодумаа» и «Вирулане». В 1910 г. был обвинён в социал–демократической деятельности, но оправдан. Адвокатом на суде в Риге у него был родной брат Антон. Участник первой мировой войны, служил в сапёрных частях. В октябре 1917 года избран председателем комитета запасного батальона лейб–гвардии сапёрного полка. В 1918 г. командир Эстонского коммунистического батальона, затем командовал войсками Златоустовско–Челябинского и Западно–Уральского направлений. Осенью 1918 г. — командир 1–й бригады 3–й Уральской стрелковой дивизии. В апреле– мае 1919 г. — член РВС Эстляндской армии Западного фронта. С мая 1919 г. по февраль 1920 г. — командир Эстонской стрелковой дивизии. Уволен в отставку по состоянию здоровья. После окончания Гражданской войны вновь работал учителем. Окончил Петроградский университет. С 1927 г. — профессор, затем декан историко–филологического факультета ЛГУ. С 1932 г. — завкафедрой ленинградского Института советского созидательного труда. Арестован 30 мая 1936 г. и 11 октября 1936 года приговорен по статье 58–8, 11 к высшей мере наказания. Расстрелян в тот же день. Реабилитирован в 1969 г.

479 9–я стрелковая дивизия была создана на основе 1–й Курской Советской пехотной дивизии в октябре–ноябре 1918 г. Накануне Орловско–Кромской операции дивизия была переформирована и насчитывала в своих рядах более 7 000 штыков и сабель, 3 бронепоезда. Начальник дивизии — П.А. Солодухин, комиссар — С.П. Восков (Добыкин Д.М., Кондаков А. А. Победный путь. — Курск, 1961. — С. 58).

480 Сухов И.И. Ударники против ударников. Орловско–Кромская операция 10–27 октября 1919 г. // Сержант. No 5. С. 1–11; данные цифры не являются окончательными, поскольку численность отдельных частей и формирований изменялась в ходе боевых действий, однако дают представление относительно общего соотношения сил.

481 Раков В.В. Боевые действия на территории Курской губернии в 1919 году // Учёные записки РОСИ. Вып. 10. Проблемы социально–гуманитарных дисци- плин. — Курск, 2002. — С. 153.

Рейд Червонных казаков на Поныри. На рубеже октября–ноября 1919 г. линия фронта стремительно приближается к границам Курской губернии. Бои идут на её северных рубежах. Короткую, но ощутимую панику вызвал в Курске рейд «Червонных казаков» В.М. Примакова на Фатеж и Поныри.

Предложение о проведении конного рейда было внесено В.М. Примаковым на совещании штаба ударной группы, которое проводили командарм–14 И.П. Уборевич и член Реввоенсовета Г.К. Орджоникидзе. Целью рейда было подорвать сопротивление белых, упорно оборонявшихся наступлению войск 14–й армии. Идея была одобрена и для осуществления этой цели была создана специальная Конная группа, куда вошли Червонные казаки Примакова, а также Латышский и Кубанский кавалерийский полки.

«В рейд я приказал взять 1500 сабель, 32 пулемёта на тачанках, 6 орудий при 6 зарядных ящиках, 16 патронных двуколок, 16 санитарных тачанок, 4 подрывные и 2 интендантские повозки. На руки каждый всадник получил 250 патронов и ручную гранату. На каждую сотню было выдано 8 пироксилиновых шашек. 1–й червонной казачьей бригадой командовал Григорьев, 2–й сводной — командир латышского полка Крышьян», — сообщает В.М. Примаков 482 . В ходе рейда его участники вновь применили старую уловку «червонцев» — надев погоны, они выдавали себя за отступающие казачьи части Шкуро.

482 Примаков В.М. Рейды червонных казаков // Против Деникина. — М., 1969. — С. 213.

1. А.И. Егоров, командующий Южным фронтом. Фотография 1920 г.
2. И.П. Уборевич, командующий 13–й армией Южного фронта. Фотография 1935 г.
3. Красная пехота на параде. Харьков. 1920 г.

