Кто не смог откупиться, придумать болезнь или еще как уклониться отбивался от насилия уже как мог.
Исследователь Д. Санборн указывал:
«Последний тип реакции на объявление войны получил отражение в гораздо меньшей степени, чем заслуживал — это активное общественное неприятие. По всей России весть об объявлении войны вызвала бунты призывников, некоторые из них были весьма масштабны и отличались упорным характером. Они не укладываются в существующую историческую парадигму 1914 г...
Случаи кровопролития во время бунтов отмечались в Астраханской, Витебской, Вологодской, Вятской, Екатеринославской, Новгородской, Пензенской, Пермской, Подольской, Самарской, Саратовской, Симбирской, Тамбовской, Тобольской, Томской, Уфимской губерниях и Донской области. Были ранены 51 государственный служащий и 136 бунтовщиков, убиты 9 служащих и 216 бунтовщиков» [1].
Согласно другим данным, только с 19 июля 1914 г. по 1 августа в 27 губерниях было ранено и убито 505 мобилизованных и 106 должностных лиц (притом что мобилизация длилась больше месяца!) [2].
Региональные материалы свидетельствуют о ещё больших цифрах. Так, по неполным сведениям, в дни мобилизации — с 18 июля по 1 августа 1914 года, в Томской губернии во время подавления волнений среди запасных было убито 136 человек, сотни человек ранено. Сотни запасных по приговору военных судов были расстреляны, отправлены на каторгу и посажены в тюрьмы [3].
Посмотрим теперь на некоторые образцы того, что творилось в самых разных губерниях в дни призыва.
В Екатеринославе на сборном пункте мобилизованные рабочие избили явившегося с царским флагом черносотенного оратора и защищавшего его полицейского надзирателя. Полиция открыла огонь, убив одного и ранив двух мобилизованных [4].
20 июля 1914 г. начальник Саратовского губернского жандармского управления М.С. Комиссаров доносил в Департамент полиции о событиях в Вольске: «сегодня в Вольске запасные разбили окна в полицейском управлении, две винные лавки и оружейный магазин. Помощник пристава ранен пулей из толпы, избиты камнями пристав и четыре городовых, ответными выстрелами полиции ранен один из толпы» [5].
22 июля 1914 г. тот же начальник Комиссаров доносил в полицию о волнениях в Царицыне:
«В Царицыне во время набора большинство жены и запасные ворвались в помещение сборного пункта с требованием немедленной выдачи пособия, держали себя крайне вызывающе, при удалении их из помещения, при содействии воинской силы, капитану Марцинкевичу нанесли удар в голову, оторвали и унесли револьвер, выбив много окон, выломали двери. Подоспевшую другую роту на все предупреждения разойтись толпа стала забрасывать камнями; был открыт огонь, есть много убитых и раненых, но число не установлено» [6].
Томский губернатор доносил 24 июля 1914 г. министру внутренних дел Н.А. Маклакову о том, что «...в Барнауле вчера запасные разгромили винный склад, сожгли его, произвели погромы, грабежи, сожгли 32 богатых дома, маслодельные, сельскохозяйственные конторы, Русский внешней торговли банк, торговый пассаж, два магазина с оружием, мануфактурные магазины, пристанские пакгаузы... сегодня же в Новониколаевске... по пути следования по железной дороге через Новониколаевск запасные произвели разгром вокзала, причем при усмирении войсковыми частями убито 7 запасных, ранено 4. Буйные эшелоны погружены к дальнейшей отправке. Поступают сведения, что по пути следования по железной дороге запасные на станциях продолжают бесчинствовать, громить вокзалы... В Мариинске запасные разгромили полицейское управление, канцелярию воинского присутствия; уничтожено много дел, нанесены тяжкие побои помощнику исправника, городовому; разграблены пекарня, ренсковой погреб; погромщики рассеяны местной командой» [7].
