— М.: Воениздат, 1962. — 184 с. (Военные мемуары).
В первые же дни Великой Отечественной войны строители Москвы отправились на фронт. К ним присоединились рабочие, служащие, студенты столицы и других городов, колхозники прифронтовых сел. Их были сотни тысяч — людей сугубо мирных профессий, мужчин и женщин, и совсем юных, и пожилых. По зову Коммунистической партии они становились бойцами, под огнем возводили укрепления, а когда враг приближался, брали в руки оружие и вступали в бой плечом к плечу с другими советскими воинами. Об одном из военно-строительных соединений, о его людях, их жизни и делах рассказывается в этой книге. Автор ее — инженер Александр Семенович Корнев — командовал соединением военных строителей всю войну, дошел с ним до границ Германии. Полковник Корнев и сейчас служит в рядах Советской Армии и по-прежнему не расстается с профессией строителя, мирной профессией, без которой не обойтись на войне.
ЭХ, ДОРОГИ!..
Обстановка на Брянском фронте осложнялась. С 24 августа наши войска отбивали атаки Гудериана, а затем нанесли мощный удар на левом фланге, врезались в боевые порядки противника на 7–8 километров. Линия фронта поломалась, боевые порядки перемешались, разгорелись ожесточенные схватки между колоннами, бои с перевернутым фронтом, с фланговыми ударами. Семь суток длилось это сражение. В конечном счете его выиграли наши войска. Противнику были нанесены тяжелые потери, и ему не удалось прорваться к Трубчовску, который он так стремился захватить, чтобы обезопасить свой фланг при наступлении на юг и, главное, подготовить условия для последующего удара на столицу. А 2 сентября начался общий контрудар войск Брянского фронта. 13 сентября наши войска закрепились на достигнутых рубежах и произвели перегруппировку.
Немецко-фашистская печать еще 3 сентября поспешила объявить о захвате Брянска танковой армией Гудериана. В действительности же гитлеровским войскам, несмотря на их огромное превосходство в танках, бронемашинах, мотопехоте и тактической авиации, не удалось достигнуть сколько-нибудь заметных успехов. Брянска они не только не взяли, но, напротив, под ударами Брянского фронта с большими потерями откатились с прежних позиций и оказались в 60 километрах от города.
Однако враг добился значительных успехов на юге, захватил Киев. Теперь он мог все силы группы армий «Центр» бросить на московское направление. Трамплином для взятия советской столицы враг по-прежнему считал Орел и Брянск.
1 октября 24-й танковый корпус противника занял город Севск. Отсюда корпус развил наступление на [66] Орел — Тулу. 47-й немецкий танковый корпус устремился на Карачев — Брянск. Продолжая развивать наступление, механизированные части Гудериана соединились с наступающей к северу от Днестра группой генерала Клейста.
Начался второй период боев на Брянском фронте. Ценой огромных потерь противник прорвал нашу оборону и 3 октября овладел Орлом, охватив войска Брянского фронта с востока. Теперь наши войска сражались в окружении. Требовалось срочно возводить новые рубежи обороны. Для строителей наступили самые беспокойные дни. Мы строили промежуточные рубежи, которые тотчас же занимали войска, осуществлявшие маневренную оборону.
Хорошо, что мы заранее готовились к трудным маршам. Люди научились ходить в колоннах, быстро рассредоточиваться и укрываться при авиационных налетах. К тому времени мы уже неплохо справлялись с организацией разведки и боевого охранения на марше.
Всю нашу технику — походные кузницы, бетономешалки, лесопильные агрегаты — мы поставили на колеса. Тяжелые машины еще раньше отправили в Москву. На подводах и автомашинах перевозился инструмент, необходимые запасы продовольствия, горючего и материалов, хлебопекарни. Лошадей и телеги нам выделили окрестные колхозы, не успевшие эвакуировать имущество в тыл. На всякий случай в вещевых мешках строителей хранился «неприкосновенный запас» — по килограмму сала и сухарей. Этот «НЗ» здорово выручал нас в походах.
