Забавные истории
В конце 70-х гг. в награду за постоянные успехи домаховский колхоз-миллионер получил на вечное хранение бархатное Красное Знамя Совета Министров РСФСР и ЦК профсоюзов. Неоднократно колхоз получал переходящее Красное Знамя.
Домаховский колхоз был первым в районе и на смотрах художественной самодеятельности.
В репетициях и концертах председатель колхоза Насонов С.И. дал команду «участвовать всем». Кто прогуливал или отлынивал от этих культурно-массовых мероприятий, он по радио грозился выселить из колхозных домов. Даже парторг Васильков Н.Г., который отвечал за явку на репетиции, на концертах обычно читал стихи А. Твардовского «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины…».
Школьные мастера производственного обучения Уш-в Н.Ф. и Чибисов А.П., как и все работники школы тоже привлекались к совместным с колхозом культурным мероприятиям. Поэтому, в поездке на тракторах за бардой на Упоройский спиртзавод для телят школьного подсобного хозяйства, они между делом посматривали в записки со стихотворными строчками песен. На концертах, в хоре, мужчины стояли позади женщин, на спинах у которых умудрялись прикреплять листки с текстами песен.
Однажды вышло так, что мужчин поставили на слишком высокие скамейки, и подглядывать в шпаргалки было неудобно. Поэтому, когда запели, то многие из них просто открывали рот, другие мычали что-то нечленораздельное в тон мелодии. При музыкальном проигрыше главный бухгалтер колхоза «Ленинское знамя» Чибисова Анна Николаевна, негромко, как ей показалось, «бросила» через плечо своему супругу: «Говорила же тебе, падла, учи слова!», чем вызвала весёлое оживление не только на сцене, но и в зале.
Первое место в районном смотре художественной самодеятельности обычно вместе с председателем колхоза Насоновым С.И. отмечали в дмитровском ресторане «Нерусса». Как неоднократных победителей районных песенных конкурсов домаховцев послали на областной смотр военной песни, приуроченной к 35-летнему юбилею Великой Победы.
Для приобретения необходимого реквизита участники смотра зашли в орловский военторг и закупили там гимнастёрки на колхозные деньги. Из магазина выходили уже все в гимнастёрках. Оторопелому мужчине в дверях, одна из «артисток» сказала: «Что смотришь? Часть под Орлом расформировали!»
Разместили жить домаховцев в каких-то тесных служебных помещениях. На областном смотре-конкурсе, увы, их ожидала неудача. Когда стало ясно при награждении, что даже 3-го места им не досталось, в паузе после смолкнувших аплодисментов, раздался голос Ж-й Елены Ивановны: «Больше говорить нечего! Три дня в собачьих будках ночевали – хотя бы по пачке дрожжей дали!»…
Когда в 70-80 г.г. зарплаты колхозников стали более-менее достойны их нелёгкого труда, сельчане поехали в столицу за тем, чего не было в сельмагах: колбасой, сливочным маслом, красивой и модной одеждой и обувью. Благо стоимость билета по железной дороге от Орла до Москвы – 7 руб. в плацкартном вагоне. 200 руб. в карман и, айда в поход по московским магазинам!
Поехал в столицу и «Тюлень». Родственники, соседи, бабки-односельчанки заказали ему резиновые галоши. Михаил Григорьевич выполнил заказ и, набрав галошей разных размеров, загрузил товар в сетку из-под картошки. В другую сетку натолкал колбасу и прочую снедь.
Связав их вместе, перекинул через плечо и влез в вагон метро. А когда стал выходить, то ячейкой сетки зацепил за пуговицу пальто какой-то солидной дамы. Тётка упирается, кричит, а Михаил Григорьевич тащит её из вагона за собой вместе с сетками. Не привык он уступать кому-либо и «миндальничать»!
Аничкин Илья Иванович работал радистом в колхозной радиорубке. Был он высокого роста, худой, нос «картошкой» и постоянно красный. Его напарником по работе был приземистый, коренастый «Тюлень», Михаил Григорьевич, внук волостного старшины. Заходит с утра к радистам уборщица: «Идите кто-нибудь. Вас Семён Иванович вызывает в правление» (контора колхоза). Насонов только что сменил Фака на посту председателя колхоза.
«Тюлень» буркнул: «Ему надо – пусть и придёт». Формально колхозные радисты подчинялись Дмитровскому радиоузлу, но фактически их приём на работу согласовывался с председателем колхоза. Через какое-то время на пороге радиорубки появился высокий, сутуловатый и долговязый Насонов и, приложив руку «под козырёк» доложил: «Товарищ К-н! Председатель колхоза Насонов по вашему приказанию прибыл!»
Повернувшись от окна вполоборота и не вынимая рук из карманов штанов «Тюлень» через плечо обронил: «К пустой голове руку не прикладывают». Выдержав паузу, добавил: «А я тебя не вызывал. Это – Илюха» - и кивнул на обомлевшего от страха Аничкина.
С тех пор отношения нового председателя с радистами не заладились. У Аничкина Ильи при встрече с Семёном Ивановичем учащалось сердцебиение и, ещё более краснел нос. Насонов это принимал за признаки опьянения. «Опять нажрался!» - рыкал он на Илью….
Ездили и другие сельчане в столицу за колбасой. Доярка Галина («Булкина»), отстояв в московском гастрономе положенную очередь, на вопрос продавщицы: сколько взвешивать колбасы, ответила: «Девять «котелок» (палок)!». Продавец напомнила простоватой колхознице, что в «руки» отпускается не более 2-х кг. «О, да что ж мне делать? Соседи, родные заказали, я ж в очереди столько не выстою!» Очередь вступилась за «Булкину» и та закупила и загрузила заказ односельчан в сумку.
Нечто подобное произошло с домаховкой Г-й Раисой при её экскурсионной поездке вместе с другими колхозниками в Ленинград зимой в середине 80-х годов. Завидев на улице около гастронома толкучку, она вместе с другими заняла очередь сразу в четырёх местах. Продавали крупные марокканские апельсины не более 4-х кг в одни руки. Когда дошёл черед до Раисы, та, не раздумывая, заказала 16 кг. Продавщица напомнила ей о норме отпуска данного товара. Раиса стала уговаривать: «Да отпустите нам, ради бога – на поезд опаздываем!» Из другой очереди к ней подошёл пожилой ленинградец, бледный, как и все жители этой северной столицы: «Женщина! Где вы так загорели?» – неожиданно поинтересовался он, глядя на «бронзовое» лицо доярки. «Где? На ферму солому да сено каждый день возим на санях!» Питерец обратился к очереди с предложением сделать сельским женщинам исключение и люди согласились. Загрузив по пуду апельсин в рюкзаки, счастливые сельчане двинулись к станции метро.
