Лейб гвардии Павловский полк
глазами поручика Александра Петровича Редькина.
Его воспоминания были опубликованы в ряде номеров
эмигрантского журнала Военная быль выходившего в Париже.

Картинки мирной жизни Лейб-Гвардии Павловского полка.
ПОЛКОВОЙ ПРАЗДНИК 1910 г.
Военная быль. № 44. 1960

Уже в октябре начиналась подготовка к полковому празднику 23-го ноября - день Александра Невского. По утрам, до обеда, а бывало и после него полк шел в Михайловский манеж. Тускло горели фонари в огромном манеже, пахло конюшней и сырыми опилками, снаружи моросил осенний дождь.

К четырем часам дня уже смеркалось, а полк, вытянувшись во всю длину манежа, своими почти полутора тысячью, людей, начинал репетицию. Сначала шло равнение, потом прохождение развернутыми ротами и взводными колоннами. И не один раз приходилось маршировать, добиваясь широкого и мощного шага. Часа по 2 и по 3 уходило на это занятие. Возвращались и казармы, когда было совершенно темно, только на Марсовом поле поблескивали лужи от походящих трамваев.

Дня за 3-4 до праздника, была генеральная репетиция и полк шел на нее не в парадной, а в караульной форме, в гренадерках. Обращали особенное внимание на одновременное снимание гренадерк по команде "шапки долой", на однообразие их держания, на выход одновременно командиров рот на середину перед ротой. Словом готовились не на страх, а на совесть.

С утра, 23 ноября, все блестело в казармах, полы, которые были вымыты с вечера, печи и стены начисто перетерты, портреты, картины и таблицы в ротных помещениях начищены в совершенстве, нигде ни пятнышка ни пылинки.

Еще с вечера, кумовья-финляндцы заступили наш домашний караул, чтобы дать возможность всем людям быть на параде, а мы, Павловцы, в свою очередь на их полковой праздник, на 12 декабря, на Спиридона Поворота, посылали к ним свой караул. Заведено было эти караулы угощать праздничным обедом и ужином.

За пол-часа до выхода из казарм, в роты приходили офицеры и тщательно осматривали людей, подтягивали пояса, поправляли лацкана и помпоны на гренадерках. Все было 1 срока и не всегда барышни, собираясь на бал, так тщательно наряжались, как прихорашивались наши полки к Царскому параду.

В баталионных колоннах выстроился полк на Марсовом поле. Оркестр в полном составе до 60 человек со взводом Царевой роты ушел за знаменем к Зимнему Дворцу.

Шинели в накидку, слегка морозит и порхают редкия снежинки, блестят гренадерки, из-под накинутых шинелей видна алая полоса лацканов, густая щетина штыков. Вот слышен марш приближающегося знаменного взвода.

- Полк, под знамя, шай на краул, - и командир полка, на своем "Шантеклере", становится впереди полка.

Вот и знамя на месте, на правом фланге роты Его Величества. С громом оркестра, под грохот барабанов и свист флейт потянулась колонна полка через Марсово поле на Итальянскую улицу, в Михайловский манеж. Извозчики и трамваи остановились, пропуская полк. Остановились и прохожие. Вот мальчишки, несущие из обойной мастерской диван, кресла и стулья остановились, разселись на диване и.креслах любуются редким зрелищем. Баба с боченком сельдей за спиной, мужик разносчик, тоже останавливаются. Проносят знамя, мужик снимает шапку и крестится, видно старый солдат. Барышни в тонких ботинках топчут ногами, холодно, но им уходить не хочется. Чиновники с портфелями тоже терпеливо ждут. Их пропускают между ротами, но они, проскочив, все-же останавливаются и, пока полк не пройдет, стоят и смотрят. С площадок трамваев, где теснится молодежь, часто были слышны приветствия и поздравления, на что фланговые унтер-офицеры неизменно отвечали: "покорнейше благодарим, барышня", или "сударь", если поздравлял мужчина.

Вот наконец и маненж, там уже стоят голубые Атаманцы. Гремят полковые марши: полки приветствуют друг друга.

Пока складывают по-ротно шинели, подчищаются сапоги щетками, захваченными предусмотрительными каптенармусами, мы, офицеры, успеваем перекинуться парой слов со знакомыми Атамаицами. И по сей час помню высокую красивую фигуру их командира Евреинова. Наконец полки выстраиваются и равняются по шнуру. Начинается съезд начальства.

Приехал командир бригады генерал-майор Иелита-фон-Вольский, начальник дивизии генерал Флуг, командир Гвардейского корпуса генерал-адъютант Данилов, в обиходе называемый "Петрушка". Затем появилась маленькая фигура с большой бородой в мундире Забайкальского казачьего войска, это помощник командующего войсками Гвардии и Петербургского военного округа генерал Газенкампф. Только и слышны поздравления с праздником и громовые ответы полков. Но вот появляется и наш Царственный однополчанин Великий Князь Николай Николаевич, гренадерка еще более увеличивает его и без того огромный рост. Теперь с минуты на минуту надо ждать Государя.

Действительно, не прошло и 2-3 минут, как раздалась команда "смирно". Точно электрический ток пробежал но полкам: встрепенулись, вздрогнули и неподвижно замерли.

- "Полки, шай на краул!" Загремел гвардейский поход и гром полкового встречного марша.

В полку у нас было два полковых марша: одни колонный, под звуки которого полк ходил колоннами в штыки под Бергеном в 1799 г., под Прейсиш-Эйлау, под Фридландом, Бородиным и до Парижа включительно, другой только встречный. Оба марша были даны полку Императором Павлом 1-м и оба голштинского происхождения.

Медленно склоняется знамя па встречу идущему Императору и так же медленно поднимается. Государь в форме полка в гренадерке. Многочисленная свита сопровождает Государя. Видна фигура в мундире Уланского Его Величества полка - это генерал Маннергейм; дежурство в белых барашковых шапках.

- Здорово, Павловцы!

- Здравия желаем Ваше Императорское Величество!

- Поздравляю вас с праздником! Покорнейше благодарим Ваше Императорское Величество! Ура! - растет по мере прохождения Государем баталионов.

Вот прошел Государь I-й баталион и 4 ротных командира, держа шашки "под высь", одновременно вышли и стали перед серединой своих рот, командир баталиона впереди них.

За I-м баталионом то-же самое проделали II-й, III-й и IV-й. Государь шел медленно, всматриваясь в лица стоящих солдат. Вот затрубили Атаманцы и донесся их рев "ура".

Обход полков окончен: Государь вышел! на середину и стал перед ложей, где сидела Императрица. Выносят аналой, выходит наш полковой священник отец Владимир Зайцев и хор певчих в парадных кафтанах. К аналою подносят знамена. Служится молебен с многолетием.

Молебен окончен, аналой унесли, уходят певчие, а вдоль манежа уже стоят линейные.

"К церемониальному маршу, по-ротно, на одного линейного дистанцию первый баталион прямо, прочие на право, на плечо, равнение на право, шагом марш". Заиграли горны сигнал атаки, подхватили, барабаны и I-й баталион, имея впереди знамя при двух высоченных ассистентах-офицерах, отбивая мощный шаг, двинулся вперед. "На ру-ку". - Мгновенно стал стеной лес штыков в ритм шагу повалился на руку.

Под звуки колонного марша, прерываемого сигналами "атаки", отбивал широкий и твердый шаг, как по линейке, выровненные роты проходили мимо Царя и каждая рота, получив похвалу Государя, ревела в ответ "Рады стараться Ваше Императорское Величество". Прошли батальоны, протарахтела колесами пулеметная команда, прошла нестроевая команда и, наконец, последней прошла школа солдатских детей. Мальчуганы отчетливо шагали и звонко ответили Царю.

Полились голубые сотни Атаманцев, а пока они проходили, наш полк свернулся и, во взводных колоннах вторично прошел перед Государем.

Прошли и выстроили фронт на старом месте. Государь и Государыня отбыли в Зимний Дворец, разъехалось и начальство. Командир полка поблагодарил за отличный парад.

Разобрав и накинув шинели, потянулись из манежа в казармы. Пока полк переходил рельсы трамвая на Садовой улице, набралось по несколько трамваев с каждой стороны и с площадок опять поздравляли нас с полковым праздником.

Пришли в казармы, надо зайти домой: снять боевую аммуницию, переменить пальто на Николаевскую шинель и отправляться в Зимний Дворец на обед в Высочайшем присутствии. В это время роты тоже переодеваются: мундиры I-го срока, лацкана и шаровары сдаются в цейхгауз. Надев верблюжьи куртки, строем идут в столовыя, где их ждет чарка водки, пиво н весьма улучшенный обед, а от 4-х часов развлечение в манеже Мраморного Дворца. Имеющие родных, знакомых, да и вообще желающих прогуляться, увольняют до поздних часов.

