Недозволенная память.
Западная Беларусь в документах и фактах. 1921-1954.
Александр Татаренко. 2006 год.

РАЗДЕЛ XII. НЕИЗВЕСТНАЯ ВОЙНА.

Правда о том, что происходило в оккупированной области, до сих пор остается тайной за семью печатями. Далеко не все, что творилось в ее лесах — а речь идет о деятельности советских партизан, — нашло свое отражение в документах. И не каждый, заметим, документ попал в архив. Так появилось две правды о войне: для тех, «кому положено знать», и — для «населения». Установка эта действовала долгие десятилетия. Говорить публично о минувшей войне дозволялось только по схеме: виселицы, руины, героический подвиг белорусских партизан. И никакой детализации.

Сегодня назрела необходимость в солидной научной работе, в которой будет четко изложен правдивый анализ деятельности «народных мстителей», ибо в советское время партизанское движение было настолько мифологизировано, что отделить правду от вымыслов уже практически невозможно.

Глава I. Именем СССР.

Кремль, усиливая свои позиции на оккупированных землях и стремясь придать партизанской войне всенародный характер, прибегнул к различным формам и методам идеологического воздействя. Генерал В. Чернышев получил возможность с новой силой начать прерванное войной идеологическое наступление на территории области. Активную роль в этом играл советский партийный аппарат, состав которого во много раз превышал довоенный. Он состоял из двух областных комитетов (партийного и молодежного), пяти межрайпартцентров, 23 подпольных райкомов и одного горкома-райкома КП(б)Б; 26 подпольных райкомов и Барановичского горкома ЛКСМБ; более 200 кадровых армейских и партийных работников{1}.

Идеологи смерти.

Совершенно ясно, что пропагандистская деятельность московских эмиссаров имела своей целью внедрить в сознание масс идею о том, что белорусы, вставшие на путь возрождения национальной независимости, — предатели, а сам путь — катастрофа.

Конечный результат, которого добивалась Москва, был предельно ясен: загнать белорусов в леса. Но сделать это оказалось не просто. Поэтому не случайно генерал-майор В. Чернышев просит генерал-лейтенанта П. Пономаренко направить в его распоряжение группу опытных журналистов, которые, используя опыт довоенной идеологической обработки, смогли бы, наладив выпуск советских газет, сочетать коллективные формы идеологического воздействия с индивидуальными. Начальник Центрального штаба партизанского движения откликнулся сразу. Первым прибыл бывший редактор областной газеты «Чырвоная змена» Г. Старовойтенко[1]. В июне 1943 г. на аэродром возле деревни Печище доставили шрифт и портативную печатную машинку, изготовленную по спецзаказу ЦШПД механиком «Полеспечать» Т. Пильтиенко. Но этого было мало. Очередным бортом поступает 18 портативных подпольных типографий, изготовленных в одном из ремесленных училищ советской столицы{2}.

Подпольный обком КП(б)Б, «подбирал и утверждал редакторов газет и их заместителей»{3}. Правда, найти достойных даже из целой группы откомандированных в соединение журналистов, оказалось довольно проблематично. Помощь вновь пришла из Москвы. Оттуда переправили в распоряжение В. Чернышева корреспондента «Правды» А. Земцова{4}.

В сжатые сроки комплектуются штаты 22 районных газет{5}. Правда, Г. Будай, автор книги «Свинцом и словом», приводит другие данные. Он сообщает, что «на территории области издавалось 18 районных газет и 1 молодежная («Молодой мститель», орган подпольного обкома комсомола)»{6}.

Приложение № 7. ПОДПОЛЬНАЯ ПЕЧАТЬ БАРАНОВИЧСКОЙ ОБЛАСТИ (1943–1944)[2].

№	Наименование издания	Район распространения	Редактор	Тираж (экз.)
1.	«Уперад»	г. Лида (район)	Г. К. Каган, Ю. Б. Драгун	300-400
2.	«Большевик»	Юратишки
3.	«За советскую Белоруссию»
4.	«За родину»	г. Барановичи	Е. В. Попова, Е. П. Буканова
5.	«Народный мститель»	Ивенец	Г. В. Будай
6.	«Голас селяніна»	Столбцы
7.	«Сцяг свабоды»	Мир	Я. Брыль (Я. Пчала), М. Брыль.
8.	«Партызанскае жы-гала» (сатирическое прилажение к газете «сцяг свабоды»)	Мир	Я. Брыль, М. Брыль
9.	«Искра»	Воложин	М. К. Чижиков, С. А. Кузнецов, Н. А. Гайваронский	500-700
10.	«Чырвоны партызан», «Молодой мститель»	Кореличи, Барановичская область	Р. С. Радкевич, Г. И. Гужавин	1500
11.	«Чырвоная звязда»	Барановичская область	Г. А. Старовойтенко, Г. В. Будай	2000
12.	«Звязда»	Новогрудок	Туманов
13.	«Смерть фашизму»	Любча
14.	«Партызан Беларусі»	Городище	А. С. Грибова
15.	«Перамога»	Новая Мышь	Б. А. Ржевский
16.	«Вольная праца»	Слоним	Н. В. Бурсевич
17.	«Советский патриот»	Ляховичи

Источник: Подпольные партийные органы Компартии Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (1941–1944): Краткие сведения об организации, структуре и составе. Минск, 1975. С. 20–22, 26–27, 30–31, 45.

Помимо подпольных изданий, перечисленных в приложении № 7, область наводнили газетами «Правда», «Известия», «Красная звезда», «Комсомольская правда», «Советская Белоруссия», журналами, листовками, плакатами. Сотни экземпляров пропагандистских материалов, попадая в регион, распространялись по населенным пунктам[3].

Анализ различных источников позволяет выделить следующие способы идеологического воздействия, используемые Москвой в работе с населением: 1) печатная пропаганда; 2) устная пропаганда; 3) церковь; 4) подметные письма.

Начнем с печатной пропаганды. Здесь необходимо отметить, что партизанская пресса угрожала смертью всем, кто работал в немецких учреждениях, местной администрации, на производстве — чиновникам, врачам, полицейским и их семьям{7}. Насилием угрожали и крестьянам за поставку в немецкую армию сена, зерна или другой сельхозпродукции{8}. В конце февраля 1943 г. ЦК КП(б)Б, правительство и Президиум Верховного Совета БССР через подпольную печать обратились к населению с воззванием, которое называлось:

«Старостам, полицейским и чиновникам городских управ и комендатур, всем тем, кто был обманут немецкими оккупантами, кто под страхом служит оккупантам».

Правительство республики призывало лиц данной категории к сотрудничеству с партизанами, обещая при этом прощение{9}. Изменение отношения к недавним «предателям Советской Родины» — именно так квалифицировалось население, в той или иной мере работавшее на оккупантов, — было связано со стремлением Москвы придать партизанской борьбе «всенародный характер». А для этого было необходимо, чтобы она распространилась во всех районах области.

В то же самое время в издававшихся газетах и листовках велась кампания по дискредитации белорусских националистов. Обращения «кучка предателей», «пособники», «изменники», «буржуазные националисты» и т. д. стали общеупотребительными{10}. «Народные мстители» всеми способами пытались нейтрализовать влияние белорусских политиков, изолировать их от общества. Так, слонимская подпольная рабочая газета «Вольная праца» поместила на своих страницах карикатуру на президента Белорусской Центральной Рады Р. Островского. На рисунке была изображена скулящая на задних лапах дворняжка в очках. Рука со свастикой протягивает ей кость. Под иллюстрацией строки:
Прэзідэнт спадар Астроўскі
Вечна ў творчым стане
З рук крывавых гітлераўскіх
Костачку дастане.

А когда в области объявили мобилизацию в БКО, которую, как известно, в советской прессе называли не иначе как фашистское воинство, «Вольная праца» писала:

«Холуй Островский проводит мобилизацию, чтобы продлить войну и бандитское господство гитлеризма, принесшего горе и слезы нашему народу. Срывайте мобилизацию, добивайте врага, чтобы быстрее наступили солнечные дни мира!»

Еще пример. В «Партызанскім жыгале» — сатирическом приложении к мирской районной газете — высмеивались мобилизационные мероприятия по формированию белорусских вооруженных сил. Вот одно из стихотворений на эту тему, напечатанное в листке:
Крута Гітлеру цяпер,
Дык зрабіў ён БЦР,
Каб лягчэй дурных змануць
Ды на здзек і смерць папхнуць.
За прарока гэтых цудаў
Ўзяў Астроўскага ён юду,
«Прэзідэнтам» ахрысціў
І гандляваць людзьмі пусціў{11}.

Что касается устной пропаганды[4], то здесь в запасе у «народных» мстителей» имелся целый арсенал приемов. Распространялись, например, слухи, что будто не только Гитлер, но и Сталин проводит политику деколлективизации и оставляет крестьянам право выбора выхода из колхозов. Кроме того, муссировались слухи, будто партизаны воюют не за Сталина, а за новый строй в СССР{12}.

Церковь, как уже отмечалось, тоже была присоединена к пропагандистскому арсеналу. Согласно немецкому полицейскому донесению,
«партизаны в зонах своего контроля проводят благоприятную для церкви политику, разрешают открывать церкви, приглашают священнослужителей и ставят кресты».

В одну новооткрытую церковь, отмечается в рапорте далее, прибыл партизанский отряд, и его командир встал на колени перед священником и «молился так»:
«Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Братья и сестры! Бог есть и будет! Мы были временно затуманены, потому что пренебрегали Богом. Богу необходимо молиться. Молитесь за нас и за всех бойцов и партизан. Аминь»{13}.

Среди вышеперечисленных форм идеологического воздействия особое место принадлежала подметным письмам — так называемым «черным меткам», которые подбрасывались неугодным.

Советская пропаганда использовала молчание немецких властей насчет будущего оккупированных территорий и доказывала, что политика Берлина направлена на то, чтобы закабалить население, уничтожить его национальную самобытность и полностью превратить его в немецких рабов. Поведение национал социалистов и их союзников на оккупированной белорусской территории только благоприятствовало этой пропаганде. От населения нельзя было скрыть истинные планы гитлеровцев. Это и использовала Москва. Так, например, в апреле 1942 г. командование вермахта издало приказ: всем военнослужащим РККА, которые ранее были освобождены и осели в населенных пунктах области, снова вернуться в лагеря. Этот приказ был ловко использован советскими спецслужбами в своих собственных целях, и тысячи бывших бойцов и командиров ушли не обратно в лагерь, а в лес, пополнив партизанские ряды. В двух районах области — Кореличском и Городищенском — сразу образовалось два новых отряда — «Золотова» и «Грозный»{14}.

Найти какие-то серьезные контрмеры против тактики Москвы немецкий идеологический аппарат так и не сумел. О чем есть ряд документальных свидетельств.

«Мне еще и сегодня непонятно, — делился 11.08.1944 г. своими замечаниями комиссар Барановичского округа оберфюрер Вернер, — почему на эти вещи (пропаганду. — А. Т.) не обращали внимания, в то время как в пропагандистских командных частях имелось в распоряжении достаточное количество пропагандистов. Пропаганда как вспомогательное средство политики должна была с самого начала усиленно проводиться в Белоруссии. Наряду со многими другими упущениями — к тому же исключительно плохо проводилась пропаганда. Опыт подтверждает полный провал нашей пропаганды в Белоруссии»{15}.

Зато белорусская национальная пресса в свою очередь пыталась как могла противостоять идеологическому давлению Москвы. Для развертывания антибольшевистской агитации активно использовался каждый факт убийства подпольщиками или партизанами белорусских деятелей, работавших в органах местной власти и управления. С особой силой это проявилось во время похорон 11 декабря 1943 г. бургомистра Минска, профессора, доктора химических наук В. Ивановского, известного борца за белорусское возрождение в начале ХХ столетия, одного из сотрудников петербургской белорусской издательской группы «Загляне сонца і ў наша ваконца»[5]. В составленном по этому случаю некрологе в адрес коммунистов прозвучали следующие слова:

«…вы выродки рода человеческого, не вам строить жизнь людей, история вас осудила давно, вы погибнете, не помогут вам убийства, а наш славный народ будет жить без вас счастливой жизнью. Наш народ никогда не забудет своего славного рыцаря Вацлава Ивановского»{16}.

Следует отметить, что призывы к всенародной борьбе с советскими партизанами не прекращались и тогда, когда все поняли, что новый приход большевиков неизбежен. Особенно ухудшились военные дела германской армии, когда 6 июня 1944 г. в Западной Европе высадились англо-американские войска. Однако, несмотря на это, руководитель научного отдела БЦР Я. Кипель писал в газете «Голас вёскі» 9 июня 1944 г.:

«Мы должны все — от малого до большого — напрячь свои силы и не допустить в Беларусь возвращения большевиков. Только тогда, когда не будет большевиков на Беларуси, мы станем полными хозяевами своей земли»{17}.

Впрочем, подводя итог идеологического противостояния, следует отметить, что советская пропаганда все же не достигла своих целей. Население сказало свое решительное «нет» агитаторам из леса, обещавшим, как и в 39-м, построить рай на многострадальной белорусской земле. Тогда маска добродетели последними была сброшена. Советские партизаны, отмечает польский историк Ю. Туронок, столкнувшись с реальностью, «отказались от пряника и прибегли к кнуту»{18}.

Если «враг» не сдается.

В 1941-м Сталин, благословляя партизанскую войну, широко пропагандировал террор: открытый и тайный. Террор против населения, оставшегося по ту сторону линии фронта. Сталин, по существу поручивший Чернышеву организацию партизанского движения в области, не ошибся в нем. Человек, никогда не сталкивающийся с военной организацией, не обладавший ни военными знаниями, ни опытом, оказался великолепным организатором, но не менее жестким и даже жестоким диктатором, как и почти все его окружение. Методы сталинского руководства партизанским движением, которые претворял в жизнь Чернышев, проявились очень четко. Отличительной их чертой стала жестокость и недоверие к людям.

Теперь несколько слов о созданном в области специальном репрессивном аппарате. Для выполнения распоряжения «вождя народов» — придать партизанской войне всенародный характер — нужны были особые исполнители, из беспощадных фанатиков, руководимых «профессионалами». Вот они-то и прибыли в область. Первым был подполковник государственной безопасности Дмитрий Михайлович Армянинов — помощник генерала Чернышева, он же его заместитель по разведке и контрразведке. Кадровый чекист, Армянинов и ротой никогда не командовал и не кончал, как большинство его коллег, военной академии. Но у него было огромное преимущество, которое ценилось в то время на вес золота, — богатый «опыт» убеждения, приобретенный в советской охранке. После Второй мировой войны станет известно, что кровавый террор, развязанный в области, был санкционирован непосредственно Центром. Массовые убийства белорусских граждан осуществлялись в рамках так называемого оперативного дела, вошедшего в аналоги истории советского тайного сыска как операция по ликвидации националистической организации «Центральный комитет освобождения Западной Беларуси». Московские спецслужбы, подчиняясь Сталину, приставили к нему своих спецов. Они-то и возглавили советский репрессивный блок, в состав которого входили:

1. Подпольные партийные областной и районные комитеты КП(б)Б с приданными им карательными подразделениями — диверсионно-разведывательными группами и пропагандистскими структурами;

2. Особые отделы;

3. Военные трибуналы;

4. Территориальные комендатуры;

5. Служба разведки и контрразведки;

6. Спецотряды (читай: расстрельные команды) при Особых отделах;

7. Кадровые подразделения НКВД СССР и БССР;

8. Партизанские гарнизоны.

Особые отделы. Партийные органы и советский репрессивный аппарат были неразрывно связаны друг с другом. Однако большевиков в области насчитывалось свыше 2 тыс. человек, а число бойцов всех вооруженных формирований составляло более 30 тыс. человек. Поэтому и над самими партийными органами (читай: партизанскими отрядами) Москва установила надзор, создав органы, которые держали всех — как самих партизан, так и население — в постоянном страхе. Эту задачу выполнял, в основном, огромный штат уполномоченных Особых отделов, структура которых, разработанная чекистами, была одобрена генералом В. Чернышевым и введена во всех сформированных соединениях.

«Выполнение этой задачи, — писал после войны чекист Д. Зухба, — было возложено на члена обкома партии Д. Армянинова — руководителя оперативно-чекистской службы области — и меня как начальника разведки и контрразведки Ивенецко-Налибокской зоны»{19}.

Не будет преувеличением сказать, что в разное время этот аппарат насчитывал 181 человека. Непосредственно его штат составляли: Особый отдел соединения — 10 сотрудников, Особые отделы партизанских зон — 24 сотрудника, оперуполномоченные Особых отделов партизанских бригад — 25 человек, оперуполномоченные партизанских отрядов — 122 человека{20}.

Задачами Особых отделов, согласно воспоминаниям самих чекистов, являлись: 1) формирование разведывательной сети; 2) осуществление мероприятий по предупреждению аморальных явлений и пресечению преступности в партизанской среде; 3) исключение случаев дезертирства, трусости, паникерства и нарушения дисциплины; 4) пресечение фактов нарушений социалистической законности, грубого поведения партизан по отношению к населению{21}. Но помимо этих задач Особые отделы выполняли и другие функции, речь о которых мы поведем дальше.

Документально удалось установить ряд лиц, сотрудников Особых отделов соединения партизанских бригад и отрядов Барановичской области: Н. И. Талерко, капитан госбезопасности; П. И. Лысков (Лидская зона); Е. М. Петров (Щучинская зона); Д. В. Садовский (бригада им. П. Пономаренко), М. Г. Шлейников (отряд «Большевик»), П. Муратов (отряд «Балтиец»), И. Богуславский (Слонимская зона); Н. В. Шевко (Первая Белорусская кавалерийская бригада); Г. Гераськин (отряд «25 лет БССР»); К. Е. Коско (отряд «Ленинский»); В. Н. Стасюкевич (отряд им. Котовского).{22}

Деятельность Особых отделов с сентября 1943 г. курировали заместитель начальника ЦШПД комиссар внутренних дел Бельченко и заместитель начальника Главного управления СМЕРШ генерал-лейтенант Селивановский.

Военные трибуналы. Действовали в каждой из партизанских зон: 1) Столбцовской; 2) Щучинской; 3) Лидской; 4) Ивенецкой; 5) Слонимской; 6) Южной. Состав: 18 человек.

Правовой основой деятельности партизанского судопроизводства было постановление подпольного обкома партии об исполнении приговоров.

«В нашей зоне (Щучинской. — А. Т.), — признавал в своих воспоминаниях бывший командир партизанской бригады Г. А. Шубин[6], — действовал военный трибунал, который был ликвидирован в 1944 г. Он руководствовался законами Советской власти, привлекал к ответственности лиц, посягавших на права и жизнь граждан»{23}.

«Дела» рассматривались «тройками» — командир, комиссар и особист. В случае вынесения смертного приговора (а других приговоров трибунал не выносил) поручение об его исполнении получала ликвидационная группа либо партизанский отряд. Таковы были основы. На практике, в большинстве случаев, решение о ликвидации выносилось на уровне командира партизанского отряда.

Известны случаи ликвидации «неугодных» спецподразделением, командир которого затем в подаваемом отчете просил штаб («тройку») об утверждении «акции возмездия».

Территориальные комендатуры. Действовали по инструкции, утвержденной уполномоченным ЦК КП(б)Б и БШПД по Барановичской области. Инструкция определяла цели, права и функции комендантов. В их обязанности входило: обеспечение порядка в деревнях, оказание помощи населению в решении хозяйственных вопросов, выявление неблагонадежных и т. д. В инструкции подчеркивалось, что распоряжение коменданта обязательно для каждого проживающего, а также вновь прибывшего в населенный пункт или на его территорию. Запрещался выезд граждан без разрешения коменданта.