При поездке в Москву пошли на оплаченную за счёт колхозных денег экскурсию «Оборона Москвы зимой 1941». При осмотре панорамы, некоторые женщины под впечатлением от увиденного и услышанного прослезились. На одной из диорам изображалось поле боя, «отгороженное» от зрителей колючей проволокой и с лежащим солдатом, придавленным телеграфным столбом. Взглянув на страдальческое и кричащее от боли лицо солдата, Галя «Булкина», задрав юбку выше колен, попыталась перелезть через «проволочное» заграждение, чтобы помочь солдатику! И только недоумённый возглас экскурсовода: «Женщина, вы куда?!» - остановил её от этой затеи…
Ещё в 70-е годы была заведена добрая традиция совместного участия коллективов колхоза и школы в художественной самодеятельности. Николай Григорьевич, как парторг, отвечал за сборы и явку участников самодеятельности внерабочее время на репетиции. Баянистом и музыкальным руководителем была учитель музыки Домаховской средней школы У-ва Наталья Александровна. После подготовки 4-5 раз в год ездили с выступлениями в Дмитровск и получали призы за успешное выступление.
Лагутеев В.Н. ревностно смотрел, чтобы коллектив школы, при этом, «обошёл» представителей колхоза, сельсовета и поликлиники. Виктор Никитович любил художественную самодеятельность, и учителя вынуждены были волей-неволей подчиняться.
Играли как-то в клубе инсценировку о непутёвом куме. Постановка была совместная с колхозом. Клуб был полон зрителей. Кума играл Р-н Яков Филиппович, а куму – Ц-ва Надежда Матвеевна учитель немецкого языка.
На праздник кум пришёл в гости. Кума на стол бутыль – и пошёл «интересный» разговор. Анастасия Матвеевна А-на (учитель начальных классов) вместо реквизита: бутылки якобы самогонки, подсунула на стол «артистам» своего первака, самогона первого выхода крепостью в 60-70 градусов. Актёры «дябнули» и, так вошли в роль, что не могли остановиться. Хотя по сценарию реплики закончились – у них пошёл сплошной экспромт. Зрителям очень понравилась такая «живая игра» и они рукоплескали
В 70-80 г.г. обычной практикой была помощь в уборке той же сахарной свеклы или других культур со стороны армии. Приезжали после уборки «целины» в Казахстане как солдаты-срочники под руководством офицеров, так и «партизаны»: призванные через военкомат, «на переподготовку», отслужившие когда-то в армии мужчины. Во время уборки офицеры и прапорщики жили в колхозном общежитии, домах колхозников. Солдаты и «партизаны» - в палатках в колхозном саду.
Прапорщик, со знаменитой в советское время фамилией, Корчагин готовил концерт от солдат и «партизан». У-ва Наталья Александровна аккомпанировала им на баяне. Прощальный концерт после уборки урожая получился на славу. На банкете в колхозной столовой полковник десантников, участвующих в уборке урожая, в благодарственном слове сказал, что «нигде так хорошо не было организованы работа и отдых его подчиненных и так на высокой ноте завершается помощь армии селу!»
Смотрам художественной самодеятельности, проводимым в райцентре, предшествовали репетиции, на которые не все ходили с охотой. Коллектив села Домахи с трудом собирался на спевки и, в конце концов, решили, что частушки они споют и без этого. И вот пришёл их черед выступать. Светлана Ивановна В-ва вышла и объявила: «Сейчас перед вами выступит фольклорный ансамбль с песнями, которые исполняются только в нашей Домахе!»
Раскрывается занавес и на обозрение зрителей стоят в ряд Сергей Васильевич («Самолёт») с балалайкой, Фёдор Филиппович Б-в в косоворотке, подпоясанной цветным шнурком, на голове картуз с красным бантом и по бокам у кавалеров под стать им женщины.
Неожиданно на публике бойкая Ж-ва Елена Ивановна и её подруги растерялись и, переглядываясь друг с другом, затянули «кто в лес кто по дрова». Не в напев заиграл на балалайке «Самолет». Получив порцию смеха и свиста, совсем потерявшись, «артисты» замолкли.
Выход из ситуации нашёл Фёдор Филиппович. Как известный герой из «Калины красной» В.Шукшина, он сделал шаг вперёд и, выкинув руку ладонью вперёд, сказал: «Ша!» Под хохот зрителей Фёдор Филиппович что-то скомандовал своим «артистам» и концерт пошёл как «по маслу»…
© В.Е.Прохоров
14 января 2014
Не бей, браток!
После войны отец Кос-ко Николая 1940 г.р., вдовец Григорий, забрал сына из села Ав-ки от тёщи и женился на вдове Марье – муж которой погиб на фронте, а два сына погодка умерли от сыпного тифа в оккупацию.
Его сосед Данила Тимофеевич Ш-га умел тачать сапоги. Однажды он усадил за стол Кос-ко Колю, пришедшего гулять к его сыновьям Ивану и Михалю, дал нож, похожий на чайную ложку молоток и, показав как это делается, приказал нарубать из березового кругляша березовые гвоздики для сапог.
Сапоги Данила Тимофеевич тачал на лапке как с «вытяжкой» (целиковые) от носка до верха голенищ, так и с «халявой» (голенищами, которые пришивались в подъеме). Вся работа протекала при свете керосиновой лампы. На подошву сапог шли слои бересты. К ним березовыми гвоздиками подбивалась толстая говяжья кожа.
Дед Данилы Тимофеевича, Данила Ш-га на престольный праздник стал бороться с заезжим купцом. После занемог и умер.
Вернувшись с войны, ротный запевала и повар Данила Тимофеевич привез из Германии в трофейных чемоданах три костюма, три одеяла, юбок матери…
У мачехи Кос-ко Коли была сестра, одного из сыновей которой звали Грицко. Он же доводился племянником Даниле Тимофеевичу Ш-ге по брату Василию. На фронте Грицко был ранен и потерял ногу. Но еще до войны он успел посидеть в тюрьме за кражу с полуторки ящика водки. С приятелем они выгнали череду коров на дорогу, проходившую мимо села и когда грузовик притормозил, Грицко ловко залез в кузов и передал оттуда водку приятелю. Но кражу обнаружили и виновных наказали…
В голодном 1947-м в селе Бл-ва нередки были случаи воровства свежины. В феврале.1948 г. зарезал Данила Тимофеевич борова «центера на полтора», а в ночь ему выпала очередь дежурства в сельсовете. Один из его знакомых, что-то узнал о готовящемся воровстве и под благовидным предлогом предложил Даниле Тимофеевичу поменяться дежурством.