Дома встречает меня деньщик. Рожа веселая - видел Царя. Как правило, все деньщики отпрашивались у своих офицеров па этот день в строй, чтобы увидеть Царя и пройти перед ним. По Миллионной видны идущие и едущие наши офицеры в гренадерках, кто в пальто в рукава, кто в шинели в накидку.

Поднимаемся на верх, оставив пальто и шинели внизу у лакеев. Большой зал, столы поставлены покоим, серебро, цветы, вазы с фруктами и конспектами. Толпятся офицеры, мешая алый цвет лацканов с голубыми мундирами Атамапцев: маки и васильки. Дворцовые лакеи, в большинстве старые гвардейские солдаты с полковыми нагрудными знаками, медалями, крестами, у некоторых видны и иностранные ордена. Лакеи во фраках, коротких штанах, белые чулки и башмаки с пряжками.

Все, стояли и тихо разговаривали, но вот вошел Государь, сопровождаемый Государыней, сделав общий поклон, пригласил садиться. Сразу заиграла музыка, оба оркестра, наш и Атаманский. Около Государя с Государыней сидело начальство, остальные офицеры перемешались с голубыми Атаманцами.

Лакеи разносят горячее. У каждого прибора пара небольших булочек, белая и пеклеванная, если понадобится еще, то лакей принесет на тарелке. Подали второе. Поднимается Государь пьет за здоровие обоих полков. Командиры полков отвечают, гремит "ура".

Обед подходит к концу, пьют кофе с коньяком, ликерами, разбирают вазы с конфектами и фруктами. Кто из старых петербуржцев, особенно из военной среды, не помнит, как ценились конфекты с Царского стола? А ведь это были самые простые леденцы, но особенно славились своим вкусом малиновые, завернутые в белые бумажки с бахромкой. И давным-давно повелось привозить домой конфекты и фрукты с Царского стола. Государь, сам служивший в Преображенском полку, равно, как Его отец Император Александр III-й, дед Александр II-й, прадед Николай I-й, знали этот обычай. Наши гренадерские шапки были очень удобными бонбоньерками н па этот раз в моей шапке оказалась добрая пригоршня леденцов, именно малиновых, 2-3 яблока, груша и апельсин.

После обеда Высочайший обход выстроившихся офицеров. Так-как из года в год для разговора с Государем выдвигались одни и те-же офицеры, участники Японской войны, то при необыкновенной памяти Государя, он легко запомнил каждого. И на этот раз, подойдя ко мне, между прочими вопросами, спросил, не слишком-ли давит гренадерка мне на лоб и как она вообще тяжела? Я, держа гренадерку по уставу в левой руке, отвечал, что она меня не бесспокоит. Тогда Государь протянул руку, чтобы лично убедиться в ее тяжести, а я гренадерку потянул назад. Посмотрел Государь на гренадерку и, увидав, что она изрядно нагружена и благодаря этому весьма тяжела, улыбнулся, а стоявшие позади него Великий Князь Николай Николаевич и командир полка улыбались во весь рот. Государь наклонил голову, еще раз взглянул на гренадерку, потом на меня, еще шире улыбнулся и прошел к следующему, левее меня стоящему, штабс-капитану Льву Адамовичу.

После Высочайшего обхода мы отправлялись по домам. Надо было отдохнуть, приготовиться к парадному ужину, на который всегда съезжалось много гостей, преимущественно бывшие офицеры полка. Кроме того с ротой надо было пойти на развлечение в манеж Мраморного Дворца.

Манеж был битком набит: на первых скамьях офицеры, фельдфебеля и старшие унтер-офицеры, а сзади, как арбузы на ярмарке, солдатские головы. Все веселы, с, удовольствием смотрят на сцену, где им показывают разные фокусы, поют частушки, рассказывают незамысловатые анекдоты и шутки. Взрывы хохота прерывают рассказчика, потом идет кинематограф - так незаметно промелькнули 1,5-2 часа и веселая, и оживленная толпа расходится по ротам. Поужинают, а потом бесконечно пьют чай у своих коек или отправляются в полковую лавочку, где колено выпить чая, пива, дешевого удельного вина, а также получить котлеты, битки, жареную колбасу с картофелем и кислой капустой, малороссийское сало, дешевую карамель, пастилу и все это буквально за гроши.

В 10 часов наше офицерское собрание залито светом. На биллиарде шаров не катают, в мундирах играть неудобно, да и не время. Небольшие круглые столики накрыты на 4 персоны, все серебро, накопленное полком за сотню лет, на столах, везде цветы. После ужина все это уберут и поставят тяжелые серебряные братины, тогда и пойдет питье.

Съезжаются гости, их встречают офицеры. Из старейших Павловцев ежегодно бывал старик майор Вормс, от служил в полку свыше 55 лет тому назад - 1853-56 г.г. и в отставку вышел при Императоре Александре II-м до Турецкой кампании 1877-78 г.г., сохранив отставную форму того времени - кэпи и полусаблю. Выли участники войны 1877-78 г.г., один из них Березовский, раненный под Горным Дубняком 11 октября 1877 года в грудь навылет. После войны вышел в отставку и открыл военно-книжное дело. Он издавал всем известный журнал "Разведчик". Бывали старые однополчане - Федя Нордман из Департамента Герольдии, Александр Александрович Леман из Главного управления Красного Креста. Он в бою под Ляойяном вывез меня из-под Гелиографной горы, будучи начальником санитарной летучки.

Наконец появилась высокая фигура Великого Князя Николая Николаевича, который, случайно увидев меня рядом, лукаво подмигнул, вспомнив тяжелую гренадерку.

Появилась собранская прислуга с подносами - у одного поднос с замороженными разными водками, у другого поднос с разнообразнейшими сандвичами, маленькими, не больше медного пятака. Так и ходили они попарно. После закуски шли к столам и рассаживались своими компаниями. Играли два оркестра, духовой и струнный. Одно блюдо сменялось другим: дичь, рыба, зелень, еще и еще смены. Все обильно заливалось мадерой, хересом, марсалой, портвейном. После жаркого начинались тосты и лилось вино в тяжелые серебряные полковые кубки. Кроме традиционного полкового, от дедов "вдовы Клико", каждый еще требовал то, что ему нравилось: Мумм, Кордон Вэр, Кордон-Руж, Кристаль, Мозель Мускатель - сладкое душистое шипучее вино.

Около часа ночи, Великий Князь уезжал, провожаемый всеми офицерами, после чего начинали, разъезжаться более пожилые гости, а оставшиеся чипы средних лет и молодежь продолжала веселиться, но постепенно таяли их ряды, некоторые, сраженные Бахусом, мирно спали па диванах дежурной комнаты и зеленой гостинной, другие с трудом добирались до своих квартир в казармах. Но крепкие бойцы оставались и твердо сидели до утра, дополнительно ужинали 2, а то и 3 раза. Оставшаяся собранская прислуга тоже бывала не без греха.

К 8 часам утра в собрании не оставалось уже ни души. Только дежурный по полку и его помощник с тоской ждали смены, чтобы пойти домой и лечь спать.

Все чисто прибрано, проветрено. Все серебро и хрусталь перемыты и в ящиках отнесены в полковой музей. Но этот день еще день отдыха, а на следующий - к 8-ми часам утра всем надлежит быть в ротах на занятиях.

А.Редъкин

Картинки мирной жизни Лейб-Гвардии Павловского полка.
ПОХОРОНЫ
Военная быль. № 48. 1961

В одну из зим, баталион Л. Гв. Павловского полка со знаменем и 4 орудиями одной из батарей 2-й гвардейской бригады выстроился на одной из линий Васильевского острова для сопровождения и салюта скончавшегося боевого старика генерала. Было бы проще наряд на похороны сделать Л. Гв. от Финляндского полка, тем более, что скончавшийся генерал жил недалеко, не только под боком, а можно сказать под мышкой у Финляндцев. Но подошла очередь и пришлось нам вставать ни свет, ни заря, чтобы тащиться на Васильевский остров, а оттуда, легко сказать, в Новодевичий монастырь.

В 9-м часу вынесли гроб с телом скончавшагося генерала. Взяли "на караул", полились звуки "Коль славен наш Господь в Сионе" и, пропустив процессию вперед, потянулись. Мороз небольшой, всего 4-5 гр. Но разстояния громадны. Родные и знакомые почившаго сели в кареты, в кареты сели и офицеры с подушками, на которых лежали ордена покойнаго генерала. Под звуки похороннаго марша, прерываемаго грохотом барабанов и свистом флейт, пошел баталион, за ним, гремя металлом и стуком колес, шли четыре орудия. Шли долго, но все-же, пока шли улицами, было сносно, когда лее вышли за город в открытое поле и подул ветер со снежной пылью, стало противно.

