Сборник статей и материалов посвященный деревне Любощь и местам ее окружающим
Севское осадное сидение (март 1634 года)
В данной небольшой статье расскажем об участии вольных охочих людей Комарицкой волости на Севском театре Смоленской войны в марте 1634 года.
1 марта 1634 года под Севском появился крупный отряд из поляков, литвы и запорожских черкас, взявший город в плотное осадное кольцо и расположившийся лагерем (табором) в городских предместьях. По мнению ватажка охочих людей Комарицкой волости Ивана Колошинского под Севском стояли отряды «панов» - князя Иеремея Вишневецкого, Николая Жолкевского, запорожцы гетмана Ильяша, а также полковники Григорий Черкасский (из города Черкас), Данила Каневский, Яцко Острянин, Юрко Чигиринский-Латыш, Филоненок Корсунский и некто Белецкий. Иван Колошинский (по-видимому происходящий из села Колошичи дворцовой Комарицкой волости) весьма мобильно собрал отряд из охочих людей Севского уезда и уже 3-го марта двинулся в сторону Севска «для вестей и языков». Не дойдя до уездного города 20 верст, Колошинский неожиданно натолкнулся на «загон» (отряд) литовских людей, с которым незамедлительно вступил в бой. Литовцы были разгромлены, удалось взять троих языков, среди которых, как выяснилось, оказался атаман Федор Навакевич (Новоковский), черкашенин из Переславля. Двое других захваченных языков были простыми «пашенными мужиками» - Ивашка Кузьмин (Коцов) из Лохвиц, а Ивашка Моисеев из окрестностей Белой Церкви, города Ергачуя. В расспросе Коцов сообщил, что 4 недели назад в Лохвицах князь Иеремей Вишневецкий начал сбор «подымовных» даточных людей с крестьян своих вотчинных владений – с 3-х дворов по человеку, в число которых попал и он, Ивашка. Все трое утверждали, что как только польско-черкасское войско подступило к Севску они в составе загона численностью в 80 человек направились в Комарицкую волость для грабежу, пока на реке Неруссе их не побили государевы люди того же Колошинского.
Колошинский незамедлительно направил захваченных языков в столицу через Карачев в сопровождении сотника Дядчева, есаула Найденки Харланова и казака Ивашки Мартынова. Наиболее содержательные показания дал черкашенин Ивашка Моисеев, поведав следующее. К запорожцам он пристал накануне Покрова Пресвятой Богородицы (14 ноября) того же года и пришел в Севск вместе с войском Ильяша Бута. О количестве людей у короля и королевича под Смоленском Ивашка не знал, зато сообщил, будто бы ему известно, что прошлой осенью (когда конкретно – не помнит) из-под Смоленска король и королевич писали гетману Конецпольскому о сборе гусар и запорожцев и о присылке оных в качестве военной помощи. Конецпольский в тот момент стоял на турецкой границе в городе Бар. В середине февраля Конецпольский отпустил в Смоленск Жолкевского с 2000 человек. По указу польского короля князь Иеремей Вишневецкий провел сбор подымовных людей в своих вотчинах – по человеку с 3-х дворов, в ходе чего собрал порядка 5000 человек. По словам Моисеева запорожцев было 2000 человек, а всего вместе с Жолкевским и Вишневецким черкас, поляков да подымовных людей – 9000 человек. Тогда же, в середине февраля, в Батурин к Жолкевскому «в товарыщи» был направлен некий поляк Лука (кто таков – Ивашка не ведал) дабы идти им под Севск. Кроме того Федор Новоковский со товарищи добавили, что слыхали они о приходе под Каменец-Подольский крымских татар с ханом Темиром-Мурзой [1].
В гарнизоне Севска в ту пору находилось «по спискам» 250 человек стрельцов, 125 городовых казаков и 300 человек даточных комарицких казаков. Из числа этих гарнизонных и временных служилых людей «на … государевых службах под Новым Городком Северским и под Стародубом и под Трубчевском и в литовские приходы под Севском в приступы и на выласках» были убиты 31 стрелец, 15 человек служилых казаков и 32 даточных комарицких казака. Да и те, по словам воеводы Федора Пушкина, «с осадные нужи отцынжали (болеют цынгой), лежат больны» [2]. Итого – всего 597 человек. С таким числом служилых людей воеводе Пушкину пришлось выдержать почти двухнедельную осаду войском князя Вишневецкого. Пополнить гарнизон даточными казаками из комарицких крестьян всех четырех станов Севского уезда было невозможно, т.к. еще по литовским вестям комаричане, опасаясь литовцев и запорожских черкас бежали по лесам. Расскажем в общих чертах, что же из себя представляли временные служилые люди – даточные комарицкие казаки. Еще в начале 1633 года по грамоте из приказа Большого Дворца крестьянам Комарицкой волости было велено «по вестем … для осадново времени» выставлять с жилой выти по одному даточному казаку, вооруженному пищалью, топором и рогатиной. Набор осуществлялся следуя степени опасности – «смотря по вестем, сколькими людьми мощно осаду укрепить» [3]. Служба даточного казака велась «поочередно и понедельно», уступая свое место новой партии – следующим 5-й и 10-й долям (400 или 600 людям) в зависимости от военной обстановки. Количество крестьянских дворов Комарицкой волости всех четырех станов в то время равнялось приблизительно 3500, положенным в 800 жилых вытей, с которых до осени 1633 года комаричане выставляли до 700 даточных казаков. Эти даточные люди и составили большую часть севского гарнизона в 1633-34-х годах, «укрепив» его штат своей численностью. К 1635 году служба комарицких крестьян в даточных казаках была упразднена – по разрядным книгам 1635 года в Севске, как и в 1632 году, службу несли всего 197 человек даточных людей с 403 вытей [4].