Ночью Данила был разбужен женой, которая перед этим сама проснулась от крика новорожденного сына Васи: «Что-то в сенях шмякнуло». Муж слез с печи и подошёл к двери, за которой услышал: «отчиняй дверь в сенцы, чего ты возишься!» Он схватил навильник (ухват) у печи и выскочил в сени, следом 16-летний сын Николай. Злоумышленник, вырезавший косой дыру в соломенной крыше и спрыгнувший оттуда в сенцы, бросился наутёк. Сын с отцом следом. Но на улице мела пурга и к тому же напарники вора для острастки дали очередь из автомата поверх голов преследователей. Пришлось прекратить погоню. Но Данила Тимофеевич узнал хлопцев лет по 20-25 из кампании своего племянника Грицка и на утро ходил того «лаять» и стыдить за неподобающее родственнику поведение…
Послевоенное время было суровое, сталинское. Прислали из правления колхоза к Ш-ге Даниле Тимофеевичу людей с лошадью и плугом, чтобы запахать «лишние» 6 соток (вместо положенных 25 семья из 2 взрослых и 4 детей имела 31 сотку) картошки на огороде.. Сын Николай Данилович Ш-га вскоре сел на 5 лет в Херсонскую тюрьму за гречневую солому, которую он привез из колхозной конюшни для корма корове…
Кос-ко Ник. Гр. 1940 г.р. вспоминал об этих годах жизни: «Пошли на поле за колосками в 47-м году с торбами и обрезком косы у каждого в руках. Подойдешь к хресцам (12 снопов сложенные по кругу, а 13-й сверху – «на попа»), вытащишь сноп, положенный колосьями вовнутрь, натянешь на него шаньку (торбу) и, обрезав колосья, на место задвинешь». Сторож колхозный по-уличному «Горбоз» заметил воришек и кинулся к ним. Те наутек. Бывший фронтовик гнался за ребятней, пока не расшился шов от раны на ноге.
На фронте помимо ранения он получил контузию, заикался и был, по выражению односельчан «нервенный человек». И до сих пор в селе «психических», неуравновешенных людей называют «Горбоз», хотя мало кто помнит о носителе этого уличного прозвища…
Вскоре после скоропостижной смерти дяди Данилы Тимофеевича Грицко по-родственному помог своему двоюродному брату Михалю, которому Иван «Шиш» 1926 г.р. разбил в драке нос. Вдвоем с братом они накостыляли обидчику…
До этой же драки 60-етний Опанас «Шиш» ночью на поле прихватил за навьючиванием вязанок соломы, нужных для латания крыши дома 18-летнего Михаля и его 10-летнего брата Василия. Сторож, не получивший должного магарыча, пообещал доложить о краже. Благо, что председателем сельсовета был двоюродный брат Данилы Тимофеевича Трофим Омельянович Ш-га, фронтовик, майор в отставке. Хотя милиция и заявилась во двор, Михаль успел уже солому связать в снопы и залатать крышу.
Милиция нашла бочонок с бражкой и вылили его на землю. Дело, благодаря дяде Трофиму «замяли». При Сталине за выгонку самогонки сажали в тюрьму. Но при Хрущеве уже не было таких строгостей. Но всё же отец, Данила Тимофеевич, ночью на коромысле носил вёдра с брагой в лес неподалеку, где и гнал горилку.
Племянник Грицко, понял, что милицию «навел» на родню сосед Иван «Шиш». В отместку он показал милиционерам в ровчаке (во рве), где тот прятал трубку самогонного аппарата. Из ровчака милиционеры с обыском пошли к «Шишу», нашли у него брагу, за что и выписали штраф…
Пришел Грицко до матери, сел за стол и, сделав плаксивую гримасу на лице, таким же голосом загомонил: «Мамо, тато у нас был хороший…» Та сердито отвечала: «Иди!... Не проси… Не дам, жидовские грибе (губы)…»
Но сын страдальческим голосом продолжал своё: «Мамо, трохи – чтоб загорчило…Тато был хороший и вы мамо – тоже…» Мать не выдержала: «Сиди – сейчас налью…» Она вышла в сени и из чулана принесла грамм двадцать в стопке. Грицко было поднес чарку ко рту, но потом вспомнил: «Со вчерашнего дня, мамо, во рту ни крошки. Хотя бы одно яичко». Мать пошла во двор и направилась в курятник. А Грицко проследив через окно и удостоверившись в этом, обратившись к Коле на печи, приложил палец к губам. Потом, несмотря на ногу с деревянным костылем, ловко юркнул в чулан, где приложился к «фляжке». Мать принесла из курятника яйцо. Грицко посетовал, что «выпиваю мало – «задарма»», сделал глот и запил сырым яйцом…
Одно время Грицко зачастил в сельповский магазин где, улучив момент, когда продавец Степан «Кантор» отворачивался за товаром, костылем, на конце которого был гвоздик, через прилавок быстро накалывал денежную купюру. Такой «фокус» он проделывал несколько раз, пока «Кантор», обнаружив недостачу, заподозрил неладное и поймал вора с «поличным». В таких случаях Грицко жалобным голосом всегда просил: «Не бей, браток!»…
Уже в 1960-е работая колхозным шофером, повез Кос-ко Николай лютым январским утром молоко на сдачу в райцентр. При выезде из села увидал голосующую родню – одноногого Грицка. В кабинете места были заняты, и пришлось тому устраиваться в кузове среди бидонов с молоком. Когда подъехали к молокозаводу, то Николай вылез из кабины узнать кто последний в очереди. Шофер ближайшей машины, подняв капот, что-то копался в моторе автомобиля, на кузове которого стояли бидоны, укрытые кожухом и дерюгой.
Неожиданно Грицко, сидевший съежившись на лавке в кузове, выкинул руку вперед и приложил указательный палец к губам. После чего перемахнул через борта стоявших зад в зад машин. Взяв кожух, бросил его на свой кузов. Но когда стал слазить через борт на землю, автомобиль качнуло и водитель, бросив возиться, решил посмотреть, в чем дело. Обнаружив пропажу кожуха и увидев его на чужой машине, вернул украденное назад. Грицко, при этом, подняв руку для защиты, произнес свое привычное: «Не бей, браток!». Шофер бить не стал, но отъехал из очереди поодаль…
На ярмарке в соседней А-вке Николай Кос-ко спросил Грицко: «Дядько, а кошелек из кармана незаметно достать сможете?» Тот не заставил себя долго упрашивать, сказав лишь, что подаст сигнал, как только добудет деньги. Развернулся, осмотрелся и решительно закостылял в толпу покупательниц возле одной из повозок. Спустя какое-то время выбросил руку с поднятым указательным пальцем вверх. Когда Грицко вернулся к односельчанам, то показал носовой платочек, завязанный в узелок. Там оказалось три рубля с мелочью…
«Если не дашь на пиво, арестую!»