Наконец, добрались до монастыря. По сторонам шоссе отдельные домики с огородами и садиками, заезжие дворы, нзвощичьи трактиры, харчевни.

Катафалк с гробом, кареты с родственниками, друзьями и знакомыми, офицеры с подушками проехали за монастырскую ограду, а баталион и батарея остались на шоссе на морозе и ветре. Роты составила ружья в козлы, орудийные номера и ездовые спешились, закурили папиросы, крученки, потянуло табаком и махоркой. Сзади баталиона оказались два трактира, все население которых высыпало па улицу полюбоваться редким зрелищем. Командир баталиона, вернувшись из монастырской церкви, поздравил нас, сказавши: "Поздравляю вас, господа, сейчас только начнется заупокойная литургия, потом отпевание и после всего этого вынос гроба и погребение. Все это, как мне сказала монахиня, займет не меньше двух часов, а нам придется стоять и мерзнуть. Я решил дать людям возможность согреться. Ведь, и холодно, и голодно, ведь, уже 12 часов. Вот тут два трактира, я сейчас переговорю". И он подошел к стоявшей у трактиров группе людей.

"Кто здесь хозяин этих гостиниц?" Половые усмехнулись при таком громком названии их харчевень. Вышел сухощавый старичек и потянул за рукав пожилого в картузе мужчину.

"Это вот мы, сударь, хозяева".

"Ну вот что, ваши степенства". Оба степенства приосанились, "нам здесь стоять покрайней мере часа два. Люди мерзнут, надо их напоить чаем и подкормить".

"Вы вот что мне скажите: если дать людям по стаканчику водки, за ней я сам в казенку пошлю, а к ней селедку, если есть пироги, то по пирогу, да что ни будь вроде студня или щей или селянки, да чая, то сколько вы посчитаете с человека?". "Это точно, сударь, па ветру, да при морозе долго не выстоишь, а, что касательно пищи, то дозвольте вам, сударь, сказать, мы расположим все дело с Андреичем - это так его звать" - указал он на соседа. "Таким разом, дадим по селедке на 4 человека, пирожков у нас нет, а у меня вот пироги с ливером, а у него и говядиной, у меня студень есть и селянка, а у Андреича щи, никак два котла, ну, а что касается чая, то его вдосталь, так по 20 копеек с носа не покажется вам, сударь, дорого".

Прикинувши, что накормить и напоить до 300 человек: музыкантов, баталион по 50 человек в роте, да артиллеристов, обойдется рублей 60-70, а офицеров, принимавших участие в наряде человек около 20-ти, то придется на брата по три рубля, командир баталиона согласился и оба трактирщика поспешили но домам, чтобы приготовить, что надо.

Командир баталиона отправил командира 5-й роты к артиллеристам пригласить Г.г. офицеров на рюмку водки и стакан чая, а прочих, наравне с нашими солдатами на водку, щи и чай. Артиллеристы сразу согласились, поблагодарили и просили только и их принять в долю расходов.

Принесли из казенки четверти с водкой, разнесли по обоим трактирам и фельдфебеля принялись раздавать чарки водки. В трактирах полное оживление: за прилавком режут большими ломтями хлеб и пироги, половые ставят для Г.г. офицеров столы покрытые чистыми скатертями; на них тарелки и приборы. У входа фельдфебель с помощью барабанщика раскупоривает четверть, рядом стаканы. На столе ломти хлеба, куски, пирога, миски с горячим.

Справа рядами вошли взводы, разселись по скамьям, сняли гренадерки, разстегнули шинели. Дружно, проголодавшиеся и промерзшие люди выпили водки, закусили селедкой и принялись за горячее. Офицеры в соседней комнате тоже выпили водки, закусили селедкой и тоже принялись за щи, потом,чай.

Посторонние посетители, извозчики, огородники и прочий простой люд были собраны хозяином отдельно и, сидя, переговаривались с солдатами, выискивая земляков. Кое-кто из них в свое время был в солдатах.

Когда первые взводы поели, попили и согрелись, то встали, застегнулись, перекрестились на икону, одели гренадерки и, обратясь к сидящим в соседней комнате офицерам, поблагодарили: "покорнейше благодарим, Ваши высокоблагородия".

На смену им пришли вторые взводы. Успели всех накормить, когда из монастыря пришли сказать, что сейчас последует вынос, отпевание окончилось. Выстроились.

Из за ограды монастыря донесся звук сигнала "слушайте все".

"На погребение, пальба баталионом", - защелкали затворы заряжаемых винтовок. "Баталион", - винтовки поднялись дулами в небо "пли".

Раскатистый залп прогремел раз, другой, третий. Оглушительно потрясая воздух, прогремели пушечные удары салюта и стая голубей взвилась над монастырем, стремительно летели галки.

С барабанным боем и флейтами сначала, а, отойдя от монастыря подальше и с музыкой, баталион пошел к себе на Миллионную. Батарея, грохоча колесами, рысью пошла домой.

В казармы вернулись мы уже в сумерках и роты получили кроме ужина и оставленный им обед.

А. Редъкин

Картинки мирной жизни Лейб-Гвардии Павловского полка.
НОРВЕЖСКАЯ ТРЕСКА И РУССКАЯ ГОЛОВИЗНА
Военная быль. № 50. 1961

В декабре 1905 или январе 1906 года, точно не помню, было увеличено приварочное довольствие войск. Несмотря на то, что вообще в полках кормили прекрасно, приварок был увеличен на несколько копеек.

Заведывавшие хозяйствам ломали себе голову, чем и как увеличить и улучшить пищу. В то время хозяйством нашего полка заведывал полковник Александр Иванович Лебедев, впоследствии командир Алексеевскаго (Алексопольского) полка, стоявшего в Скерневицах. В то время в полку был подпоручик Николай Константинович Вегге, швед, окончивший Финляндский кадетский корпус. Он прекрасно говорил по шведски, фински и очень слабо по-русски.

Как то в разговоре, в полковом собрании, он разсказал, что в корпусе их кормили вкусным супом из сушенной трески, которую выписывали из Норвегии. Александр Иванович заинтересовался и попросил Вегге узнать, как достать треску и что она может стоить и как ее готовить.

Как и где узнавал Вегге про треску не известно, но дня через 3-4 доложил Александру Ивановичу, что треску достать можно через торговаго агента норвежского консульства и что цена ея очень незначительна. Через того же Вегге условились о времени доставки трески, количестве и плате, кроме того, тот же торговый агент обещал доставить и повара, который научил бы наших кашеваров варить эту треску.

И вот в один из дней середины февраля, дежурный вестовой при собрании доложил дежурному по полку офицеру, что его спрашивает какой-то "вольный". Этот вольный оказался чином Норвежского консульства, довольно хорошо говоривший по-русски, и доложивший, что на следующий день с утра в казармы полка будет доставлена партия трески и одновременно с ней придет повар с помощником. Действительно, на следующее утро появились сани, нагруженныя мешками с сухой треской, а также 2-3 норвежца повара. Сгрузили мешки, стащили их на баталионныя кухни. Пришел дежурный офицер и дежурный фельдфебель, собрал фельдфебелей довольствующих рот и кашеваров.

Началось наглядное обучение варки. Заложили, согласно раскладки, рыбу в котлы, залили водой, дали отмокнуть, потом вытащили и опять намочили. В конце концов начали варить.

Приехал норвежский офицер, состоящий при военном агенте и прилично говоривший по-русски. Его, без лишних разговоров, пригласили в собрание и к тому времени, когда рыба сварилась и обед был готов, и он тоже был готов, т. е., иначе говоря, не вязал уже лыка. К 12-ти часам пришел на кухню 1-го баталиона командир полка Свиты Его Величества, генерал-майор Д. Гр. Щербачев, впоследствии начальник Академии генерального штаба, а с 16-го года командующий Румынским фронтом.

Собрались командиры баталионов и довольствующих рот. Открыли котел и дали пробу. Попробовали и отправили несколько мисок в собрание для пробы офицерам.

Варка оказалась так себе, - не наш вкус, не плохо, но и не хорошо - так пресновато.

После обеда, опросили солдат: нравилась ли им; варка?" - ответили, "так точно, ничего". Только несколько архангельцев и вологодцев сказали, что чухонцы не так варят, как варят у них, и весь вкус выпаривают.

Прошло несколько дней. В Охотном ряду, что около Гостинного двора, в лавке рыбника Барыкова встретились два заведывающих хозяйством: наш Александр Иванович и его приятель из полка I-й бригады нашей II-й Гвардейской дивизии. Разговорились о приварке, о треске, о сделанном опыте, а к их разговору прислушивался и сам хозяин лавки.