Вернемся к осажденному Севску. Судя по отписке воеводы Федора Пушкина, отправленной 21 марта в Разряд вместе «с проходцы» (гонцами) из даточных казаков Карпиком Семеновым и Пронькой Подовинниковым, ход событий был следующий. 1-го марта, как только Севск был взят в осадное кольцо «со всех сторон», из острога произошла вылазка отряда стрелецкого и казачьего головы Григория Бакшеева, состоящего из местных служилых и охочих людей, конных и пеших. В ходе завязавшегося боя севчанам удалось вырубить небольшой отряд зазевавшихся литовцев и черкас, были взяты языки. Ожесточенный противник начал плотнее сжимать кольцо вокруг города, совершая яростные приступы. Севчане не заставили себя долго ждать и 2-го марта сделали вторую вылазку «на литовских людей и на таборы». Отряд возглавляли Григорий и Василий Бакшеевы, Дмитрий Рагозин и подьячий съезжей избы Степан Фофанов. Как и в прошлый раз в отряде были севские стрельцы и казаки, даточные комарицкие казаки и охочие люди. В этой вылазке севчанам посчастливилось взять вражеские знамена и еще нескольких языков. Последние в допросе на пытке рассказали, что под Севском стоят польный гетман Николай Жолкевский, князь Иеремей Вишневецкий, полковники Касаковский, Кисель, капитан Вишел, гетман Ильяш Бут и Яцко Острянин, а с ними: «поляков, фуртьян (sic) [5] и немец, которые были в прошлом году против турок, и казаков запорожских, письменных (реестровых) выписных (исключенных из оного), и королевских, и Вишневецкого городов гайдуков и всяких сборных людей тридцать тысяч». Из артиллерийского наряда у врага были 8 медных полуторных и полковых пушек. Если верить «пыточным речам» захваченных языков, вражеское войско намеревалось во что бы то ни стало взять Севск приступом, Комарицкой волости было уготовано разграбление. После запланированного взятия Севска, мешавшего войску Вишневецкого пройти в другие северские и украинные города. Также с пытки пленники сообщили о готовившемся подкопе. После второй вылазки вражеское войско «учинило тесноту великую», около городских стен в 15 саженях стояли туры, с которых велся повальный, «безпрестани», огонь из пушек – «и день, и ночь». Кроме того на головы осажденных севчан сыпался рой зажженых стрел. Для предупреждения новой вылазки черкасы устроили «многие» караульные роты. В ночь с 3 на 4 марта отряд осадного головы Алексея Руднева и севских подъячих Григория Ферапонтова, Ивана Федорова и Мелентия Никитина вместе с севскими служилыми и даточными комарицкими казаками внезапной очередной вылазкой отбил от города караульные роты, «многих поляков и литовцев посекли, языков взяли». После небольшого затишья 5-го марта, 6-го в Севск к воеводе от Вишневецкого и Жолкевского был прислан поляк, дабы вести разговор о размене полона государевых людей, которые взяты на боях под Севском на тех черкас и литовцев, что были полонены севчанами в Борзне и иных городах. Поляк, ссылаясь на слова Вишневецкого и Жолкевского, предложил прислать в Севск роспись этих полонянников. Для переговоров по сему вопросу во вражеский лагерь был послан голова Григорий Бакшеев, но, по всей видимости, толком в этом плане ничего не было решено. Раздраженные упорством московитов от Вишневецкого и Жолкевского, направили в Севск лист с угрозами, дабы Федор Пушкин сдал им город, а сам со служилыми людьми из оного вышел. Не желая продолжать бесцельные переговоры с коварным врагом, Пушкин вернул им письмо, гонцу велел передать «с бранным словом», чтоб они впредь «таких врак и прелестных слов» ему не писали. После чего на осаждавших обрушился шквал пушечного и ружейного огня. Опасаясь возможной измены и для «укрепления осадного сидения», Федором Пушкиным была учинена присяга голов, приказных, служилых и осадных людей на верность государю Михаилу Федоровичу и его сыну царевичу Алексею – «[чтобы им] … служить и прямить, и во всем радеть, и города не сдать и из города не скинуться и никакия хитрости над городом не учинить». В ночь с 6 на 7 марта, начиная с 3-х часов утра враг пошел на новый ожесточенный приступ, смыкая кольцо вокруг Севска. Во многих местах был выломан частокол, в ров набросали дрова и солому, успели зажечь две башни. В отчаянной схватке и этот приступ был отбит. Пожар потушили, рвы очистили, а заодно захватили новых языков. Видя такое положение дел, «крепкостоятельство» севчан, в первом часу дня враг снял осаду и отошел от городских стен, после чего удалился в свой лагерь. Из таборов были направлены небольшие загоны в соседние с Севском города. Бежавшие к севчанам из польского лагеря «выходцы … русские люди» сказали, что под городские стены Севска ведется подкоп. По прошествии нескольких дней сравнительного затишья, 12-го марта отряды Дмитрия Рагозина, братьев Бакшеевых и Афанасия Никитина атаковали вражеские шанцы, где порубили «многих людей». Место подкопа было обнаружено и засыпано [6].