Подобные свидетельства можно бесконечно долго умножать. Факт остается фактом: население не направилось покорным и смиренным шагом на призывные пункты. Брожение и антивоенные настроения проявлялись с первых дней империалистской войны, приведшей царский режим в конечном итоге к полному развалу. Не немецкий, но русский солдат забил гвоздь в крышку гроба самодержавия.
Источники:
1. Санборн Д. Беспорядки среди призывников в 1914 г. и вопрос о русской нации: новый взгляд на проблему // Россия и Первая мировая война (Материалы международного научного коллоквиума). — СПб., 1999. С. 207, 209.
2. Беркевич А.Б. Крестьянство и всеобщая мобилизация в июле 1914 г. // Исторические записки. Т. 23. С. 40-41.
3. Очерки истории города Томска (1604-1954). Томск, 1954. С. 122.
4. Ахун М., Петров В. Царская армия в годы империалистической войны. М., 1929. С. 11-12.
5. Революционное движение в армии и на флоте в годы первой мировой войны. 1914 - февраль 1917. М: Наука, 1966. С. 15-16 // ЦГАОР СССР. Ф. ДП. 4-е д-во. 1914 г. Д. 138. Ч. 62. Л. 9.
6. Там же. С. 16 // ЦГАОР СССР. Ф. ДП. 4-е д-во. 1914 г. Д. 138. Ч. 62. Л. 15.
7. Там же. С. 19-20 // ЦГАОР СССР. Ф. ДП. 4-е д-во. 1914 г. Д. 138. Ч. 77. Л. 24-25.
Не мало из тех кто все таки призвались, в последствии рашались бежать со службы.
Сведения о дезертирстве стали поступать в первые же месяцы войны. В сентябре 1914 года главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал Н.И. Иванов отмечал большое количество «бродящих отдельных чинов и групп», распущенность нижних чинов, случаи мародерства. С фронта писали о случаях, когда при отходе солдаты второочередных полков целыми взводами разбегались по деревням, и «этих беглецов (их гибель) приходится дня два собирать».
Эти «бегуны» заражали других. Большое количество дезертиров было отмечено в Варшаве. В то же время возникла проблема побегов солдат с поездов, шедших на фронт. По оценкам начальника штаба главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта М.В. Алексеева, побеги нижних чинов с поездов составляли 20%. Для пресечения этого явления он требовал выставлять караульные цепи к поездам. Зимой 1914/15 годов власти уже были озабочены дезертирством с фронта. Например, варшавским жандармско-полицейским управлением (ЖПУ) было задержано за декабрь 1914 года 1904 человек, за январь 1915 года — 1659, за февраль — 1070. Виленским ЖПУ было задержано за это же время 3563 человек.
Волна дезертирства на железных дорогах Юго-Западного фронта еще более поднялась зимой 1914–1915 годов, где с 15 декабря 1914 года по 15 января 1915 года было задержано 12872 человек. Главком армий Юго-Западного фронта генерал Н.И. Иванов подчеркивал: «Несомненно, что большая часть задерживаемых являются бродящими нижними чинами в настоящем смысле этого слова, то есть сознательно и умышленно уклонившимися с пути следования к своей части с целью возможно дольше находиться в дороге, странствуя с этапа к этапу и находясь в самовольной отлучке, умышленно не несут не только боевой, но и никакой службы в течение весьма продолжительного времени».
Начальник штаба Ставки генерал Н.Н. Янушкевич писал в марте 1915 года начальнику Жандармского корпуса В.Ф. Джунковскому, что побеги с поездов нельзя пресечь ни строгостью взыскания с самих солдат, ни привлечением к ответственности малоопытных начальников эшелонов, в большинстве случаев молодых прапорщиков. Единственной мерой, которая могла бы пресечь «это громадное зло», Янушкевич считал привлечение к строжайшей ответственности сельских и волостных властей за недонесение о появлении на родине нижних чинов без установленных документов.