• Извините, Ваше Высокоблагородие, что, слышавши ваш разговор, смею сделать предложение.
• А ну, в чем дело?
• Да неужели в России рыбы мало, что к норвежцам обратились? Да я сам могу представить какой угодно рыбы, сушеной-ли, соленой. Вот соленая головизна, осетровые и белужьи головы, на что лучше?
• А что посчитаете за рыбу?
• А сколько, дозволите спросить, платили за треску?
• Да вот, столько то за пуд.
• А дозвольте спросить, сколько у вас на довольствии? Всякий заведывающий хозяйством, хоть ночью его разбуди, сколько у него на котле ответит точно.

Разговорились и решили, что через 3-4 дня Барыков доставит рыбу, согласно раскладке.

Действительно, дня через три, как было уговорено, по снегу скрипя, въехали в казарменный двор сани с рыбой.

"Молодец" приказчик Барыкова, в тулупе, белом, фартуке и картузе спросил мимо идущего солдата: "Стой, брат, скажи, где найти дежурного офицера?" Тот провел его в офицерское собрание и дежурный вестовой доложил дежурному офицеру.

• В чем дело?
• Так что дозвольте доложить, Ваше Высокоблагородие, рыбу от купца Барыкова привез, прикажете ее принять?
• Да ты, видать, служил?
• Так точно, Ваше Высокоблагородие, унтер-офицер Л.-Гв.Стрелкового Императорской Фамилии баталиона, а теперь приказчиком у купца Барыкова, он тоже в этом же баталионе служил.

Рыбу приняли и перерезы с ней, перетащили при помощи вызванных солдат на баталионныя кухни.

Часам к 6-ти вечера прикатил на своем рысаке и сам Барыков. Опять собралось все начальство.

Барыков; обращаясь к стоящим здесь кашеварам, сказал, что рыбу надо варить до развара, по соли не прибавлять, так как рыба достаточно солона, а надо по раскладке прибавить перца и лаврового листа. ''Фельдфебеля за этим присмотрят", прибавил он, "я и сам был фельдфебелем". Все прошло как по писанному. Утром; опять пришел его "молодец", который доставил рыбу.

К 11ти с половиной прикатил опять Барыков, опять собрался весь полковой синклит. Открыли котлы и раздали пробу. Вот это, действительно, была первокласная селянка, ароматная, густая, до чрезвычайности вкусная, а к ней гречневая каша!

Напробовались все всласть, послали миски в офицерское собрание.

Пришли роты, раздали варку. Пока роты обедали, пошли в собрание, пригласив и Барыкова.

В собрании только и речи было что о селянке. Командир полка, основываясь на общем мнении, решил, что лучшего и не надо, и, не откладывая дела в долгий ящик, приказал заведывавшему хозяйством заключить контракт с Барыковым.

На вечерних занятиях спросили солдат, понравилась ли им варка. Единодушный ответ во всех ротах показал, что головизна завоевала положение. "Ни вжисть чухонцам так рыбы не сварить", " заявили архангельцы.

И с тех пор каждый постный день была у нас в полку селянка.

А. Редъкин

Картинки мирной жизни Лейб-Гвардии Павловского полка.
ИМПЕРАТОРСКИЙ ПРИЗ
Военная быль. № 60. 1963

В 1909 году был Высочайше утвержден Императорский приз за стрельбу частей. Не знаю, касалось ли это только гвардии или такой же приз имелся и для армейских частей. Но так или иначе, а мы стояли перед решением вопроса: кто возьмет этот приз? Полки гвардии все стреляли отлично и на смотрах стрельбы выбивали высoкие проценты, но в разговорах с офицерами других полков чувствовалась неуверенность, мнение всех склонялось к тому, что приз будет взят одним из гвардейских стрелковых полков. Действовало ли здесь одно название или стрелки действительно лучше стреляли, - сказать трудно, и только состязание должно было решить этот вопрос. Наш полк стрелял отлично, как и все остальные полки гвардии, но ни одна из рот особенно не выделялась - сегодня одна рота стреляет лучше других, а завтра, глядишь другая ее перестреливает. На совещании комиссии сначала решили было состязаться сводным, из лучших стрелков полка, ротам, но это было забраковано, так как могло случиться, что лучшие стрелки одного полка могли обстрелять лучших стрелков другого. Решили отправить роту от каждого полка по выбору командира. Но так как роты полка, как я упомянул, стреляли одинаково, то остановились на том, что, если выбивать приз, то лучше пусть выбивает его рота Его Величества.

Подошел день состязания. Рота Его Величества с командиром ее капитаном Фабрициусом и младшими офицерами Никоновым и Олоховым ушла. Туда же отправился на своем "Шантеклере" и командир полка ген. м. Некрасов и командир батальона полковник Якимовский, или, как его звали в полку, "Мимочка". Остальные офицеры, кто составил партию бриджа и ушел играть в бараки, кто в библиотечной комнате, развалясь в креслах, читал, а кто без дела слонялся по собранию и окружающему садику. Время тянулось долго. Но вот где-то на левом фланге вспыхнуло "ура". Не обращая внимания на встречных, карьером несся ординарец, посланный командиром полка сообщить, что полк выбил приз. Проскакивая по передней линейке, он кричал: "мы выбили приз!" Солдаты наши завопили, что было мочи, "ура" и толпами побежали к офицерскому собранию. Туда же бежали, побросав карты, и офицеры. Ординарец у собрания, соскочив с тяжело дышащего коня, доложил дежурному офицеру: "так что дозвольте доложить, Ваше высокоблагородие, Его превосходительство командир полка приказал доложить Вам, что полк наш выбил приз, и приказал выслать музыкантов".

Ординарцу поднесли стакан водки и пирог на закуску, и он, очень довольный угощением и произведенным им впечатлением, повел своего коня в команду. Общий восторг не поддается описанию. Тотчас же весь наш лагерь украсился флагами. Толпа солдат перемешавшихся рот с оживленными и веселыми лицами окружила собрание и заполнила все дорожки сада. Дежурный по полку, заглушая шум и говор толпы, закричал: "ребята, наш полк выбил Императорский приз, "ура!" Заорали "ура" и, весело переговариваясь, пошли по палаткам. Офицеры пошли навстречу. Издалека слышная музыка все ближе и ближе. Но вот из-за поворота шоссе, на участке Лейб-Гвардии Финляндского полка, показался верхом на своем "Шантеклере" командир полка, за ним "Мимочка", оркестр и рота триумфаторов. По сторонам стояли кумовья финляндцы, наши павловцы толпами бежали, провожая роту до ее палаток. Часов около 6 вечера Августейший однополчанин и Главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич в форме полка на автомобиле прибыл в расположение полка и, когда были вызваны "все на линию", он собрал полк вокруг своего автомобиля и благодарил за его отличную стрельбу, наполняющую его сердце гордостью носить мундир такого полка и числиться в его списках. Машина тронулась в сплошной толпе солдатской массы, расступавшейся перед машиной и бежавшей за ней с криками "ура". Машина медленно обогнула лагерь и подошла к подъезду офицерского собрания, где Великий Князь еще раз благодарил полк и приказал людям разойтись по палаткам, а сам принял предложенную чару вина, которую пил за полк, и долго еще оставался, беседуя с нами. Вечером отпраздновали начерно, правда, с музыкой и фанфарами, но без излишнего блеска. Банкет было решено устроить в день получения приза.

Недели через две штаб гвардейского корпуса сообщил, что на следующий день, к 5 часам вечера, надлежит вывести полк к околице Красного Села, что выходит на военное поле, форма одежды - в гимнастерках, без оружия. В указанное время полк был выстроен развернутым фронтом, с оркестром музыки на правом фланге. В 5 часов к правому флангу из Красного Села подошли 2-3 автомобиля: из переднего вышел Государь и подошел к полку. Сзади него в большом футляре несли приз.

Встреченный обыкновенным церемониалом, Государь медленно обошел фронт полка, потом перешел на середину перед фронтом: "Спасибо, Павловцы, за отличную стрельбу, за вашу службу. Передаю вам приз, вами "выбитый", и с этими словами Государь передал командиру полка вынутую из футляра большую серебряную братину, украшенную крупными уральскими камнями. "Рады стараться, Ваше Императорское Величество, ура!", загремело в ответ. Подошли автомобили. Государь и свита уехали.