Небольшие загоны, отделившиеся из польско-литовского войска, после снятия осады Севска, поспешили идти в Комарицкую волость для «шарпанья» (грабежа и разбоя). Неожиданно из Литвы не поступила весть о выступлении в поход турецкого «царя» с крымскими татарами. Вишневецкий, Жолкевский и Казановский вместе со своими полковниками «сняли» походные таборы и выдвинулись в сторону Литовского рубежа. Сразу же между кликой Вишневецкого и запорожцами возникла дрязга. Последние отказывались возвращаться в Литву и желали идти к Смоленску или на Муравский шлях [7].
Отдельно стоит рассказать о ватажке (атамане) отряда вольных охочих людей Иване Колошинском. По происхождению он был попом прихода комарицкого села Колошичи. В те времена, особенно в землях порубежных, случаи, когда священослужители (как правило вдовые попы) становились во главе ватаг вольных людей ходивших для «промысла» над соседями, были далеко не редкими. Помимо захвата языков и «оберегания» Комарицкой волости от проникновения литовских людей, отряд Колошинского «отличился» и в весьма неприглядном свете – во время «Северского похода» под город Трубчевск. Годом ранее, в ноябре «загон» Колошинского присоединился к отряду подъячих севской съезжей избы Григория Ферапонтова и Афанасия Никитина, состоящий из даточных комарицких казаков и охочих людей Севского уезда. Уже 21 ноября вместе с подъячими отряд Колошинского штурмовал Трубчевск. В тот же день «пришли к ним в сход под Трубчевск» дворяне-стародубцы братья Василий и Осип Бакшеевы вместе с охочими людьми из Комаричей и Карачева. Головой у карачевцев был Семен Веревкин. Как выяснилось позднее С. Веревкин и О. Бакшеев пришли со своими людьми под Трубчевск «без государева указа», самовольно. 24 ноября в пополнение объединенному отряду Григория Ферапонтова и Ивана Колошинского под Трубчевск прибыл стрелецкий и казачий голова Севска Григорий Бакшеев. Стрельцы и казаки Бакшеева везли с собой 2 полковые пищали, 5 пудов зелья и 3 пуда свинца. 5 декабря Трубчевск сдался на милость осаждавших московитов, Григорий Бакшеев лично принял у литовцев город. В тот же день была учинена опись зелья и свинца, городских и уездных людей стали приводить к присяге. Вдруг неожиданно пополз слух, о том, что бывший урядник Трубчевска Богдан Красковский был ограблен братьями Бакшеевыми – Григорием и Осипом и охочими людьми Семена Веревкина. Вскоре ситуация прояснилась – как стало известно, Красковского с пахолками, после того как тот сдал город Григорию Бакшееву, за городом ограбили карачевские и комарицкие охочие люди все того же Колошинского. По рассказу литвинов Яна Синицкого, Петра Нетицкого и Михаила Поплавского, а также русских казаков Непоспела Григорьева и Данилы Тетинтьева, Осип Бакшеев и Григорий Ферапонтов, узрев нападение комарицких и карачевских мужиков на свиту Богдана Красковского, бросились отнимать его у охочих людей. Ян Синицкий собственными глазами видел, как Бакшеев с Ферапонтовым били мужиков ослопами и саблями, пытаясь выхватить из озверевшей толпы бывшего трубчевского урядника[8].
Как мы видим, охочие люди Колошинского ни по своей организации, ни по образу действий ничем не отличались от западнорусских «шишей» данной эпохи Смоленской войны, чередуя государеву службу с грабежами.
[1] РГАДА, ф. 210, Столбцы Московского стола, д. 101, лл. 70-75
[2] РГАДА, Московский стол, д. 110, л. 6-7
[3] РГАДА, Севский стол, д. 99, л. 181
[4] Книги разрядные, Т. 2, Спб 1855
[5] Вероятно волохов (румын)
[6] Там же, лл. 348-356
[7] Там же, лл. 433-434
[8] РГАДА, ф.210, Столбцы Московского стола, д. 102, лл. 69-100
© А.С.Ракитин, 2010
© С.В.Кочевых, 2010
|