На рассвете 21 октября (3 ноября) латышские стрелки прорвали фронт противника между сёлами Чернь и Чернодье. В образовавшийся прорыв устремилась конница и, сбив небольшие заставы белых, двинулась на с. Покровское. На подходе к селу колонна Червонной дивизии попала под перекрёстный артиллерийский огонь белых, что привело её в замешательство. Чтобы восстановить порядок, Примаков выехал со своим штабом на ближайший холм и приказал пришедшему в смятение полку двигаться к соседней балке рысью церемониальным маршем.

В полдень 22 октября (4 ноября) дивизия вошла в Ольховатку. Здесь был оставлен штаб и Латышский кавполк, а 1–я бригада во главе с самим Примаковым направилась к с. Поныри. От захваченных тут пленных стало известно, что на станции Поныри стоят бронепоезд и эшелоны белых. Под прикрытием артиллерийского огня 1–й батареи червонные казаки атаковали станцию и после часового боя овладели ею. В их руки попало 60 вагонов с обмундированием. Бронепоезд «Иоанн Калита» отошёл к Малоархангельску и вывез при этом туда базу бронепоезда «Офицер». Было освобождено 380 пленных красноармейцев, из которых тотчас сформировали роту прикрытия 1–й батареи. Железнодорожное полотно было взорвано в двенадцати местах. Однако задержаться в Понырях «червонцам» не удалось — роты 1–го Корниловского полка при содействии 2–й запасной Марковской батареи в тот же день выбили их оттуда. Очевидец вспоминает, что «отбитое селение всё было разграблено и на улицах валялись зарубленные беженцы, среди которых были женщины» 483 .

483 Леонтьев А.М. Марковцы–артиллеристы при отступлении // От Орла до Новороссийска. — М., 2004. — С. 285; Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 368; даже официальные советские историки Червонного казачества признавали, что «в первые дни рейда поступило несколько жалоб от местного населения. Некоторые бойцы занимались незаконными реквизициями продовольствия» (Дубинский И.В., Шевчук Г.М. Червонное казачество. — Киев, 1987. — С. 111). Документальные подтверждения тому относительно второго, Льговского рейда червонцев, сохранились в фондах Государственного архива Курской области. Например, житель с. Ольшанки Л.Е. Гришин жаловался, что «во время перехода войск Червонного козачества через село Ольшанку» ему были причинены сильные убытки: «самовольно взяли лошадь единственную, санки, хомут, седелку и дугу, обче всю упряж[ь]. Кроме сего овса 35 пуд, хлеба 10 пуд, 2 овцы, свиту и пару валенцов» (ГАКО. Ф. Р–1813. Оп. 1. Д. 123. Л. 9). Житель с. Юрьевка Ольшанской волости И.А. Лапенков также сообщал, что в ноябре 1919 г. «к нам вступили в село Червонцы... 19 ноября их червонским начальником у миня взята лошадь гнедой масти стоимостью по тем ценам пятдесят тысяч рублей без замены и уплаты денег. Я, Лапенков, в настоящее время не имею лошади и средств нет купить» (ГАКО. Ф. Р–1813. Оп. 1. Д. 123. Л. 17). Подобные же архивные сведения приводит и М.С. Лагутич: «Зовут меня Егор Абадеев, 70 лет, беспартийный, постоянно проживаю во Льгове на улице Советской, фельдшер... Я с деникинцами не бежал и от Советской власти не скрывался, а когда червонцы стали меня грабить и разорять, то с семейством скрылся в селе Кудинцево... Зовут меня Семён Фёдоров, 25 лет, беспартийный, гражданин Льгова... При уходе деникинцев я не бежал, а скрылся на несколько дней, когда ещё не было никакой власти и войска, не разобравшись с обстоятельствами, могут меня расстрелять. Жена оставалась в Льгове. Когда вернулся, то узнал, что червонные казаки её насиловали и она пропала, больше её не видел. Всё моё имущество разграблено» (Лагутич М.С. Провинциальная хроника. Льгов в истории Курского края. — Курск, 2007. — С. 341–342).

Между тем эскадрон Латышского кавполка занял ст. Возы, а 3–й Кубанский полк в час дня подошёл к Фатежу 484 . Открыв беглый артиллерийский огонь по городку, красные кубанцы ворвались в него, изрубив оказавшую сопротивление караульную роту. Было освобождено 100 пленных красноармейцев и захвачено два бронетрактора и два восьмидюймовых орудия. В конце дня части дивизии сошлись вместе в Ольховатке.