Полк, имея в главе двух ст. унтер-офицеров роты Его Величества, несших братину, пошел через авангардный лагерь к себе. Гвардейские стрелки толпами, стояли по обе стороны дороги и главное, их внимание было обращено на братину. "Ну, ребята, теперь вас, курносых, в стрелки зачислить надо". - "А что же вы, стрелочки, оплошали. Вот приз теперь наш". - "Ох и напьетесь же вы, братцы, из этой миски!".

"Мы то выпьем, а вы поглядите", так и сыпались в этом роде шутки и отшучивания солдат, пока мы не пришли к себе. Иждивением хозяйственной части ротам были выданы пироги, водка, пиво, а герою дня, первой роте, особенное угощение. До вечерней зори пели песни, плясали под гармошку, скрипки и бубны - незатейливую солдатскую музыку. В собрании все было готово. Хозяин собрания, шт. капитан А. А. Сурнин, успел из полкового музея привезти полковое серебро, хрусталь. Столы богато сервированы: серебро, хрусталь, кубки, братины - все, блистало и сверкало. Отдельные столы с холодными и горячими закусками, с батареями водки, коньяка и старки. В закрытой столовой закусывали, а на открытых верандах расставлены были столы. И чего только там не было: дичь, рыба, зелень, фрукты и конфекты. Вина - хоть купайся в нем. В разгар веселья, разговора, смеха и музыки вдруг ворвались совершенно несоответствующие звуки: кто-то громко навзрыд плакал, что-то хрустело и звенело. Я обернулся и обомлел: невиданная до сих пор картина была перед нами: командир 1-го батальона Мимочка Якимовский горько плакал; обливаясь слезами, шел по столу, давя сапогами рюмки, стаканы, опрокидывая бутылки с вином, вазы с фруктами и цветами. С обоих сторон его вели за руки, чтобы не свалился, а он шел, все давил, опрокидывал и рыдал. Дойдя до конца стола, он повернул было обратно, чтобы прогуляться еще разок, но его стащили и отправили в барак спать. "Ну, Мимочка заплачет завтра еще горше, когда ему Сурнин поднесет счет за произведенные им протори и убытки". Этот Мимочка был большим оригиналом. Высокий, толстый на тонких ногах, с лицом Фальстафа, любил выкинуть, когда подопьет, что-нибудь из ряда вон выходящее, как было в данном случае. Его сестра была замужем за адмиралом Макаровым. После гибели адмирала на "Петропавловске" Якимовский пригласил в собрание одного из своих приятелей - морского офицера, который, сделав доклад, познакомил офицеров с личностью погибшего адмирала. Но после доклада он и сам почти погиб в море вина.

Долго еще веселились в собрании. Не раз жалованная братина, вмещавшая ведро вина, опоражнивалась и вновь наполнялась вином. Только при первых лучах солнца последние гуляки разошлись по баракам.

Занятия были отменены на целый день. Мимочке пришлось почесать затылок: счет, предъявленный ему Сурниным, заключался в изрядной сумме.

А. Редькин

Картинки мирной жизни Лейб-Гвардии Павловского полка.
КАРАУЛ В ЗИМНЕМ ДВОРЦЕ.
Военная быль. № 43. 1960

"Ваше высокоблагородие, так что дозволите доложить, развод готов", - доложил дежурный вестовой полковнику барону Клодт фон Юргенсбургу, дежурному по караулам 1-го отделения г. Петербурга. "Хорошо, сейчас иду", и, взявши гренадерку, подошел к одному из окон биллиардной комнаты, выходившей на Константиновскую площадку, между Павловскими казармами и Мраморным Дворцом Великого Князя Константина Константиновича.

Там фронтом к Дворцу, стоял развод: в первой линии - караулы Зимнего и Аничкова Дворцов, а во второй - домашний полковой наряд.

Был теплый, солнечный день конца апреля и весь развод в мундирах. Яркими бликами сверкали медные щиты гренадерок, алые лопасти и белые околыши резко отличались от темных мундиров и серых стен Дворца. На правом фланге оркестр. Встреченный рундом, дежурный по караулам обошел караулы, осмотрел, все-ли в порядке, хотя все до него было осмотрено и проверено и фельдфебелями, и младшими офицерами, и ротными командирами.

Движение по улице было прекращено: извозчиков сворачивали в Мраморный переулок, для пешеходов проход был свободен. Собралась небольшая толпа, любопытная ко всякому зрелищу: дамы и барышни с сумочками и зонтиками, бабы-разносчицы, штатские с портфелями, мальчишки.

Взглянув на часы, дежурный по караулам приказал: "Бей сбор".

Затрещал барабан и после первого колена вступил оркестр игравший так называемый "Австрийский сбор", Бог знает с каких времен игранный на разводах. Вероятно со времен Александровских, когда наше русское "ура" заимствовали австрийцы и германцы, когда полковой встречный марш 1-го Гвардейского Гренадерского Императора Александра 1-го прусского полка начал исполняться у нас, как "заря".

Занавески окна нижнего этажа Мраморного Дворца, находящегося против стоящего караула, раздвинулись и в окно выглянуло такое милое, всем кадетам знакомое лицо Великого Князя. Константина Константиновича. Иногда выглядывали головки княжат и княжен.

Первая часть сбора пробита. Опять забили барабаны и снова вступил оркестр - караул вступил в подчинение дежурному по караулам.

Сбор пробит:

- Караульные начальники на середину, шагом марш.

Держа руку у околыша гренадерки, начальники караулов идут на середину развода и останавливаются перед дежурным по караулам, который выдает им записки с паролями: старым и новым.

- "По своим местам, шагом марш", крутой поворот и расходятся по своим, местам.

- Караулы направо, ряды вздвой, на плечо, по караулам шагом марш.

Сверкнули штыки взброшенных винтовок, которые легли на плечи и, с громом музыки, караул двинулся по Миллионной улице к Зимнему Дворцу. Зеваки, глазевшие на развод, пошли по своим делам, только мальчишки бегут, сопровождая музыку.

Окна по Миллионной открываются и выглядывают головы, смотрящих на идущий караул. Подходя к Мошкову переулку, оркестр переставал играть, тогда вступали барабанщики и флейтисты, и грохотом барабанов и свистом флейт наполняли всю улицу, но вот виден горбатый мостик, за ним Эрмитаж со своими кариатидами, справа казармы 1-го батальона Л.-Гв. Преображенского полка.

Гремит Преображенский марш: "Знают турки нас и шведы"...

В полках Гвардии был старый обычай, проходя мимо другого полка или-же его казарм, играть марш этого полка, приветствуя таким образом полк.

Прошли Эрмитаж и, с маршем, выходим на Дворцовую площадь. От арки Главного штаба отдает эхо.

Перед комендантским подъездом караул выстраивается.

- Под знамя, шай - на краул.

Из, медленно отворяющейся, двери выходит адъютант, а за ним показывается знамя, несомое знаменным унтер-офицером.

Приняли знамя, повернули направо и, вздвоив ряды, через Главные ворота вошли во внутренний Двор.

Входя в ворота, услыхали удар колокола на платформе.

Ударил часовой у фронта, вызывая караул в ружье.

Вошли, выстроились, подравнялись и отдали друг-другу честь, взявши "на караул".

Комендантский адъютант с часами в руках следил за всем церемониалам. Взявши шашки "под высь", оба караульные начальники пошли друг-другу навстречу. Остановились у решетки, опустили шашки.

- Пароль Варшавва, капитан Сапожников, - старый караульный начальник говорил только свою фамилию.

В это время глухо бухнула пушка с верков Петропавловской крепости, объявляя Петербургу, что было ровно 12 часов.

Комендантский адъютант спрятал часы: смена произошла точно, беда, если случалось запоздание: написал-бы комендант Петербурга командиру полка немало кислых слов.

Нашему полку было близко, а вот полкам Л.-Гв. Московскому и Л.-Гв. Финляндскому было трудно, так-как приходилось маршировать не меньше часа, а в пути могли быть разные случайности, особенно зимой: сугробы снега пли гололедица.

- Часовой у фронта, вперед! - твердо отбивая шаг, отчетливо делая попороты, идет часовой на смену. Подошел, стал рядом со старым часовым и принял от него сдачу, осмотрел будку с постовой одеждой, повернулся к стене Дворца и зарядил винтовку, после этого старый часовой разрядил свою, повернулся и стал рядом. Новый ударил в колокол - смена произошла и старый пошел на свое место в строй старого караула.

Одновременно подается команда караульными начальниками "караул, направо, шагом марш" и, под звуки музыки, оба караула идут - новый в караульное помещение, а старый сходит с платформы, выстраивается рядом, составляет ружья в козлы и старые разводящие идут за новым караулом в караульное помещение.

Новый караул, войдя в караульное помещение, выстраивается, разводящие выводят часовых 1-й смены и вместе с разводящими старого караула идут сменять часовых с постов.