В середине 70-х Михаил Данилович Ш-га на пару со своим троюродным братом Ш-гой Михаилом Макаровичем 1929 г.р. с разрешения председателя колхоза убирали комбайном зерновые на сотках у колхозников. Ш-га Михаил Макарович 1929 г.р. («Ровчак»). Отец Ан-ко Макар умер в голод1933-го. Мать – Федосья Тимофеевна Шульга тетка по отцу М.Д.Шульги…
После покоса и обмолота, каждый хозяин в благодарность угощал комбайнеров. Поэтому, когда они «магарычились» прямо на сотках у одного из селян, заведенный комбайн неожиданно тронулся и покатился по наклонной в ближайший овраг («ровчак»). Михаил Данилович растерялся, а вот его брат и тёзка сумел на ходу ещё не набравшего скорость агрегата вскочить за руль и плавно на тормозах спустить комбайн в ров, откуда потом его вытащили на тросе гусеничным трактором. Один из сельских острословов по этому случаю дал Михаилу Макаровичу кличку «Ровчак»…
В воспоминаниях «Ровчака» о войне и оккупации ему запомнился эпизод как в сентябре 1941-го со стороны Орловки приехали немцы на мотоциклах с колясками. Около магазина остановились, что-то погырчали по-своему. Некоторые из жителей вынесли им молоко, яйца. Спустя какое-то время пригнали пленных со стороны Орловки и разместили их под открытым небом возле школы. Женщины бросали пленным картошку. Не всем она доставалась. Некоторым пленным удавалось ночью бежать. Потом их куда-то угнали…
В Бл-тове из-за многолюдности (село «растянулось» на 7 км вдоль дороги на Чернигов) до 1953 г. были два колхоза «Щорс» и «Колос». До войны в колхозах было три трактора. Тракторы были ХТЗ с зубьями на колесах. Одного из трактористов звали Михаил Максимович Т-гуз по прозвищу «Трактирный».
Работал Михаил на тракторе после войны с напарником-дедом. Дед предложил молодому трактористу свой график работы. Он пахал с утра и до 12 ночи, а Михаль в ночь, которая под утро показалась ему столь длинной, что сморил его сон и въехал он на тракторе в ров на краю поля…
Ещё до армии в 1948 г. послали Михаля в ФЗО на учебу в г. Попасне за Луганском. Три месяца готовили для работы в шахте – водили по штреку 3 км вниз. Одна шахта была глубиной 150 м, другая – 45. В первой ширина угольного пласта была 1, 60 м, во второй – 60 см. Где пласт побольше бурили шурфы отбойными молотками, закладывали динамит, взрывали, потом отгребали, грузили и доставляли уголь на гора. Для пласта поменьше уголь рубил комбайн, а шахтеры, затем лежа на боку и подсвечивая аккумуляторной лампой, отгребали и грузили лопатой на штрек «черное золото»…
В шахтах работали и пленные немцы. По звеньям – двое наших плюс пленный. Или двое опытных шахтеров и молодой. Немцы в минуты краткого отдыха в забоях доставали из кармана хлеб с маслом и ели. Русские же довольствовались тем, что их кормили три раза в день в столовой при шахте. «Харчи были так себе – зато бесплатно».
В забое работали по 8 часов в три смены. Проработав месяц на шахте, и получив 200 рублей зарплаты, Михаль собрал однажды свою фээзошную форму и отправил её по почте в Бл-ву. На остальные деньги купил билет до ж/д станции Мена и поехал домой.
В Харькове при пересадке нужно было переходить по ж/д мосту к своему поезду. Здесь и заметил милиционер Михаля, который при виде стража порядка выдал себя излишним смущением и волнением. По рубашке милиционер определил, что перед ним фэзэошник: «Ты зачем из ФЗО сбежал? Если не дашь на пиво, арестую!»
У Михаля были зашитые в рукаве костюма оставшиеся от получки 20 рублей, но он побожился вымогателю, что совсем без гроша, а едет просто навестить родителей. Тот, видя, что поживиться с паренька нечем, даже провел его к нужному поезду и приказал проводнику пропустить юношу в вагон без очереди. Михаль забрался на вторую полку и до самой Мены не слезал оттуда…
За что детей хлестали плеткой
Жена Михаила Макаровича Ш-га Мария Филипповна 1931 г.р. Её отец – Ш-га Филипп Кузьмич прожил 58 лет. Единоличник, отказывавшийся вступать в колхоз до самой своей смерти. При коллективизации к нему в дом приходили активисты – разбили иконы, отобрали пасеку. Единоличников облагали большими, чем колхозников налогами: 80 кг налог мясом вместо 40 кг, вдвое больше молока и прочих налогов.
В голод 1946-47 гг. семья Маруси хлеб пекла из воробьятника, смешивая его с картошкой и мукой полученной с помощью домашней зернотерки. Колоски с зерном добывались на колхозном поле, где объездчик гонял детишек, больно хлестая их по спине плёткою.
Слушая рассказ своей жены о запрете сбора колосков на скошенном колхозном поле Михаил Макарович вспомнил семейное предание как до революции в Бл-тове у пана в аренду убирали его поле – два снопа (поменьше) вязали для него, а сноп (побольше) для себя. Панский управляющий следил за работой и приемкой снопов …
При Сталине в голодные в 1947-48 гг. по словам Марии Филипповны поросенка в хате резали и опаливали соломой и шишками, чтобы соседи и односельчане не знали, так как ночью могли свежину своровать. Подвешивали на ночь тушу на веревке над печью. Боялись воров, которые могли ночью через прорезанную косой соломенную крышу проникнуть в сенцы, если свинину оставить там.
Родительская хата была односрубкой земляными полами, печью, лежанкой. Из всей мебели – стол и лавки. За топливом, рубать сучки, ходили за 6 км в Слободку. Мать, даже в сильный мороз отправляла Марусю с подругами в лес по дрова. Из-за бедности в лютую стужу девчата ходили в одном платье, без «штанов». После приготовления обеда, мать шла встречать дочь…
Стирали, использую бочку с отверстиями на дне (жлукту). Слои стираемой одежды пересыпали золой, просеивая её через сито. Затем заливали сверху кипятком до тех пор, пока в корыте под жлуктой, стоящей близ печи или грубки не появится вода. Близ ставка или речки стирали и полоскали одежду и белье, используя крейду (мел).