Тем временем Латышская дивизия была выбита из Черни и Чернодья, а в целом красные части на этом участке фронта оттеснены к северу на несколько вёрст. Действия конницы Примакова в белом тылу вынудили, однако, быстро свернуть наметившееся наступление, и вскоре латыши вернули утраченные было позиции.

484 Уроженец Фатежа, помкомвзвода 2–й сотни 1–го полка С. Чуйков, служивший проводником в набеге на родной город, утверждает, что к Фатежу червонцы подошли «не по–осеннему тёплой ночью со стороны села Миролюбово». После захвата тюрьмы, «которая была на месте нынешних гаражей Добровольного пожарного общества пониже теперешнего Дома Культуры», и освобождения пленных, «попутно мы предали огню и громадный склад с обмундированием, снаряжением и оружием... на площади на месте Парка имени Артёма» (Чуйков С. Полыхала Гражданская война // Путь Ильича. 1971. 16 марта). Похоже, что память подвела ветерана и в отношении погоды, и в отношении обстоятельств рейда.

485 Согласно данным М.Н. Левитова, бой у Сабуровки произошёл 7 ноября (Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 370).

1. В.М. Примаков, организатор и командир Червонной казачьей дивизии. 1923 г.
2. Червонные казаки. 1923 г.
3. Самокиш Н.С. Бой за знамя.

Разъезды, высланные Примаковым утром 23 октября (5 ноября), показали, что против него движутся крупные силы противника — три батальона пехоты при 8 орудиях и полк конницы. В связи с этим было принято решение вывести дивизию из белого тыла через с. Тагино на ст. Дьячья с целью соединиться с латышскими стрелками и атаковать неприятеля с тыла. В Тагино, где по сведениям разведки располагался штаб 1–го Корниловского ударного полка, «червонцы» «уничтожили до двухсот солдат противника и захватили канцелярию вражеского полка». Узнав, что основные силы корниловцев отходят к Понырям, Примаков решил двинуться вслед за ними, обогнать и навязать бой.

Столкновение произошло около д. Сабуровка (Соборовка) 24 октября (6 ноября) 485 . «Густые цепи корниловцев подошли к Сабуровке со стороны Александровки, — вспоминает В.М. Примаков. — Спешенные эскадроны латкавполка, расположенные за избами и гумнами по восточной стороне села, встретили противника огнём. По моему распоряжению дивизион 2–го черказполка без пулемётов обошёл корниловцев с фланга. Другой дивизион этого полка зашёл со стороны Битюк, Подоляне, связался с двумя ротами подоспевших латышских стрелков и совместными усилиями ударил по противнику. Использовав все наличные силы, я вызвал из Самодуровки 1–й полк. Корниловцы вели по Сабуровке сильный огонь из шести лёгких и двух шестидюймовых орудий. Цепи неприятеля перебежками подходили к селу. На его артогонь отвечали орудия 1–й конной полевой батареи. В это время командир латкавполка доложил мне, что спешенные эскадроны с трудом выдерживают натиск врага. Я вызвал два орудия полевой конной батареи и направился к спешенным эскадронам латышей. Взвод открыл беглый огонь картечью и гранатами по растерявшейся пехоте противника. Увидев замешательство корниловцев, командир латкавполка Крышьян скомандовал: «Коноводы, коней!» Но прежде чем были поданы кони, конно–пулемётная команда 2–го черказполка и конные пулемёты латышей карьером вынеслись из села, повернули тачанки и из шестнадцати стволов открыли огонь по пехоте противника. За ними мчались четыре эскадрона латышей. В это время на фланге противника из балок вынеслись две сотни 2–го черказполка и с гиком ринулись в атаку. По другому флангу ударил 1–й дивизион 2–го черказполка. Через несколько минут громадное снежное поле было взрыхлено конскими копытами и усеяно трупами. Артиллерия подготовила успех, конные пулемётчики и всадники завершили победу. Была разбита лучшая пехотная часть Деникина — 1–й Корниловский офицерский полк. В бою взято пять трёхдюймовых орудий, два шестидюймовых орудия и большой обоз. Пленных не было — в те критические дни их не брали» 486 .