Напряженно трудился наш штаб. Нужно было быстро намечать маршруты движения, разведывать дороги, мосты и броды, определять порядок действий на случай неожиданного нападения противника.
Еще когда был свободен путь на восток, мы предложили нашим пожилым товарищам эвакуироваться в тыл. Они восприняли это как обиду. Отказались уйти от нас и работавшие с нами колхозники. Из женщин тоже никто не захотел отправиться в Москву.
Мы двигались на Льгов. Становилось уже холодно. Теплую одежду кое-как раздобывали на брошенных складах. Хуже было с обувью. Во время переходов ботинки, [67] тапочки и сандалии, в которые были обуты большинство строителей, разваливались на глазах. Наши снабженцы достали на кожевенных заводах сыромятную кожу. Из нее наспех мастерили чуни — самоделки из единого куска кожи, стянутого шнурком.
И вдруг я увидел... лапти. Признаюсь, меня покоробило. Но люди шагали бодро. Даже девчата надевали эту давным-давно позабытую нашим народом обувь куда охотнее, чем чуни. В ладных лапоточках по ноге, в цветастых сарафанах, в платочках, завязанных узелком под подбородком, девушки выглядели персонажами из какой-нибудь пьесы на старорусскую тему. Я смотрел на необычный наряд наших боевых подруг, на их облупившиеся от солнца лица, на руки в мозолях и ссадинах, и грустью щемило сердце. Ничего, родные, вы по-прежнему остаетесь самыми изумительными, самыми красивыми женщинами на свете. Кончим войну, мы сделаем все, чтобы вы могли носить шелковые платья и модные туфли, сделаем все, чтобы жизнь ваша была счастливой и светлой, вы заслужили этого больше, чем кто-либо. А пока не до красоты нам, и молодцы вы, что не хуже нас понимаете это...
Колонны строителей двигались вперед. На одном из привалов произошла волнующая встреча с Никитой Сергеевичем Хрущевым. Строители приняли его как родного: в Москве он много раз бывал у нас, постоянно интересовался нашими успехами. А теперь встретились на фронте. Задушевная беседа с Никитой Сергеевичем на всю жизнь запомнилась военным строителям. Он не скрывал от нас трудностей, откровенно рассказал о тяжелой обстановке на фронте, но в словах его звучала уверенность в победе. Эта уверенность передалась людям. Пусть трудно, но мы выстоим. Обязательно выстоим!
* * *
Мост через Сейм в районе Льгова взорван, а нам нужно как можно быстрее перейти на тот берег, где намечено строительство нового рубежа.
Переправочных средств у нас не было, идти в обход далеко. Вяжем плоты. Пригодились бревна, которые мы тащили с собой из Брянских лесов в безлесные районы Льговщины. Фашистские самолеты напали на переправу. [68] Многих товарищей мы здесь потеряли. Выявился наш просчет: своевременно не организовали спасательные отряды. Это послужило уроком на будущее. Впредь на всех переправах у нас создавались такие отряды.
Приступить к работам на льговской равнине не пришлось. Враг наседал, теснил наши части. Нам приказали срочно сняться с рубежа и двигаться назад, к Брянску. Тревожным был этот поход. На Льговщине мы уже успели развернуть наши части на широком фронте. За три часа, которые нам отводились приказом, нужно было собрать подразделения и выступить в дорогу. Темной ночью наши связисты-разведчики побежали по рубежу, передавая распоряжение. Колонны строителей потянулись на юг.
Враг шел по пятам и по параллельным дорогам, старался окружить нас. Нашим арьергардным вооруженным отрядам и боевому охранению временами приходилось вступать в стычки с вражескими дозорами.
Потери у нас были небольшие. Недосчитались лишь одной гужевой роты: по-видимому, сбилась с маршрута и попала к врагу.
В темноте полыхали зарева пожарищ. Горели Льгов, Фатеж, Кромы, Орел.