Коменданту предоставлялось право задерживать и проверять лиц, вызывающих подозрение. Только с его разрешения можно было производить «заготовку» продуктов, использовать транспорт, принадлежащий крестьянам, останавливаться на ночлег и отдых. В соответствии с инструкцией комендант организовывал круглосуточное дежурство, сообщал партизанскому командованию о появлении противника, о действиях белорусских националистов. Коменданты работали в тесном контакте с представителями Особых отделов.

На территории области действовало 147 партизанских комендатур{24}.

Служба разведки и контрразведки. В масштабе области в период оккупации из-за недостатка в кадрах обе службы, которыми руководил подполковник Д. Армянинов, не были разделены. Этими вопросами «профессионально» занимались специально подготовленные люди, имеющие в прошлом опыт работы в оперативных службах НКВД.

Известно, что антифашистское подполье, партизаны, разведки ГРУ, Генерального штаба, органов государственной безопасности, органов СМЕРШ и другие ведомства вели учет лиц, сотрудничавших с национал социалистами. Правовой основой деятельности этих служб стал приказ Народного комиссара Обороны И. Сталина от 5 сентября 1942 г. № 738 «О задачах партизанского движения», который, в частности, требовал:

«…д) организовать разведку в целях установления количества Высшей Военной и гражданской администрации»{25}.

Этим же приказом на базе центральной специальной школы № 1 ЦШПД в декабре 1942 г. создается Центральная специальная школа (ЦСШ) № 105 по подготовке заместителей командиров по разведке, а после расформирования в феврале Высшей оперативной школы Особого назначения в ЦСШ № 105 создается спецотделение по подготовке разведчиков, которая подготовила 269 человек, из них 130 человек — для Беларуси{26}.

В апреле 1943 г. принимается специальное партийное постановление «Об усилении разведывательной и контрразведывательной работы в партизанских отрядах». Тогда же и вводится должность заместителя командира отряда по разведке{27}. Подготовку специалистов данной категории поставили на поток. Так, например, школа подготовки партизанских кадров при БШПД с 15.12.1942 г. по 15.09.1943 г. подготовила и направила в Беларусь 147 своих выпускников{28}.

Учебно-разведывательный пункт при БШПД, открывшийся в 1943 г., подготовил за период времени с 18.09.1943 г. по 1.01.1044 г. 32 человека. Всего за три года войны только из Москвы в Беларусь в качестве заместителей по разведке направили 97 боевиков{29}.

В системе разведки и контрразведки в партизанских соединениях Беларуси работали 998 человек{30}, из них в Барановичской области — 169 человек{31}.

О том, насколько плодотворно поработали партизанские разведчики, говорят следующие цифры: общее количество человек, причастных к коллаборационизму на территории Беларуси, составляло 130 тысяч. По данным БШПД, за годы войны партизанами Беларуси было убито, ранено и взято в плен около 60 тыс. полицейских, солдат «Восточных» и других батальонов{32}.

Службу разведки и контрразведки соединения партизанских бригад и отрядов Барановичской области возглавляли: Д. К. Зухба, П. В. Дудковский, В. И. Парфенок, М. С. Калашников, В. Н. Ключников, М. И. Талейко, М. И. Красовский, Е. И. Кремко (бригада «Комсомолец»), И. В. Ветелкин, А. П. Семериков, А. Козлов (отряд «Балтиец»), А. Бельский (отряд им. М. И. Калинина), В. К. Лебецкий (отряд «Ленинский»), И. И. Ионис (отряд им. Г. Котовского), И. Д. Колошейнов (Ленинская бригада).{33}

Спецотряды при Особых отделах партизанских бригад и диверсионно-разведывательные подразделения (группы) при подпольных областном и районных комитетах КП(б)Б. Сформированы приказом В. Чернышева в середине 1943 г. Состав: 40–50 бойцов во главе с кадровым офицером НКВД или РККА. Вспоминает один из руководителей такого отряда — бывший комиссар диверсионно-разведывательного отряда при Воложинском подпольном РК КП(б)Б Л. А. Устабажидзе:

«Мы выполняли особые поручения секретаря подпольного обкома партии В. Е. Чернышева и члена обкома Д. М. Армянинова, получаемые через начальника разведки и контрразведки по Ивенецко-Налибокской зоне Д. К. Зухбу»{34}.

Если исходить из того, что на территории Барановичской области действовало 23 подпольных райкома и горкома КП(б)Б, а также один областной комитет партии и 25 партизанских бригад, в составе которых имелись Особые отделы, то следует говорить о наличии 49 групп «возмездия».

Кадровые подразделения НКВД СССР и БССР. Еще 16 июня 1941 г. Сталин санкционировал создание в НКВД особой группы, чьей задачей было физическое устранение «враждебных СССР лиц». С начала войны во исполнение директивы СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 29 июня «О мобилизации всех сил и средств на разгром фашистских захватчиков» и постановления ЦК ВКП(б) от 18 июля «Об организации борьбы в тылу германских войск» при Наркоме внутренних дел 5 июля создается Особая группа П. Судоплатова, в задачу которой входила организация и руководство разведкой и диверсионными актами на оккупированной территории.

Началось формирование спецгруппы (отрядов) НКВД. Но тут выяснилось, что репрессивный аппарат СССР не был готов к этому. Причина оказалась до банальности проста: в карательном блоке ощущалась нехватка чекистских кадров.

Л. Берия нашел нетрадиционный источник пополнения. 25 декабря он обратился с письмом к И. Сталину, в котором просил отправить в его распоряжение заключенных, распространив на них действие указов Президиума Верховного Совета СССР от 12 июля и 29 ноября 1941 г. «Об освобождении от наказания осужденных по некоторым категориям преступлений»[7]. Заявка Берии, являющегося с 23.06.1941 г. постоянным советником Ставки Верховного Главнокомандования, была удовлетворена.

18 августа приказом № 001100 на станции Щербинка Курской железной дороги организовывается Приемный пункт особого назначения ГУЛАГа НКВД на 400 человек. Строительному отделу АХУ НКВД поручалось в двухдневный срок передать Приемному пункту «5 жилых, недостроенных домов…, сделав их пригодными для размещения 400 человек». Начальником пункта был назначен сначала бывший заместитель начальника пересыльной тюрьмы УИТЛК УНКВД Московской области Н. З. Засимов, а затем приказом НКВД № 1371 от 30 августа — бывший начальник оперативно-чекистского отдела Амурлага капитан ГБ В. Лютый-Шестаковский.

3 сентября приказом НКВД № 59 сс, существовавший на Котельнической набережной в Москве лагерный пункт УИТЛК УНКВД Московской области был переоборудован в Приемный пункт особого назначения на 120 заключенных.

В этих, равно как и в других пунктах из числа заключенных готовились кадры для работы за линией фронта. Забегая вперед, скажем: все эти «чекисты», попав в Барановичскую область, и не только, «проявили» себя в полной мере. В воспоминаниях Давида Мышанки, написанных в Тель-Авиве в 2002 г., им дана соответствующая характеристика: «Хорошо бы война затянулась на пятилетку, — заявляли «народные мстители», — хоть пожили бы»{35}.

Следует отметить, что старшими групп назначили, вернув из лагерей, тюрем и колоний, 1610 бывших сотрудников НКВД, осужденных в свое время за нарушение «социалистической законности» и злоупотребление служебным положением (читай: за пытки над людьми), «за участие в самочинных расстрелах и убийствах». Документы свидетельствуют о том, что в Беларусь в 1941 г. НКВД переправили 15 отрядов, 45 разведывательнодиверсионных групп{36}. Кроме того, не следует забывать об отряде К. Орловского — разведывательно-диверсионной резидентуре НКВД СССР на территории Барановичской области.

Но сил этих «помощников», призванных поднять белорусов на всенародную борьбу с врагом, явно не хватало. Принимается решение готовить диверсантов из местных — бывших сотрудников силовых структур Барановичской области: милиционеров, надзирателей, постовых, участковых, отозванных из действующей армии. Скажем больше: не обошлось без легионеров. Официальная история гласит: 26.10.1942 г. группа Особого назначения НКВД СССР «Соколы» (по другим данным, имени Л. П. Берии) во главе с капитаном госбезопасности К. Орловским (Роман), высадившаяся «в 20-ти километрах восточнее Выгонского озера», насчитывала 9 человек[8]: 8 сотрудников безопасности и внутренних дел и одного — иностранца. Им был Хусто Лопес (Лорис) — испанец, бывший комбриг Испанской республиканской армии, выпускник московской партшколы{37}.

Но и этих сил явно недоставало. Февральский (1943 г.) Пленум ЦК КП(б)Б, который, как известно, вошел в историю тем, что принял постановление «О рассмотрении обстановки и задачах работы партийных органов и партийных организаций в оккупированных районах Беларуси», поручает Л. Цанаве «откомандировать в область чекистов»{38}. В характеристике, утвержденной Бюро ЦК, говорилось, что Цанава «активно участвовал в деле развития партизанского движения». Правда, Бюро ЦК КП(б)Б «позабыло» указать, что спецгруппы, подготовленные «Лаврентием-2», отличались жестоким отношением к местному населению, взаимным подозрением и слежкой, доносами, необоснованными арестами и расстрелами на месте.

Но еще ранее, до февральского Пленума ЦК КП(б)Б, зимой 1942–1943 гг. БШПД перебросил в область спецотряды ГРУ, НКВД{39}.

Документально прослеживается «деятельность» на территории области более 40 таких формирований: В. Щербины (майора НКВД, ГРУ, отряд дислоцировался в Воложинском районе); К. С. Гнидаша (майора НКВД, ГРУ, отряд «Непобедимый», дислоцировался в различных районах области); К. Орловского (подполковника НКВД, ГРУ, отряд «Соколы», дислоцировался в Ляховичском и Барановичском районах); В. Басариновича (ГРУ, Ляховичский район); С. А. Никольского (НКВД СССР, Ляховичский, Барановичский, Городищенский районы); Г. М. Картухина (лейтенанта ГБ, Ляховичский район); С. П. Капуна (капитана ГБ, Ляховичский район); И. М. Бананова («Черного», ГРУ, Ляховичский район, 1942 г.); А. П. Бринского (полковника ГБ, ГРУ, спецгруппа армейской разведки, Ляховичский); И. Н. Черного (капитана ГБ, спецгруппа армейской разведки, Ляховичский, Барановичский, Городищенский районы, август 1942 г.); А. И. Морозова (полковника ГБ, бригада «Неуловимые», 633 боевика, что сродни 10 самостоятельным группам, Юратишский район); А. П. Шестакова (НКВД, отряд НКВД, Юратишский район); отряд НКГБ «Славный» (50 диверсантов, Юратишский район); В. М. Литвинского (отряд НКВД «Новаторы», 126 диверсантов, Мостовский район); Ф. С. Пилюгина (отряд НКВД «Западные», Новогрудский, Лидский районы); И. А. Желобова (отряд НКВД «Дружба», 85 диверсантов, Дятловский район); М. П. Боткина (лейтенанта НКВД, отряд НКВД им. С. Кирова, 120 диверсантов, Бытенский, Ляховичский районы); В. С. Халецкого (отряд НКВД им. Свердлова, Клецкий район); А. Козлова (спецгруппа НКВД № 117); отряды НКВД СССР «Весенние», «Запорожец», «Январь», «Литератор», им. Ф. Дзержинского, «За Родину», «Дяди Васи»; бригада НКВД СССР им. В. Гризодубовой[9]; бригада НКВД СССР под командованием А. К. Флегонтова…{40}

Автономно, независимо от вышеперечисленных формирований, спецгруппы ГРУ, НКВД дислоцировались на территории Щучинского, Вороновского, Слонимского, Мостовского, Лидского и других районов области{41}.

Надо отметить, что «народные мстители», как называли себя представители Москвы — кадровые офицеры ГРУ, НКВД и РККА — безумно любили в конспиративных целях обзаводиться вымышленными именами. Впрочем, этим «страдали» и все партизанские руководители. Даже В. Чернышев, появившийся в области в апреле 1943 г., «окрестил» себя Платоном… Иногда псевдонимы заменялись кличками: Орловский был Безруким, Пролыгин — Ванькой-цыганом и Ванькой-матросом, Бананов — Черным. По количеству псевдонимов и вымышленных имен никто не мог сравниться с офицером госбезопасности, резидентом НКВД СССР в Барановичской области подполковником НКВД Орловским. Назовем лишь некоторые псевдонимы и вымышленные фамилии, которые он носил: Ваня, Артем, Аршинов, Муха-Михальский, Стрик, Вань Чжу, Роман, Безрукий.

Пожалуй, эта страсть к конспирации, тайнам, секретам — одно из проявлений авторитарного, антидемократического мышления. И боязнь. Боязнь белорусов, чтобы последние, не дай Бог, не узнали их истинные имена.

Приложение № 8. ПСЕВДОНИМЫ И КЛИЧКИ РУКОВОДИТЕЛЕЙ ПАРТИЗАНСКИХ ОТРЯДОВ, БРИГАД, СПЕЦГРУППЫ НКВД, ДИСЛОЦИРОВАВШИХСЯ НА ТЕРРИТОРИИ БАРАНОВИЧСКОЙ ОБЛАСТИ (1942–1944)

№	ФИО	псевдоним (кличка)	Должность
1.	В. Е. Чернышев	Платон	секретарь Барановичского подпольного обкома КП(б)Б, командир соединения
2.	Л. В. Попова	Женя	Секретарь Барановичского подпольного горкома КП(б)Б
3.	К. П. Орловский	Роман, Безрукий	Командир спецгруппы НКВД СССР «Соколы»
4.	Г. В. Ивашкевич	Миша	Комиссар спецгруппы НКВД СССР «Соколы»
5.	Е. Д. Гапеев	Соколов	Уполномоченный ЦК КП(б)Б и БШПД по Лидскому межрайпартцентру
6.	Г. А. Сидорок	Дубов	Уполномоченный ЦК КП(б)Б и БШПД по Ивенецкому межрайпартцентру
7.	Д. М. Армянинов	Донской	Руководитель репрессивного аппарата соединения
8.	К. Т. Мазуров	Виктор	Уполномоченный ЦК ЛКСМБ и БШПД по Барановичской области
9.	С. С. Ключник	Щорс	Командир партизанской бригады имени Щорса
10.	И. А. Пролыгин	Ванька-цыган, Ванька — матрос	Командир партизанского отряда «Октябрьский» бригады имени С. Кирова
11.	Д. К. Зухба	Данила	Начальник Особого отдела бригады имени В. Чкалова
12.	И. М. Бананов	Черный	Командир спецгруппы армейской разведки (ГРУ)

Источник: Мельцер Д., Левин В. Черная книга с красными страницами: (Трагедия и героизм евреев Белоруссии). Балтимор (США), 2005; Борисов И. Человек из легенды. Минск, 1991; Гальперин И. Свет не без добрых людей. Тель-Авив, 2004; В Принеманских лесах. Минск, 1975; За край родной. Минск, 1978.

К концу 1943 г. командование БШПД с полным основанием констатировало:

«задачи, сформулированные в постановлении ЦК КП(б)Б «О дальнейшем развитии партизанского движения в западных областях Белоруссии», были успешно выполнены»{42}.

А теперь самое время задаться вопросом: для чего же нужны были тысячи кадровых офицеров спецслужб СССР в лесах области?

Как следует из документов, политика генерального комиссара Беларуси В. Кубе, делавшего ставку на белорусских националистов, вызвала обоснованную тревогу в Белокаменной. По мнению польского историка Ю. Туронка, эта политика была направлена прежде всего на завоевание симпатий у белорусов{43}. Сталин, рискуя потерять Беларусь, отдал приказ начальнику ЦШПД П. Пономаренко ликвидировать Кубе. Неслыханный случай в истории Второй мировой войны: на ликвидацию гауляйтера различные ведомства бросили примерно 15 (по другим данным — 12) спецгрупп. Это лишний раз подтверждает, какое значение придавали Сталин и Пономаренко его уничтожению. Но дело, понятно, было не только в Кубе. Москва, зная о процессах, происходящих на территории оккупированной Беларуси, т. е. о попытках белорусов возродить государственную независимость, отдает приказ:

«беспощадно истреблять или захватывать в плен крупных чиновников и изменников нашей Родины, находящихся на службе врага»{44}.

Что же касается генерального комиссара Беларуси, то примечательно уже то, что магнитную мину для него сконструировал лично начальник отдела оперативной техники НКГБ СССР Тимошков[10] {45}.

Забегая вперед, стоит отметить, что решение Сталина было не чем иным, как приговором. Чекисты, получив приказ, стали готовиться к расправе. Кое-кто, например небезызвестный Орловский, попытался проявить чекистскую сноровку и инициативу. Но тут же получил по рукам, что видно из московской шифровки на имя Романа:

«Впредь до особого распоряжения требуем прекратить диверсии»{46}.

В марте 1942 г. в район Минска была переброшена оперативно-разведывательно-диверсионная группа (ОРДГ) НКВД СССР «Местные» во главе с подполковником госбезопасности С. А. Ваупшасовым (Воложинов, Малиновский, товарищ Альфред, Градов…). Одной из задач, поставленных перед чекистами, была ликвидация гауляйтера Кубе. Активная работа ОРДГ привела к тому, что вскоре чекисты завербовали более пятидесяти (!) агентов в среде обслуживающего персонала. Среди них были горничная и две домашние работницы Кубе, библиотекарша его личной библиотеки, повар, машинистка адъютанта гауляйтера, экономка его заместителя Кайзера, шофер областного комиссариата, командир подразделения «корпуса самообороны», управляющий домами, расположенными в непосредственной близости от генерального комиссариата, работница городской управы Минска, имевшая обширные связи в генеральном и окружном комиссариатах Беларуси, работница столовой СД и др.

Охота на Кубе началась. Активные мероприятия по его ликвидации датируются февралем 1943 г. Группа Орловского, получив данные, что Кубе собирается на охоту в Ляховичский лес, организовывает засаду. Однако гауляйтер, которого коллеги за спиной называли «везунчик Кубе», на охоту не приезжает. Провалилась операция и 2 марта в Минске. Далее неудачи следуют одна за другой. Готовился теракт и в Барановичах, куда Кубе со своим заместителем собрался в инспекционную поездку. Как обычно, ехать он должен был на машине в сопровождении усиленной охраны. В машину Кубе заложили мину замедленного действия. Взрыв прогремел в Барановичах в назначенный час. Но… ожидаемого результата не дал: Кайзер вышел из машины за несколько минут до взрыва. А Кубе, верный себе, в последний момент перед отъездом изменил решение и остался в Минске.

Свою задачу военные разведчики выполнили только 22 сентября 1943 г.

Приказ отправиться в лес.

Какую же политику проводили «народные мстители», ударную силу которых составляли регулярные подразделения Красной Армии, ГРУ, НКГБ и НКВД? Необходимо выделить основные направления этой политики:
1) репрессии против белорусских общественных деятелей, а также граждан, работающих в органах местного самоуправления;
2) силовое принуждение населения к сотрудничеству с советским сопротивлением;
3) провоцирование оккупационных властей на проведение карательных операций против населения;
4) силовое подчинение вооруженных формирований, дислоцировавшихся на территории области, Барановичскому подпольному обкому КП(б)Б;
5) усиление партизанских формирований промосковскими кадрами;
6) физическое устранение руководителей партизанских отрядов и групп, которые не признавали руководящей роли Барановичского подпольного обкома КП(б)Б;
7) ликвидация отдельных партизанских отрядов и групп, которые не подчинялись московскому центру;
8) использование детей в качестве приманки при выполнении боевых задач.

