В апреле 1861 года произошли крестьянские волнения в Бездне,
ныне — село Антоновка Спасского района Татарстана,
и окрестных деревнях.
Подобные волнения были во многих других местах.

Зачинщиком волнений в Бездне стал Антон Петрович Сидоров. 31-летний старообрядец, начётчик. Был уважаем в селе как единственный грамотный человек. Изучив "Положения 19 февраля" о выходе крестьян из крепостной зависимости, Антон сделал вывод, что "крестьяне не должны работать на помещика, что вся земля принадлежит крестьянам".

Царь-"Освободитель" и помещики даже и не помышляли ни о чем подобном, но написаны "Положения..." были так, что бы заболтать факт переформатирования рабства, под видом якобы свобод.

Вскоре в Бездну стеклось около 10 тыс. крестьян, обнадеженных Антоном. Они отказывались исполнять барщину, повиноваться администрации, требовали разделить помещичью землю и хлеб. Наивные (или лукавые) крестьяне верили в "доброго царя" и считали, что помещики обманывают их, скрывая истинную царскую волю.

За это они были безжалостно расстреляны царскими войсками под командованием генерал-майора графа А. С. Апраксина. Ибо непонимание реальности смертельно. По безоружной толпе, собравшейся перед домом зачинщика, дали шесть залпов, после чего Антон сдался и был впоследствии благополучно публично расстрелян 19 февраля на окраине села по распоряжению Александра II.

Данные о жертвах противоречивы, т.к. не все раненые рискнули обратиться за медицинской помощью. По официальным данным было убито 51 человек и ранено 77, но по словам местного доктора убитых и раненых было около 350 чел.

Расстрел безоружных крестьян в Бездне вызвала возмущение передовых людей как в России, так и за границей, а вот помещики, напротив, выражали бурную радость и жалели, что мало мужиков было убито.

Александр II усиленно скрывал факт убийства крестьян, публично отрицая беспорядки более месяца. Даже после признания факта случившегося, пропаганда пыталась забалтывать и во всем обвинять крестьян.

А.И. Герцен писал:

"...О, если б слова мои могли дойти до тебя, труженик и страдалец земли русской! До тебя, которого та Русь, Русь лакеев и швейцаров, презирает, которого ливрея зовет черным народом, и, издеваясь над твоей одеждой, снимает с тебя кушак, как прежде снимали твою бороду, - если б до тебя дошел мой голос, как я научил бы тебя презирать твоих духовных пастырей, поставленных над тобой петербургским Синодом и немецким царем. Ты их не знаешь, ты обманут их облачением, ты смущен их евангельским словом - пора их вывести на свежую воду!

Ты ненавидишь помещика, ненавидишь подьячего, боишься их - и совершенно прав; но веришь еще в царя и в архиерея... не верь им. Царь с ними, и они его. Его ты видишь теперь - ты, отец убитого юноши в Бездне, ты, сын убитого отца в Пензе. Он облыжным освобождением сам взялся раскрыть народу глаза и для ускорения послал во все четыре стороны Руси флигель-адъютантов, пули и розги...

После вековых страданий, превзошедших всю меру человеческого долготерпения, занялась заря крестьянской свободы. Путаясь перевязанными ногами, ринулась вперед, насколько веревка позволяла, наша литература; нашлись помещики, нашлись чиновники, отдавшиеся всем телом и духом великому делу; тысячи и тысячи людей ожидали с трепетом сердца появления указа; нашлись люди, которые, как М. П. Погодин, принесли наибольшую жертву, которую человек может принести, - пожертвовали здравым смыслом и до того обрадовались Манифесту, что стали писать детский бред… (к слову который продолжают писать веками в огромном количестве. СК)

Медаль перевернулась скоро. Михаил Петрович еще бредил и не входил в себя от радости, а уж из обнаженной и многострадальной груди России сочились кровь из десяти ран, нанесенных русскими руками, и согбенная спина старика-крестьянина и несложившаяся спина крестьянина отрока покрывались свежими рубцами, темно-синими рубцами освобождения.

Крестьяне не поняли, что освобождение - обман, они поверили слову царскому - царь велел их убивать, как собак; дела кровавые, гнусные совершились."

* * *

"В селе Кудымкар графа Строганова (Пермской губернии, Соликамского уезда) объявление Манифеста 19 февраля сопровождалось довольно серьезными обстоятельствами, о которых не было никаких печатных известий. Расскажем в общих чертах, как было дело.