С болью в сердце мы шли по скорбным дорогам отступления. Наши войска вели непрерывные оборонительные бои, наспех закрепляясь на подходящих высотах или на берегах рек. Мы, строители, мало понимая в военном деле, все же недоумевали: почему между Курском и Орлом не оказалось оборудованных рубежей? А здесь удобная для обороны пересеченная местность. Куряне могли бы своими силами оборудовать позиции, хотя бы в первую голову под Курском. А в 30 километрах к северу, у крупного селения Жирово, самой природой создан противотанковый ров — глубокий овраг, очень удобный для эскарпирования. Длительное сопротивление врагу можно было оказать под Фатежем: на окраине города большая высота, перед ней реки Усожа, Свала. Во всех этих местах наши отступавшие войска вели бои с врагом, особенно в Фатеже, в Жирово, но оборона была бы упорней и успешней, если бы местность своевременно подготовили в инженерном отношении.
Подходим к Орлу. Знаем, что гарнизон и жители этого города решили защищаться до последнего. Вот перед [69] нами Тросна — городок на возвышенности. Здесь войска и орловские рабочие спешно роют окопы. Но противотанковых препятствий нет, огневых сооружений и подавно. Как тяжело будет вести бой в таких условиях! А ближе к Орлу и вовсе нет никаких укреплений. Почему? У нас чешутся руки приняться здесь за строительство рубежа. Но приказано не останавливаться, идти к Брянску.
Стало очевидным: если бы больше уделялось внимания строительству укреплений, врага было бы легче остановить и, возможно, иначе развернулись бы события...
Такие мысли приходили нам, когда мы снова развертывались на Брянском рубеже. Мы ставили своей целью сделать рубеж еще более мощным. Это наш долг перед сражающейся Родиной. Все наши части сразу же приступили к работам.
Бои гремели совсем близко.
Врага можно было ожидать отовсюду, с любой стороны. От наших разведчиков и связистов требовалась особая четкость и бдительность. Дозоры дежурили цепочкой в одном — двух километрах от участков работ. С вечера в разведку за последние пункты дозорной цепочки уходили наши наиболее опытные товарищи, чтобы следить за врагом. Усталые, возвращались под утро Анатолий Андреевич Фоменко, Георгий Михайлович Лыкин, Константин Александрович Лобус и докладывали обстановку.
Строители, по существу, слились с войсками, помогая возводить полевые подвижные рубежи.
6 октября пал Брянск. Для строителей, растянувшихся на брянском обводе, создалось угрожающее положение. Поступила команда: сняться и двигаться на Белев. Это значило, что наши войска оставляют Брянский район и идут на защиту Тулы. Перед уходом взрываем огневые точки. Тяжело губить то, что создавали своими руками. Но нельзя оставлять укрепления врагу.
Совершенно не отдохнув, строители отправились в новый поход.
Отходить нам приказано через Карачев. Это указание вызывало недоумение. Наша разведка доносила, что дорогу на Карачев оседлали вражеские мотоциклисты, С телефонного пункта, который случайно уцелел в Стеклянной [70] Радице, где располагался наш штаб, связываюсь с командованием, докладываю обстановку и прошу разрешить двигаться в обход Карачева, лесами. Приказано не своевольничать:
— Двигайтесь по дороге. В лесу завязнете.
Мы обследовали ближние лесные дороги. Они действительно в ужасном состоянии, но исправить их можно.
А по шоссе на Карачев все-таки идти нельзя — там враг. Решаем двигаться лесом, стараясь не отклоняться далеко от шоссе. Фашисты в лес не любят соваться: боятся партизан. Мы и воспользуемся этим.
Колонны строителей втягиваются в лес. Разведка следует вдоль шоссе. Она все время доносит: по шоссе движутся вражеские войска.
На пути нам попался дом лесного объездчика. От объездчика мы узнали, что утром его усадьбу навестили фашистские мотоциклисты, спрашивали о партизанах и строителях. Забрали мед, разломав ульи, и укатили.
Объездчик посоветовал нам не задерживаться. Всю ночь он сопровождал нас, показывал, где легче проехать.