Рассказ Примакова при всей его красочности отличается рядом неточностей. На самом деле под Сабуровкой «червонцы» и латыши столкнулись не с 1–м, а со 2–м Корниловским полком 487 (1–й полк держал в это время оборону около Самодуровки), и не с целым полком, а всего лишь с одним его 3–м батальоном, а захвачено было вовсе не семь, а только два орудия. Впечатления самих корниловцев от этого боя также несколько отличаются от описания его Примаковым:

«Погода была отвратительная, шёл дождь, а потом дождь и гололёдица. Разведкой обнаружены значительные силы противника в Битюк, Подоляне и Сабуровке. В 12 часов полк перешёл в наступление. 2–й батальон после нескольких неудавшихся атак на Битюк, Подоляне понёс значительные потери и отступил. 3–й батальон и команда пеших разведчиков тоже встретили в Сабуровке значительные силы красных пехоты и кавалерии. Несколько раз наши занимали окраины Сабуровки, понесли большие потери и стали отступать. Положение было критическим: с фронта пехота противника перешла в контратаку, а слева пошёл в атаку кавалерийский полк красных и стал рубить 3–й батальон. Сначала началось настоящее бегство, но потом кавалерия была остановлена сомкнувшей- ся 3–й ротой офицерского батальона штабс–капитана Панасюка и остановившейся 5–й батареей. Тут же к ним присоединилась 1–я офицерская рота и по их примеру все стали сбегаться в группы и отбивать рубившую кавалерию. Положение полка было безвыходное, и вряд ли бы кому удалось уйти от свежей кавалерии, но выдающаяся выдержка и примерное мужество штабс–капитана Панасюка и 5–й батареи, остановившейся и встретившей кавалерию огнём с дистанции в 400 шагов, спасли положение, и остаткам отступавших удалось уйти на Поныри. Когда атаки кавалерии были отбиты и части полка преследовались лишь отдельными разъездами, произошла неприятность: были брошены два тяжёлых 6–дюймовых орудия. Брошена была батарея уже при обстановке нормального боя. За батареей следовали в полном порядке две офицерские роты, и подобное отношение к делу возмутило всех. Командир офицерского батальона капитан Иванов К.В. подал рапорт о привлечении командира этой батареи к ответственности» 488 .

Однако, даже если отбросить все неточности и преувеличения, важность и значимость результатов рейда Червонных казаков не подлежит сомнению. «Так как конная группа не увлекалась разгромом тылов и достижением лёгких побед над тыловыми частями, обозами и лазаретами, а весь центр тяжести своих усилий перенесла на фронт белых, то результаты наличия конницы в своём тылу белые почувствовали очень скоро, — подводит итоги рейда А.И. Егоров. — А так как командование 14–й армии увязало действия рейдирующей конницы с наступлением пехоты, то эффект получился полный: уже 5 ноября 14–я армия получила полную возможность перехода в наступление» 489 . Кроме того, успех набега воодушевил и командование, и его участников, что вскоре привело к повторению его в ещё больших масштабах.

486 Примаков В.М. Рейды червонных казаков // Против Деникина. — М., 1969. — С. 217–218.

487 Следует отметить, что если В.М. Примаков, сражаясь со 2–м Корниловским полком, полагал, что имеет дело с 1–м, то Г.К. Орджоникидзе вообще рапортовал В.И. Ленину о том, будто «по пути Примаковым разбит 3–й Дроздовский полк, захвачены батарея, 9 пулемётов, обоз» (Дубинский И.В., Шевчук Г.М. Червонное казачество. — Киев, 1987. — С. 113). О том, что 8–я кавалерийская дивизия якобы «в с. Студенка разбила 3–й дроздовский полк» сообщает и К.В. Агуреев (Агуреев К.В. Разгром белогвардейских войск Деникина. — М., 1961. — С. 113).

488 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 370.

Наступление на Курск. 27 октября (9 ноября) перед командованием 14–й и 13–й армий была поставлена задача окружения Курской группировки белых. Овладеть собственно Курском должны были части 13–й армии. Приказ по армии No 132 обязал Эстонскую дивизию выйти к Сейму на участке в 15 км юго–западнее города, в то время как 9–я дивизия должна была занять Курск и выйти на линию Белгородской железной дороги в Шумаково 490 . В целом планировалось окружение всей «Курской группы» белых войск, чему должен был содействовать и запланированный после взятия Касторной глубокий рейд конницы Будённого в сторону железной дороги Курск — Белгород.