Репрессии против белорусских политиков, а также граждан, работающих в органах местного самоуправления. Правовой основой физического устранения данной категории белорусских граждан были следующие нормативные акты: Директива СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 29.06.1941 г. «О мобилизации всех сил и средств на разгром фашистских захватчиков»; постановление ЦК ВКП(б) от 18.07.1941 г. «Об организации борьбы в тылу германских войск»; Приказ НКО СССР № 738 от 5.09.1942 г., а также другие партийно-советские циркуляры, в том числе по линии ГРУ, НКВД, ЦШПД, БШПД, командования партизанского соединения Барановичской области и Барановичского подпольного обкома КП(б)Б.

Советский террор, осуществлявшийся под непосредственным руководством подпольного обкома КП(б)Б, носил явно выраженный крайне жестокий и бесчеловечной характер. Первыми от пуль «народных мстителей» пали белорусские политики и администраторы, которые, как считали в Москве, являлись предателями и представляли большую опасность, нежели сами национал социалисты. Главный удар, по оценкам польского историка Ю. Туронка был направлен непосредственно против них{47}.

Согласно показаниям на Нюрнбергском процессе А. Розенберга, в Беларуси от рук советских партизан погибло 500 бургомистров вместе с семьями{48}. Пик террора пришелся на 1942–1943 гг.:

1. 7 марта 1943 г. — убит бывший редактор барановичской газеты «Погоня» Ф. Акинчиц;

2. 13 ноября 1943 г. — убит редактор «Беларускай газэты» В. Козловский;

3. 6 декабря 1943 г. — убит бургомистр Минска В. Ивановский…{49}

Как видим, советские партизаны особенно стремились уничтожить видных коллаборационистов. И многого в этом плане им удалось добиться. Но с главой Белорусской Рады Радославом Островским вышла осечка. По словам бывшего начальника разведки и контрразведки северной зоны Барановичского партизанского соединения Д. Зухбы, «логово этого сатрапа, не обладающего никакой властью фашистского холуя… охраняется сильно»{50}.

Тогда в бессильной злобе советское сопротивление обрушило свой «карающий меч» на невинных людей, что подтверждается российскими и немецкими источниками. Так, Б. Соколов, автор книги «Оккупация», отмечает, что в тех районах, где основная часть населения поддерживала немцев или, по крайней мере, ладила с ними, партизаны стали практиковать массовое уничтожение мирных жителей, а не только семей коллаборационистов{51}.

«На территории округа, — сообщал своему руководству окружной барановичский комиссар Вернер, — в результате действий банд немцы потеряли примерно 500 служащих вермахта, полиции, лесной охраны, железнодорожников, агрономов и т. д. и примерно 800-1000 местных служащих. на 30.11.1942 г. в округе партизанами убит 31 староста, большая часть сельских и волостных управ разграблены или уничтожены»{52}.

Приложение № 9. СОТРУДНИКИ МЕСТНОЙ АДМИНИСТРАЦИИ, РАССТРЕЛЯННЫЕ ПАРТИЗАНАМИ В БАРАНОВИЧСКОЙ ОБЛАСТИ.

Фамилия	Должность	Населенный пункт	Когда и кем убит
Длужиневский	Бургомистр	Юратишки	Апрель 1943 г., партизанский отряд им. А. Невского, командир А. Г. Байков
	Староста	Любчанский район: д. Черешля,	Май 1942 г., бригада им. Дзержинского (командир К. Ф. Шашкин)
	Староста	д. Волкорезь,
	Староста	д. Загорье Дятлицкое
С. Басаринович	Председатель отделения БНС	Ляховичский район д.Медведичи	Январь 1943 г., спецгруппа НКВД «Соколы» (командир К. П. Орловский)
Антонович	Войт	Ляховичский район д. Голынка	Январь 1943 г., спецгруппа НКВД «Соколы» (командир К. П. Орловский)
Грак	Староста	Ляховичский район д. Тальминовичи	Январь 1943 г., спецгруппа НКВД «Соколы» (командир К. П. Орловский)
Рачек	Директор ободочной мастерской	Ляховичский район д. Гайнинец	Январь 1943 г., спецгруппа НКВД «Соколы» (командир К. П. Орловский)
В. Русак	Заместитель бургомистра	Барановичи	31.01.1944 г., спецгруппа Барановичского подпольного обкома КП(б)Б (руковод. А. И. Криштофик)
	Белорусские полицейские, вчерашние школьники, младшему 15 лет, старшему — 16,5	Мирский район, местечко Турец	23.08.1943 г., партизанский отряд «Комсомольский» (командир А. С. Саятевич)
Н. А. Шагулин	Техник железной дороги	Ляховичи	Май 1943 г., спецгруппа НКВД «Соколы» (командир К. П. Орловский)
В. Петюкевич	Сотрудник горуправы	Слоним	Август 1943 г., отряд им. Дзержинского (командир А. С. Серый)
	Староста, начальник окружной полиции	Лида, Продунская гмина	Апрель 1934 г., группа НКВД СССР (командир Ф. С. Пилюгин)
65 % районного звена	Солтысы	Новогрудский район	Апрель 1942 г., партизанский отряд «Октябрьский», (командир В. И. Панченков)
Лапуть	Курьер газеты «Белорусский голос», распространял печать по линии Вильно — Вилейка — Молодечно — Воложин	Воложин	Август 1942 г., спецотряд ГРУ РККА (командир В. В. Щербина)

Источник: В Принеманских лесах. Минск, 1975. С. 66, 100, 223; Борисов И. Человек из легенды. Минск, 1991. С. 280–284. Памяць: Гіст.-дакум. хроніка горада Баранавічы і Баранавіцкага раёна. Мінск, 2000. С. 288. Малецкі Я. Пад знакам Пагоні. Таронта, 1976. С. 46–47; БФГО. Ф. 188. Оп. 12. Д. 78. Л. 2, 6.

Как видно из приложения № 6, гибли не только сотрудники местной администрации, но и крестьяне, учителя, деятели БНС и др. Так, например, в Слонимском округе с апреля по ноябрь 1942 г. от рук советского сопротивления погибло 1024 человека и 272 было ранено. Среди убитых немцы, местные полицейские, белорусские, литовские и украинские солдаты составляли неполных 20 %, тогда как безоружное гражданское население, главным образом крестьяне и сотрудники администрации, — более 80 %{53}.

Таблица № 55. ЛЮДСКИЕ ПОТЕРИ, КОТОРЫЕ НАНЕСЛИ ПАРТИЗАНЫ В СЛОНИМСКОМ ОКРУГЕ С 1.04 ПО 30.11.1942 Г.

	Убито	%	Ранено	%
Немцев	111	10,8	45	16,5
Местных полицейских	36	3,5	82	30,1
Солдат-белорусов[11]	33	3,2	14	5,1
Солдат-литовцев	6	0,6	15	5,5
Солдат-украинцев	15	1,5	9	3,3
Чиновников и сотрудников администрации	140	13,7	19	7
Местных жителей	683	66,7	88	32,4
Всего:	1024	100	272	100

Источник: Туронак Ю. Беларусь пад нямецкай акупацыяй. Мінск, 1993. С. 97.

О массовых убийствах западных белорусов сообщал Барановичский окружной комиссар Вернер:

«Особые трудности в школьном деле создавали бандиты[12], которые убивали учителей и уничтожали школьные здания. При этом добавляются не учтенные до сих пор потери местного населения сельской местности: крестьян, врачей и служащих управлений, убитых или похищенных бандитами»{54}.

Почему «народные мстители» — спецотряды и группы НКВД и НКГБ — так люто ненавидели учителей, а также представителей других творческих профессий? Вооруженные до зубов «народные мстители» (только кому мстили?) участие белорусской интеллигенции в организации школ, самопомощи, молодежного движения либо в восстановлении культурной деятельности трактовали как предательство. Потому и пылали школы, а представителям национальной интеллигенции выносили смертные приговоры. Документально установлено: партизаны в Слонимском округе полностью сожгли 80 школ из 224 и убили, вынудили уехать, увели силой в лес учителей. В результате такой «Отечественной войны», санкционированной Кремлем, весной 1944 г. в Новогрудском округе из 311 школ не работало более 50 %, а в Минском округе — 80 %{55}.

Что же ждало учителей, особенно молодых девушек и женщин, силой уведенных в леса, где их встречали 100, а то и более здоровых молодых мужчин, истосковавшихся по женской ласке, объяснять, думается, нет необходимости.

Надо отметить и еще одно обстоятельство: если оккупационные власти, руководствуясь политическими соображениями, иногда считались с населением, то советские партизаны себя подобной практикой не обременяли. Скорее наоборот: свою задачу они видели лишь в истреблении белорусского населения. Яркий пример тому судьба СБМ. В Москве неистовствовали от одной мысли, что там, за линией фронта, на оккупированной территории, оставшейся вне кремлевского контроля, продолжалась жизнь: люди, зарабатывая на хлеб, трудились, создавали семьи, учили детишек в национальных, а не русских, как это было до 1941 г., школах, где будущее страны — белорусская ребятня — приобщалась к святая святых: языку, своей истории и культуре. И если школы еще можно было разрушить, предав огню, а учителей — расстрелять, то молодежь, для которой возрождение страны стало не мечтою, а целью, запугать было невозможно. И вот тут на помощь приходит истинно советская подлость и иезуитство.

Из документов ЦШПД:

«В Белоруссии противник приступил к созданию союза молодежи…»

На этом донесении генерал П. К. Пономаренко написал:

«Тов. Зимянину. Надо обдумать, вопрос серьезный».

Из Москвы в Барановичскую область 26 августа 1943 г. поступает радиограмма следующего содержания:

«…3. Немцы организовали в Белоруссии «Союз Белорусской молодежи» — фашистскую организацию. Настойчиво разоблачайте вражескую провокацию… принимайте контрмеры (уничтожение руководителей и разгон организаций, засылка в «СБМ» нашей агентуры с целью его разложения изнутри)…»{56}.

Зная, что в области находятся два молодежных центра — Альбертин и Флерьяново, — туда убывает с отрядом чекистов секретарь ЦК ЛКСМБ подполковник Ф. А. Сурганов. Первоначально, согласно версии советских историков, в Альбертинский лагерь внедрили партизанских связных. Только проку от этого было немного. Это видно из докладной записки заместителя начальника штаба отряда «Советская Беларусь» по агентурно-оперативной работе политрука Мельникова от 24.02.1944 г.:
«наш человек пока еще не вступил в «СБМ»{57}.

Но еще ранее, 12.01.1944 г., принимается решение «по уничтожению фабрики и ликвидации этой школы» (картонная фабрика Альбертин и школа инструкторов СБМ. — А. Т.){58}. Полковник государственной безопасности Д. Армянинов, получив информацию о том, что руководители СБМ намерены провести маевку в лесу близ Альбертина и пригласить туда молодежь из окрестных деревень, оцепил, расставив засады и ловушки, предполагаемое место проведении мероприятия, стянув туда отборные подразделения НКВД, и в разгар праздника обрушился на присутствующих.

В руки попали начальник лагеря в Альбертине Василий Цыкунов, лидский и новогрудский окружные руководители Союза, руководитель спортивного отдела минского центрального штаба и др. В. Бреля, заместителя начальника Альбертинского центра, расстреляли сразу. Остальных, отделив парней от девушек, доставили на партизанскую базу, где, разместив по землянкам, подвергли многодневным допросам, которые проходили в лучших традициях советских чекистов — глубокой ночью и с применением изощренных пыток.

Сурганов, когда к нему, как руководителю «акции возмездия», привели окровавленного Цыкунова, указал на ближайшую поляну, где партизаны изгалялись над обнаженными 15-летними девушками, потребовал подписать листовки — обращение к членам СБМ, пообещав сохранить пленникам жизнь. Цыкунов, спасая не себя, а молодежь, особенно девушек от позора, собственноручно, как вспоминал после Второй мировой войны партизанский журналист Г. Будай, «подписал каждую из напечатанных ранее большим тиражом листовок»{59}. А потом произошло то, чего и следовало ожидать: пленников расстреляли. Правда, девушкам смерть отсрочили, передав их на несколько дней в полное распоряжение «народных мстителей».

Дальнейшие события развивались по плану, утвержденному в кабинетах Лубянки. Листовки за подписью Цыкунова, в которых он призывал всех членов СБМ уходить в лес, угрожая непослушных «передушить, как кот мышей», появились в Минске. В Руководящем штабе СБМ, чего и добивалось НКГБ, начались аресты. В камерах СД, которые размещались в здании медицинского института недалеко от Дома правительства, оказались: В. Горелик, Ф. Каплунов, Д. Стельмах, А. Короткий, Я. Асинчик, С. Бузук, Я. Шнитко — знаковые фигуры молодежной организации Беларуси. Правда, национал социалистические спецслужбы, быстро разобравшись, что к чему, освободили руководителей СБМ, «строго приказав, чтобы никто нигде не обмолвился о произошедшем»{60}.

Самого же Цыкунова, как видно из справки майора государственной безопасности Ливанова от 19.01.1944 г., доставили в советскую столицу:

«18.01.1944 г. тов. Сурганов сообщает, что у него находится заведующий центральным штабом Союза Белорусской Молодежи, он же руководитель постоянных курсов руководящих работников СБМ. в Альбертине — Цыкунов Василий. Представляет большой интерес. Первым самолетом направили в Москву…»{61}.

Факты свидетельствуют: «партизаны» с беспощадной жестокостью расправлялись не только с СБМ, членство в котором являлось основанием для вынесения смертного приговора «как предателю Родины»{62}, но и с любым белорусом, который состоял в отрядах самообороны или БКО. Как в последствии станет известно из воспоминаний бывшего командира партизанского отряда им. Г. И. Котовского бригады им. Ленинского комсомола И. Р. Евдокимова[13],

«предпринимались решительные меры по ликвидации отрядов самообороны. Ее приходилось уничтожать с боем»{63}.

Известно, что руководитель Слонимского подпольного межрайпартцентра М. Т. Анищик, проводя генеральную линию ЦШПД, требовал «любыми средствами срывать мобилизацию в отряды карателей» — так, и не иначе, называли формирования белорусской самообороны и краевой обороны{64}.

Естественно, в многочисленных мемуарах партизанских «вождей», в том числе и самого М. Анищика, не нашлось места для описания этих «средств». Другого не следовало и ожидать, тем более что борьба с белорусскими националистами обернулась фактически борьбой со всем белорусским народом. Вот что поведал нам об этом противостоянии автор романа «Надлом» В. Яковенко:

«Неожиданно в дверь застучали прикладами. Хозяин запалил лучину и, стараясь сохранять спокойствие, спросил:

— Кто вы? Чего среди ночи бушуете?

— А мы партизаны.

— Что вам от нас надо?

— Нам хозяина, — сообщил «ночной мститель».

— И сына его до кучи!

— Зачем они вам?

…На улице к партизанам, которые вывели мужиков из хаты, присоединились еще трое. Хозяева положения и их арестанты шли один за другим. Лица партизан были прикрыты масками, сшитыми по типу колпаков с узкими прорезями для глаз. Крестьяне поняли: ведут на расстрел.

Наконец их, арестованных, привели. Они стояли на окраине деревни, недалеко от высокого креста, украшенного белыми полотенцами. Одновременно под конвоем приводили еще группы.

— Стать в шеренгу, проклятая пятая колонна! — прорычала одна маска.

— Суки! Не зря же прячете свои морды под черными масками!

— Молчать! Снять тулупы!

— Нелюди, дайте помолиться!

— Го! Чего захотели! — ответила маска.

— Теперь на том свете уже попробуйте создать самопомощь! Ха-ха…

Черные маски вскинули винтовки и в темноте стали целиться.

— За сотрудничество с гитлеровскими оккупантами… — стала зачитывать приговор маска.

— Пли!»{65}

Этот факт, как и тысячи других изученных нами, оставим на суд читателям…

А пока вернемся к серии террористических актов, направленных против высших национал социалистических чиновников. Как мы уже упоминали, 22 сентября 1943 г. в 00 часов 40 минут в спальне генерального комиссара и гауляйтера Беларуси Вильгельма Кубе взорвалась мина, в результате чего группенфюреру разорвало левую сторону груди и оторвало руку. Ранения были смертельными[14]. Находившаяся рядом беременная жена гауляйтера не пострадала[15].

На убийство Кубе, преподнесенное Москвой как «акт правосудия», способствовавший «полной деморализации личного состава противника», национал социалисты ответили жестокими репрессиями.

Из показаний на судебном процессе по делу о злодеяниях, совершенных национал социалистами в Беларуси, подсудимого Эбергарда Герфа, генерал-майора полиции и бригаденфюрера СС:

«…В ночь убийства Кубе я был вызван к Готтбергу, который мне сказал, что функции генерального комиссара он принимает на себя, о чем радировал Гиммлеру, что за жизнь Кубе он безжалостно расправится с русским населением, и находившимся там начальнику СС и полиции Гальтерманну, офицерам СД и мне отдал приказ произвести облавы и безжалостно расстреливать. В этих облавах было схвачено и расстреляно 2000 человек и значительно большее число заключено в концлагерь…»{66}.

Известно, что через несколько часов после теракта в Минске повесили 200 человек. В Барановичах арестовали 150 заложников и бросили в Калдычевский лагерь. Спаслось только 50 узников{67}. Довольно своеобразно «прошел» траур в минских тюрьмах. Из показаний свидетеля В. Г. Ковалевской, врача-терапевта, жительницы г. Минска:

«В день убийства Кубе из камер были выведены группы евреев, в том числе и дети. Немецкие полицейские заставили их петь и играть, а также показывать, как евреи живут половой жизнью; принесли собачий кал и заставили его есть. Когда все это было исполнено, немцы взяли плетки, принесли доски и начали избивать этих евреев. Избивали их до тех пор, пока они не умерли.

Из других камер взяли несколько человек, собрали в одну камеру, раздели, а потом приехали «душегубки», и все, приблизительно 300 человек, были умерщвлены»{68}.

На второй день траура генеральный комиссар Беларуси группенфюрер СС генерал-лейтенант Готтберг[16] приказал уничтожить жителей нескольких кварталов Минска. После покушения на самого фон Готтберга захватчики убили в районе Комаровки более 10000 человек, а остальных жителей этого района Минска увезли в лагерь смерти Тростенец, где все они и погибли.

Практически все теракты, осуществленные партизанами и подпольщиками, вызывали в качестве ответной реакции поголовное уничтожение белорусского населения. Тем не менее прекращать акции возмездия, жертвами которых с немецкой стороны оказывались единицы, а с белорусской — десятки и сотни тысяч ни в чем неповинных граждан, никто не собирался. Задача была одна — поселить в душе белорусов страх. Подобная тактика преследовала цель загнать население в леса для пополнения партизанских рядов.

Силовое принуждение населения к сотрудничеству с советским сопротивлением. Данный метод проявлялся в двух формах: военной и экономической. Военная форма подразумевала использование населения в качестве связников для получения информации о противнике и, что важно, пополнения партизанских отрядов новыми бойцами. К сфере экономической, безусловно, относится: изъятие продовольствия у местных жителей и уничтожения такового — за отказ поставлять его в лес.