Исправник Пейкер прочитал Манифест. Крестьяне не поняли его и просили растолковать. Пейкер за такое тупоумие принялся их сечь. Те молча почесывались и крепились, наконец, видя, что сечению конца нет, связали казаков, исполнявших волю исправника, и приглашали исправника продолжать. "Ну, теперь, ваше благородие, секи", — говорили они ему. Его благородие струхнул, вскочил в кибитку и удрал в Соликамск. Отсюда он послал губернатору Лашкареву донесение, что, дескать, крестьяне графа Строганова бунтуют, и просил выслать команду. Команду отправили; Лашкарев, по обыкновению своему, не мог воздержаться от спича и напутствовал солдат такими словами: "Ребята! Помните, что солдату дается ружье затем, чтобы из него стрелять. Если мужики будут шуметь, валяйте их хорошенько, мерзавцев!" Выслушав такое наставление, солдаты отправились, предводительствуемые батальонным командиром Тальбергом. Прибывшая рота солдат застала в Кудымкаре толпу из 500 человек. Инородцы-пермяки и русские толковали о свойстве прочитанной им исправником "гумаги"...

При первых слухах о нашествии команды толпа возросла до 2000 человек, собравшихся из соседних селений. Тальберг велел мужикам разойтись. Его не послушали, говоря, что собрались толковать о деле, рассказали Тальбергу, как им прочитана была "подложная гумага", как они расспрашивали о ней исправника, как тот вместо объяснения "учал их драть", винились, что "пошалили, связали казаков, лупивших их ни за што ни про што", и просили самого Тальберга растолковать им, "што за гумага, которую нам читал исправник, пошто в ней нет золотой строчки и што то за воля, когда они остаются по-прежнему под графом". Тальберг великодушно предостерег их, что послан не для того, чтобы с ними толковать, а чтобы разогнать, приказал им снова разойтись, угрожая дурными последствиями в случае неповиновения, и назвал их бунтовщиками. "Ну, пошто, ваше благородие, бунтовщики? Какие мы бунтовщики? Мы тебя ладом просим вразумить нас, темных людей, а ты говоришь, мы бунтуем". Тальберг тогда сказал им, что имеет приказание стрелять, ежели они не разойдутся добровольно. "Ну что же, ваше благородие, ежели ты послан для озорства, так стреляй! А мы не пойдем, покуда не растолкуешь нам, что за гумагу читал исправник". Тальберг скомандовал, раздался залп, и несколько человек из толпы повалилось. Мужики, не ожидавшие исполнения дикой угрозы, смутились было, но передовые, скоро придя в себя, направили дело. "Ребята, подбери их (то есть повалившихся), — обратились они к к товарищам, — ну, а ты, ваше благородие, стреляй!" Такой неожиданный оборот поставил Тальберга в тупик: он не знал, что делать...

Тальберг последовал примеру исправника и ускакал в Пермь, оставив команду на произвол судьбы. К счастию, мужики до конца выдержали себя, представив собою новый пример того, насколько они разумнее диких правителей и воителей своих...

Убитых в Кудымкаре оказалось 2 и 8 более или менее тяжело раненых..."

Из статьи неизвестного корреспондента "Колокола" "Сечение и убийства крестьян в Пермской губернии". 1861 год.

* * *

Бунт тверских дворян.

С Манифестом от 19 февраля 1861 года об освобождении крестьян в Твери и уездах познакомились в середине марта. В уездах вводились должности мировых посредников, на которые назначались местные дворяне. Они должны были разрешать споры, надзирать за ходом реформы.

«Крестьянское дело в Тверской губернии идёт довольно плохо, — сообщал Салтыков-Щедрин в мае 1861 г. в письме своему ярославскому приятелю Е.И. Якушкину. — Уже сделаны два распоряжения о вызове войск для экзекуции. Крестьяне не хотят и слышать о барщине, а помещики только и вопиют о том, чтобы барщина выполнялась с помощью штыков... »

В начале 1862 г. группа тверских мировых посредников отказалась от участия в проведении реформы, считая её несправедливой по отношению к крестьянам.

А губернское Дворянское собрание, заявило о «несостоятельности закона 19 февраля».

Губернатор П.Т. Баранов, чувствуя неладное, пытался предостеречь дворян от открытого волеизъявления. Но у Вежливого Носа был очень серьёзный противовес в лице вице-губернатора. В ноябре 1861 г. появляется письмо тверских дворян на имя предводителя дворянства В.Д. Бровцына.