Множество случаев дезертирства было отмечено во время «великого отступления», когда после тяжелых боев солдаты «разбредались», частью попадая в плен или совершая побеги домой. Начальник снабжений штаба главкома армий Юго-западного фронта сообщал в мае 1915 года, что солдаты отстают от своих эшелонов, самовольно занимают затем места в пассажирских вагонах, размещаются на площадках и даже на крышах. Начальники эшелонов не принимали мер к устранению этого и в то же время отказывали комендантам в задержании нижних чинов из эшелонов, пришедших раньше. Массу дезертиров, скрывавшихся среди беженцев, фиксировали в донесениях фронтовые штабы летом 1915 года, в связи с чем начальник военных сообщений штаба главкома армий Юго-Западного фронта требовал принять все меры для поддержания порядка проходящих эшелонов.
Еще больший размах приобрело дезертирство с поездов с маршевыми ротами, комплектовавшимися на этот раз не из запасников, а из ратников ополчения. Так, на Юго-Западном фронте эти побеги составляли по 500–600 человек с поезда, более половины состава. При этом не действовали никакие меры по предупреждению побегов: солдаты спрыгивали с поезда на ходу, невзирая на выстрелы охраны. Как правило, беглецы находили убежище в собственных или чужих деревнях, где жили месяцами. В связи с этим начальник штаба Ставки генерал Н.Н. Янушкевич потребовал принятия мер в округах, подчиненных Военному министерству, произвести при помощи полиции и сельских властей сбор шатающихся и возвращение их в армии.
Беглые, отсталые, бродяжничавшие толпами замечались на железных и грунтовых дорогах Западного фронта. Отмечалось, что эти солдаты вносили «тлетворный дух деморализации» в войска. Общей причиной такого явления называлось неустройство тыла: сбой в системе железнодорожного сообщения с лета 1915 года, недостаточное обеспечение помещениями, питанием, медицинским обслуживанием проходящих составов и частей. В целом происходила потеря ритма обслуживания войск в тылу и всего фронта. «Несвоевременное принятие мер к устранению этого явления и промедление могут вызвать грозные, весьма опасные для всей армии последствия», — предостерегало фронтовое начальство.
Дезертирство имело различные формы на разных фронтах русской армии. Так, на Юго-Западном фронте бытовали, в сущности, прямые формы дезертирства в виде побегов солдат прямо домой, а также побеги с поездов с маршевыми ротами, следовавшими на фронт. То же было и на Румынском фронте, где сами ротные командиры признавали, что «умные повтикали, а дураки остались».
На Западном же и особенно на Северном фронтах главным видом дезертирства было бродяжничество: под различными предлогами уход солдат из своих частей и «вращение» на театре военных действий данного фронта. Такая форма ухода от войны была вызвана, с одной стороны, громадным масштабом позиционных работ на этих фронтах, усиленным контролем со стороны командования всей прифронтовой зоны, как бы «прикреплявшим» солдат к ней, а с другой — близостью гражданской территории, позволявшей в ней «раствориться». Здесь бытовали такие формы дезертирства, как самовольные отлучки, отставание от эшелонов, езда без документов, или с просроченными документами, или по подложным документам, езда с документами, подписанными кем-то вместо командира части, «командировки» за покупками, езда не по тому направлению, которое указано в документах, якобы ошибочно.
Скорость с которой царь со своими генералами уничтожал российских солдат привела к тому, что к июню 1915 года почти весь контингент ратников первого разряда был исчерпан.
На заседании Совета Министров 4 августа 1915 Министр Внутренних Дел князь Н.Б. Щербатов скулил:
«… Я должен отметить, что наборы с каждым разом проходят все хуже и хуже. Полиция не в силах справиться с массой уклоняющихся. Люди прячутся по лесам и в несжатом хлебе. Если станет известным, что призыв ратников 2-го разряда производится без санкции Государственной Думы, то, боюсь, при современных настроениях мы ни одного человека не получим…» .