Партизаны, по воспоминаниям современников, не имели поддержки среди населения, народ не присоединялся к ним добровольно{69}. Хотя генерал В. Е. Чернышев и пытается убедить нас в обратном, мол: «партизанское движение приобрело характер организованного движения народных масс»{70}.

Только документы, исследованные нами, позволяют усомниться в его искренности. Да, советское сопротивление на оккупированных землях существовало. Этого отрицать мы не можем и не собираемся, вопрос в другом: как удалось большевикам поднять область на борьбу. Документы — а мы оперируем только ими — показывают: исключительно с помощью террора.

Обратим взор к «опыту» офицера НКВД К. Орловского, который, чтя традиции своего ведомства, «профессионально» создавал разведсеть в Ляховичском районе. Из документов явствует, что командир отряда «Соколы» долгое время искал оперативные подходы к начальнику полицейского поста деревни Медведичи Н. Четырко — бывшему командиру Красной Армии. Осуществить вербовку, как того желал Безрукий (К. Орловский), не удавалось. Обкатали старый прием: на глазах кандидата на вербовку расстреляли подчиненных — Татариновича и Пища. После столь убедительного «аргумента» Четырко просто вынужден был согласиться. Он подписал обязательство (соглашение) о сотрудничестве в качестве агента и предоставил партизанам интересующие их сведения. Бывшему командиру РККА присвоили оперативный псевдоним, оговорили место и время встреч, предупредив, что в случае отказа выполнить взятые на себя обязательство его самого и членов его семьи ждет смерть. Впрочем, избежать гибели Четырко все равно не удалось. Расстреляло его белорусское СД, узнав о его контактах НКВД.

Аналогично «поработали» компетентные органы и с офицером ГРУ РККА Вацлавом Басариновичем. По приказу старшего «Соколов» расстреляли родственника отказника, после чего офицер ГРУ сам вышел на связь{71}.

Еще один пример. На этот раз жертвой советских спецслужб стал барановичский окружной врач В. В. Лукашеня. Я. Малецкий, сменивший В. Лукашеню на посту, писал об этом так:

«Во время первой оккупации большевиков Лукашеня был главврачом Барановичей, а при немцах окружным врачом. Высокие посты, которые он занимал с согласия оккупантов, сформировали у него психологию самоуверенности и необходимости опоры не на свой народ, а на того, кто сильнее. Когда немцам под Сталинградом обломали хребет, Лукашеня нашел новых хозяев. Поскольку его дом стоял на глухой окраине Барановичей, советские спецслужбы взяли Лукашеню в свою разработку, заставив поставлять им лекарства, инструменты, медицинский материал.

В середине 1943 г. белорусская разведка задержала курьера, доставлявшего в лес лекарства. Им оказался шурин доктора Лукашени. Последнего, сняв с должности, арестовали…{72} Спасать мужа, заняв 200 руб. золотом, бросилась жена врача — И. Н. Лукашеня, а не советские партизаны, гарантировавшие безопасность окружному врачу. Деньги сыграли роковую роль: следователь, обвинив молодую женщину в даче взятки должностному лицу, санкционировал ее арест и она встретилась со своим супругом — в Колдычевском лагере».

Что случилось потом, рассказывается на страницах книги «Памяць: Гіст.-дакум. хроніка горада Баранавічы і Баранавіцкага раёна»:

«Молодого врача Лукашеню и его жену расстреляли»{73}.

Помощь крестьян советским партизанам носила, как мы уже упоминали, отнюдь не добровольный характер. Вот что об этом сообщает Юстиан Прокопович из-под Столбцов:

«Летом 1943 г. наш дом навестили партизаны из отряда им. Суворова (командир отряда П. А. Леванков — А. Т.) и потребовали отдать им оружие, которое я и члены Союза Белорусской Молодежи собрали и спрятали в лесу. Видно, кто-то из наших юношей предал. При этом партизаны поставили условие: либо я отдам оружие, либо заберут у родителей последнюю скотину. У меня не было другого выхода, как отдать часть оружия — ручной пулемет и несколько винтовок. Этот визит стал началом беды моей и моего двоюродного брата Эдмунда Прокоповича. Начался шантаж в отношении нас обоих. Партизаны под угрозой сообщения полиции, что мы передали им оружие, приказали нам развешивать советские листовки вблизи немецких казарм. Перед 1 Мая 1944 г. партизаны вызвали нас двоих на встречу в лес, дали восьмикилограммовую мину и приказали подложить ее под рельсы. Объяснили нам, как и в каком месте установить мину, и пообещали больше не тревожить нас. 30-го апреля в 14.00 мы заложили мину на расстоянии 30 метров от деревни. Взорвался пассажирский состав. Уничтожено было 80 метров железнодорожного полотна, были жертвы среди пассажиров-солдат. Страх вспомнить, что делалось потом. Немцы оцепили деревню и всех жителей согнали в поле. Офицер обратился к крестьянам с требованием выдать преступников. В толпе находился только я, так как Эдику удалось покинуть деревню. В этот момент к обреченным приблизился комендант лесной охраны «Форсткоманда» Гоер. Увидев испуганных крестьян, он подошел к полковнику и стал объяснять, что эти люди ни в чем не виновны.

После этого случая нам с Эдиком еще пять раз приходилось подкладывать мины под рельсы. Трижды нам удавалось взрывать вражеские составы, а две мины немцы обезвредили. Последний случай трагически закончился для жителя деревни. Было это 12 мая 1944 г. Утром немцы обнаружили под рельсами мину. Немцы приказали Константину Карповичу обезвредить ее. Сельчанин не знал, как это делать, и бросился в лес. Немцы расстреляли его.

Партизаны очень часто шантажом и провокацией вынуждали население принимать участие в подпольной деятельности. А делали это для того, чтобы самим не нести потери в ходе терактов. К жителю деревни Слобода Павлу Василевскому нагрянули партизаны из отряда имени 25 лет ВЛКСМ (командир отряда А. В. Новиков. — А. Т.) и заявили: «За то, что твой брат Константин служит в лесной охране, партизанский суд приговорил вашу семью к расстрелу». Но при этом дополнили, что Павлу дается возможность оправдать себя и семью при одном условии: он установит мину под рельсы. Подобным путем к подрывной деятельности склонили жителя деревни Задворье Саковича. Немцы задержали его при выполнении задания и расстреляли» (Лёс аднаго пакалення // Ніва (Беласток). 1996){74}.

Поскольку местное население, не желало добровольно идти на контакт с московскими диверсантами, те вымещали на нем всю свою злобу. Беспредельная жестокость по отношению к населению считалась у «народных мстителей» нормой.

Подпольный обком КП(б)Б полностью поощрял геноцид белорусского народа, чему имеются документальные свидетельства. Так, например, женщину из-под Дятлово, чей муж, кладовщик немецкой комендатуры, отказался помогать партизанам, прибили накрест гвоздями к стене{75}.

Еще один пример. Рассказывает К. Шишея — уроженец Новогрудчины:

«партизаны Дмитрия Денисенко[17] расстреляли Екатерину Семашко с маленьким ребенком. Она только вышла замуж и родила… лежала с малышом на полу, вся в крови — одной пулей убили ее и ребенка»{76}.

Есть еще один пример, свидетельствующий о том, что советские партизаны несли смерть каждому, кто решительно говорил им «нет». Новогрудскую крестьянку, мать Владимира Нагулевича, «народные мстители», прежде чем добить, жестоко пытали: «Выкололи 2 глаза, отрезали грудь». И вершили свое черное дело «борцы с нацизмом» в присутствии сына{77}.

Незавидная участь постигла и семью Мечислава Гриба (председателя ВС РБ 12-го созыва), когда он пятилетним мальчишкой в числе остальных членов семьи стоял перед наставленными на них дулами автоматов. И как вы думаете, за что? Да за то, что домочадцы додумались держать своего кабана не дома, в деревне, которая подвергалась частым реквизициям со стороны партизан (надо же было чем-то кормить семью с четырьмя детьми!), а у родни в местечке Дятлово. Однако и это не помогло: партизаны под угрозой расправы заставили пригнать кабана уже к ним непосредственно в лес! (Народная воля. 2005. 23 февр. С. 3.)

Одним из направлений военной политики Платона стала мобилизация. Официальные историки и сегодня, освещая эту ужасную войну, заявляют: западные белорусы с желанием вступали в партизанские ряды. Но это не соответствует истине. В действительности события развивались совершенно иначе. Населению была абсолютно непонятна кровавая война вокруг идей Сталина, призывов Пономаренко и Сикорского, программ правительств, чьи легионы орудовали в области. Но почему-то именно их, белорусов, активнее, чем кого-либо, загоняли в лесные рекруты.

Партизанский призыв начинался с обмана. Врать большевикам теперь приходилось так же часто, как и прибегать к силе. Ложь и насилие стали универсальным инструментом партизанского руководства. Так, офицер НКВД К. Орловский, вербуя в отряд, обещал:

«по закону, кто воевал в партизанах один год, получит шестимесячный отпуск, а кто полтора — будет освобожден от дальнейшей службы в армии. Кто был в партизанах больше полутора лет, будет принят на работу в местные органы власти»{78}.

Все новое, как известно, это хорошо забытое старое. Еще в предвоенные 30-е годы спецслужбы Сталина, орудуя за пределами СССР, повсеместно использовали ложь и подкуп. Из доклада руководителя советской резидентуры в Испании А. М. Орлова 9 сентября 1937 г. в Центр: «К. П. Орловский политически развит мало. Он сильно нас подвел: инструктируя перед операцией 17 немецких коммунистов, обещал им по 100 песет на человека за удачно проведенное дело. Они, естественно, возмутились подкупом, и нам с трудом удалось загладить дело».

Такими же методами пользовались советские спецслужбы и в годы немецкой оккупации Беларуси.

Правда, желающих принять предложение Орловского и ему подобных находилось немного. Несколько примеров на тему, как вербовали в «народные мстители». Пример первый. О призывной кампании рассказывает В. Яковенко:

«В феврале-марте 1944 г. партизаны стали забирать в лес мужчин в возрасте от 17 до 40 лет — всех подчистую. При этом никого из партизан не интересовало, как, скажем, национал социалистов ранее, — холост тот либо женат, какое у призывника состояние здоровья, способен ли он носить оружие и так далее.

Уточнив списки, по которым собрали аж полторы сотни человек, призывников отпустили домой — всего на шесть часов, для сбора в дорогу; а потом собрали и погнали в лес. Вечером недосчитались двоих — мальцов лет 14–18. Партизаны, зная все тропы в округе, перехватили беглецов. Утром обоих, со связанными сзади руками, расстреляли перед оставшимися»{79}.

Жуткий, кровавый след оставила партизанская мобилизация в 1943 г. в деревне Якимовичи, что на Слонимщине, где, по словам старожилов, «полдеревни расстреляли за отказ уходить в лес к партизанам»{80}.

Большое значение придавалось учету и переброске (читай — этапированию) мобилизованных через линию фронта — для пополнения рядов Красной Армии. Например, только в одном Ивьевском районе половина района была взята на учет, и, как следует из сообщения комиссара партизанского отряда Тимчука, «сегодня можно использовать хоть куда 1253 человека»{81}.

Изучив «опыт» набора рекрутов в РККА, можно предположить, что это происходило практически во всех районах области.

Следует остановиться также на вопросе снабжения, вокруг которого, как и вокруг всего советского партизанского движения в целом, ходит много легенд, авторами которых в большинстве своем являются сами бывшие партизаны. Известно, что формирования народных мстителей, дислоцировавшиеся на территории Барановичской области, не получали централизованно ни обмундирования, ни продовольствия. Все это нужно было изыскивать на месте. В официальной хронике войны об этом говорится весьма лаконично: «мирные жители обеспечивали партизан продовольствием, обмундированием, обувью»{82}. Документы же, и в частности отчеты барановичского окружного комиссара обер-фюрера Вернера о положении сельского хозяйства в округе, а также документы областного партизанского соединения дают основания для более критического отношения к официальным источникам, на которые ссылаются отечественные историки, исследуя борьбу населения с захватчиками, а также поставить под сомнение искренность самих авторов.

Как же дело обстояло в действительности? Попытаемся разобраться в этом, опираясь на информацию, как говорится, из первых рук.

Начнем с того, что с прибытием подпольного областного комитета партии и с созданием партизанского соединения населению под угрозой смертной казни было запрещено платить денежные и натуральные налоги оккупационным властям. Взамен генерал В. Чернышев обложил налогом каждый населенный пункт. Этот налог невыносимой тяжестью и прожорливостью лег на крестьянство, в первую очередь на семьи «предателей».

Но политика советских госпоставок потерпела полный крах. Это объясняется несколькими причинами: во-первых, в этом не были заинтересованы национал социалисты, ибо введение партизанской продразверстки сократило бы их доходы (особенно в 1944 г., когда действовал особый налог на нужды вермахта); во-вторых, введению советских повинностей сопротивлялось само население, обложенное поборами вооруженными группировками различных мастей. Сопротивлялось потому, что национал социалисты хотя бы платили за сданную сельхозпродукцию, что устраивало обе стороны, в то время как партизаны, забирая продовольствие, оставляли лишь расписки. К тому же разоренная деревня, на которую тяжелым бременем легла еще и продовольственная повинность в пользу «народных мстителей», была просто не в состоянии прокормить лесное войско.

План нейтрализации крестьян, противившихся поборам и которые не были в курсе особого статуса «Платона», состоял из следующих пунктов: 1) уничтожить все продовольственные запасы, подготовленные для сдачи оккупационным властям; 2) забрать продовольствие у людей силой и подчистую; 3) расстрелять всех, кто противится большевистскому «госзаказу».

В официальных документах «экономическая» деятельность советских партизан прослеживается достаточно отчетливо:

«…начиная с апреля 1942 г. и до момента эвакуации из округа, — докладывал высшему начальнику барановичский окружной руководитель Вернер, — деятельность банд нанесла большие потери именно сельскохозяйственному сектору, как в сфере материальных ценностей, так и сельскохозяйственной продукции. Цифровые данные этих потерь в настоящий момент нельзя привести, так как нет необходимых документов, однако они выражаются миллионами»{83}.

«В 1942/43 хозяйственном году, — сообщается далее в отчете, — бандитами было уничтожено: зерна — 3517 тонн, картофеля — 1018 тонн, сена — 1793 тонны, соломы — 2950 тонн. За июль-август 1942 г. ими же уничтожено: ржи — 658 тонн, пшеницы — 94 тонны, овса — 132 тонны, ячменя — 128 тонн. Было разрушено: 16 имений и 24 амбара. Похищено: 120 свиней, 139 лошадей и 26 коров»{84}.

Дошло до того, сообщал Вернер, что сельскохозяйственная организация вследствие бандитской деятельности «не может эксплуатировать ¾ государственных имений (120 имений)»{85}.

Оккупационные власти, зная истинные замыслы партизан — лишить население оплаты за сданную продукцию, «сельскохозяйственные заготовки возложили под личную персональную ответственность сельхозруководителей, откомандировав в их распоряжение военнослужащих вермахта и местных полицейских»{86}. Генерал Чернышев, приказав уничтожить сданную продукцию, к этому был готов.

Только осенью 1942-го и весной 1943 г. партизаны разбили 457 имений{87}.

А вот что пишет командир партизанского отряда В. И. Панченков[18], чьи подчиненные, орудуя на землях Новогрудчины, уничтожили труд сельчан — урожай, собранный в имениях Кошелево, Угольники, Богуденки, Осмолово и других, и за который сельчане ожидали оплату:

«Мы наслаждались красивым зрелищем — всюду полыхает хлеб»{88}.

Как видим, вопрос продовольственного обеспечения советского сопротивления перешел в политическую плоскость. А ведь надо было еще прокормить и Москву. Судя по документальным материалам, с 16 февраля до 28 сентября 1942 г. через «Витебские (Суражские) ворота» — 40-километровый пролом в линии фронтов немецко-нацсоциалистических войск между городами Велиж и Усвяты — партизаны переправили из оккупированной Беларуси, в том числе из Барановичской области, 4 тыс. лошадей, 1600 тонн хлеба, около 10 тыс. тонн картофеля{89}.

О себе «защитники» населения также не забывали. Рассказывает командир бригады «Вперед» Б. А. Булат[19]:

«в феврале 1944 г. мы решили захватить вражеский эшелон и за счет его удовлетворить потребности в продовольствии. Состав шел на запад. Впереди и сзади раздались взрывы. Эшелон остановился. Пленили конвоиров. Много зерна, мяса погрузили на повозки, остальное облили керосином и подожгли»{90}.

Согласитесь, тот факт, что «излишка» зерна и мяса Герой Советского Союза, кавалер орденов Ленина и Красного Знамени, почетный гражданин города Лиды Б. Булат не раздал населению, а, как видно из его рассказа, предал огню, представляется довольно примечательным.

Бывший командир роты отряда им. И. Сталина бригады им. Сталина А. А. Прокошев[20] поведал следующее:

«В 1942 г. наш отряд разгромил вражеские гарнизоны в местечке Налибоки, в деревне Рубежевичи и Камень, на Хотовском спиртзаводе и в других местах. В Засулье было собрано для вывоза в Германию много крупного рогатого скота. Эти стада мы перегнали на основную базу отряда в Налибокскую пущу. В Рубежевичах на мельнице изъяли 60 пудов муки, на Хатовском спиртзаводе около ста пудов зерна и десять откормленных свиней, в Налибоках — пять тысяч яиц. В ноябре 1942-го разгромили колонну немецких машин, захватив много сала, масла и других сельскохозяйственных продуктов. В декабре того же года недалеко от деревни Яцково Воложинского района мы захватили 22 конных повозки с продовольствием. В районе урочища Синяя Гора Воложинского района спустили под откос эшелон. Во время этой операции нам удалось нагрузить три повозки продовольствием, среди которого имелось сливочное масло в металлических бидонах, консервы, галеты, печенье, мука, крупа, макароны и другие продукты»{91}.

Заметьте, советский офицер, удостоенный боевых орденов Красного Знамени и Отечественной войны 1 степени, А. А. Прокошев, как и Б. А. Булат, тоже не стал делиться с населением — все ушло в лес. Но трофеи, свидетельствует мировая практика, быстро заканчиваются. И лесные солдаты снова возвращались на проторенную дорожку. Ведущую в деревню… Об этом недвусмысленно откровенничает очередной орденоносец — начальник штаба бригады им. В. Чкалова Г. М. Понявин[21]:

«Все, что мы получили у населения, конечно, не поддается приблизительному учету»{92}.

Когда же уставшие от поборов белорусы отвечали отказом, боевики генерала «Платона» зверски расправлялись с ними. Писатель В. Яковенко, думается, удачно сумел показать, как «защитники» белорусского народа «добывали» себе пропитание:

«Зашли двое и приказали хозяину запалить лампу. Он запалил и, смотря на незнакомцев, которые называли себя партизанами, спросил недоброжелательно:

— Что вам надо?

— Пожрать, мой голубе, — сказал один.

— Промочить горло, согреться, — дополнил его приятель, при этом на его лице заиграла нахальная улыбка.

— А тем, что на улице мерзнут, тоже положено. И еще, если вы не против, тулупчик.

— А почему же это и вам, и тем «положено»? — спросил крестьянин. — Кто вас прислал? Только вчера нас обобрали.

— Об этом мы, голубчик, не знаем. А ты, милый, теперь для нас найди! Понятно?

— Пошли к черту!… Как можно все выметать, — не выдержал хозяин. — В нашем доме пять детей!

— Веди нас, голубчик, в кладовку, — партизан говорил на чисто русском.

— А там уже побывали такие, как вы. Поэтому прошу покинуть вас дом. Я буду жаловаться на вас в штаб!