В послании, в частности, говорилось: «Мы не находим, чтобы сохранение исключительных сословных привилегий и преимуществ составляло для нас жизненный вопрос, и знаем наверное, что лица, увлекающиеся выгодами минуты в ущерб действительным общим интересам, представляют незначительное меньшинство в массе дворян в нашей губернии». Первыми это обращение подписали Унковский и Салтыков-Щедрин.

В начале декабря в Твери проходит съезд мировых посредников, в основном тех, кто имеет «особое мнение» по крестьянскому вопросу. Посредники ратуют за немедленный выкуп крестьянами земельного надела, хотя правительственный Манифест предполагал, что выкуп должно отложить на длительный срок. В результате на съезде заключили, что «законоположение 19 февраля НЕ удовлетворило народных потребностей ни в материальном отношении, ни в отношении свободы... »

Ещё более смело повели себя тверские герои в Дворянском собрании, которое открылось 1 февраля 1862 г. Они не только привычно критиковали Манифест, но и предлагали программу коренных политических и социальных преобразований, а именно — введение гласности, независимого суда, отказа от сословных привилегий, финансовой реформы.

5 февраля 13 мировых посредников Тверской губернии выступили с заявлением о том, что впредь в своей деятельности они будут руководствоваться не Положением 19 февраля, а решениями Чрезвычайного губернского дворянского собрания.

Тверские дворяне высказываясь в том духе, что правительство не в состоянии проводить такие реформы. Полагали, что нужно созвать «Собрание выборных от всего народа без различия сословий».

И это предложение в Твери прошло, «на ура»! За него проголосовали 126 дворян против 24. Был составлен адрес для представления императору, где излагались указанные соображения. Группа дворян в специально выработанном «Положении мировых посредников Тверской губернии» заявляет, что они полностью поддерживают идеи, выдвинутые на дворянском съезде.

В частности дворяне писали: «Дворяне, в силу сословных преимуществ, избавлялись до сих пор от исполнения важнейших общественных повинностей. Государь, мы считаем кровным грехом жить и пользоваться благами общественного порядка на счет других сословий. Неправеден тот порядок вещей, при котором бедный платит рубль, а богатый не платит и копейки. Это могло быть терпимо только, при крепостном праве, но теперь ставит нас в положение тунеядцев, совершенно бесполезных своей родине. Мы не желаем пользоваться таким позорным преимуществом и дальнейшее существование его не принимаем на свою ответственность. Мы всеподданнейшие просим Ваше Императорское Величество разрешить нам принять на себя часть государственных податей и повинностей соответственно состоянию каждого».

«Кроме имущественных привилегий мы пользуемся исключительным правом поставлять людей для управления народа; в настоящее время мы считаем беззаконием исключительность этого права и просим распространить его на все сословия».

«Этот всеобщий разлад служит лучшим доказательством, что преобразования, требующиеся ныне крайней необходимостью, не могут быть совершены бюрократическим порядком. Мы сами не беремся говорить за весь народ, несмотря на то что стоим к нему ближе, и твердо уверены, что недостаточно одной благонамеренности не только для удовлетворения, но и для указания народных потребностей; мы уверены, что все преобразования остаются безуспешными потому, что принимаются без спроса и без ведома народа».

Под «Положением...» стояли подписи члена Губернского по крестьянским делам присутствия Николая Бакунина, новоторжского предводителя дворянства Алексея Бакунина, корчевского предводителя Балкашина, мировых посредников Глазенапа, Харламова, Полторацкого, Лазарева, Лихачёва, Кишенского, Неведомского, Кудрявцева, а также кандидатов на должности посредников Широбокова и Демьянова. Губернатор Баранов попытался замять дело. Однако, несмотря на то, что «подписанты» подали в отставку, тверской «инцидент» получает широкую огласку.

Александр II категорически отверг адрес как неосновательный и неуместный, выходящий за рамки тех прав, которые предоставлены по закону дворянским собраниям.

В III отделении выступление тверского дворянства также сочли «призывом к преступным действиям».

Уже на следующий день в Тверь направляются генерал-адъютант Н.Н. Анненков, обер-прокурор Сената Н.П. Семёнов и несколько офицеров жандармерии.

С 14 по 16 февраля 1862 командированные арестовывают дворян, подписавших заявление, опрашивают местных жителей, пытаясь выяснить, какие настроения царят в губернии. «Тверь — город либеральный, — констатирует с своём дневнике петербургский цензор А.В. Никитенко. — Он со времени крестьянского дела не раз уже выражал требования довольно смелые». В итоге «подписантов», а с ними и А.М. Унковского, которого автоматически считают причастным к делу, заключают в Петропавловскую крепость.