19-го числа на очередном заседании Государственной Думы выступил председатель думской комиссии по военно-морским делам А.И. Шингарев:
«… в месяц необходимо, по крайней мере, 300 000 или 400 000 человек для пополнения только одной убыли в армии».
Если в начале 1916 года количество самовольщиков составляло на Северном фронте 40–50%, то к марту 1917 года их было около четверти, а остальную часть составляли «легальные» дезертиры, «бродяжничавшие». Надо полагать, что начальство уступало давлению нижних чинов, выписывая в массовом количестве «документы» солдатам, фактически отправлявшимся в «самоволку». Например, в течение двух дней на станции Псков при проверке документов проезжавших нижних чинов ими было предъявлено около 100 билетов 179-го пехотного запасного батальона об увольнении в отпуск на 5 дней за подписью некоего прапорщика вместо командира роты или командира батальона. Но при этом не выдавались пропуска по льготной литере «Д» на проезд по железной дороге. В результате все нижние чины ехали без проездных документов и были задержаны. Бытовали на фронте и отлучки офицеров. Так, комендант Пскова отмечал, что у большинства прибывающих по делам службы в город офицеров и чиновников в предписаниях не указывались определенно сроки их командировок.
На Северном фронте тысячи солдат, не покидая театра военных действий, «бродили» по этапам, гражданским тюрьмам, гауптвахтам, куда они попадали неоднократно после поимки, последующего нового побега или «отставания» от состава. Являясь на этапы совсем босыми и даже «голыми», они чуть ли не в первый день прибытия заново обмундировывались, а на вопросы о причине недостачи казенных вещей давали стереотипные и совершенно не заслуживающие доверия ответы: «остались на позиции», «потерял», «украли», «износились и бросил» и тому подобное.
Для этапного начальства было ясно, что речь шла о сильно развитом проматывании вещей. Командирами полков применялись к проматывающим обмундирование бродягам строгие наказания, до телесных включительно, но цель все равно не достигалась. Почвой для «проматывания» обмундирования, достигшего «ужасающих размеров», являлась широко бытовавшая скупка гражданским населением вещей у солдат. Так, по сведениям, полученным в 122-м пехотном Тамбовском полку, крестьяне одного из уездов Новгородской губернии почти сплошь были одеты в военное обмундирование. Скупка обмундирования у солдат способствовала и укрывательству самих дезертиров в деревнях.
Особенно сильно притягивал бродяжничающих солдат Петроград и его окрестности. Для задержания дезертиров в Петрограде была создана специальная вторая комендатура. Ее военно-полицейскими командами на вокзалах только за одну неделю апреля 1916 года было задержано с просроченными документами или вовсе без документов 1192 человека. В середине июня за неделю было задержано 772 человека. В Петрограде солдаты-бродяги оседали в многочисленных чайных, ночлежках, мелких мастерских, притонах и тому подобное. В столице возникли шайки воров и грабителей из дезертиров.
Именно солдаты-бродяги из действующей армии, а не солдаты Петроградского гарнизона, как иногда пишут в литературе, ежедневно заполняли улицы столицы, что так часто бросалось в глаза современникам. Нередко из-за бродяг-солдат в Петрограде вспыхивали мелкие стычки, даже целые побоища с полицией, где толпа, как правило, вставала на сторону солдат. Будущие февральские битвы солдат и горожан с полицией таким образом апробировались на столичных улицах и особенно участились накануне революции.