Партизан снял с плеча винтовку:

— Он нам угрожает? Собака!

— На такого пули жаль. Всыплем ему?

— А ну, голубчик, снимай свои штаны.

Партизан тем временем вытянул шомпол из винтовки и размахнулся:

— Эх-х, падла! Испытай, вкусно ли! Испытай!

— Один, два, три… Ревет, как бугай недорезанный!

— Четыре… пять… шесть… семь… восемь… девять.

— 17… 18… 19… Ну и еще один.

— Э-эх!… 20. На первый раз хватит.

Забрав все продукты и одежду, партизаны оставили хату»{93}.

Но были и другие факты, которые заставляют цепенеть от ужаса. По понятным причинам авторы партизанской тематики предпочитают об этом не распространяться. Тем не менее кое-какая информация все же просачивается. Вот что сообщает бывший партизан отряда им. Пугачева[22] Д. Колпеницкий:

«Весной 1942 г. партизаны сожгли село Новоселки за отказ давать продовольствие»{94}. А вот что рассказывают и ныне старожилы деревни Партизановка Слонимского района о «реквизициях»: «Рядом с деревней стоял хутор. Всех его обитателей — большую белорусскую семью — советские партизаны за отказ отдать продукты изрубили тесаками и бросили в колодец»{95}.

«Народные мстители», залив кровью область, добились-таки своего.

«В партизанских зонах, — отмечают авторы книги «Ненависть, спрессованная в тол», — белорусы сало, мясо, хлеб сдавали партизанам организованно, в счет госпоставок, под соответствующие расписки»{96}.

К чему привели оккупированную деревню партизанские поборы, рассказывает первый премьер-министр Республики Беларусь В. Кебич:

«К концу войны партизаны забрали у нас все: скот, картофель, хлеб. Был страшный голод. Еда за весь день — суп на воде из подорожника и лебеды»{97}.

Интересные данные о запасах продовольствия — пополняющихся, естественно, за счет населения — содержат воспоминания партизанских «вождей», вошедшие в различные сборники. Примером может служить книга «Ненависть, спрессованная в тол», выдержки из которой мы уже приводили:

«В ноябре 1943 г. при выходе из Цуманских лесов колонна медведевцев (полковник НКВД Д. Медведев. — А. Т.) растянулась на марше на три километра. Обоз включал до 50 фурманок: продовольствие — бочки с засоленным мясом и салом, ящики с колбасой…»{98}

В комментарии к вышесказанному следует добавить, жилось партизанам в лесах совсем неплохо. Средний дневной рацион «народного мстителя» составлял: хлеба печеного — 1 кг (у немцев полицай получали только 300 г. — А. Т.), крупы — 50 г., мяса — 300 г. Картофель особо не нормировался{99}.

Заметим, что хлеб и скот, отобранные партизанами у немцев, были продуктами труда тех же белорусских крестьян.

Помимо продовольственной повинности население обязано было делать и денежные (и не только) взносы, которые, как убеждали партийные агитаторы, шли на борьбу с фашизмом. Сбором денег и ценностей, естественно, занимались подчиненные «Платона». Вот что рассказывает об этом офицер Красной Армии В. Панченков:

«отрядом собрано и три раза передано в ЦШПД по 15–17 тыс. рублей деньгами и драгоценностями»{100}.

Нечто подобное происходило и в другом районе области — Юратишском, о чем свидетельствует бывший секретарь подпольного райкома КП(б)Б, комиссар партизанской бригады им. А. Невского Н. М. Гаврилов[23]:

«собрали деньги и облигации, золотые и серебренные монеты, ценные вещи. Всего на сумму 15000 рублей»{101}.

В 1939–1941 гг, как известно, Сталин прогнал область через четыре испытания: «освободительный поход», большую чистку, национализацию и коллективизацию. И что же, население, имея и храня ценности и сбережения на черный день, вот так — запросто — отрывало их от себя? Попытаемся ответить на этот вопрос, снова обратившись к историческим источникам.

«Партизаны[24] узнали, что в крестьянской семье есть золото. Не исключено, что оно перешло молодой хозяйке в наследство от одного из родственников, который еще до Первой мировой войны был в Америке на заработках. Возможно, что это золото было просто легендой.

Но не для партизан, которые, как волки, обложили хату. Хозяева крестились и божились, объясняя, что золота у них нет. Партизаны, свалив хозяина на пол и оседлав, стали резать пилой. Жене ножом пообрезали груди и уши, выкололи глаза, затем обоих посекли на куски, вынесли и разбросали человечину на огороде»{102}.

Документы сообщают, что «только в мае-июне 1942 г. партизаны 1-й Белорусской бригады собрали и направили в Москву ценностей на сумму 7 млн. рублей»{103}.

Источники показывают, что первый вопрос, с которым встречали вновь прибывшего в партизанский отряд, был следующим: золото есть? Так, например, в отряд им. Н. А. Щорса[25] прибилась девчушка, лет 14–15, чудом вырвавшаяся из гетто. Командованию донесли, что девушка прячет кольцо. Нашли — мамино, обручальное. Маму убили в гетто. Адъютант начальника штаба тут же выполнил приказ: расстрелять! Колечко — то, правда, оказалось из серебра, с позолотой{104}.

Золото забирали даже у своих «коллег» — бойцов еврейских партизанских отрядов. Вот как об этом рассказывал уже после войны бывший заместитель уполномоченного ЦК КП(б)Б и Белорусского штаба партизанского движения по Ивенецкому подпольному межрайцентру Г. В. Будай:

«Где взять золото? Была подана мысль, съездить в семейный отряд. Был у нас такой в пуще. В тот же день я отправился туда. И вскоре в кармане у меня звенели шесть золотых пятерок» (Свинцом и словом. Минск, 1981. С. 121–122).

Таким образом, является очевидным тот факт, что для московских политиков, преследующих свои цели, не существовало никаких морально-этических норм. И не только в отношении жителей Западной Беларуси.

Провоцирование оккупационных властей на проведение карательных операций против населения

Советские партизаны использовали немецкий террор в своих целях. Зная, что национал социалисты расстреливают по 100 человек за каждого убитого немца, они подкладывали убитых солдат вермахта к деревням, которые враждебно к ним относились, либо взрывали поезда рядом с этими населенными пунктами. Национал социалисты, в свою очередь, сжигали такие населенные пункты, а жителей расстреливали.

Впервые о подобной «практике» партизан рассказала белорусская эмиграция. Изучив имеющиеся факты, приходим к выводу, который, правда, был сделан еще задолго до нас: немецкие карательные экспедиции, приведшие к увеличению количества партизанских рядов, были «сознательно спровоцированы советскими партизанами»{105}.

Если быть точными, то совершали подобные действия, как правило, кадровые сотрудники спецслужб СССР. Вот выдержки из воспоминаний Романова (псевдоним), который учился в школе НКВД:

«нас обучали провоцировать немцев, чтобы они совершали большие преступления и таким образом увеличивали количество партизан»{106}.

Советская историческая наука в лице небезызвестного В. Романовского категорически оспаривает такой взгляд и в свою очередь называет его «бессовестной провокацией»{107}.

Тем не менее о партизанских методах «работы с населением» свидетельствует даже приказ командующего силами безопасности тыловой зоны группы армий «Центр» генерала фон Шенкендорфа от 3 августа 1942 г.:

«Партизаны пытаются путем насильственного увода жителей и скота создать мнение, что жители сражаются на их стороне. Тем самым они провоцируют нас на карательные меры, которые используют в пропаганде против нас»{108}.

Необходимо небольшое пояснение: немецкие оккупационные власти, как свидетельствуют различные источники (и это не отрицается советской историографией), действительно активно проводили мероприятия по предотвращению попыток любого сопротивления на захваченных ими землях. Так было и в Барановичской области. Едва ее территория оказалась оккупированной германской армией, в каждом населенном пункте появились приказы, предупреждающие население о последствиях неподчинения «новым властям». Так, например, приказ Кейтеля [26] о беспощадном подавлении освободительного движения в оккупированных странах и расстрелах заложников от 16 сентября 1941 г. требовал:

«…Б) для того чтобы в зародыше задушить недовольство, необходимо при первых же случаях незамедлительно принимать самые решительные меры. Искуплением за жизнь каждого немецкого солдата должна служить смертная казнь 50-100 коммунистов»{109}.

В ЦШПД, судя по документальным материалам, знали о приказах командования вермахта.

«Мест для засады много, — писал после Второй мировой войны командир Пинского партизанского соединения генерал-майор В. З. Корж, — но нужно, чтобы засады находились подальше от деревень. Мы уже знали, что если близ какой-либо деревни убивали хотя бы одного немца, страдало население. Фашисты присылали карательные отряды, и погибали невинные люди»{110}.

Несмотря на это (а скорее, вследствие этого), партизаны устраивали свои провокационные вылазки где угодно и когда угодно. В 1943 г. — это был первый случай — национал социалисты сожгли деревни Каменный Брод, Бельчицы, Ятвезь, что на Новогрудчине. Что побудило оккупационные власти на столь решительные меры? Обратимся к советским источникам, которые, если сверить, один к одному продублируют немецкие:

«Поводом для расправы над мирным населением послужил обстрел партизанами на шоссе Барановичи — Новогрудок гитлеровской автоколонны»{111}.

Сколько же невинных людей было загублено вследствие партизанских действий? Вот навскидку некоторые данные: население деревень частью расстреляно на месте, частью переведено в Новогрудок и после пыток расстреляно{112}.

Критический отзыв о деятельности советских партизан находим мы в не публиковавшемся в советское время стихотворении Ларисы Гениюш «Партызаны»:

То не подзвіг баявы і смелы, —
Толькі смех крывавы і пусты,
Наклікаць на сёлы смерць умелі,
А самыя шпарылі ў кусты!{113}

Аналогичный случай произошел в конце апреля 1943 г. на территории Барановичского района. Местом трагедии на этот раз стала деревня Застаринье, ее «режиссерами», как и в первом случае, — советские партизаны. Из рассказов людей, переживших оккупацию, которых, поверьте, нельзя уличить в обмане, чего не скажешь об официальных исследователях, вырисовывается следующая картина.

«В деревню нагрянул партизанский отряд Стрелкова[27] — 16 человек. Как и подобает советским партизанам, начали с пьянки. Затем приступили к очередной «реквизиции» продуктов. И опять пьянка. А в это время по проселочной дороге, что рядом с деревней, двигалась немецкая колонна. Бойцы лейтенанта С. Камышева, потеряв контроль от изрядной дозы спиртного, вместо того, чтобы, притаившись, пропустить гитлеровцев, следовавших своим маршрутом, в планах которых не значилась остановка в Застаринье, обстреляли, сделав пару выстрелов, солдат вермахта.

Последние, спешившись, оцепили деревню. Завязался бой. «Народные мстители», бросив телеги с повозками — свиней, коров, творог, молоко, мед, — стали спасаться бегством. Ушло четверо. Погоня, организованная германским офицером, прочесав несколько деревень, настигла протрезвевших «защитников» в Молчади, где они, укрывшись в погребе одного из местных жителей, планировали отсидеться.

Немецкий офицер-фронтовик, по чьей команде собрали народ, через старосту попросил об одном: «Выдать скрывшихся. В противном случае, перевел переводчик, будет казнен каждый четвертый. «Мстителей» жалеть не стали. Никого в Молчади, как и в других деревнях, где проводились поиски, немцы, расстреляв четырех «партизан», не тронули. О произошедшем старший колонны сообщил в СД. В Застаринье 2-го мая прибыл 57-й немецкий полицейский батальон…»{114}

Обратимся к статистике. Во что обошелся один или два партизанских выстрела? Книга «Памяць: Гіст.-дакум. хроніка горада Баранавічы і Баранавіцкага раёна» располагает такой арифметикой:

«погибло 382 человека, в том числе 70 детей в возрасте до 10 лет»{115}.

И подобных случаев — когда по вине советских партизан тысячами гибли невинные белорусские граждане — можно привести сотни, ссылаясь при этом на конкретных свидетелей, на архивные документы, публикации и книги.

Теперь попробуем ответить на вопрос, почему не проводились карательные операции летом 1941-го — весной 1942 г.? (Если не считать массовых расстрелов еврейского населения.) В область к исходу 1942 г. Москва направила 32 партизанских отряда, в задачу которых как раз и входила организация всенародной борьбы с захватчиками. Правда, методы, которые использовали пришлые, неминуемо вели к трагедии. Интересная деталь: 16.12.1942 г., когда в области заявили о себе первые советские партизаны, появляется совсекретный приказ начальника штаба главного командования вооруженных сил Германии о необходимости применения жесточайших мер в борьбе с советскими партизанами. В этом приказе ясно и четко были изложены методы партизан, которые раскрывают истинное их лицо:

«1. Противник использует в партизанской борьбе фанатиков с коммунистической выучкой, не останавливающихся ни перед какими насилиями»{116}.

Ранее, еще до появления советского сопротивления, на оккупированных землях размещался ограниченный контингент войск вермахта, которому, если верить немецким исследователям Морицу Феликсу Люку и Тиму Клаудиусу Рихтеру, авторам научной работы «Охота разрешается»: борьба с партизанами в «Генеральном комиссариате Белорутения» (1943), не хватало для обеспечения военной безопасности «ни материальных, ни людских средств»{117}. С появлением же первых партизанских «ласточек» проблема стала решаться путем превентивного применения безжалостного и жестокого насилия, чтобы задушить в зародыше даже попытки сопротивления и устрашением предотвратить его появление{118}.

Это была реакция Берлина в том числе и на речь Сталина от 3 июля 1941 г. Тогда он призвал население оккупированных территорий к сопротивлению немецким захватчикам и созданию для них невыносимых условий{119}. Гитлер, в свою очередь, заявил, что партизанская борьба «дает нам возможность уничтожить все, что будет выступать против нас». Кроме того, он подчеркнул, что страну можно утихомирить «наилучшим образом тогда, когда расстреливать будут каждого, кто даже только косо посмотрит в нашу сторону»{120}.

Для борьбы с партизанами Гитлер издал распоряжение № 46 — «Директиву по усилению борьбы с бандами на востоке» от 18 августа 1942 г., а через некоторое время дополнительное указание № 46«Б» от 18 октября 1942 г.{121} В общем распоряжении № 46 Гитлер в качестве главной задачи отмечает необходимость еще до зимы почти полностью «уничтожить» партизан{122} и, таким образом, «утихомирить» страну. Далее распоряжение № 46 предусматривало активную и пассивную борьбу с врагом с применением суровых мер, в том числе против партизанских помощников. При этом отмечалось, что с населением необходимо обходиться «справедливо»{123}. Констатировалось также, что население должно обеспечиваться всем необходимым для жизни, потому что иначе люди будут в массовом порядке уходить к партизанам. В дополнении № 46«Б» отмечалось, что опасность для германского тыла со стороны армейских формирований и партизан вынуждают создавать личные боевые единицы для борьбы с последними либо поручать борьбу спецчастям СС{124}. Одним из таких специальных подразделений СС была боевая группа фон Готтберга, созданная для борьбы с партизанами в Генеральном комиссариате Белорутения в ноябре 1942 г.{125} Свою деятельность группа Курта фон Готтберга начала 19 ноября 1942 г.: именно в этот день появился специальный приказ о создании «боевой группы фон Готтберга для проведения операций по борьбе с партизанами»{126}. Единого состава группа не имела, а заново создавалась на каждую операцию{127}. Ее тактической концепцией в борьбе с партизанами были так называемые крупные операции, при проведении которых большие объединенные силы оцепляли и «прочесывали» определенную местность, чтобы в этом котле уничтожить партизан{128}.

За весь период оккупации в Беларуси было проведено более 60 карательных экспедиций, в результате которых было уничтожено 692 деревни вместе с их жителями{129}.

Таблица № 56. ИТОГИ НЕКОТОРЫХ КАРАТЕЛЬНЫХ ОПЕРАЦИЙ В БЕЛАРУСИ[28].

Кодовое название и место проведения операции	Дата операции	Убито людей	Взято в плен	Вывезено на работу в Германию	Реквизировано домашнего скота (голов)
всего	в боях
«Майкефер — Адлер», Бобруйск — Могилев	07-08.1942	1500	-	-	-	3000
«Грайф», Витебск — Орша	08.1942	1395	-	-	-	-
«Зумпфибер», разные районы Беларуси	08-09.1942	10013	389	-	1217	67
«Лухс», окраины Лепеля	09.1942	400	-	-	300	1415
«Блиц», Витебск — Полоцк	09-10.1942	500	-	-	-	-
«Карлсбад», Борисов — Орша	10.1942	1051	-	-	-	-
«Нюрнберг», Глубокский округ	11.1942	3034	798	348	-	-
«Фрида», Борисовский округ	11.1942	136	-	-	1600	630
«Альберт-II», районы Руденска	11.1942	127	-	10	-	-
«Зонненвенде», окраины Могилева	12.1942	271	105	-	-	-
«Мюнхен», окраины Радошкович	12.1942	63	-	6	-	-
«Гамбург», Слонимский округ	12.1942	6172	1674	-	-	-
«Альтона», Косово — Бытень	12.1942	1032	97	-	-	-
«Эрнтефест-1», Червень — Осиповичи	01.1943	1970	805	34	1308	5330
«Эрнтефест-II», окраина Слуцка	01-02.1943	2325	-	-	272	-
«Вальдвинтер», окраина Полоцка	01.1943	1627	90	-	2041	8632
«Франц», Червень — Осиповичи	01.1943	2025	1143	-	1000	2400
«Шнеехазе», окраины Полоцка	01-03.1943	877	-	-	-	-
«Винтерцаубер», окраины Полоцка	02-03.1943	633	-	-	200	499
«Горнунг», Слуцкий округ	02-03.1943	12897	2219	65	-	16700
«Никсе», район озера Чырвонае	02-03.1943	696	-	-	100	300
«Фен», окраины Лунинца	03.1943	500	-	-	1225	2890
«Доннеркайль», окраина Полоцка	03.1943	542	-	-	345	-
«Майгевитер», Витебск — Сураж	05.1943	2000	-	-	-	-
«Котбус», Бегомель — Борисов — Лепель	05-06.1943	12000 -13000	6087	599	6053	6501
«Герман», Налибоки — Дзержинск	07-08.1943	-	4280	654	20944	21059
«Фриц», Глубокский округ	09-10.1943	509	327	227	11724	35943

Источник: Туронак Ю. Беларусь пад нямецкай акупацыяй. Мінск, 1993. С. 127.

По данным, представленным в таблице № 56 в ходе 4 только операций — «Зумпфибер», «Гамбург», «Альтона», «Герман» — на территории Барановичской области погибло от рук карателей 21497 человек{130}.

Борьба, которую вели советские партизаны с национал социалистами, обернулась национальной трагедией для западных белорусов. Первая карательная операция на территории области называлась «Зумпфибер» («Болотная лихорадка»). Она проводилась с 21 августа по 21 сентября 1942 г. Результаты ее, согласно рапорту, следующие: спалено 49 партизанских лагерей, убито в боях 389 партизан, 1274 гражданских жителей, которых подозревали в сотрудничестве с партизанами, и 8350 евреев. К тому же «эвакуировано» 1217 человек. Таким образом, всего было убито более 10 тыс. человек, из которых партизаны не составляли и 4 %{131}.