За лыком для постолов (лаптей) мать Маруси ходила за 20 км в лес в Понорницы. (12 км западнее с. Орловки). Оттуда приносила пук лыка на плече. Для обувки себе и детям родители плели также веревочные «московцы» (чуни из выделанной конопли)…
Когда наши в 1943 г. наступали со стороны Десны на Бл-тову, мать приказала Марусе быть около землянки с привязанной к дереву козой-кормилицей, чтобы «коза не сильно пужалась» от звуков перестрелки и «вжиканья» пуль и осколков. Маруся долго такого страха не выдержала и спряталась в землянке. Когда всё закончилось, и мать пришла пошукать дочь, то увидела, что коза цела и невредима, а вот дочь из землянки не отзывалась. От всего пережитого она потеряла дар речи, и пришлось не раз её водить по бабкам – выговаривать испуг…
После войны за селом Ласка Маруся вместе с другими девчатами ходила копать торф по договору. 75 руб. за 3 месяца работы плюс за выработку доплата. Копала Маруся также картошку по людям за гроши – 15 руб в день в Дегтярёвке или в соседней Коростовке, чтобы заработать хотя бы пуд зерна, который на базаре в то время стоил 800 рублей. Иногда вместо денег за работу давали16 фунтов зерна (пуд). Билет в кино (звуковое) после войны стоил 20 коп. Если платил за всех колхоз, то киносеанс шёл бесплатно где-либо во дворе…
Марусю, когда ей минуло 14 лет, послали в Понорницу к дядьке леснику прясть. Пока добиралась – плакала, так как дороги не знала. Мать дала ей козью кожу. Дядька нанимал для пошива обуви своей семье сапожника – вот заодно и племянница за работу по дому надеялась сшить себе сапожки.
Но по-родственному и за прилежание с трудолюбием сшили ей чоботы (сапоги) с вытяжкой из конской, а не козьей кожи. Вышла замуж Маруся в 18 лет.. На свадьбе она уже была в новых ботинках, которые перешили из старых и больших, купленных на базаре…
© В.Е.Прохоров
19 января 2014
Переселенцы
Занял очередь для обмена паспорта. Очередь была человек под двадцать и двигалась медленно. К перерыву уменьшилась наполовину. Ждать у дверей возвращения с обеда паспортиста остались я да седая женщина с живым взглядом светло-карих глаз. Разговорились. Она оказалась приезжей, переселившейся в наши края из Казахстана после распада Союза.
Захар-ва Тамара Яковлевна 1936 г.р. Братья Василий Яковлевич Захар-в (разведчик) и Иван Яковлевич Захар-в (лётчик), сестра старшая Мария Федоровна Дегтяр-ва 1927 г.р. Родители с Алтайского края жили по высылке на р. Иртыш в селе Миролюбка…
Тамара помнит, как провожали на войну всех четырех её братьев. Пришел речной пароход и забрал мобилизованных с берега…
Захар-вы Иван и Василий провоевали всю войну и остались целы, в отличие от двух старших братьев пропавших на фронте без вести…
Брат Иван, летчик, был сбит на фанерном самолете. («Обучили кое-как летать и в бой»), упал в болото и три дня шел по нему, питаясь травой. Чуть не погиб от своих, партизан.
Вася, брат, воевал разведчиком и дошел до Берлина. Рассказывал, что, будучи в разведке, увидел немку, поднявшую руки, следом за ней встаёт девочка и тоже с поднятыми руками. Он закрыл глаза рукой, помотал головой, а потом махнул рукой в сторону – мол, я вас не видел…
Во время боёв в Берлине пришлось спасать немецких детей, запертых в подвале дома, который заливала вода. Бойцы стали в цепь и передавали детей из рук в руки по цепочке, но на улице, которую они перебегали, чтобы укрыться в подвале на противоположной стороне, их обстреливали из окон фашисты…
Отец умер от голода в Миролюбке в 1944 г., когда Тамаре шел 9-й год. До этого откуда-то нагнали евреев в село и расселили по домам селян. От голода они ели весной и летом даже траву. По смерти отца они пришли к Захаровым и предложили похоронить отца. Мать ответила: «Сама похороню, а там как хотите…» («от голода ели все…»).
Отца положили на санки и повезли хоронить. Тамара отказалась сесть на ноги мертвого отца: «Ему больно будет…» и добрела до погоста пешком. Когда её везли на санках с кладбища, она помнит перед глазами удаляющийся снежный холм могилы с прутиком посредине…
Вскоре мать вышла замуж за вдовца с двумя детьми. Отчим предложил новой жене удочерить Тамару и Марию. Тамара отказалась, а старшая сестра взяла отчество и фамилию отчима…
Братья возвратились с войны домой вместе и стояли у кровати Томы, ожидая, когда она проснется. Бросились целовать её. Рады были, что отказалась сменить фамилию и отчество, как это сделала Мария…
Братья повстречались при подготовке Парада Победы в 1945-м в Москве. Целый месяц готовили и тренировали их. При перекличке Василий услышал знакомую фамилию Захар-в…
После демобилизации Василий поступил на геолога в Горный институт в Алма-Ате. Вскоре Захар-вы переехали в с. Горное на границе в Китае. Жили там до наводнения, держали скот, хозяйство. Потом переехали под Алма-Ату. В Горном, где когда-то после войны жили, теперь полно китайцев…
Когда случился распад Союза, молодые казахи творили неописуемый беспредел, несмотря на то, что Назарбаев регулярно выступал по телевидению (два раза в неделю) и говорил, что не допустит произвола по отношению к русским («мы все там учились, в России).
Убили русского водителя, за то, что не остановился в степи, где они потребовали. Вытащили из кабины автобуса и запинали до смерти. Избивали на автовокзале русских на глазах полицейских-казахов.
Как-то Тамара Яковлевна села в Алма-Ате в автобус и поехали к себе в село. Молодой казах положил ногу на плечо впереди сидящей русской девушки. Сын Тамары Яковлевны, только демобилизовавшийся из армии, закипятился. Мать его еле сдержала. Девушка сбросила ногу – казах опять её положил. Тогда Тамара Яковлевна сказала: «Дочка, иди сюда, садись рядом».