Форсируем лес. Именно форсируем, так как для грузовиков, тракторов и грейдеров приходится прорубать заросли, возводить мосты через речушки и овраги, отрывать спуски и подъемы в крутых склонах берегов.
Горящий Карачев обойден стороной. Теперь можно выходить на шоссе. Идем через покинутые жителями села. Наш обоз все более растягивается. Присоединяем к нему брошенный хозяевами скот, свиней.
Нам очень пригодились эти «живые запасы», так как кормить людей на бесконечных маршах становилось все труднее, наши тылы расстроились, и мы переживали тяжелые дни. После мы сдали тулякам несколько сот голов разной живности.
Вражеские самолеты охотятся за нашими колоннами. Но мы уже достаточно обстреляны. Во время налетов строители рассыпаются в стороны, укрываются как придется, и потерь мы почти не несем. Наши стрелки открывают по самолетам массированный огонь из винтовок и держат воздушных бандитов достаточно высоко в небе. [71]
Наконец показался Белев. Строители заполнили опустевший город. Кругом полыхают пожары. Наши люди прямо с марша вступают в борьбу с огнем. Нам помогают оставшиеся в городе жители. Строители берут под свою охрану склады и магазины. Нас удивляет, почему не видно воинских частей. Жители говорят нам, что войска занимают оборону в районе станции.
С Михаилом Павловичем Каном и Николаем Петровичем Комраковым направляемся в штаб кавалерийской дивизии. Он расположился в старом массивном здании школы на окраине города. Застали здесь довольно неприглядную картину. Штаб фактически не работал. Чувствовалась какая-то пустота, беспорядок, заброшенность. Несколько командиров слонялись без дела по комнатам.
Командир дивизии принял нас в своем кабинете. Худощавый, с пышной седеющей шевелюрой полковник сказал, что мы подоспели вовремя. По разложенной на столе карте объяснил нам задачу: отрыть в первую очередь траншеи перед рекой в районе моста. Если позволит время, соорудить пулеметные огневые точки и на другом берегу Оки для обстрела возможной вражеской переправы. Работы надлежало выполнить в течение суток.
Полковник показался нам решительным и знающим человеком. Он заверил: фашистов под Белевом конники задержат, они умеют драться и в конном, и в пешем строю, что уже неоднократно показали на фронте.
У нас поднялось настроение.
Строители принялись за дело. Не было ни чертежей, ни схем. Пришлось положиться на инициативу командиров строительных батальонов, рот и взводов, на умение и смекалку рабочих. Наши подразделения растянулись вдоль берегов Оки, началась напряженная работа. Впервые строители возводили полевые укрепления под свою ответственность, без технических указаний сверху. Командиры кавалеристов в наше дело не вмешивались, да мы их и не видели.
Работа не прекращалась и ночью.
Люди трудились без отдыха. Перед рассветом объявили отбой на два часа, чтобы немного послать. А мы отправились в штаб дивизии. В районе железнодорожной станции продолжался бой. Войдя в здание штаба, [72] мы застыли в изумлении: в нем было пусто. Когда и куда снялся штаб дивизии, узнать было не у кого. Причина такой поспешной эвакуации тоже осталась тайной. Связались с командиром стрелкового полка, оборонявшегося в районе железнодорожной станции. Он тоже ничего не знал. Связи у него с вышестоящим командованием не было. Командир полка посоветовал нам уходить за Оку и двигаться по направлению к Туле. Все наши попытки связаться по телефону с Тулой ничего не дали. Удалось соединиться с ближайшими еще работавшими пунктами телефонной связи. Мы примерно знали, где еще действует Советская власть, а дальше все было покрыто мраком неизвестности.
Что предпринять? Мы думали горькую думу и никак не могли прийти к решению.
В это время к нам неожиданно прибыл Михаил Митрофанович Мальцев с группой товарищей. Шли они пешком, в изодранном обмундировании, вид у всех до крайности изнуренный.
Они побывали в страшной переделке.