Под руководством Готтберга с 3 июля по 30 августа 1943 г. была проведена еще одна крупная операция под кодовым названием «Герман». Секретарь Барановичского обкома партии В. Е. Чернышев доносил:

«В первые дни боев с карательной операцией партизанами был убит известный населению Белоруссии с начала войны палач, подполковник войск СС Дирлевангер и захвачен весь план операции»{132}.

Оберфюрер СС Оскар Дирлевангер действительно участвовал в операции со своей бригадой СС. Сам комбриг до войны отбывал тюремное заключение за растление несовершеннолетних и браконьерство. Спору нет, Дирлевангер, совершивший преступление против человечества, вполне заслуживал смерти. Но генерал Чернышев поторопился его похоронить. Дирлевангер прожил еще два года и умер во французском лагере для военнопленных в Альтхаузене (Верхняя Швабия) 7 июля 1945 г.{133}

Секретарь Барановичского обкома умел лихо уничтожать врага на бумаге. В донесении он заявил, что партизаны в ходе операции «Герман» убили и ранили более 3 тыс. немцев и полицейских и взяли в плен 29 немецких солдат{134}. Готтберг же общие потери немцев и их союзников определял в 205 убитых, раненных и пропавших без вести — то есть в 15 раз меньше. К слову, пропавших без вести немцев было только трое — т. е. в 10 раз меньше, чем число пленных, которых будто бы захватили партизаны «Платона». Откуда взялись столь невероятные цифры вражеских потерь, станет понятно, если прочесть следующий пассаж из чернышевского донесения: «Пущено под откос 37 эшелонов, на участке Лида — Юратишки из-под обломков извлечено 300 трупов немецких солдат и офицеров»{135}.

Интересно, кто же их извлекал и подсчитывал? Неужто партизанские разведчики?

Есть еще одна деталь, о которой умолчал Чернышев: из 20 тыс. жителей Новогрудчины, вывезенных в Германию, 50 % сделали это добровольно{136}.

На защиту притесняемого мирного населения встали белорусские коллаборационисты. Бургомистр Барановичей А. Русак, участвуя 23 августа 1943 г. на совместном заседании Белорусской рады доверия и немецких представителей гражданских и полицейских властей, в своем докладе, доказывая, что советских партизан нельзя считать национальным белорусским движением, отметил:

«Немцам очень тяжело установить причастность отдельных лиц к бандитам и выявить их. В результате этого по отношению к местному населению проявилось правило, что за действия одного должно нести наказание все население. Такие наказания часто несут невиновные. Населению не остается ничего другого, кроме как прятаться в лесах. Такие случаи не вредят партизанам, а наоборот»{137}.

Вскоре оккупационные власти изменили тактику антипартизанской борьбы. В ходе последующих операций «запрещалось жестокое обхождение с местным населением, разлучать детей с родителями, больные и старые переселялись в спокойную местность»{138}. Вот что пишет об этом Я. Малецкий:

«В период акции в Налибокской пуще немецкие самолеты уничтожили несколько деревень в районе Ляховичей и Лунинца. Белорусы заявили протест. Мол, крестьяне, которые гибнут, — жертвы большевиков. Немцы прекратили уничтожать крестьян»{139}.

В Москве об этом стало известно довольно скоро. На ликвидацию генерального комиссара Беларуси фон Готтберга было брошено несколько групп НКВД СССР. Одну из них возглавлял капитан госбезопасности С. И. Казанцев, произведенный за успешное покушение на Кубе в майоры госбезопасности. 5 февраля 1944 г. командир спецгруппы Центрального и Белорусского штабов партизанского движения докладывал П. Пономаренко:

«Все мероприятия и аппарат был переключен на сменившего его (В. Кубе. — А. Т.) фон Готтберга»{140}.

Но здесь советскую разведку постигла неудача. Попытка завербовать нескольких сотрудников генерального секретариата провалилась. Справка об одном из них, приведенная в книге «Оккупация», читается как короткий анекдот:

«Обрабатывался Кандыбович, бывший управделами Совнаркома БССР. Обработка его успехом не увенчалась. Слишком он предан немцам»{141}.

Завербованному людьми Казанцева электромонтеру театра И. Рыдзевскому надлежало провести снайпера, снабженного бесшумной винтовкой с оптическим прицелом, в свою мастерскую, окна которой выходили на фасад здания генерального комиссариата. Один из работавших там агентов, по кличке Иванов, должен был подать сигнал в тот момент, когда Готтберг будет приближаться к зданию, и тогда снайперу М. Н. Макаревичу предстояло поразить группенфюрера с 200 метров отравленными пулями. Уже назначили дату акции — 15 октября 1943 г. Однако в этот день Готтберг отсутствовал в городе, а несколько дней спустя Иванова арестовали и связь с Рыдзевским прервалась. Макаревич так и остался в одном из партизанских отрядов под Минском.

Пришлось разрабатывать новый план покушения. Из отчета о проведенной работе по подготовке и осуществлению операции в отношении генерального комиссара Беларуси, генерал-лейтенанта полиции фон Готтберга:

«В ночь с 23 на 24 мая 1944 г. группа партизан отряда, имея компас, электробатарею, 50 кг тола, 120 м провода и 9 капсюлей детонаторов, 3 электровзрывателя, прибыли в район расположения дачи, где проживал Готтберг. Стало известно, что Готтберг на дачу не ездит и проживает в районе Слепянки. 30 мая установлено, что Готтберг должен приехать на дачу в первой половине июня 1944 г., то есть после окончания блокады против партизан.

Проживающие в районе дачи бойцы отряда «В» и «И» в ночь с 2 на 3 июня 1944 г., без разрешения старшего группы, вышли на встречу с непроверенными лицами, попали в засаду и были убиты. После потери И. как основного исполнителя операции пришлось подбирать нового минера, что было сделано, но задание выполнено не было…»{142}

Впрочем, несмотря на полнейший провал, партизан Беларуси № 1 П. Пономаренко доложил Сталину о ликвидации Готтберга. А между тем, как сообщает российский исследователь Б. Соколов, Готтберг покончил собой лишь в мае 1945-го, сразу же после поражения Германии{143}.

Тем не менее остановить кровавый террор, спровоцированный Кремлем, было уже невозможно. Действия же «народных мстителей», которые ликвидировали малочисленные немецкие гарнизоны, деревенских старост и ополченцев и провоцировали тем самым немецкую администрацию на проведение карательных акций, вынуждали мирных граждан сниматься с обжитых мест и уходить в лес к партизанам. После появления айнзатцкоманд, ни о каком гражданском согласии уже не могло быть и речи.

Силовое подчинение вооруженных формирований, дислоцировавшихся на территории области, Барановичскому подпольному обкому КП(б)Б. После поражения немецких войск под Москвой Сталин серьезнейшим образом задумался: как удержать Беларусь. Главную угрозу кремлевскому режиму стали представлять уже не национал социалисты, а все возрастающее недовольство большевиками местных жителей. Политические процессы, происходящие в республике, требовали срочного хирургического вмешательства.

Обзорный материал источников завершающего периода оккупации подтверждает: гражданская война, бушующая на белорусских землях, перешла в новый этап — этап кровавой трагедии, число жертв которой ежедневно росло. В немалой степени тому способствовали решения, принятые Москвой, к числу которых, несомненно, относятся постановление ЦК КП(б)Б «О мероприятиях по дальнейшему развитию партизанского движения в западных областях Беларуси» и письмо ЦК КП(б)Б «О военно-политических задачах в западных областях Беларуси» от 22.06.1943 г.

Это были не только призывы и декларации. Чернышев получил реальную возможность решать даже самые обычные споры, возникающие чуть ли не каждый день, путем ликвидации своих оппонентов.

В документах, приведенных выше, подчеркивалось, что западные области БССР есть неотъемлемая часть БССР и что здесь допускается существование только групп и организаций, которые руководствуются интересами СССР. Существование всех других организаций должно рассматриваться как вмешательство во внутренние дела СССР.

БШПД акцентировал внимание генерал-майора В. Чернышева на создании советских партизанских отрядов, боевых групп и подпольных организаций исключительно из белорусов.

«Существование разного рода организаций, направляемых польскими националистическими (Виленским, Люблинским, Варшавским и др.) центрами, должно рассматриваться как противозаконное вмешательство в дела и интересы нашей страны»{144}.

В районы, где уже существовали отряды и группы, созданные ими, рекомендовалось засылать свою агентуру с целью разваливания их и перетягивания поляков на свою сторону. Создание отрядов из поляков допускалось лишь в том случае, если они будут воевать в интересах СССР. Закрытое письмо заканчивалось решительным требованием:

«В районах, где имеется уже влияние наших партизанских отрядов и подпольных центров, действия польских националистических групп не допускать, отряды их распускать и базы оружия забирать или, если представляется возможным, отряды брать под свое надежное влияние»{145}.

В соответствии с указаниями ЦК КП(б)Б началась активная подготовка, целью которой являлось силовое подчинение или нейтрализация вооруженных формирований дислоцирующихся на территории Барановичской области. Подчинение вооруженных формирований обкому партии проводилось явно и неявно.

Напомним: в районах области, помимо соединения генерала Чернышева, действовали еврейские и польские вооруженные отряды, которые были хорошо организованы, объединяли значительное количество местных евреев, поляков и белорусов-католиков.

Рассмотрим в общих чертах, а также на конкретных примерах, как выполнялись московские установки.

Еврейский партизанский отряд А. Бельского.

Данное вооруженное формирование было подчинено партийному Центру в скрытой форме.

Начнем с того, что судьба отряда была предопределена задолго до поступления московских директив образца 1943 г. Судя по документам, наличие боеспособного еврейского подразделения, насчитывающего более 1000 бойцов, — к тому же первого партизанского формирования, созданного из местного населения, — вызывало недовольство советского руководства. И этого понятно. Ведь ни в одном партизанском отряде тогдашней Белоруссии (если не считать нескольких, созданных самими евреями, бежавшими из Минского гетто) не было столько евреев, способных носить оружие, как у Бельского. Более того, при отряде Бельского существовал еще и семейный лагерь, состоящий из женщин, стариков и детей. Все это противоречило партийным установкам. Ведь еврей, по меркам тех лет, не мог быть руководителем, а тем более организатором партизанского движения.

По приказу «свыше» отряд расформировали. И это несмотря на то, что бойцы Бельского показали себя с самой лучшей стороны, особенно евреи-подрывники, пустившие под откос десятки вражеских эшелонов. Бойцов распределили по другим отрядам. Бельский как мог противился произволу, но предотвратить его был не в силах.

13 февраля 1943 г. командир Ленинской бригады Ф. М. Синичкин формирует отряд «Октябрьский», в состав которого, согласно приказу, вошел еврейский отряд. Командиром, правда, стал не Бельский, у которого насчитывалось под тысячу штыков, а лейтенант В. И. Панченков. Тогда же, в феврале, «Октябрьский» вливается в Ленинскую бригаду, в структуре которой находился до 12 июня 1943 г. Согласно воспоминаниям Д. Когана, бывшего партизана Бельского, первоначально генерал В. Чернышев планировал забрать из отряда Бельского всех бойцов и пополнить ими другие партизанские формирования, а гражданское население оставить жить в лесу отдельным лагерем. Но с помощью Г. Смоляра, коммуниста, надежного, по советским меркам, товарища, а так же путем долгих переговоров отряд избежал расформирования{146}.

В июне 1943 г. отряд «Октябрьский», стал базой формирования бригады им. С. М. Кирова (командир Ф. М. Синичкин){147}. 8 июня приказом № 2 утверждается штатная структура нового отряда, которая предусматривала следующие командные должности: командир отряда, комиссар, начальник штаба, заместитель командира по разведке, заместитель командира по комсомольской работе, уполномоченный Особого отдела, начальник продовольственной и медицинской службы.

19.06.1943 г. из партизан 2-й роты отряда «Октябрьский», костяк которого составляли евреи, формируется отряд им. Г. К. Орджоникидзе. Бельскому, как свидетельствует приказ № 26 от 19 июня за подписью Платона, должности не нашлось. Командиром еврейского отряда утвердили капитана М. А. Лященко, комиссаром В. Г. Киянова. Начальником штаба пришлось все же назначить еврея, но не Бельского, а Лазаря Абрамовича Мальбина, и то с одной оговоркой — «исполняющим обязанности»{148}.

По данным БШПД, капитан Лященко возглавил отряд только в сентябре 1943 г. Кто являлся руководителем отряда первые три месяца и какова его дальнейшая судьба, история умалчивает. Следы Бельского и его солдат теряются. В официальной хронике советского сопротивления «Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (1941–1944)» о нем ни слова.

Согласно документам, хранящимся в Национальном архиве Республики Беларусь, Бельский командовал отрядом им. М. И. Калинина{149}. Однако изучение боевого формуляра соединения генерала В. Чернышева позволяет утверждать: партизанского командира по фамилии Бельский не было. А было вот что:

1. Партизанское соединение Ивенецкой зоны (командир полковник Г. И. Сидорок). В его составе находилась бригада им. Н. А. Щорса (командир С. С. Ключник), на базе отряда им. Н. А. Щорса, входящего в состав бригады, 11.12.1943 г. создается отряд им. М. И. Калинина (командиры: Воротнюк М. А., декабрь 1943 — февраль 1944, погиб; Кирсанов Ф. С., февраль 1944 — июль 1944). Состав: 166 партизан. Зона действия: Ивенецкий район{150}.

2. Партизанское соединение Щучинской зоны (командир С. П. Шупеня). В Ленинской бригаде (командиры: Синичкин Ф. М., декабрь 1942 — май 1943; Булат Б. А., июнь 1943 — ноябрь 1943; Шубин Г. А., июнь 1944 — июль 1944) формируется отряд им. М. И. Калинина (командиры: Ковязин В. Ф., август 1943 — сентябрь 1943, погиб; Вахонин Н. Г., сентябрь 1943 — февраль 1944; Габдулвакилов Г. М., февраль 1944 — июль 1944). Данное подразделение комплектуется из партизан, выделенных отрядами «Борьба» и «Ленинский» Ленинской бригады. 24 ноября 1943 г. отряд им. М. И. Калинина передается бригаде им. К. Е. Ворошилова (командир Макаров П. К., ноябрь 1943 — июль 1944). Состав: 82 партизана. Зона действия: Дятловский, Жолудокский, Козловщинский, Лидский и Щучинский районы{151}.

3. Партизанское подразделение Столбцовской зоны (командир В. З. Царюк). В составе Первомайской бригады (командир Ковалев Н. Г., май 1943 — июль 1944) в апреле 1943 г. на базе отдельных групп Шеметовца И. В. и Боженко В. И., прибывших в Барановичскую область по заданию ЦК КП(б)Б и БШПД, формируется отряд им. М. И. Калинина (командиры: Боженко В. И., апрель 1943 — май 1943; Шеметовец И. В., сентябрь 1943 — март 1944; Герасимчик П. И., март 1944 — июль 1944). До сентября 1943 г. отряд действовал самостоятельно, затем был включен в бригаду им. Г. К. Жукова. Согласно приказу уполномоченного ЦК КП(б)Б и БШПД по Барановичской области от 29.12.1943 г., отряд им. М. М. Калинина, насчитывающий 118 партизан, передан бригаде «Комсомолец» (командиры: Кузнецов И. К., декабрь 1943 — февраль 1944; Понявин Г. М., февраль 1944 — июль 1944). Зона действия: Мирский, Столбцовский и Кореличский районы{152}.

Что же получается, если верить строкам сухих официальных отчетов, еврейского партизанского отряда, как и самого Бельского, за голову которого национал социалисты установили крупное денежное вознаграждение, вовсе не существовало?

Напрашивается и другой вопрос, почему имя Бельского, равно как и героические дела его отряда, оказались вычеркнутыми из белорусской истории? Тому, как нам представляется, есть две причины. Первая заключается в следующем. В том, что совершил Бельский в годы оккупации, отчетливо видна не только отвага, но и благородство. Он, пожалуй, единственный из партизанских командиров Беларуси, кто, не дожидаясь директив «сверху», создал вооруженное подразделение, вступил в борьбу с захватчиками и, более того, идя наперекор сталинской антисемитской политике, спасал евреев, загнанных в гетто и обреченных на смерть.

Вторая причина следующая. Бельский уже не мог столь активно влиять на положение дел в отряде. Над ним стояли и комиссар И. В. Шеметовец, и уполномоченный Особого отдела Якимович. Невыполнение их приказов и распоряжений привело бы к расправе над самим Бельским. Командир знал, что на скоропалительные расправы Чернышев был горазд. Могли вывезти на Большую землю: в лубянских подвалах пыточные умельцы, часть которых «совершенствовалась» на территории Барановичской области, способны были выбить самые фантастические признания.

Бельский, будучи командиром отряда, ряды которого к исходу оккупации насчитывали 1230 партизан, отказался подчиниться обкому партии, требовавшему передать еврейское формирование в том виде, в котором оно существовало, в подчинении советским властям. Спасая евреев в очередной раз, он знал, на что шел. Так же как и знал, что стоит за выполнением распоряжения подпольного обкома партии, а именно — поголовная мобилизация в Красную Армию и передовая, откуда вряд ли кто уже вернется.

Бельский вышел из леса со своими подчиненными только на второй день после освобождения города, когда в Новогрудке уже квартировали советские войска. Его отряд, пройдя маршем 120 километров, стал лагерем у города, войдя туда утром 17 июля 1944 г. Когда все 1230 евреев получили удостоверения партизан, состоялось последнее построение. Командир, поклонившись в пояс, обращаясь к бойцам, сказал: «Каждый волен идти куда хочет и делать что пожелает»{153}.

Решение А. Бельского вызвало шок. Разразился скандал. На Бельского выдали санкцию на арест. Предупрежденный о грозящей опасности боевой командир покинул Новогрудок и долгое время, перейдя на нелегальное положение, скрывался в Лиде{154}. Чекисты, объявили его в розыск, но так и не нашли.

Месть пришла совсем с другой стороны. И имя ей — забвение. Генерал-майор В. Е. Чернышев, узнав о случившемся, отдал приказ, суть которого можно выразить следующими словами: ничто не должно напоминать о самом Бельском, как командире, и о его еврейском партизанском отряде. Нам удалось найти и исполнителя воли В. Чернышева. Слово помощнику секретаря Барановичского подпольного обкома КП(б)Б И. У. Мисуне:

«В. Чернышев отдал мне распоряжение принять документацию от партизанских бригад и отрядов области»{155}.

Оценивая самоотверженный ратный вклад А. Бельского в победу над нацизмом и в целях восстановления исторической справедливости, считаем необходимым поднять вопрос о присвоении ему, одному из первых партизанских руководителей, спасшему более 1230 человеческих жизней и удостоенного лишь медали «Партизану Великой Отечественной войны», звания Героя Беларуси, увы, уже посмертно — он скончался в США в 1987 г.

Новогрудский округ Армии Крайовой [29].

10 июня 1943 г. Пономаренко, прежде чем пойти на силовое подчинение аковских формирований обкому партии, докладывал Сталину:

«Секретарь Барановичского подпольного областного комитета КП(б)Б т. Чернышев радиограммой сообщает: «В последнее время оживилась деятельность польских организаций. В ряде мест продолжается мобилизация поляков.

В Столбцовском районе появился отряд поручика Милошевского численностью свыше 300 человек, базируется в Кульском лесу. Цель — борьба за Польшу. Милошевский заявил: против партизан сейчас воевать не будем. Пополнение польских организаций идет быстро… их позиция — не активная борьба с партизанами, а только путем провокаций».

Прошу дать указание, какое должно быть наше отношение к этим формированиям»{156}.