Зная, как почитаются у степняков старшие, она подошла к пожилому казаху и сказала ему на его языке: «Ты, видишь, что он вытворяет?». Тот молча встал, подошел к шоферу и попросил остановиться. Потом взял за шиворот молодого наглеца и пинком под зад выпроводил его из автобуса…
Сын Тамары Яковлевны был призван сначала на службу в Афганистан, но потом как шофер попал служить в Киргизию, где однажды во время поездки по горному серпантину, чуть не сорвался в пропасть. Еле успел до подмоги товарищей подбросить под колеса, сползающего в обрыв грузовика, камни…
Из Казахстана семья Захар-вых уехала. Брат Василий умер и похоронен в Алма-Ате. Его мундир с орденами жена отдала в музей воинской славы. Перед отъездом Тамара Яковлевна пришла в музей и у стенда с фотографией и мундиром брата расплакалась…
Дочь вышла замуж за русского немца, а сын женился на русской немке. Сейчас живут в Германии, куда уехали после распада Союза. Сватов дочери угоняли в детстве в Германию на работы в возрасте 14-15 лет. Попали они работать к добрым бауэрам. Те даже в подвале тайно включали по воскресеньям им русское радио. Их дети и прислали приглашение переселиться в Германию после 1991 г. Дочь поехала в Германии с двумя дипломами высшего образования. Но работы по специальности не нашла и сейчас подрабатывает случайными заработками по уборке квартир пожилым и одиноким людям. На подработки ездит на собственном авто, денег на жизнь хватает.
Теперь после смерти мужа Тамары Яковлевны дети приезжают из Германии проведать мать в село Сторожище. Рядом в соседних селах живут немало русских и русских немцев, переехавших из Казахстана в 1991 году…
© В.Е.Прохоров
26 января 2014
«Достреливай детей!»
Родственница Шура рассказала о женщине, выжившей в войну после расстрела всей её семьи. Попросил познакомить, чтобы расспросить об этом подробнее…
Александра Тимофеевна К-вцева 1932 г.р., в девичестве Г-лубцова оказалась светлоглазой седой женщиной среднего телосложения и довольно бодрой для своих 82-х лет. На мои вопросы отвечала быстро и конкретно, не отклоняясь на попутные воспоминания…
Об отце, Г-лубцове Тимофее Егоровиче помнит, что он воевал ещё в первую войну с немцами (1914 – 1918) и был старше матери Матрены Никифоровны лет на пять. Мать в возрасте примерно 45 – 46 лет была расстреляна вместе с другими жителями поселка 22 апреля 1942 г.
Отец же вместе со старшим сыном Михаилом был призван в армию в июне 1941 г. В пос. Павловский женщины плакали «в голос» («голосили»), провожая на войну своих мужей, отцов, сынов, братьев. Александре было в ту пору 9 лет. На ж/д станции Комаричи они попрощались. Отец погиб в 1943 г.
Александра Тимофеевна родилась в поселке Павловский Севского района Орловской (с 1944 г. Брянской) области.
Павловский (пос. Севского р-на, Голышинского, ранее Шведчивского, с/с, в 3 км Ю-З от села Избичня. 0,14 т.ж. 1926 г. Исключен из учетных данных в 1978 г. Населенные пункты Брянского края. Брянск 2010 с.230) насчитывал 35 домов.
Вместе с поселками Александровский (бывший поселок Севского р-на, Голышенского с/с, в 4 км к Ю-В от села Голышина, 0,18 т.ж. 1926 г. Населенные пункты Брянского края. Брянск 2010 с.8) и Осиновский, Павловский входил в колхоз им. Калинина.
Находился поселок Павловский в полутора км от села Избичня и в 5 км от села Новоямское, которое, в свою очередь расположено в 7 км от Севска, на правом берегу р. Сев.
Село Новоямское возникло « в 1700-х гг. в составе Чемлыжского стана Комарицкой волости, как слобода, с 1707 - село с церковью Рождества Богородицы, последнее здание храма 1833, каменное, упоминается до 1920-х гг., не сохранилось. (Населенные пункты Брянского края Энциклопедический словарь по Брянскому краю Брянск 2010 с. 217).
До войны в логу близ посёлка был колодец с журавлем. После войны воду оттуда черпали ведром на крючке или верёвочке. Рядом находились копани (торфяные ямы). Торф для своих нужд жители посёлка копали как до войны, так и после неё.
Родительский дом имел посреди сенцы для входа; направо жилая половина с тремя окнами с двойными рамами зимой, печью с приступком, настилом из досок и лежанкой, налево светлицу. Хата Г-лубцовых была крыта под солому, с деревянными полами.
Имелись деревянная кровать с периной и подушками. Семья всегда держала гусей, с десяток курей, пару-тройку овец, корову, свинью с двумя подсвинками, которых кормили картошкой, мякиной (отжимом от конопли).
К зарезу иногда добавляли в корм пригоршню муки. По словам Александры Тимофеевны: «выхаживали боровка пудов на шесть». Возле дома был огород на 25-50 соток. Сады были у всех жителей поселков.
По рассказу свекрови К-вцевой Анны Федоровны (1890-1973) «Столыпин, министр финансов, из села Новоямское расселил людей по восьми поселкам. Но прежде выкопал там колодцы, насадил сады, а потом раздал переселенцам племенных быков, кабанов».
В революцию 1917 мужики с этих поселков зачем-то собирались на сходку, куда женщин не допустили…
Кухонная утварь в доме К- вцевых состояла как из чугунов, так и глиняных горшков, кувшинов, деревянных ложек и кружек (была, правда и металлическая эмалированная кружечка), которые покупали на базаре в г. Севске.
Ежедневно с утра в печи варили борщ или суп в чугунке, пореже кашу пшенную. Заправляли пищу молоком, поздней осенью, зимой и весной гусятиной, салом. Хлеб выпекали в печи несколько караваев на 3-4 дня. Для получения пшена толкли просо в выдолбленной из дерева ступе деревянным пестом.
Семья Корявцевых насчитывала семь детей и как многодетная получала до войны 2 тысячи рублей в год помощи от государства. Отец, Тимофей Егорович привез из Москвы ботиночки для дочек, и они ходили по праздникам в них, а в будние дни в лаптях. Лыко для лаптей брали в лесу. Проблем с нехваткой дров не было.
По рассказам родителей в голод 1933 г. приютили они на ночь в доме хохла, предварительно покормив, и положили спать на настиле близ печи. Над головой у него была полочка с выпеченным хлебом. Бедолага ночью потихоньку отщипывал от ковриги и жевал. Но желудок, отвыкший от нормальной пищи дал «сбой» и, не дожидаясь рассвета, гость ушел…
Для пошива одежды покупали также материю, и портной из Новоямска Тимофей Елисеевич шил на заказ жителям поселка. Кроме того сами шили свиты, овчинные шубы. После войны из «каусника» делали мыло. Стирали в деревянном корыте, вещи выпаривали в бочке-жукле. Ведра для воды были оцинкованными.