Отступающие белые части подвергаются мощным ударам красных. Вслед за поражением 2–го Корниловского полка под Сабуровкой катастрофа постигает и 3–й Корниловский полк, подвергшийся на переходе из с. Архангельского в направлении Поныри–Ольховатка внезапной атаке со стороны Эстонской дивизии. Бой произошёл глухим морозным и вьюжным вечером 28 октября (10 ноября). Одна из деревень на пути отступления корниловцев оказалась уже занята эстонскими стрелками. Эскадрон конных разведчиков, штаб полка, связные и несколько пулемётов, шедшие во главе колонны, не заметили в деревне ничего подозрительного и безостановочно продолжили движение сквозь неё. Очевидцы вспоминают: «Перед деревней и вдоль неё был непроходимый глубокий овраг с един- ственной гатью на дороге... при подходе к деревне [основных сил полка] красные атаковали нас в левый фланг. Перешедший батальон и одно орудие покатились в овраг к гати. Эстонцы взяли несколько десятков наших в плен... но в этот момент с нашей стороны по эстонцам и нашим пленным прошла одна пулемётная очередь, от которой все разбежались, в том числе и наши пленные... Отрезанная же часть за это время выяснила, что деревня вся наполнена пехотой Эстонской дивизии. Первоначальная попытка открыть по деревне огонь из всех наших пулемётов, находившихся с эскадроном, блестяще провалилась, потому что они отказались работать — замёрзли. Мысль пробиваться через густо наполненный эстонцами фронт с непроходимым оврагом... была отброшена» 491 . В конечном итоге потрёпанный полк продолжил движение в обход опасной деревни, но в следующем селе оказался «плотно окружён кавалерией». Заняв несколько стоявших на отшибе домов, корниловцы отогрели пулемёты и начали отстреливаться. Проведя в осаде весь день и следующую ночь, они были спасены высланным им на выручку подкреплением со стороны участка 2–го Корниловского полка.

Активную поддержку отходящим пехотным подразделениям оказывают бронепоезда белых. В течение периода 22 — 29 октября (4–11 ноября) бронепоезда «Иоанн Калита» и «Офицер» неоднократно совершают вылазки в направлении станций Возы и Поныри, поддерживая огнём части Корниловской дивизии. 28 октября (10 ноября) оба они оказались отрезаны в тылу наступающих красных войск из–за крушения вспомогательного бронепоезда No 2, подбитого красными артиллеристами. «В исключительно тяжёлых условиях, под непрекращающимся артиллерийским и ружейным обстрелом, команда под руководством подпоручика [И.Н.] Губарева в течение трёх часов строила на промёрзшем грунте переводной путь, чтобы пропустить наши бронепоезда на соседнюю, незагромождённую колею. По окончании работы бронепоезда были переведены на соседнюю колею, расцепленные в своих составах. Это было необходимо вследствие весьма крутого изгиба временного пути. Затем подпоручик Губарев приступил к исправлению пути, вновь разбитого неприятельскими снарядами» 492 . Обоим бронепоездам удалось благополучно выбраться из–под огня и вернуться в Курск.

489 Егоров А.И. Разгром Деникина. — М., 2003. — С. 382.

490 Там же. С. 327.

491 Материалы для истории Корниловского ударного полка. — Париж, 1974. — С. 378–379.

492 Власов А.А. О бронепоездах Добровольческой армии // От Орла до Новорос- сийска. — М., 2004. — С. 514–515.

493 Красников С.А. Как были освобождены Щигры от белогвардейцев // Комму- нар. 1960. 8 января.

Ожесточённые бои развернулись за Щигры. Части 2–го Алексеевского полка под командованием полковника князя А.А. Гагарина занимали оборонительные позиции на ст. Долгое, Грачёво, Степановка на Косорже. «Здесь они [белые] окопались, а в некоторых местах окопы были оборудованы бойницами, устроены убежища в два наката и землянки», — вспоминает начальник оперотдела 13–й армии С.А. Красников 493 . Наступление на город осуществляли части 9–й и 3–й стрелковых дивизий. Перед войсками 9–й дивизии была поставлена задача выйти к исходу дня на рубеж Ново–Николаевка — Никольское — Охочевка — Крутое — Лозовки, нанеся главный удар на Белый Колодезь и Щигры. В то же время 19–й стрелковый полк 3–й дивизии должен был занять ст. Долгое, 21–й стрелковый полк — ст. Грачёво, а 20–й стрелковый и 3–й кавалерийский полки — прорвать линию обороны противника на Косорже и также вступить в Щигры.