События в Твери имели широкий общественный резонанс. В конце февраля в номере «Северной почты», которую редактировал Никитенко, появляется сообщение о бунте тверских дворян. Официальная печать естественно отрабатывала свои деньги. Но нашёлся человек, который мужественно публично высказал иную точку зрения — это Василий Васильевич (Вильгельм Вильгельмович) Берви, внук английского консула и сын российского профессора.

Он осмеливается отправить письмо самому императору, а также губернским и уездным предводителям дворянства и даже в посольство Великобритании. В.В. Берви требует оградить личность от произвола. Власти объявляют его сумасшедшим, но медики не подтверждают установленного жандармами «диагноза». Берви преследуют, в его жизни начинается многолетний период ссылок и арестов. Во время одной из ссылок Василий Васильевич побывал и в Твери.

А совсем скоро, уже в начале марта 1862 г., тверские документы оказываются в распоряжении А.И. Герцена (вероятно, А.И. Европеус этому посодействовал). В «Колоколе» печатаются «Адрес... » тверского дворянства и другие материалы.

Кроме того, в Берлине в том же году увидела свет брошюра под названием «Благородные действия тверского дворянства». Здесь собраны все революционные документы, принятые дворянством Тверской губернии. Правда, издание не лишено фактических неточностей, опечаток: например, упоминается Новоторжевский (имелся в виду Новоторжский) уезд.

Между тем арестованные тверские дворяне провели в Петропавловской крепости пять месяцев, а затем по решению Сената их должны были определить на два года в смирительный дом и лишить некоторых прав, в частности, занимать общественные должности. Наказание оказалось на деле не таким суровым. Вмешательство петербургского генерал-губернатора А.А. Суворова (внука известного полководца) избавило тверитян от пребывания в смирительном доме.

А после прошения, поданного на имя императора, тверским дворянам милостиво разрешили вернуться к общественной службе. Однако братья Бакунины подать прошение отказались и впоследствии официально не участвовали в деятельности тверского земства.

Тверской инцидент не прошёл для империи бесследно. В том же 1862 г. появляются не предполагавшиеся ранее изменения в крестьянском законодательстве, ускоряется введение земских учреждений, подготавливаются военная и финансовая реформы.

А сама Тверь надолго приобрела репутацию либерального города и стала своеобразной «страшилкой» для конформистов-охранителей. Спустя 35 лет после описанных событий известный литератор Влас Дорошевич писал в газете «Русское слово»: «Тверская губерния! «Гнездо». «Рассадник». Про которую в Петербурге говорили:
- Не губерния, а адресный стол. Только адресов от неё и жди. И что ни адрес, то один другого неприличнее!

Сановники, приезжая в Москву, в «Дрездене» останавливаться избегали:
- Из окон каланча Тверской части видна. Напоминает! Всё, что «тверское», видеть противнос... (М.А. Кривонос «Мятежное земство»).

Из книги "История Тверской земли". Святослав Михня.

* * *

"Если вы заедете в деревню обнищавшую, обремененную неоплатными недоимками, и спросите крестьян о причине такой нищеты, то наичаще получите такой ответ: "Землю-то нашу он (помещик) так обрезал, что нам без этой обрезной земли жить нельзя; со всех сторон окружил нас своими полями, так что нам скотины выгнать некуда; вот и плати за надел особо, да и за обрезную землю еще особо, сколько потребует". — "Так что же вам лучше или хуже жить против прежнего?" — "Да за то, что дали, значит, свободу, за это благодарим царя и господ, а жить не в пример стало тяжелее прежнего, сами видите". Действительно, эта обрезная земля как бельмо в глазу у крестьян, и они никак не могут примириться с мыслью, что, пользуясь ею целые века, они должны теперь нанимать ее у помещиков за особую плату. "Какое же это улучшение быта! — говорил мне один грамотный и бывалый мужик из прежних оброчных, — оброк-то на нас оставили прежний, а землю обрезали". Я сам много раз имел случай удостовериться, как сильно помещики жмут крестьян с этою обрезною землею, видя совершенную ее необходимость для их существования. Но кроме отрезки от наделов, крестьяне лишались столь необходимых у них выгонов на господских полях. Еще хуже стало положение тех крестьян, которые перед самым освобождением были сведены предусмотрительными помещиками на худшие земли, на пески, яры или моховики; подобные примеры довольно нередки, их можно встретить во всех губерниях".
Федор Емелин (Скалдин). "В захолустье и в столице". 1870 год.