Как показали дальнейшие события, беспокойство Пономаренко было не беспричинным. Ситуация в области накалялась: самый крупный легион Милошевского предъявил командиру партизанского отряда им. С. М. Кирова, действующего в Новогрудском районе, ультиматум:

«Советские партизанские отряды считаются оккупационными отрядами и должны покинуть Западную Белоруссию, иначе вас ожидает плохая судьба»{157}.

Указания из Москвы были решительные: польские формирования разлагать изнутри с помощью агентуры из «надежных» поляков, командный состав уничтожать. И люди Пономаренко приступили к ликвидации польских офицеров, продолжая дело, начатое еще в Катыни. О том, как это происходило, рассмотрим на примере 331-го батальона АК им. Т. Костюшко, который дислоцировался в Налибокской пуще.

Отметим сразу: отношения между поляками-аковцами и советскими партизанами вначале были дружеские. Они вместе сражались с гитлеровцами во время блокады Налибокской пущи в июле — августе 1943 г. (операция «Герман»). На совместном совещании руководства польских и советских партизан были определены участки обороны, способы действий. В оперативном отношении отряд К. Милошевского, например, подчинялся полковнику Г. Сидорку («Дубову»). Аковцы прикрывали главный тракт, который шел из Минска на Новогрудок через Ивенец, Налибоки, Кромань. Северные и южные направления пущи защищали советские партизаны. Уже с первых дней боев аковцы нанесли значительный урон гитлеровским войскам. В одной из организованных засад было убито 3 немецких солдата, выведен из строя танк, несколько автомашин. В следующие дни во время арьергардных боев защитники пущи понесли тяжелые потери и вынуждены были отступить. После того как кольцо окружения стало сжиматься, партизаны, разбившись на небольшие группы, попытались просочиться через него. Нормальные отношения, которые сложились между отрядом К. Милошевского и советскими партизанами, продолжались, как видно из документов и после блокады{158}.

Однако постепенно отношения начинают портиться. Осенью в батальон АК им. Т. Костюшко прибыла группа хорошо подготовленных офицеров-парашютистов из Лондона. Среди них были Адольф Пильх («Гура»), Лех Рыдзевский («Гром»), Езехель Лось («Иква»), Юлиан Бобровницкий («Клин») и др. Командиром батальона стал подпоручик А. Пильх. В ноябре его заменил майор В. Пелка, направленный Главным командованием АК из Варшавы. А. Пильх стал его заместителем. Организатор батальона Каспер Милошевский, которого хорошо знали советские партизаны, стал заместителем командира по связям с советским сопротивлением.

Все эти перемещения и особенно появление в пуще эмиссаров из Лондона и Варшавы не остались без внимания полковника Д. Армянинова, о чем он незамедлительно доложил В. Чернышеву. В это время увеличивается число вооруженных столкновений между аковцами и партизанами. Первые выступали в роли «защитников» польского населения от «большевистско-жидовских банд», вторые считали себя хозяевами на советской территории. 18 ноября 1943 г. польским подразделением уланов под командованием З. Нуркевича («Ночь») в д. Дубники Ивенецкого района были разоружены и расстреляны 10 партизан из еврейского отряда № 106 под командованием Ш. Зорина[30], которые приехали сюда проводить заготовку продуктов.

Барановичский обком партии и Ивенецкий межрайцентр стремились подчинить себе польский батальон АК, а также парализовать всю польскую конспиративную сеть в Ивенце, Ракове, Столбцах и других населенных пунктах Барановичской и Виленской областей. В выполнении этой задачи большую помощь чекистам оказал задержанный партизанами весной 1943 г. член польской подпольной организации офицер АК Адам Свенторжецкий. Он, сломавшись на допросах, выдал подробные данные о структуре и составе конспиративной сети, ее целях и задачах, о печатных изданиях, руководителях организации, о ее связях с центрами в Вильно и Варшаве. Согласно показаниям А. Свенторжецкого, руководители организации рассчитывали на разгром немцев и одновременно на ослабление Красной Армии. Они надеялись, что в подходящий момент удастся перегородить путь Красной Армии и не дать ей вновь занять Западную Украину и Западную Беларусь{159}.

В докладной записке В. Чернышева на имя П. Пономаренко говорилось:

«Свенторжецкий нами использован для специальной работы и дает положительные результаты по разложению польских формирований, а также ценные сведения о поляках. Спецгруппа Свенторжецкого[31] уничтожила ряд агентов польской контрреволюционной организации».

Далее в докладной сообщалось:

«нами арестован руководитель подпольной организации Воложинского уезда Т. А. Корсак, с которым ранее был связан Свенторжецкий. Корсак был взят нами под видом ареста немецкой жандармерией. Следствие продолжаем вести. Корсака возможно использовать в дальнейшей работе»{160}.

Но Корсак, пройдя через жесточайшие пытки, отказался дать подписку о сотрудничестве начальнику Особого отдела бригады им. В. Чкалова Д. Зухбе и в октябре 1943 г. был расстрелян.

10 октября 1943 г. уполномоченный ЦК КП(б)Б и БШПД по Ивенецкому межрайцентру Г. Сидорок («Дубов») в сопровождении своего начальника штаба майора Р. Василевича и охраны из 12 человек прибыл на базу польского батальона АК, которая находилась недалеко от д. Кромань в урочище Прудичи — Млынок Налибокской пущи. По его требованию был собран личный состав батальона для беседы. Полковник Г. Сидорок призвал аковцев к совместной борьбе с оккупантами в составе Ивенецкого партизанского соединения и поставил перед ними боевые задачи. Но, как позднее вспоминал А. Пильх, это пропагандистское выступление не нашло поддержки у присутствующих{161}.

12 октября Г. Сидорок и Р. Василевич подготовили следующий приказ:

«1. Сего числа польский национальный отряд им. Т. Костюшко в боевом и национальном отношении подчиняю командованию соединения и ввожу в состав соединения как боевую партизанскую единицу.

Подтверждаю задачи, поставленные мною отряду 10.Х.43 г.:

а) вести повседневную разведку немецких войск, установить численность гарнизонов, нумерацию частей, передвигающихся по железным и шоссейным дорогам. Разведывательные данные предоставлять один раз в декаду, особо важные немедленно;

б) до конца октября спустить под откос не менее 3-х вражеских эшелонов;

в) …уничтожить не менее 15 автомашин;

г) …уничтожить не менее 15 км телефонно-телеграфной связи;

д) разложить или уничтожить не менее 3-х полицейских участков.

3. Район действия отряда Столпецкий, где разрешаю проведение хозяйственных операций. Диверсионно-подрывную работу проводить на железнодорожной магистрали Минск — Барановичи, Минск — Молодечно»{162}.

Однако командование батальона, проигнорировав «процентовку» советского полковника, отказалось выполнить этот приказ и продолжало подчиняться штабу Новогрудского военного округа в г. Лида.

В то же время аковцы не хотели открыто вступать в конфликт с советскими партизанами, сохраняя видимость своей лояльности и поддерживая с ними информационную связь. Таким образом, с одной и другой стороны велась двойная игра: жертвы и будущие убийцы пожимали друг другу руки. Комбат В. Пелка 18 октября 1943 г. направил в штаб Новогрудского округа следующую информацию:

«Положение наше в отношении с советскими партизанами не изменилось. Они показывают вид хорошего отношения к нам, мы к ним то же самое, а в действительности друг друга обманываем»{163}.

Накануне 26-й годовщины Октябрьской революции (6 ноября 1943 г.) командование польского батальона направило на имя полковника г. Сидорка письмо, в котором поздравляло его и всех советских партизан с большим праздником. 8 ноября Г. Сидорок письменно поблагодарил командование польского батальона за поздравление и пожелал батальону больших успехов в борьбе с немецкими оккупантами. (Письмо Г. Сидорка было направлено на имя К. Милошевского, хотя в это время командование батальона уже сменилось, о чем отправитель не знал. — А. Т.) «Бейте врага так, как бьет его сегодня славная польская дивизия имени Т. Костюшко, первая ворвавшаяся вместе с чешскими и русскими солдатами в наш родной цветущий Киев»{164}, — такими словами заканчивалось письмо. Это был, кажется, последний, как отмечает в своем исследовании белорусский историк A. Хацкевич, «любезный» обмен письмами между руководителями советских партизан и командованием батальона АК»{165}.

Отношения продолжали обостряться. Чернышев разрабатывает план разрушения польского формирования. Москва, как мы уже отмечали, дала на это свое добро. Из шифротелеграммы начальника ЦШПД, секретаря ЦК КП(б)Б П. К. Пономаренко секретарю Барановичского обкома КП(б)Б B. Е. Чернышеву от 16 мая 1943 г.:

«По вопросу отношения к польским формированиям днями получите подробные указания. Сейчас старайтесь тщательно изучить их политические намерения, тактические приемы борьбы, организационную структуру снизу доверху, фамилии руководителей и их партийную принадлежность. О всех новых добытых вами данных по этим вопросам радируйте немедленно»{166}.

Теперь, когда разведка боем была проведена, Барановичский подпольный обком КП(б)Б и Ивенецкий межрайцентр, подчиняясь П. Пономаренко, стали тайно готовиться к операции по разоружению. Сохранился приказ № ОП 215 от 24 ноября 1943 г., подписанный Г. Сидорком. В нем в категорическом тоне высказывалось требование, чтобы командир польского батальона вместе с перечисленными офицерами 25 ноября прибыл в штаб бригады им. Фрунзе, которая размещалась недалеко от лагеря аковцев{167}. Однако остался невыполненным. Тогда было решено под благовидным предлогом пригласить поляков на базу советских партизан и расправиться с ними. 27 ноября Г. Сидорок направил в штаб батальона приглашение всем офицерам штаба прибыть 30 ноября к нему на «военное совещание». По просьбе польской стороны это «совещание» перенесли на 1 декабря.

30 ноября Г. Сидорок подписал строго секретный приказ «О разоружении отряда имени Т. Костюшко».

Вот его полный текст:

«На основании радиограммы тов. Пономаренко и указания Облцентра (В. Чернышева — «Платона». — А. Т.) приказываю отряд польских легионеров Милошевского обезоружить.

Для чего:

1. Командиру бригады им. Сталина тов. Гулевичу, комиссару т. Мурашову с двумя отрядами (им. Чапаева и им. Суворова) к 7 часам утра 1-го декабря сосредоточиться на опушке леса западнее дер. Нестеровичи по дороге Нестеровичи — Древезно, где оставить засаду для прикрытия своего тыла и задержания легионеров, направляющихся в лагеря, а остальным к 9 часам утра 1-го декабря направиться в польские лагеря и окружить отряд с востока и юго-востока.

а) остальным силам бригады провести полное разоружение легионеров в районе своего действия.

2. Командиру бригады им. Фрунзе т. Ключко, комиссару т. Коробкину выступить с бригадой к 7 часам 1-го декабря и сосредоточиться в районе Смолярня — Щекучая. К 9 часам утра 1-го декабря окружить польский лагерь в районе Древезна с северо-запада, увязав свои действия с Жуковской бригадой (бригада имени Г. Жукова. — А. Т.), действующей по дороге Кромань — Древезна.

3. Командиру бригады им. Чкалова т. Грибанову, комиссару Казаку направить в район своего действия специальные группы по разоружению легионов. Разоружение проводить 1 декабря с 7 часов утра.

4. Командиру бригады им. Щорса тов. Ключнику, комиссару тов. Леванкову обезоружить группу польских легионеров Янковского, действующих в районе Волма.

5. Всех задержанных и разоруженных легионеров доставлять в польские лагеря, расположенные в районе Древезной.

6. Всю работу по подготовке и проведению данной операции держать в строгом секрете»{168}.

Приказ был своевременно доведен до всех подчиненных, продублирован ими и надлежащим образом исполнен. Когда утром 1 декабря 1943 г. пять офицеров — В. Пелка, К. Милошевский, В. Пархимович, Е. Лось, Ю. Бобровницкий — в сопровождении 11 уланов выехали на «военное совещание», на которое их пригласил полковник Г. Сидорок, то по дороге они были обезоружены и арестованы. Одновременно был оцеплен польский лагерь и разоружены аковцы, которые там находились. Были захвачены богатые трофеи и штабная документация. При этом было убито 10 и ранено 8 аковцев. Был также ранен и советский партизан{169}.

Смерть в этот день обошла стороной хорунжего З. Нуркевича, который в составе своего эскадрона, насчитывающего 20 человек, находился за пределами пущи. Не меньше повезло и группе аковцев во главе с А. Пильхом — а это 20 человек — чудом выбравшимся из окружения. Через несколько дней эти группы объединились и стали разоружать небольшие группы советских партизан. У одного из захваченных ими командиров взвода отряда им. Чапаева бригады им. Сталина Д. Феоктистова был обнаружен секретный приказ о разоружении польского батальона, который командование партизанской бригады им. Сталина отдало 30 ноября 1943 г. своим отрядам на основе приказа Г. Сидорка{170}. Копия этого документа тут же поступила в штаб Новогрудского округа АК в г. Лида, оттуда Главному командованию АК в Варшаве, которое по радио передало текст приказа в Лондон, где он был опубликован в газетах{171}. Д. Феактистов вместе с другими партизанами был отпущен, но 10 декабря 1943 г. по приказу штаба бригады им. Сталина расстрелян. Почему был казнен советский офицер, который, казалось, заново родился, вырвавшись из польского плена? Ответ на этот вопрос мы нашли в тексте приказа, который был изъят аковцами у партизанского командира и фрагменты из которого мы приведем:

«Совершенно секретно.
Экзм. № 7
Оглашать раньше указанного срока наказуемо.
Боевой приказ. 30 ноября 1943 г. — 15 часов.
Командирам и комиссарам партизанских отрядов бригады имени Сталина. Во исполнение приказа начальника ЦШПД при Ставке Главного Командования Красной Армии генерал-лейтенанта П. Пономаренко и уполномоченного ЦК КП(б)Б при Барановичском обкоме КП(б)Б генерала В. Чернышева.

1.12.1943 г. огласить пунктуально в 7 часов утра и во всех занятых пунктах районов приступить лично к разоружению всех польских легионеров (партизан). Изъятое оружие и документы зарегистрировать, а всех легионеров, вместе с изъятым оружием, доставить в польский отряд Милошевского, который находится в районе дер. Нестеровичи Ивенецкого района.

В случае сопротивления во время разоружения со стороны легионеров (партизан) расстреливать на месте.

С момента получения настоящего приказа его следует немедленно разослать совершенно секретной корреспонденцией для использования в оперативных районах ваших отрядов, рот и взводов для его исполнения. Приказ подлежит содержать в строжайшей тайне.

За разглашение этого приказа командиры отрядов будут нести личную ответственность:

Командир бригады имени Сталина полковник Гулевич И. И.

Комиссар бригады имени Сталина подполковник Мурашов А. Г.

Начальник штаба бригады имени Сталина подполковник Карпов И. К. Экзм.

№ 1 — в архив

№ 2 и 3 — отряд «Большевик»

№ 4 и 5 — отряд им. Суворова

№ 6 — отряд им. Чапаева

№ 8 — отряд им. Буденного

№ 9 — отряд им. Рыжака

№ 10 — отряд им. Октябрьской Революции.

МП [печать бригады имени Сталина]»{172}.

Всего 1 декабря 1943 г. было обезоружено более 200 аковцев, из них 147 были включены в состав бригады им. Фрунзе, часть попала в бригады им. Сталина и Первомайскую.

5 декабря 1943 г. В. Чернышев под грифом «Совершенно секретно. По прочтению сжечь» направил письмо уполномоченным ЦК КП(б)Б по Ивенецкому, Столбцовскому, Лидскому, Щучинскому, Слонимскому межрайцентрам, в котором упоминал директиву П. Пономаренко по вопросам взаимоотношений партизан с польским подпольем, а также проанализировал причины и итоги разоружения польского батальона, проведенного 1 декабря 1943 г. Отмечалось, что части аковцев удалось избежать разоружения и скрыться. Он потребовал от командования партизанских бригад и отрядов максимального повышения «бдительности и усиления боевой деятельности, чтобы впредь не допускать провокационных и антисоветских действий польских националистов. Неуклонно руководствуясь указаниями П. К. Пономаренко, — подчеркивал В. Чернышев, — польские группы, ведущие борьбу с нами, беспощадно уничтожать…»{173}.

И надо сказать, что беспощадно, с особой лютостью, без жалости, уничтожали… белорусов. Согласно неполным данным, которые приводит в своем исследовании, посвященном деятельности АК в Беларуси, отечественный историк А. Литвин,

«с весны 1943 по июль 1944-го на территории Барановичской области советскими партизанами было расстреляно боле 500 местных жителей за сотрудничество с АК»{174}.

Одним из составных элементов борьбы с отрядами АК стал кровавый террор советских партизан против мирного населения. Гибли тысячи ни в чем неповинных людей. И гибли не от пуль оккупантов, а от рук «народных мстителей». В период времени 1943–1944 гг., на который ссылается А. Литвин, в области «борцы с нацизмом» казнили более 7 тыс. граждан: за сопротивление реквизициям и грабежам, за нежелание вступать в партизаны. Только одна бригада им. Ворошилова[32] сожгла по январь 1944 г. 111, а отряд им. Суворова[33] с мая 1942 по октябрь 1943-го — 46 фольварков{175}.

Но вернемся вновь в 1943 г. 5.12.1943 г. Г. Сидорок приказал командиру бригады им. Фрунзе С. Ключко обеспечить разоружение отрядов Армии Крайовой. Выполняя приказ, комбриг с отрядом им. Фрунзе выехал в д. Куль Ивенецкого района, недалеко от которой, согласно данным разведки, находились поляки. Тут партизаны разместились на ночлег. В ночь с 6 на 7 декабря аковцы, сняв часовых, напали на них, ворвались в дом, где находился штаб. На месте были расстреляны командир отряда И. Иванов, начальник штаба В. Губа, начальник Особого отдела Котов, два офицера получили ранения. Семь партизан во главе с заместителем командира отряда по разведке аковцы, обезоружив, взяли в плен, но потом отпустили{176}.

Сохранилась собственноручная записка В. Чернышева уполномоченному ЦК КП(б)Б и БШПД по Ивенецкому межрайцентру Г. Сидорку, датированная не позднее 5–6 декабря 1943 г. Приводим ее текст с небольшими сокращениями:

«Т. Дубов. Операцию (по разоружению АК. — А. Т.) провел замечательно. Это очень хорошо. Я ожидал, что это придется проводить с большой кровью. Бригада Чкалова выходит на прочистку района от белопольских банд. Надо, во что бы то ни стало, быстрее накрыть конную группу (под командованием З. Нуркевича. — А. Т.).

Для сортировки бывших польских партизан, а также тщательного следствия создаю специальную комиссию под твоим руководством во главе с т. Зухба и Степченко. Надо быстрее закончить следствие. Запросил т. Пономаренко о том, как поступать с главарями. Сейчас их надо крепко охранять. Прошу срочно сообщить все данные на главарей польской банды.

Взятых в отряды поляков держать группами (пока без оружия) под руководством наших командиров. Часть надо завербовать и отпустить домой. Сволочь, особенно полицию, помещиков, осадников надо стрелять. Но чтобы от этом никто не знал. Потихоньку. Платон»{177}.

Арестованные польские офицеры Вацлав Пелка («Вацлав»), Каспер Милошевский («Левальд»), Юлиан Бобровницкий («Клин»), Валентин Пархимович («Вальдан»), Здислав Кахутницкий («Иква», «Гром»)[34], Матей Ржевутский («Затор»), Сергей Гаворка («Витольд»), Фадей Мигач («Мита») и Владислав Скроский (командир взвода, адъютант командира батальона. — А. Т.) были обвинены в разоружении и убийствах советских партизан и в других преступлениях против Советской власти (за убийство белорусского населения советские партизаны не судили).