Наступая на Щигры, 74–й полк 9–й дивизии под командованием Г.Н. Ермолова подвергся мощной контратаке противника со стороны д. Крутое. Однако Ермолов «несмотря на сильный буран, собрал остатки своего 3–го батальона и с этой горсткой людей атаковал бе- лых и заставил их отступить». В итоге 26 октября (8 ноября) бойцы Ермолова захватывают город, «выбив оттуда формирующийся 2–й Алексеевский полк и прервав связь с Курском», однако уже утром следующего дня они оказались выбиты из него частями отряда генерала А.Н. Третьякова 494 .

В отряд Третьякова входили 1–й Марковский и Алексеевский пол- ки, державшие силами пяти батальонов 30–вёрстный фронт. В ночь на 27 октября (9 ноября) для его усиления прибывает выделенный из группы Постовского под Касторным 1–й батальон 2–го Марковского полка под командованием штабс–капитана Н.Н. Перебейнос при двух орудиях. Его и направляет генерал для овладения Щиграми, придав в помощь бронепоезд «Генерал Корнилов». Атака оказалась удачна: «Утром показался город, встретивший эшелоны артиллерийским огнём. Роты моментально выгрузились, повели наступление и через час выбили красных из города, а затем отбили их контратаку, взяв до ста пленных и пулемёт. На станции стояли два состава беженцев из Воронежа. Никогда до этого не испытывали Марковцы такого тяжёлого чувства, не сжимались так больно их сердца, как при виде этих беженцев, переживших суточный плен у большевиков, ими обобранных, оскорбляемых, насилуемых, остававшихся в холоде и голоде. Эшелоны были немедленно отправлены в Курск» 495 .

Между тем 27 октября (9 ноября) «специальный отряд из трёх родов оружия», выделенный из частей 1–й бригады 3–й дивизии под командованием К.М. Свечникова (20–й стрелковый полк, 9–й кавполк, 1 орудие и рота добровольцев) внезапным налётом захватывает станцию Щигры и прилегающую к ней часть города. В течение шести часов Свечников удерживал захваченные позиции, но, не получив подкреплений, вынужден был отступить 496 .

494 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию. — Т. II. — Париж, 1964. — С. 145; согласно утверждениям историков 9–й дивизии, части её 1–й бригады заняли Щигры к 22 часам 28 октября (10 ноября) (Добыкин Д.М., Кондаков А.А. Победный путь. — Курск, 1961. — С. 70–71).

495 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию. — Т. II. — Париж, 1964. — С. 145.

496 Курская губерния в годы иностранной военной интервенции и Гражданской во- йны (1918–1920). — Воронеж, 1967. — С. 165, 315.

На смену батальону 2–го Марковского полка прибывает 1–й батальон 3–го Марковского полка, переброшенный из Курска. 29 октября (11 ноября) красные возобновляют наступление на город, обходя его с востока и даже врываясь на улицы. Положение спасает отчаянное сопротивление роты прапорщика Кавуновского, потерявшей в бою половину своего состава (30 человек), включая и самого командира. Прибытие бронепоезда «На Москву» и остальных частей 3–го Марковского полка вынуждает красных отступить. «Батальон быстро вышел на обрамляющую город с запада возвышенность, на которую уже поднимались красные, и контрударом обратил их в бегство. Огнём своих подъехавших пулемётов он расстреливал их, сбившихся в лощине. И только наступившая ночь и лава кавалерии на фланге остановили преследование... Общие потери батальонов за день боя 82 человека» 497 .