Штаб Мальцева, базировавшийся в Карачеве, получил указание штаба фронта об отходе и передал его частям. Штабные работники эвакуировались из Карачева. Здесь осталась лишь оперативная группа во главе с самим Мальцевым для связи с фронтом и для наблюдения за передвижением частей. Основные маршруты для военных строителей были указаны штабом фронта, и ослушаться этих указаний Мальцев не мог.
Между тем маршруты, по-видимому, были составлены по запоздавшим данным разведки. Некоторые колонны строителей из-за этого сталкивались с идущими навстречу фашистскими войсками. Выручала своя разведка и дозоры. Командиры частей на ходу изменяли маршруты, обходя опасные места, что и спасло многие подразделения.
Оперативная группа Мальцева сделала все возможное, чтобы исправить маршруты, но связаться удалось не со всеми частями. Генерал Рейтер, командующий группой войск Брянского фронта на карачевском направлении, сообщил, что гитлеровцы подходят со стороны Орла, и приказал сжечь мосты под Карачевом. У строителей не было ни керосина, ни достаточного количества бутылок с горючей смесью. Генерал прислал четыре [73] автомашины с бочками бензина и велел ждать команды. Но никакой команды не последовало, а немцы уже подходили. Мальцев поджег мост на свой страх и риск.
Фашистские танки были уже у стен города. Оперативная группа оказалась в тяжелом положении, но продолжала оставаться на месте, пропуская колонны строителей. Задерживались в пути небольшие группы, отходившие с Брянских рубежей. 5 октября из Алтухово подошел со своим штабом полковой комиссар Быховский и главный инженер Утнелов. На подходе были еще две группы, и Михаил Митрофанович очень за них волновался, оттягивая до последней возможности свой отъезд из Карачева.
Красноармейская улица, на которой размещался штаб Мальцева, являлась продолжением шоссе, по которому приближались фашисты. Под навесами во дворе стояли наготове четыре легковые и две грузовые машины. [74]
Враг уже завязал бой на окраине города. Сгущались сумерки. Запоздавшие группы строителей не подходили. Мальцев дал команду: «По машинам!»
В это время на улице раздались два взрыва. Наши товарищи увидели остановившийся советский танк. Он был объят пламенем. В задней стенке танка зияла пробоина, из, которой вырывался огонь. Мальцев, Быховский, Утнелов, Глуховцев, Кравцов побежали, чтобы оказать помощь танкистам, но боковой люк был задраен. Броня накалилась, и внутри танка стали рваться патроны. Танкисты погибли.
На перекрестке улиц стоял другой танк, на нем виднелись силуэты людей. По приказанию Мальцева Николай Тихонович Глуховцев, прячась за телефонные столбы и деревья, подкрался к машине. Услышал немецкую речь. Почему фашисты не стреляли по группе людей, стоявшей около горящего танка, было непонятно. Вражеский танк развернулся и ушел по улице назад, в сторону вокзала. Мальцев подал сигнал отправляться. Машины тронулись. В этот момент показались два мотоцикла, а за ними танк. Остановив машину, Михаил Митрофанович вышел из нее и совершенно спокойно пошел навстречу. Подойдя вплотную к мотоциклистам, Мальцев увидел, что это немцы. Отпрянув назад, он выхватил наган и выстрелил в лицо одному, а затем второму мотоциклисту. Они свалились на дорогу.
Все это произошло в одно мгновение. Танкисты, как видно, растерялись. Наши люди выскочили из машин и бросились искать укрытия. Танк выстрелил из пушки и начал строчить пулеметными очередями по нашим машинам.
Михаил Митрофанович и его товарищи, перелезая через заборы, дворами вышли на окраину. Под ногами было топкое болото, заросшее мелким кустарником. С трудом выбрались на сухой островок. Недосчитались Утнелова и красноармейца-шофера.
Карачев горел, подожженный со всех сторон. Наши товарищи обогнули город и углубились в лес. Так они добрались до Белева. Мы накормили обессилевших людей, и они тут же заснули. Только Михаил Митрофанович отказался от отдыха и отправился вместе с нами осматривать предмостный рубеж. [75]