Караул входит в свое помещение, где стоит в большом резном киоте икона с неугасимой лампадой в память погибших здесь чинов караула от Л.-Гв. Финляндского полка при покушении на Императора Александра II.

Офицеры идут в свое помещение - оно из двух комнат: первая большая столовая с двумя столами и стульями, вторая поменьше с диванами, камином, на котором стоят арестованные Императором Николаем Павловичем часы стиля ампир. Часы эти стояли раньше в кабинете Николая Павловича и как-то раз наврали, отстав на 1/4 часа. Государь, смеясь, приказал их арестовать, отправив в караульное помещение, где они и стояли до последнего времени.

Дежурный лакей принес карточку завтрака расставляет приборы.

Пришли разводящие со смененными часовыми старого караула, караульные начальники подписали караульную ведомость и старый караул ушел.

"Ну чем, господа, будем завтракать? Каждый-ли себе будет выбирать по вкусу или-же все возьмем одно и то-же?"

Обыкновенно все соглашались на одно и то-же для всех. Лакей, получивший указание, какие блюда надо . подавать, передавал ото на кухню, а сам приносил и расставлял Дворцовое пиво, водку, красное и белое Удельное вино. На Рождество, Новый Год и Пасху полагалось и шампанское.

Приносили завтрак: два мясных блюда, или зелень и дичь, сладкое, после завтрака кофе. Лакей спрашивал, когда подавать обед и ужин.

Обыкновенно обедали часов в 7, а ужинали в 11-12.

После завтрака офицеры, их было пять: дежурный по караулам, рунд, начальник караула и два младших офицера. Этим последним делать решительно было, нечего. Дежурный по караулам и рунд объезжали караулы 1-го отделения по записке из комендантского управления.

Для этого из полка подавались им экипажи, караульный начальник выходил к каждой отправляемой смене, ну, а младшие офицеры сидели, писали письма, читали, болтали о всякой всячине или дремали в мягких дворцовых креслах.

Обыкновенно после завтрака, посыльный, снабженный записками, шел в казармы, в собрание, там у библиотекаря получал книги, которые и заполняли почти все время.

К трем часам подавался самовар, посыльный шел на Большую Морскую за печением и пирожными.

В шесть или семь часов обедали, к обеду возвращались ездившие по очереди дежурный по караулам и рунд.

После обеда ждали вечерней зори. За 1/4 часа барабанщик бил повестку, а ровно в 9 караул выстраивался на платформе. Били зорю, барабанщик читал "Отче наш" и "Спаси Господи, люди Твоя". Накрывался, бил отбой и караул возвращался.

После зори появлялись иногда и гости: командир полка, или баталионный командир, часов около 10-ти появлялся и комендант Петербурга Свиты Его Величества генерал-лейтенант Троцкий, бывший коренной офицер полка и командир его, усаживался поудобнее в кресло и начинались разговоры, воспоминания прошлого времени. После ужина расходились.

Если никто не приходил, а находились любители винта, бриджа или преферанса, то играли всю ночь напролет, до утренней зори, неиграющие пли читали, или лежали на диванах в соседней комнате, куда лакей приносил чистые наволочки на диванные подушки. Временами, дежурный по караулам, возвращаясь с поверки караулов, выпивал стакан чая и опять уезжал.

В апреле рано светает и утренняя зоря бьется при полном свете. Чирикают воробьи, свод неба ясен, в Дворцовом садике пробились первые нежные листочки. Дворцовые дворники - татары в белых передниках с метлами расходятся по двору, садику, идут подметать снаружи Дворца, шагает часовой по платформе, доносится шум и гул просыпающегося Петербурга, с Невы доносятся свистки и гудки пароходиков финляндского общества. В 9 часов чай и кофе со свежими булками, калачами, маслом и сыром. Чтение утренних газет, а в 11 с половиной часов караульный начальник, соберет со всех по рублю - это лакею за услуги, по 25 копеек вестовому-посыльному за его беготню и в собрание, и в кондитерские, и за газетами. Из Дворцовой конторы приносят караульные деньги караулу, которые тут-же и выдаются людям на руки.

В 12 часов смена, сменяют нас наши кумовья Л.-Гв. Финляндский полк, это с давних пор кумовья, покумились еще с времен Наполеоновских войн, да так и остались кумовьями до сих пор. Смена и домой.

А. Редькин

Картинки мирной жизни Лейб-Гвардии Павловского полка.
СОЛДАТСКИЙ СУНДУЧЁК.
Военная быль. №59. 1963г

Солдатский сундучёк. Видали ли Вы его когда-ибудь, его и его содержимое? Ведь по нему можно безошибочно определить, откуда родом владелец. Для того, чтобы далеко не ходить, подойдем к ближайшей койке. "Оглоблин, покажи-ка, брат, твой сундучёк".

"Извольте, Ваше Высокоблагородие", - и рослый солдат вытащил из-под койки сундучёк, крепко скрепленный пазами из толстой кедровой доски, обитый снаружи цветистой жестью с замком "тагильского дела", который, имея внутри три пластинки, при повороте ключа играет на всю роту.

Крышка откинута и внутри, на крышке, целая картинная галерея.

В центре портрет Государя, чаще всего в полковой форме и гренадерке, но иногда Царский портрет заменяет открытка со всей Царской Семьей, 2-3 открытки, содержанием своим напоминающие владельцу его родные места.

Вот старичок в тулупе, меховой шапке сидит над прорубью и ловит лучком рыбу. Морозный вечер и полузанесенная снегом изба, и прямо на нас бежит серый конь и тащит розвальни, в которых, завернувшись в тулуп, сидат мужик. Рядом картинки из иллюстрированного журнала. Этикетки от шампанской бутылки, полученные от приятеля, служителя в собрании, верх от бонбоньерки с ярким попугаем.

Все пестро, ярко и ласкает взгляд хозяина. Слева. закрытая полочка; там бритва, помазок, ремень и камень для правки бритвы, деревянный игольник с толстыми иглами, в мешочке пуговицы и моток крепчайших деревенских ниток, клубком намотанных на кольцом свернутую гусиную шейку, а внутри шейки катается и гремят 2-3 дробинки; пузырек с чернилами, ручка с пером, огрызок карандаша, несколько старых писем, наполненных поклонами от дядей, теток, сватов и прочей деревенской родни, и только в конце письма написано о деле или о деревенских новостях. На самом верху сундучка полученная на днях пара подметок. Крепко пахнет сапожным товаром. Под ней рубаха, подштанники и портянки, выданные от казны, под ними цветная рубаха и холщевые исподники, принесенные из дома, толстые шерстяные чулки, пестрядевые штаны, в коих явился на службу. Полушубки, тулупы, и кожухи, как вещи громоздкие, сохраняются в цейхгаузе. А сбоку - кулечки и мешочки, в которых плиточный чай, кусковой сахар, коржики и колбочки, привезенные из дома либо присланные в посылке, "сибирские разговоры" - кедровые орешки. Хозяин этих драгоценных вещей - сибиряк.

А вот сундучёк Бондаренко: по зеленому полю расписаны цветы и листья, замочек тихий, без звона, на внутренней стороне тоже портрет Государя, или всей Царской Семьи и картинная галерея - открытки: Куинджи, Левитана, "Украинская ночь" - речонка и отара овец на берегу, "Малороссийская хата", вся в подсолнухах и маках. Парубок с дивчиной, словом, все то, что так дорого его хохлацкому сердцу.

После казенных вещей лежит шитая крестиками рубаха, широкие штаны, цветной пояс, а в мисочке с какой-нибудь деревенской ярмарки завернутый в чистую холстину кусок тол-стенного малороссийского сала, две сохранившиеся тараньки и мешочек с сушеной вишней.

У Оренбуржцев все то же самое: и сундучок на манер сибирского, и замок со звоном, но продуктовая часть иная. Там, кроме чая и сахара, есть еще специальность местного деревенского кондитерского искусства: коржи на сале и татарская пастила. "Вы, Ваше высокоблагородие, сами знаете, какая у нас Тимашевка".

Тимашевкой, по имени крупного стародавнего помещика Тимашева, называется род низкорослой, кустарниковой, дико-ростущей вишни, ничем не уступающей садовой, до того полны, крупны, сочны и сладки ее ягоды.

"А как скосим траву, так все поле красное, до того много ягоды-земляники. Возами возим и тимашевку, и землянику - да девать некуда. В Оренбург везти два дня надо - закиснет и помнется дорогой, вот наши бабы и варят их,приглядевшись к татарам. В корчагах надавят, да на рядно намажут толщиной как тесто для пельменей, и на солнце. А как высохнет, скатают, как бумагу, и в кладовку. Зимой с ней чай пьем".