* * *

4 апреля 1866 года двадцатипятилетний Дмитрий Владимирович Каракозов у решётки летнего сада в Санкт-Петербурге, смешавшись с толпой, достал револьвер и направил его на Александра II, который прогуливался в тот день со своим племянником герцогом Лейхтенбергским и племянницей принцессой Баденской и уже направлялся к карете, как раздался выстрел, совершённый практически в упор. Однако, оказавшийся рядом в миг покушения, шапочный мастер Осип Комиссаров в момент выстрела, ударил Каракозова по руке из-за чего пуля проскочила мимо, после чего член организации Ишутина и боевого кружка "Ад" (организация в организации), был схвачен и кричал толпе: «Дурачье! Ведь я для вас же, а вы не понимаете!» Каракозова подвели к императору, и он сам объяснил мотив своего поступка: «Ваше величество, вы обидели крестьян».

Осип Иванович Комиссаров за спасение императора был возведён в потомственное дворянство. Дмитрия Каракозова же, мотивировавшего свой поступок тем, что царь, "дав волю крестьянам практически без земли, начал топить в крови их стремление к полному освобождению", 3 сентября 1866 ждала виселица.

За этим последовали еще ряд покушений, имевшие разные мотивы, но главный мотив это всеобщее недовольство монархией вообще и обманом устроенным "отменой" крепостного права в частности.

Царь же как положено предшественниками и последователями говаривал: «Что они имеют против меня, эти несчастные? Почему они преследуют меня, словно дикого зверя? Ведь я всегда стремился делать все, что в моих силах, для блага народа!»

В конце концов череда покушений завершилась убийством этого заботящегося о благе народа человека, первого марта 1881 года, на этом месте сегодня стоит церковь называющаяся храм на крови. Подразумевается кровь видимо царя, хотя можно толковать название и иначе, как храм на крови крестьян обманутых и убитых в очередной раз.

Приговор сельского схода крестьян села Грязнова,
Лихвинского уезда, Калужской губернии от 14 декабря 1905 года

* * *

Отмена крепостного права обернулась финансовым закабалением крестьян и разорением помещиков.

К началу 60-х годов 19 века в России госдолг достиг астрономических по тем временам значений. "За 30 лет, предшествовавших крестьянской реформе, с 1832 до 1862 года, правительство израсходовало 1,37 млрд рублей свыше полученных доходов,— пишет историк Л. В. Каленюк.— Начиная с 1845 года не было ни одного года без дефицита". До трети всех расходов бюджета приходилось на военные нужды. В этих условиях правительство разработало проект крестьянской реформы, в результате которой ошкурили и крестьян, и помещиков.

Основными разработчиками манифеста 19 февраля 1861 года были финансисты — этим определялись особенности реформы.

К ее началу задолженность помещиков по займам перед государством составляла порядка 900 млн руб., а обеспечением чаще всего служила их земля. Правительство нашло способ вернуть займы и освободить эти земли от обременения — обязало крестьян выкупать их с помощью кредита на 49 лет, а пока крестьяне не выкупили свою землю у помещика, они продолжали быть обязанными отправлять все прежние повинности.

При этом на превращение крепостных крестьян в условных собственников, владеющих долевыми паями общинной земли, государство не потратило ни копейки собственных средств. "Кредит... не налагал никаких определенных обязанностей на власть, которая им этот кредит навязывала",— писал в книге "Великая реформа", вышедшей к юбилею реформы в 1911 году, Дмитрий Шахновский.

По мнению советского историка Петра Зайончковского, финансовый выигрыш государства составил 700 млн руб. С 1861 по 1906 год правительство взыскало с бывших помещичьих крестьян свыше 1,6 млрд руб. (Выкуп всех надельных земель бывших помещичьих крестьян должен был окончиться в 1932 году, но выкупные платежи были прекращены с 1 января 1907 года, под давлением революции 1905 года пришлось аппетиты уменьшить. )

Переданная крестьянам надельная земля была оценена в 1,218 млрд руб., и государство при расчете с помещиками обязывалось полностью компенсировать эту сумму. По факту же помещики получили лишь 902 млн руб., и не реальными деньгами, а пятипроцентными банковскими билетами и выкупными свидетельствами, которые котировались на бирже значительно ниже номинальной стоимости. 316 млн были вычтены в качестве задолженности земельным и прочим банкам.

Отмена крепостного права в Курской губернии