Сколько же всего было дезертиров в царской армии периода Первой мировой войны? Согласно данным Ставки, до Февральской революции их было 195 тысяч. Однако остается неясным правовой статус дезертиров, зафиксированных Ставкой: являлись ли они всего лишь задержанными военнослужащими, или привлеченными к следствию, или осужденными за самовольную отлучку. Неясно и время учета дезертиров: с начала ли войны или только с момента их задержания (начала следствия, суда). Противоречивые цифры количества дезертиров давал Н. Мовчин: 2 миллиона до 1917 года в одной работе и 2 миллиона до октября 1917 года со ссылкой на данные Ставки – в другой. Почти все авторы при этом ссылаются на сведения от бывшего председателя Государственной думы М.В. Родзянко, согласно которым до Февраля 1917 года насчитывалось 1,5 миллиона дезертиров. При этом советские авторы склонны цифры дезертиров завышать, в то время как эмигрантские — занижают, подчеркивая, что дезертирство в собственном смысле этого слова связано только с революцией.
Асташов, А. Б. Русский фронт в 1914 — начале 1917 г.: военный опыт и современность — Москва.: Новый хронограф, 2014.
Для понимания настроения в обществе можно обратиться и к выдающимся поэтам призывного возраста.
Игорь Северянин (Лотарев) в октябре 1914 года, уже после окончания неудачного похода в Восточную Пруссию писал как бы оправдываясь неизвестно за что.
Ещё не значит быть изменником —
Быть радостным и молодым,
Не причиняя боли пленникам
И не спеша в шрапнельный дым…
Ходить в театр, в кинематографы,
Писать стихи, купить трюмо,
И много нежного и доброго
Вложить к любимому в письмо…
Пройтиться по Морской с шатенками,
Свивать венки из кризантэм,
По-прежнему пить сливки с пенками
И кушать за десертом крэм —
Ещё не значит… Прочь уныние
И ядовитая хандра!
Война — войной. Но очи синие,
Синейте завтра, как вчера!
Война — войной. А розы — розами.
Стихи — стихами. Снами — сны.
Мы живы смехом! живы грезами!
А если живы — мы сильны!
В желаньи жить — сердцА упрочены…
Живи, надейся и молчи…
Когда ж настанет наша очередь,
Цветы мы сменим на мечи!
Двадцати двух летний Владимир Маяковский в 1915 году не стал размазывать кашу по тарелке и четко выразил свою позицию по вопросам дезертирства в своем концептуальном стихотворении ВАМ.
Вам, проживающим за оргией оргию,
имеющим ванную и теплый клозет!
Как вам не стыдно о представленных к Георгию
вычитывать из столбцов газет?!
Знаете ли вы, бездарные, многие,
думающие, нажраться лучше как, —
может быть, сейчас бомбой ноги
выдрало у Петрова поручика?..
Если б он, приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!
Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре блядям буду
подавать ананасную воду!
Сергей Есенин, в 1924 году в своей автобиографической поэме Анна Снегина, однозначно озвучил свою позицию по вопросу дезертирства.
Я думаю:
Как прекрасна
Земля
И на ней человек.
И сколько с войной несчастных
Уродов теперь и калек!
И сколько зарыто в ямах!
И сколько зароют еще!
И чувствую в скулах упрямых
Жестокую судоргу щек.
Нет, нет!
Не пойду навеки.
За то, что какая-то мразь
Бросает солдату-калеке
Пятак или гривенник в грязь.
Война «до конца», «до победы»,
И ту же сермяжную рать
Прохвосты и дармоеды
Сгоняли на фронт умирать.
Но все же не взял я шпагу…
Под грохот и рев мортир
Другую явил я отвагу —
Был первый в стране дезертир.
Братания, прямой категорический отказ убивать себе подобных, был еще одной формой дезертирства. Это еще одна форма сопротивления. Тема эта усиленно замалчиваемая, хотя каким то чудом в 2005 году был снят концептуальный фильм Счастливого рождества. (Joyeux Noеl), смотри по ссылке. Его постоянно убирают из соцсетей но люди его снова выкладывают. Так что если его уберут то ищите в поиске.
В развите темы см. Дезертирство в период Второй мировой войны.
© С.В. Кочевых