У солдат северных и северо-восточных губерний мешочков нет; если и есть, то мало, а все туесочки, искусно сплетенные из лыка и с узорчиками. У поляков и литовцев, рядом с Царской Семьей, католические иконки "Чен-стоховской Божией Матери", или "Остробрамской", или "Сердца Иисусова". Содержимое сундучков победнее: нет там сала, нет коржей. Разве только у какого-нибудь шляхтича, попавшего по необразованию рядовым, от "ойпа", владевшего небольшим "майонтком" (фольварком) попадется литовская колбаса, копченое сало и варшавские "цукерки".

* * *

Дело к вечеру. Смеркается. По Марсову полю метет снегом. Редкие прохожие тянутся от Троицкого моста к Садовой, прозвенит трамвай мимо Летнего сада. У главных ворот казарм, что выходят на Константиновскую площадку, закутавши голову башлыком, в тяжелом тулупе и кеньгах, в рукавицах, топчется на морозе дневальный с винтовкой.

Из-за угла казарм, со стороны Марсова поля надо полагать, с Николаевского вокзала, завернул и остановился у ворот извозчик. На санях два большие мешка и солдат, вернувшийся из отпуска. Слез, достал кошелек, расплатился с извозчиком, прибавив пятак. Извозец махнул головой и "спасибо, брат" сказал. Слез с облучка и помог дотащить мешки к воротам.

"Ты, брат, посмотри за мешком, покеда я в роту вот этот не сволоку", обратился приехавший к дневальному.

"Иди, иди, не беспокойся, сохранно будет".

Взвалив тяжелый мешок на плечо, солдат скрылся в темноте ворот, а минут через десять вернулся за другим мешком.

"Что больно тяжело привез?", спросил дневальный.

"Да все деревенские гостинцы привез землякам. Просили, ну как откажешь!"

"А это точно".

"Из нашего села да из соседних деревень. Тут, брат, надо и в Преображенский полк снести и в Гренадерский. Надавали много, ну и помучился я с ними дорогой".

Развязал мешок, пошарил там рукой и, вынув пирожок в добрую ладонь, протянул дневальному.

"На-кось и ты деревенского гостинца".

"Ну, спасибо на этом. Вот сменюсь - закушу".

И второй мешок скрылся в воротах.

Притащив мешок и поставив! его рядом с первым у своей койки, где уже сидели его ближайшие соседи, прибывший одернул шинель, поправил, тесак и пошел "являться" дежурному по роте.

"Господин дежурный, рядовой Аликин из отпуска прибыл".

"А, здорово, как съездил? все ли благополучно?"

"Так точно, господин взводный, все благополучно и съездил хорошо".

Сдал билет, вернулся к своим мешкам и начал распоряжаться. "Ты, Артемьев, сходи, позови Медведева и Онохина, им я привез от ихних родителей гостинца, да позови Старостина и Сапогова, а я пока к фельдфебелю схожу", и достав немалый сверток, отправился к комнате фельдфебеля. Постучал в дверь: "Разрешите войтить, господин фельдфебель". "Входи, коли нужно. А, это ты Аликин? Ну, как съездил?" - "Покорнейше благодарю, съездил даже очень хорошо. Вот, господин фельдфебель родители мои вам гостинца прислали, мороженых пельменей и сибирского нашего разгрворца - кедровых орешков".

"Спасибо, Аликин, что не забыл. Я вот их сейчас и сварю".

"Разрешите идти?" - "Иди, спасибо за гостинец".

Пока фельдфебель посылал своего камчадала (так спокон века назывался солдат, прислуживавший фельдфебелю) за фельдфебелем соседней роты Булкиным и за кипятком в солдатскую лавочку, Аликин со товарищи тоже раздобыли кипятку, опустили туда пельмени и поставили в печку, чтобы сварились. Подошли позванные из рот земляки, которым Аликин из деревни от родных привез разные кулечки и мешочки с тем же неизменным сибирским угощением, морожеными пельменями, колобками и кедровыми орешками. Расселись по соседним койкам, хозяева которых тоже приняли участие в угощении, достали ложки и, когда пельмени сварились, принялись за них.

Фельдфебель, позвав в гости фельдфебеля соседней роты и ротного писаря, достал из шкапчика бутылку водки, - "ну какие же это пельмени без водки?" - все уселись за стол и тоже принялись за угощение.

Сегодня суббота. С утра рота была в бане, потом мыли полы в ротном помещении, занятий не было, не было и нарядов: можно было подольше посидеть, попить вволю чайку и наговориться о деревенских делах-делишках.

После пельменей перешли к ротному столу, достали чай, сахар, разложили пироги и колобки, поочередно бегали за кипятком и долго сидели земляки и вели тихий разговор.

Почти такая же картинка наблюдалась, когда возвращался из отпуска какой-нибудь Бондаренко, Кобзарь или Сухозад. Разница была только в том, что фельдфебель получал, вместо пельменей, здоровый кусок сала, две-три крупные тарани или мешочек сухих вишен, а земляки вместо пельменей ели сало с пшеничным, хлебом, а тарань отбивали тесаком, чтобы легче снималась кожа, и пили чай бесконечно.

Однажды такую тихую и, позднюю беседу посетил дежурный по полку офицер. Встреченный дежурным по роте, он спросил о причине такой поздней беседы.

"А это, позвольте доложить, Ваше Высокоблагородие, из отпуска Игнатов приехал, привез деревенские гостинцы землякам, теперь угощаются".

Подошел офицер к вскочившим землякам.

"А что это вы, братцы, едите?"

" Дозвольте доложить, Ваше высокоблагородие, это значит наши деревенские колобочки, а это крут-киргизский сыр, а вот татарская пастила".

"Да акая же это пастила? это тряпка какая-то".

Так точно, выглядит как тряпка, но она всегда такой вид имеет".

"А из чего же она делается, эта самая пастила?"

"Из вишен, из полевой ягоды земляники. Их у нас по степям и увалам неисчислимое количество, возами возим, а девать некуда. Вот наши бабы, приглядевшись к татарам, и делают такую татарскую пастилу. У нас у всякого этого добра много, с ней чай пьем. Изволите попробовать, Ваше высокоблагородие?"

Офицер оторвал кусок, взял в рот, и лицо его сразу перекосило. "Ух! да и кисло же!".

Солдаты дружно улыбнулись: "Так точно, Ваше Высокоблагородие, кисловато, а с чаем - самый раз. Слышь ты, Радивилов, дай и Высокоблагородию чистый стаканчик с чаем".

Радивилов налил чая, положил по своему усмотрению сахару и подал на блюдце дежурному. Тот опустил туда, по примеру солдат, кусок пастилы, размешал, хлебнул раз, другой и выпил весь стакан.

"А ведь верно, очень хорошо. Ну, спасибо, братцы", и пошел дальше по ротам, совершая вечерний обход рот и команд.

А. Редькин

Картинки мирной жизни Лейб-Гвардии Павловского полка.
НА ОГОНЕК
Военная быль. № 47. 1961

Вечер. Недавно пробили зорю и дежурные но ротам и командам собрались в коридоре офицерского собрания для вечернего рапорта. Из канцелярии принесли большую пачку писем и помощник дежурного по полку разбирал их по ротно. Чтобы не задерживать людей, дежурный по полку спросил дежурного фельдфебеля, все ли благополучно? Впрочем, он и так знал, что все благополучно, так иначе: ему, было бы сразу доложено о происшествии. "Так точно, ваше высокоблагородие, все в порядке, без происшествий".

Раздали письма. Дежурный и его помощник вернулись в собрание. Помощник, молодой подпоручик завалился в глубокое мягкое кресло читалки и углубился в чтение. Дежурный, потолкавшись по разным комнатам собрания, -зашел в портретный зал. Со стен на него смотрели портреты командиров полка за сто с лишним лет! Прошел в библиотеку со шкапами красного дерева, наполненными книгами и журналами, там были библиографический редкости тоже столетней давности. Прогулялся по биллиардной, и, ткнув от, скуки кием оставленный кем-то на биллиарде шар, прошел в столовую.

Большая комната, отделанная дубом, с дубовыми панелями. На окнах, выходящих на Марсово поле, занавеси с полковым гербом: Павловский орел с поднятыми крыльями и на щите мальтийский крест. Витрины с тяжелыми серебряными братинами.

Откинув, занавеску, взглянул в окно. Во всю длину и ширину Марсова поля несет снег, тускло горят огни трамваев, проходящих около Летнего сада. Картина грустная. Заглянул в окно биллиардной на Константиновскую площадку: здесь тише, не так метет. Ярко; вспыхивая, горят электрические фонари, освещая громаду Мраморного Дворца. Пешеходов почти не видно, изредка, торопливо шагая, промелькнет закутанная в шубу фигура, проплелся порожняком извощик, вот быстрой рысью прокатили еще два, везя пассажиров с чемоданами с вокзала или на вокзал.