В Новоямске (с Новоямское в 7 км к северу от Севска, на правом берегу реки Сев. Возникло как в 1700-х гг. в составе Чемлыжского стана Комарицкой волости, как слобода, с 1707 г. – село с церковью Рождества Богородицы. Последнее здание храма каменное, упоминается до 1920-х гг., не сохранилось. К середине 19 века – одно из крупнейших сел уезда (свыше 2 тысяч жителей); максимально 3,36 тысяч жителей в 1894 г. в 1874 г. была открыта земская школа. До начала 20 века были развиты ремесла: производства лаптей, холста, телег, и другое, действовали постоялые дворы, 14 ветряных мельниц. Населенные пункты Брянского края. Брянск 2010 с.217) до войны и после неё был пенькотрепальный завод.
В школу ходили в с.Шведчики, что в 4 км от пос. Павловский. (Шведчики от устаревшего Шведчиковы Дворы, село Севского р-на , Новоямского с.п., в 10 км С-З. от Севска. 0,38 т.ж.; максим.0,82 т.ж. в 1926 г. …В годы гражданской войны (окт.1919) – место тяжелых боёв Кр.Армии с деникинцами. С марта по август 1943 оставалось самой западной точкой Курской дуги, опорным пунктом обороны фашистов. Населенные пункты Брянского края. Брянск 2010 с.343). Там была семилетняя школа. До войны Александра успела окончить лишь 1-й класс. Остальные шесть классов заканчивала после войны.
Книжки и тетради до войны имелись у всех школьников. А вот после войны один букварь давали на один посёлок, учебник математики – на другой, русского языка или книжку по чтению – на третий. Чернила делали сами из бузины, перья металлические привязывали бечевками к деревянным палочкам.
Дома учеников по вечерам ждала гильза с керосином и фитилем для освещения, хотя до войны в доме Г-лубцовых под потолком висела керосиновая лампа со стеклом. Занятия в школе проходили днем, поэтому в освещении не нуждались. За большими партами сидело по семь человек.
До войны Александру учила Вера Михайловна (фамилии не помнит по-уличному «Куцевалова» ). Она тоже была расстреляна мадьярами в апреле 1942-го. После войны учительницей была Остряк (по мужу) Анастасия Ивановна родом из села Шведчики.
Самая старшая сестра Анна Тимофеевна (в замужестве Р-манцева) 1919 г.р. прожила 86 лет. Сестра Мария (1924 – 1983) была ранена карателями при расстреле, но выжила.
Сестры Анастасия 13 лет и Евгения 10 лет погибли при расстреле карателями-мадьярами в апреле 1942 г.
Брат Михаил 1922 г.р. был ранен на фронте, умер своей смертью уже после войны. Военную службу закончил в звании подполковник. Про 1941-й говорил так: «дали нам винтовки в руки, а никто не знал даже как затвор передергивать – и сразу на передовую»…
Брат Николай 1926 г.р., вместе с остальными мужчинами поселка успел спрятаться перед приходом карателей-мадьяр. После освобождения Севского района от оккупации в 1943 г. пошел на войну добровольцем мстить фашистам за расстрелянную мать и сестер, хотя под призыв по возрасту не подпадал. Погиб в 1944 г. в боях за Варшаву…
В начале октября 1941 г. когда Александра со сверстницами бегала в поле близ большака Севск – Комаричи, неожиданно налетели немецкие самолеты. Наши солдаты, спасаясь от бомб, бежали в поле и укрывались в хресцах (хресец – 12 снопов скошенного жита уложенного в круговую, а 13-й поставлен сверху их «на попа»).
Вскоре по большаку из Севска в сторону Комаричи проехали танки и бронемашины. Со стороны Севска вечером было зарево и громыхало. Видимо шли бои. Но наши не успевали за немцами, передвигавшимися на технике. Поэтому много солдат попало в окружение и почти все они потом ушли в партизаны.
После прихода немцев коней разобрали из колхозной конюшни. Г-лубцовы взяли свою лошадь, которая была до коллективизации. При образовании колхоза у них изъяли конную молотилку и амбар с железной крышей, переделав его в колхозную кузню.
На колхозных полях, как ранее на личных наделах выращивали коноплю, лён, из которых, после выделки ткали домотканую одежду. Александра Тимофеевна вспомнила как в детстве, захотев обнову, пыталась острой палкой протереть дыру в холщовой рубашке…
Партизаны приходили на большак Севск – Комаричи из «Красного леса» около с. Асовица и ставили мины, на которых подрывались то обоз немецкий, то полицаи, то мадьяры…
Брат будущего мужа (К-вцева Дмитрия Ильича 1930 г.р.) Александры Тимофеевны, Иван 1919 г.р. был в партизанах. Об этом выведали полицаи. В марте 1942 г. из села Избичня на село Шведчики через поселки ехал мадьярский обоз. По пути они мародерствовали: по наводке полицаев отбирая у населения гусей, свиней у семей, якобы связанных с партизанами.
Полицаи «Молдаванин» и «Чепай» указали на отца партизана К-вцева Илью Васильевича. Мадьяры забрали его с собой. Отойдя от хаты, он хотел вернуться за табачком, на что «Молдаванин» сказал: «Не нужен тебе табачок… Выведем за поселки и расстреляем»…
Кроме Ильи Васильевича каратели арестовали ещё одну женщину, сын которой тоже был в партизанах. Но по выходу из поселков на мародеров напали партизаны, завязался бой. Женщине удалось убежать, а Илья Васильевич был убит в перестрелке. Погибло также 13 мадьяр.
Буквально через недели две-три 22 апреля 1942 г. мадьяры в отместку провели карательную акцию – сожгли поселки Павловский, Александровский и Осиновский и другие, а жителей расстреляли.
«Людей, как гурт скота согнали в конце поселка на кладбище…
Бабушку с внучкой на краю Павловского закололи штыками прямо в доме. Причем внучку за красное пальто на ней на штыках посадили на кол, а соседского деда живьем бросили в горящий дом…
Мать, казненной девочки в красном пальтишке, с другой дочкой на руках вместе другими жителями пос. Павловский, согнали на пригорок, близ кладбища, заставив их стать на колени.