Тем временем с северо–востока на город надвигались части 3–й дивизии. «Бойцы и командиры 2–го стрелкового полка вместе с 3–м кавалерийским полком и артиллерийским дивизионом под командованием Первова более трёх часов вели обстрел позиций противника, разрушили станцию Щигры, а также повредили во многих местах железную дорогу, — вспоминает С.А. Красников. — Кавалерийский полк Новаковского принял три контратаки белых и все их отбил с большим уроном для противника. Красные войска атаковали город с двух сторон... Командир полка Новаковский предъявил командиру белых в городе ультиматум — сдать оружие. Однако начальник гарнизона полковник Гагарин не принял капитуляцию и заявил, что будет драться... Обстрел позиций противника продолжался не менее часа. Затем трижды ходили красные пехота и конница в атаку, но неудачно. Белые не желали сдавать город. В четвёртую атаку красные части повёл сам комбриг Вакулин с развёрнутым красным знаменем в руках... К исходу дня 12 ноября 1919 г. Щигры были освобождены от белых банд» 498 .

497 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию. — Т. II. — Париж, 1964. — С. 149. Тут же сообщается, что «с убитых было снято три значка — 2 серебряных и золотой с красными звёздами, выдававшиеся комиссарам и командирам, состоящим в партии».

498 Красников С.А. Как были освобождены Щигры от белогвардейцев // Коммунар. 1960. 8 января; при этом ветераны 9–й дивизии утверждают, что город был занят 74–м полком 1–й бригады их дивизии «к часу ночи 13 ноября», причём во время штурма погиб комиссар 1–го батальона полка Прибылов (Добыкин Д.М., Кондаков А.А. Победный путь. — Курск, 1961. — С. 71). А.М. Леонтьев сообщает, что Щигры были заняты красными «27 октября вечером», то есть ещё 9 ноября н.ст. (Леонтьев А.М. Марковцы–артиллеристы при отступлении // От Орла до Новороссийска. — М., 2004. — С. 281). Говоря о взятии Щигров, С.А. Красников ошибочно называет командира 3–й бригады 9–й дивизии Н.В. Куйбышева начальником 3–й дивизии.

Судя по всему, красивая атака во главе с комбригом–знаменосцем также была отражена, поскольку, согласно В.Е. Павлову, в ночь на 31 октября (13 ноября) три батальона 3–го Марковского полка покинули Щигры без боя. Вынужденные прекратить бесполезное сопротивление, они отступили на Охочевку, отражая по пути преследующие их части красных 499 . Решающую роль в овладении Щиграми сыграл выход отряда К.М. Свечникова в тыл обороняющимся в городе белым. Большая заслуга в этом принадлежит 9–му кавалерийскому полку. Преследуя отступающего противника, части 3–й дивизии к исходу следующего дня выходят на линию Шумаково — Тим.

В то же самое время части 1–й бригады 42–й дивизии продолжают наступление на станцию Мармыжи, против которой утром 1 (14) ноября были выдвинуты силы 370–го полка. К полудню красные овладели станцией, перерезав тем самым железную дорогу Курск–Воронеж.

Утром 1 (14) ноября латышские стрелки занимают Фатеж. Упор- ные бои развернулись за обладание станцией Охочевка. К вечеру 1 (14 ноября) 79–й полк 3–й бригады 9–й дивизии занял Батурино, но после контратаки белых со стороны Уколово вынужден был отойти. Не выдержав напора противника, стал отходить и 81–й полк. Выправить положение сумел полковой комиссар Борщевский, возглавивший решительную контратаку. К исходу дня полк занял Гремячий Колодезь и приготовился к нанесению удара по Охочевке 500 .

В то же время на Охочевку наступали 75–й и 74–й полки 1–й бригады 9–й дивизии, действовавшие со стороны деревень Ахтырской, Гремячки и Купач. Оборонявшиеся части корниловцев отчаянными контратаками сдерживали напор превосходящих сил красных, в чём им оказывали существенную поддержку орудия бронепоездов. Чтобы обезопасить себя от вылазок бронепоездов, командование 1–й бригады приняло решение попытаться взорвать железнодорожный мост. Выполнить это вызвался красноармеец Сергей Черников, успешно осуществивший задуманное в ночь на 2 (15) ноября 501 .

499 Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию. — Т. II. — Париж, 1964. — С. 150.

500 Добыкин Д.М., Кондаков А.А. Победный путь. — Курск, 1961. — С. 72–73; Борщев- ский был тяжело ранен в этом бою, а его подвиг был отмечен в приказе по 13–й армии. Самого комиссара ВЦИК постановил наградить именными часами.

501 Более того, согласно утверждениям историков 9–й дивизии, на следующий же день Черников повторил свой под