Мощным башенным боем пробили высокие английские часы в биллиардной 11 ударов. Им звонко ответили Ампирные, вывезенные из Парижа в 1814 году. Часы с фигурой Императора Александра 1-го, венчающего короной бюст Людовика.

Уже время - кончаются представления в театрах и можно ожидать прибытия "на огонек" друзей.

Старшой собранской прислуги приготовляет стол, расставляет приборы, принес карточку блюд, которыя может предложить наш повар Александр Иванович.

Послышались быстрые шаги и, протирая запотевшие стекла пенсне, вошел с красным от ветра и мороза лицом первый, заглянувший "на огонек". Появился и хозяин собрания, к которому сейчас же подошел старшой.

- Ну как? у тебя все готово?

- Так точно, ваше высокоблагородие, картошка уже печется, ветчина нарезана, водка за окном. А

Александр Иванович приказал вам, ваше выскоблагородие, доложить, что он заливное из поросенка приготовил, окромя прочих блюд.

- Ну, что же, это отлично.

Вот еще и еще подходят офицеры, кто в сюртуке - из гостей, кто в мундире из Императорских театров. Веселые, продрогшие на морозе, входят, потирают руки и поглядывают на дежурного.

- Да долго ли ты нас томить будешь?

- Да сейчас, вот Яша и Никс подойдут.

Яша и Никс, наши Орест и Пилад, оба капитаны, командиры 13-й и 14-й рот, всегдашние и постоянные заседатели собрания.

Яша - Николай Викторович Яковлев, а Никс - вовсе не Никс, а Алешка Алексеев. Но вот и они пришли.

Загремели стульями, усаживаясь у стола. Принесли сковороды с шипящей, жаренной с горчицей ветчиной, блюда, покрытые салфетками с печеной в мундире картошкой, масло, селедку и ледяную водку: это все, что всегда ставилось дежурным офицером своим гостям-приятелям, вообще всякому зашедшему "на огонек" в собрание.

Сколько бы ни выпили и не съели его гости, он все оплачивал, по все, что заказывалось по карточке и всякое вино потребованное сверх водки, платили сами заказчики.

С мороза, да еще проголодавшись, дружно пили водку, закусывали ветчиной, селедкой, картофелем с маслом, но всего этого было мало. То один, то другой заказывали еще и по карточке, то перед одним, то перед другим появляются бутылки с вином.

Оживление ростет.

- А сколько же нас здесь всего?

- Да человек десять наберется.

- А не позвать ли нам Граменью?

- Ну, что же, позови. И вот идет кто-нибудь к телефону - вызывает "Аквариум" и справляется, свободен ли Граменя, если свободен, приглашает его приехать в собрание. Неаполитанцы всегда с удовольствием соглашаются, так как им, кроме 100-150 рублей за вечер, предлагают ужин, а питья сколько влезет.

Минут через 15-20, появляются итальянцы, в полосатых куртках, с гитарами и мандолинами. И чего только они не пели за ночь? Потом ужинали и пили, а часа в 3-4 ночи, ублаготворенные, отправлялись домой.

Иногда, правда не часто, загул принимал широкие размеры. Тогда звали полковой оркестр, духовой или струнный. По окончании консерватории или музыкальных училищ, кому надлежало отбывать воинскую повинность, поступали в гвардейские полки и, конечно, зачислялись в оркестр, где, играя и обучая учеников, обыкновенно воспитанников школы солдатских детей, отбывали свой срок. Благодаря им, а так-же и тому, что в наших полках бывало много сверхсрочных музыкантов, полки имели великолепные оркестры.

Иногда в полку устраивались небольшие музыкальные вечеринки.

В полку были офицеры прекрасно играющие на рояле - Базиль Гладкий (Сергей Александрович Кондратьев), на скрипке, Дмитрий Ростовский (Димитрий Иванович Ростовцев), па цитре Карлуша Мейер, который, со братьями Сашей и Витей, правда не служившими в полку, но бывшими частыми гостями собрания, устраивал музыкальные вечера.

Иногда приезжал со своей арфой Андреев, его отец был военным чиновником, оружейным мастером в нашем полку. Сынишка его был славный, способный мальчуган и офицеры полка дали ему возможность окончить музыкальное образование в консерватории. Он отлично играл на гитаре, цитре, но его классом была арфа. Он всегда говорил и повторял, что всем обязан полку и нет у него большого удовольствия, как отплатить полку своею игрою.

Иногда ставилась в столовой небольшая сцена и, после 2-3 репетиции устраивался вечер: танцевали балерины, старик Легат, сидели друзья приятели офицеров, художники, которые тут же делали наброски.

Обычно, накануне такого вечера командир полка ехал па Петербургскую сторону в Новый Дворец к Великому Князю Николаю Николаевичу и приглашал Его на вечеринку.

Великий Князь благодарил за приглашение и обязательно являлся. Громко хохотал при смешных куплетах, хлопал в ладоши, с удовольствием ужинал, но почти ничего не пил. Весело разговаривал, подмигивал, вообще чувствовал себя непринужденно и уезжал далеко за полночь.

В полку было несколько офицеров носящих немецкие фамилии и вот Карл Мейер устроил вместе с ними настоящий бир-фест.

Столовая вся увешена плакатами, каррикатурами на своих же офицеров. Были в полку рисовальщики и каррикатуристы, как, например, Андрей Потоцкий. У камина бочка Лёвенбрей, на столе, во всю длинну столовой, сыры разных сортов, видов и вкусов, колбасы, сосиски, ветчина, большие немецкие кружки с оловянными крышками и полнейшая дисциплина за столом, никакой инициативы, ни водки, ни вина, ни особо заказанных блюд. "Набирфестились" основательно. А утром пожалуйте на занятия в роты и чтобы ни в одном глазу.

Правда, такие развлечения устраивались почти всегда под праздник, чтобы было время придти в себя. Но, если случайно, экспромтом, устраивались среди недели, надо было держать себя, иначе и от ротного влетит и баталионный кислых слов наговорит и не дай Боже, если старший полковник в портретный зал пригласит для разговора! При чем, разговаривать то будет только он.

Да, умели пить, но умели и служить, воспитывая молодежь в крепком духе дружбы и службы. Да это и легко было: состав офицеров был однороден, почти все происходили из военных семей и на 90% были кадетами, восприявшими все военные догматы военной среды. Это, действительно, была сплоченная каста.

Карточная игра процветала у нас, но играли только в коммерческие игры: неизбежный преферанс, винт, бридж. Азартные игры были строжайше запрещены общим собранием офицеров после печального случая с князем Вадбольским и Ломоносовым, когда первый убил на дуэли второго. Дежурный офицер, а дежурили поручики и штабс-капитаны, войдя в карточную комнату и, увидев азартную игру, подходил к старшему из играющих, будь то -полковник, и говорил: "Господин полковник, на основании постановления общего собрания г.г. офицеров, прошу прекратить игру". На что тот, встав, отвечал: "Слушаю, г.г. офицеры, игра прекращена". Но это было за все мое пребывание в полку не более 2-3 раз.

Вопреки распространенному мнению, что свои материальные дела, офицеры Гвардии поправляли, женившись на девицах не дворянского происхождения, но с крупным приданным, не соответствовало действительности.

Офицер Гвардии мог жениться на девице только дворянского происхождения и не занимающейся какой-либо службой. При заявлении офицера о желаний вступить в брак суд чести, Г.г. офицеров наводил справки, судил, рядил и выдавал разрешение на брак или же его отклонял.

Был такой случай: барышня дворянка, окончившая институт и в институте же преподававшая музыку и языки, благодаря тому, что этим зарабатывали, была найдена неподходящей и брак не был разрешен. Это, конечно, крайность. И все-же офицер вышел из полка и женился.

Очень было строго и излишне щепетильно. Но все, вместе взятое, делало массу офицеров монолитной, связанной одними убеждениями, взглядами и традициями своих полков.

Война показала с каким упорством, в безнадежных положениях, полки Гвардии, раза 4-5 переменившие состав лошадей, но сохранившие небольшой кадр старослуживых, коренных солдат и офицеров, дрались, истекая кровью и тая, как воск на огне.

И противник отдавал должное: уже после войны, в воспоминаниях немецких генералов встречаются следующие строчки: "неожиданно должны были остановиться. Русские оказали упорное сопротивление, переходя в контр-атаку и бросаясь в штыки - перед нами оказались полки Русской Гвардии".

А. Редькин

Продолжение. Павловцы в Великую войну >>>