Напротив, на бугру поставили пулемет. Сестра Анна, когда полицаи и мадьяры гнали людей на кладбище, сказала полицаю «Молдаванину»: «Какие мы партизаны?!» Тот ответил зло: «Все вы тут, партизаны!.. Мужиков похоронили (спрятали)!»..
Был он в черной надвинутой на лоб кепке, такого же цвета полупальто и штанах, заправленными в сапоги с «напуском, как у цыган». Этот же полицай лёг за пулемет и начал расстрел….
Каратели выпустили из пулемета три ленты. После стрельбы наступила тишина и Александра услышала голос одного из полицаев: «Достреливай детей!»…Потом стало тихо-тихо… Один из мальчишек поднял голову и, увидев, что каратели пошли по поселку забирать домашнюю скотину (лошадей, коров), окликнул: «Кто живой?!.. Давай уходить!»..
Александра подняла голову и увидела вокруг кровавое месиво из тел. Те, кто попадали головой вниз с пригорка или оказались в центре прикрытыми телами других от пуль остались живы, хотя и были несколько человек ранены. Таких уцелевших набралось 15 человек, а 225 человек остались лежать недвижно на месте расстрела…
Рядом с Александрой чудом уцелели её сестры Анна, Мария, которая была легко ранена, как и женщина рядом. Около кладбища была канава, наполненная плотным не растаявшим снегом. Снизу канавки талая вода уже пробила туннель, в которые и спрятались люди.
Причем с соседнего поселка, где каратели также проводили расстрел, их заметили и открыли стрельбу. Спрятавшиеся в в снежной пещере люди думали, что каратели вернутся, чтобы добить их. Но тем, видимо, угоняемый домашний скот был нужнее….
В соседних поселках Галченском (4 км к северу от с. Шведчики) и Кузином (?) тоже согнали людей на ровное место близ кладбища и, поставив с трех сторон пулеметы всех расстреляли…
На Шведчиках, бабку, выругавшую мадьяр за отобранную корову-кормилицу жестоко казнили по доносу старосты села. Каратели запрягли её в повозку, надев хомут на шею, в зубы сунули кострыку (стебли обмолоченной конопли) и подстегивая кнутом заставили тянуть телегу. Фотографировали это измывательство, а потом женщину повесили…
После войны «Чепай» заявился в Павловский. Шедшие с покоса мужики чуть его не убили косами. Спасся бегством, но был вскоре пойман, как и его подельник «Молдаванин». Их судили в Брянске. Несмотря на противоречивые показания большинства свидетелей одна из уцелевших жертв расстрела смогла доказать, что за пулеметом был полицай «Молдаванин». Его присудили к расстрелу, «Чепаю» дали 25 лет лагерей…
Александра вместе с другими спасшимися от расстрела сидела в логу до ночи. Потом разошлись кто – куда. С сестрами Анной, Марией и девочкой Аней Чалых 12 лет Александра пришли в пос. Юпитер, где незнакомые люди их обогрели, накормили кашей с молоком. Молодой партизан вытащил пулю из шеи Ани Чалых, женщины помогли перевязать рану.
Переночевав, Александра с сестрами ушли жить с. Шведчики к двоюродному деду (по матери) Полетаеву Фёдору и его жене. Но в марте 1943 г. наши пришли в Шведчики и село стало передовой линией фронта. Сестра Анна «забрала нас на пос. Марс, в 3 км от с. Шведчики, которые вскоре вновь захватили немцы».
Напротив пос. Марса через ложок был пос. Пушкинский. Немцы было заняли и Марс, но наши солдаты «в штыковую отбили его – стрелять было нечем»…
На поселке после боев осталось целыми три или четыре хатки, поэтому Александра с сестрами жили два месяца в погребе. Анна с соседкой выходили оттуда только затем, чтобы сварить картошку в мундирах для кормежки остальных.
Наши солдаты вырыли траншею вдоль лога по всему поселку напротив позиции немцев и перестреливались с ними из автоматов и винтовок. Для мирных жителей благом было уже то, что ни те, ни другие не стреляли из минометов и пушек в виду их отсутствия.
В мае 1943 г. Александру и других жителей поселка эвакуировали подальше от передовой в село Яндовище Курской области. Жилось там голодно – приходилось питаться щавелем и побирушничать. Эвакуированных расселили по хатам. Александра с сестрами, с другими беженцами подселили к деду с бабкой, которые на ночь укладывались на печь, остальные 15 человек утеснялись на глиняном полу.
Среди квартирантов был мужик-эпилептик (по этой причине освобожденный от призыва в армию) с женой шахтаркой. Ей на шахте придавило ногу, которую ампутировали.
Муж подгуливал на стороне до глубокой ночи, а когда возвращался, то шахтарочка протезом снятым с ноги пыталась его «вразумить». Такие скандалы с дракой мешали остальным, но дед-хозяин не вмешивался в эти семейные разборки.
В августе 1943 г. наши отбили у немцев Севск и сестры возвратились на Павловский. Когда возвращались домой, то по дороге между Шведчиками и Новоямское видели немало раздувшихся от жары трупов убитых немцев. В селе Шведчики уцелело всего лишь три хаты…
Не лучше было и в пос. Павловский. На болоте виднелся увязший там при отступлении наших солдат в 1941 г. гусеничный трактор. Жить было негде. Поселились в погребе, смастерив сверху накат из бревен, которые взяли из ближайшего блиндажа. Кто-то поселился в таких бывших немецких блиндажах.
После войны почти все жители окрестных поселков и сел жили в «бунках» (погребах или бывших блиндажах с деревянным накатом сверху). В 1945-м сестра Анна смогла купить сруб и построить с помощью людей небольшую хатку для себя и сестер. С возвращением её мужа с войны хату расширили пристройкой…
Во время голода 1947 г. были случаи опухания от голода в пос. Павловский. Приходилось питаться тошнотиками, липовым листом, употреблять в изготовление лепешек конский щавель…
В колхозе зарабатывали после войны по 200 г. зерна на трудодень. Налоги платили на все, в том числе молоком, яйцами, мясом. Последнее отдавали в налог государству в складчину (10 кг с каждого хозяйства). То есть кто-то резал того же бычка, а односельчане рассчитывались с ним деньгами, вырученными от продажи на базаре сметаны, яиц и других продуктов
В 1953 г. Аександра вышла замуж за К-вцева Дмитрия Ильича. Построили хату в поселке, но жители стали разъезжаться и в 1970-м переехали и К-вцевы на жительство пгт. Комаричи. А в 1973-м в пос. Павловский никого не осталось.
© В.Е.Прохоров
8 августа 2014