«Выше поименованные обвиняемые, — говорится в заключении комиссии, которая была создана для проведения следствия, — на допросах отрицали свою виновность в предъявленных им обвинениях, однако материалами предварительного следствия, документами, изъятыми в штабе батальона № 331, а также частичными их собственными признаниями они полностью изобличаются в контрреволюционно-националистической деятельности, направленной против Советской власти и на восстановление бывшего польского государственного строя в его границах до 1939 года»{178}.

Всех их приговорили к расстрелу. Но В. Пелка, К. Милошевский, Ю. Бобровницкий, Л. Рыдзевский, Е. Лось не были казнены, а по приказу П. Пономаренко в конце 1943 г. спецрейсом, прибывшим из Москвы, этапированы на Лубянку[35].

Тем временем бывшие аковцы, поняв, куда они попали и что их ожидает, начали покидать советские отряды, при этом с оружием. 7 декабря Г. Сидорок в своем приказе № 49 констатировал факты дезертирства бывших аковцев и запретил давать оружие тем, кто еще остался, потребовав не посылать их на «все виды операций». Начальникам Особых отделов бригад и отрядов поручалось провести детальную проверку всех бывших аковцев и «отъявленных сволочей расстрелять, а из числа проверенных и преданных нам поляков подобрать агентуру»{179}.

Подпольный обком особенно волновал вопрос о неудавшемся разоружении 1 декабря 1943 г. польских отрядов во главе с А. Пильхом и З. Нуркевичем. На базе их был возрожден 331-й батальон АК под командованием подпоручика А. Пильха («Гура»).

В. Чернышева также насторожили контакты руководства АК с национал социалистами. Советская разведка знала, что немцы, стремясь активизировать местные силы в борьбе с чернышевцами, с конца 1943 г. стали использовать конфликт АК с партизанами.

«Запись беседы с командиром польского легиона в районе Ивенец старшим лейтенантом Гурой, состоявшейся 4.02.1944 г. в г. Столбцы в квартире руководителя ЦТО[36] Нойбюргера.

Присутствовали: обер-лейтенант Альбрехт, майор Бодевиг, лейтенант Штайгер, как переводчик, польский ст. лейтенант Гура, два польских лейтенанта и Нойбюргер, тоже как переводчик.

Польский ст. лейтенант Гура сообщил:

Моя штаб-квартира располагается в дер. Старжинки, 3 км юго-восточнее Ивенца. Численность моего легиона в настоящее время составляет 8 офицеров и 300 рядовых, из них 100 чел. кавалеристов. Из оружия я располагаю: 270 винтовок (35 голландских, 30 немецких, остальные русские), 14 пулеметов (1 французский, 13 русских), 17 автоматов (2 немецких, 15 русских), 15000 патронов.

От СД я получил 18000 патронов, 28.12.1943 я имел беседу с штандартенфюрером СД из Минска (фамилию не знаю). Последний направил мне боеприпасы и отдал распоряжение о снабжении меня продовольствием жандармерии в Ивенце.

Со своими людьми я охраняю следующие районы: от линии Ивенец — Раков примерно 15 км на север и на юг до р. Сулла: 64-4, 64-2, 65-8. На востоке мой район ограничивается бывшей польско-советской границей, на западе — Налибокской пущей. И мне известно о существовании еще трех польских легионов. В частности в Вильно, Ошмянах и Лиде.

О советских бандах могу сообщить следующее (см. приложение). Я предлагаю немецкому вермахту: мне по силам довести численность моего легиона до 1000 чел. Из них я могу часть сделать кавалеристами. Я хотел бы предоставить свой легион в распоряжение германского вермахта для борьбы с советскими бандами. Я предлагаю для охраны семей в районе моей мобилизации примерно 500 чел. оставить в районе Ивенца. С остальными 500 чел. я готов участвовать в активной борьбе с советскими бандами.

Из вооружения мне необходимы карабины, автоматы, в особенности из тяжелого оружия минометы калибра 50 мм, а если возможно, то и легкие противотанковые орудия. Кроме того, мне срочно необходимы ракетницы, патроны и ручные гранаты. Я в состоянии обучить моих людей владению всеми видами оружия. Из обмундирования желательно получить сапоги или ботинки и брюки. Я предлагаю сохранить моим людям польскую форму. Кроме того, я ощущаю недостаток в перевязочном материале, картах и компасах.

В районе теперешнего действия не имею телефонной связи, так как линия связи постоянно разрушается. Для работы на рации у меня нет кандидатов на радистов.

На всякий случай прошу известить меня через г-на Нойбюргера, руководителя ЦТО в Столбцах. Мне стало известно, что в Барановичах и окрестностях служащие моего легиона арестованы службами белорусского СД. Проведены эти аресты по приказу СД или белорусская СД [37] по своей инициативе старается подорвать мой легион, мне не известно. Но кажется, что скорее всего последнее. Эта мера действует на моих людей угнетающе. Я прошу прекратить эти аресты.

ПРИЛОЖЕНИЕ:

Касается: беседы с руководителем польского легиона ст. лейтенантом Гурой. О распределении большевистских бандитских групп в районе действия польского легиона ст. лейтенант Гура сообщил следующее:

Командующим Барановичской зоной является генерал-майор Платон (псевдоним В. Е. Чернышева. — А. Т.), находящийся в бригаде имени Чкалова. Бригада Чкалова насчитывает примерно 1000 чел. и располагается северо-западнее Ивенца. Командиром соединения советских партизанских бригад для Ивенецко-Налибокской зоны является политрук Дубов (советская фамилия Сидорок), бывший секретарь большевистской партии. Начальником штаба является майор Василевич, находящийся в бригаде им. Сталина. Командиром бригады им. Сталина является полковник Гулевич, начальником штаба — полковник Карпов. Бригада насчитывает свыше 1500 чел. и располагается недалеко от Налибок.

Бригада «1 Мая» насчитывает примерно 1500 чел. и действует в районе Барановичи — Новогрудок — Слоним. Командир не известен.

Бригадой «Жукова» командует капитан Москалев. Комиссаром назначен Прокофьев. Сфера деятельности бригады простирается в район восточнее и юго-восточнее линии Деревно — Рубежевичи.

В районе Налибок располагаются две еврейские банды, в частности банда Зорина численностью в 600 чел., из которых примерно 150 чел. способны носить оружие, и банда Бельского численностью примерно в 450 чел., из которых примерно 150 чел. боеспособны.

В том же районе располагается бригада «Суворова», насчитывающая примерно 500 чел. и пополняющаяся дальше. В районе Волмы располагаются две партизанские группы, в частности бригада «Щорса» численностью в 1000 чел. и специальная бригада под командованием Морозова, выполняющая специальные задания и полицейские задачи внутрибандитской деятельности. Банда очень активна.

ДАЛЕЕ СТ. ЛЕЙТЕНАНТ ГУРА СООБЩИЛ СЛЕДУЮЩЕЕ:

В январе месяце от жителей дер. Дудка (южнее Ивенца) легион узнал, что там находится партизан. Речь шла о начальнике разведки генерал-майора Платона. Легион окружил дом, где находился партизан, и расстрелял начальника разведки […]

Убитый имел при себе записи о СД в Барановичах. Среди прочих указывалась фамилия начальника СД в Барановичах, численность личного состава, вооружения. Из записей стала известна фамилия партизанского агента СД в Барановичах и, кроме того, сделана пометка, что белорусская СД в Барановичах при благоприятном случае перейдет к бандитам. В ходе допросов гражданских лиц было установлено, что начальник разведки за день до этого встречался со служащим белорусской СД в Барановичах, который, видимо, и передал ему эти сведения. Легион все это довел до сведения жандармерии в Ивенце, которая, однако, заявила, что не может арестовать этого служащего СД, а только наблюдать за ним.

Для популяризации польского легиона в пропагандистском отношении необходим пропагандистский материал на польском языке и пишущая машинка с польским шрифтом.

Подписал Штайгерт, лейтенант и адъютант»{180}.

Первым из офицеров АК, кто «заключил перемирие» с национал социалистами, стал А. Пильх. Известна точная дата: 9.12.1943 г. Батальон А. Пильха, получив от национал социалистов оружие и обмундирование, разместился в радиусе 3–6 километров вокруг Ивенца в деревнях Старынки, Гилики, Шакути, Камень и превратился в небезопасную для партизан В. Чернышева силу.

Много десятилетий спустя, уже после Второй мировой войны, польские историки станут утверждать, что контакты офицеров АК с национал социалистами — самодеятельность на местах. И как аргумент будут ссылаться на телеграмму Верховного Главнокомандующего от 17 января 1944 г.:

«Оружие у немцев надлежит добывать (силой), но не принимать от них в качестве дара. Ожидаем доклада, кто виноват и какое понес наказание…»{181}

Доклады шли и в Варшаву и в Лондон. Тем не менее оружие у национал социалистов поляки продолжали брать и дальше. Вторым офицером АК, после А. Пильха, кто пошел на сотрудничество с германскими спецслужбами, был командир Наднеманского соединения АК подпоручик Юзеф Свида («Лех»). Польский офицер подписал «мировую» в г. Лида, после чего на протяжение января — марта 1944 г. получил 5 обозов с оружием.

Оба офицера — А. Пильх и Ю. Свида, «действовали с одобрения командующего округом»{182}. Сам К. Готтберг, выступая 1 марта 1944 г. на конференции в Министерстве восточных областей, не скрывая немецко-польских контактов, сообщил: «четыре недели назад перешли на нашу сторону три польских отряда и вначале хорошо воевали»{183}. Резонно также предположить, что в результате сотрудничества АК с национал социалистами наметились серьезные проблемы в проведении мобилизации в Белорусскую краевую оборону. Особенно на территории округа Лида, районов Узда, Ивенец, Воложин, Браслав, Мядел, Козловщина и части Деречинского района»{184}.

С приближением Красной Армии к границам Беларуси польское эмигрантское правительство разработало план операции «Буря», военные и политические цели которого излагались в «Правительственной инструкции для страны» от 27 октября 1943 г. Перед АК ставилась задача по мере отступления немецких войск овладеть освобожденными районами, чтобы советские войска заставали там уже сформированные аппараты власти, подчиненные эмигрантскому правительству. В операции предполагалось задействовать солдат и офицеров Новогрудского военного округа АК. Это оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения Сталина. Машина ликвидации была запущена.

9 декабря 1943 г. В. Чернышев направил приказ командирам партизанских бригад им. Жукова, им. Дзержинского, им. Сталина, им. Щорса, им. Фрунзе, Особому казацкому отряду: «Банда белополяков под руководством Нуркевича, оставшись неразоруженной и действующая в районах деревень Шляшинщина, Курочки, Куль, под Волмой, Раковом, маентак (имение) Литва, Дудки (Ивенецкого района. — А. Т.) производит убийства и разоружение мелких групп наших партизан. Теперь стало известно, что Нуркевич — агент гестапо… Немцы заявили Нуркевичу — «веди борьбу с партизанами, а вас, польскую группу, трогать не будем…».

Приказываю вам силами ваших отрядов войти в указанные районы и во что бы то ни стало уничтожить белопольскую гитлеровскую банду.

Бригадам Щорса, Сталина, с привлечением бригады Морозова организовать проческу районов Ракова, Волмы.

Бригадам Жукова, Джержинского, Фрунзе и Казачьему отряду провести проческу районов Рубежевичей, Ивенец и под Волму.

Запретить передвигаться партизанам мелкими группами.

Операцию по организации разведки и уничтожению польско-немецкой группы начать немедленно по получению настоящего приказания»{185}.

11 декабря В. Чернышев направил письмо секретарям Ивенецкого и Воложинского подпольных райкомов партии Г. Сидорку и С. Кузнецову. В нем предлагалось провести ряд мероприятий среди бывших аковцев, которые находились в советских бригадах: провести собрания и беседы с ними и с местным населением «по разоблачению вражеской деятельности банды Нуркевича, создать мнение, что в ней находятся самые гнусные враги и агенты гестапо». Далее предполагалось задокументировать все факты, «изобличающие руководителей польского отряда», составить ряд документов в виде обвинительных актов, протоколов, обращений с подписями бывших аковцев, желательно на польском языке «написанных собственноручно, но проверенных Вами». Все эти документы необходимо было своевременно предоставить в обком партии{186}.

Междоусобная борьба советских партизан и их бывших польских «союзников» усиливалась с каждым днем. Партизаны отряда им. Кузнецова бригады им. Чкалова в декабре 1943 г. в д. Баровиковщина Ивенецкого района захватили и расстреляли трех аковцев{187}. Аковцы, в свою очередь, нападали на небольшие группы советских партизан, разоружали и расстреливали их. Например: в декабре 1943 г. на хуторе Толкачевщина они убили 5 партизан, в д. Шпаки Ивенецкого района за связь с партизанами расстреляли семью крестьянина Сенькевича{188}.

Только в декабре 1943 г. от рук аковцев погибли комиссар отряда им. Чапаева П. Кочетков, командир роты В. Бойцов, командир взвода М. Кондратьев, комиссар П. Данилов. В декабре 1943 г. — январе 1944 г. аковцы убили двух партизан из охраны Ивенецкого межрайцентра, трех — из бригады им. Жукова и т. д.

В январе 1944 г. немцы, как и обещали А. Пильху в Столбцах, издали за подписями З. Нуркевича и А. Пильха листовку на польском и русском языках «К партизанам Налибокской пущи» и из самолета разбросали ее над Налибокской пущей. В ней рассказывалось о предательском разоружении поляков-аковцев. Листовка призывала советских партизан вступить «в наши ряды для борьбы с большевистской заразой»{189}.

В ответ на это Барановичский подпольный обком КП(б)Б распространил по области свою листовку. В ней называли А. Пильха и З. Нуркевича «немецкими шпионами в польских мундирах» и призывали поляков и белорусов не выполнять их приказы, не оказывать никакой помощи, вступать в партизанские отряды, помогать Красной Армии освобождать родную землю. В листовке признавался факт разоружения «польских легионеров», но отрицалось, что было так похоже на большевиков, наличие совсекретных приказов об этом{190}.

Однако, несмотря на все меры, которые принимал генерал В. Чернышев, количество вооруженных людей в Столбцовско-Налибокском формировании АК с каждым днем увеличивалось.

Из разведсводки БШПД от 4 июня 1944 г.: «По данным на 20.04.1944 г. в Ивенецком районе действует белопольская банда Нуркевича (800 чел.), которая носит название батальона охраны при Ивенецкой жандармерии… при этом надевают белые нарукавные повязки с немецким орлом». В сводке сообщалось, что отряды АК действуют в Столбцовском и Несвижском районах (около 1600 чел., в том числе 500 всадников во главе с хорунжим Ламинским), а также в районе г. Лиды{191}.

Поступил приказ уничтожить укрепленный пункт АК в м. Камень Ивенецкого района, в котором насчитывалось более 100 человек. В ночь с 14 на 15 мая 1944 г. бригада им. Сталина напала на этот пункт. Бой длился несколько часов и часто переходил в рукопашный. В итоге, по данным советских партизан, было убито 71 человек, 23 ранено и 7 взято в плен, захвачен ротный миномет, 6 пулеметов, несколько автоматов и винтовок, много обмундирования. Согласно данным А. Пильха, аковцы потеряли 42 человека убитыми и раненными, а партизаны — 80 убитыми и раненными. Во время боя партизаны сожгли костел и другие постройки{192}.

В мае 1944 г. А. Пильх направил в штаб Ивенецкого партизанского соединения письмо, в котором угрожал, что за одного убитого партизанами поляка «сравняет с землей один колхоз за границей», то есть в соседних Заславском и Дзержинском районах.

Необходимо, кстати, упомянуть, что штаб В. Чернышева и Ивенецкий межрайцентр в 1944 г. направляли письма офицерам АК за подписью начальника Особого отдела бригады им. Чкалова полковника Д. Зухбы («Данилы»), в которых призывали аковцев отказаться от сотрудничества с национал социалистами и вновь вместе с советскими партизанами сражаться с общим врагом{193}. Однако польские офицеры на эти письма не ответили.

Усиление партизанских формирований промосковскими кадрами. Вооруженные формирования Барановичской области в своем развитии прошли пять этапов: 1) группы окруженцев; 2) отряды; 3) окружной антифашистский комитет Барановичской области (1942, председатель — старший лейтенант РККА Г. М. Картухин); 4) группа объединенных отрядов (1942); 5) особое совещание партизанских отрядов (ОСПО, 1942, руководитель — майор ГРУ РККА В. В. Щербина){194}.

1 сентября 1942 г. у Сталина состоялся прием руководителей партизанского движения, после которого появился один из основополагающих приказов наркома обороны «О задачах партизанского движения». Там говорилось:

«Партизанское движение должно стать всенародным. Этот значит, что существующие сейчас партизанские отряды должны не замыкаться, а втягивать в партизанскую борьбу все более широкие слои населения. Нужно наряду с организацией новых партизанских отрядов создавать среди населения проверенные партизанские резервы, из которых и черпать пополнения или формировать дополнительные новые отряды…»{195}

Правда, с организацией отрядов, как того требовал Верховный Главнокомандующий и нарком обороны, дела обстояли отнюдь не так гладко, как хотелось бы. Осенью 1942 г. Москва, стремясь подчинить себе все вооруженные формирования, действующие на территории Барановичской области, перебрасывает туда 10 организаторских групп{196} (по другим данным, 11 групп и отрядов общей численностью 171 человек{197}). Уполномоченным ЦШПД и ЦК КП(б)Б по Барановичской области Кремль утвердил секретаря обкома партии В. Е. Чернышева. Но достигнуть поставленных задач в этот раз не удалось. В апреле 1943 г. ЦК КП(б)Б направляет в область организаторские партийные группы во главе с офицерами Красной Армии и НКГБ В. Е. Чернышевым, Г. А. Сидорком, Е. Д. Гапеевым, С. П. Шупеней и Д. М. Армяниновым. Тогда же подпольный обком КП(б)Б своим решением создает соединение партизанских бригад и отрядов Барановичской области. Его возглавил Чернышев. Особое совещание партизанских отрядов упраздняется{198}. Таким образом Москва осуществила рокировку кадров. До конца оккупации каждый партизанский отряд и бригада являли собой следующую организационно-штатную структуру: командир, комиссар, начальник штаба, уполномоченный Особого отдела, помощник комиссара по комсомолу, заместитель командира по разведке. На все руководящие должности, начиная от командира отделения до командира отряда, назначались офицеры Красной Армии и спецслужб либо партийные и советские работники.

Физическое устранение руководителей партизанских отрядов и групп, которые не входили в сферу влияния Барановичского подпольного обкома КП(б)Б. Активность коллаборационистов — особенно в военной сфере — пугала сталинское руководство. Принимается ряд мер по их нейтрализации. При этом спецслужбы СССР использовали следующие методы: 1) ликвидация через структуры советского сопротивления (Ф. Акинчиц); 2) ликвидация через структуры польского подполья (Ю. Сакович); 3) устранение руками спецслужб национал социалистов (В. Гадлевский, А. Неманцевич); 4) стравливание руководителей вооруженных формирований друг с другом и другие (в следующей главе этот вопрос будет рассмотрен более подробно).

Ликвидация отдельных партизанских отрядов и групп, которые не подчинялись московскому Центру. Ликвидации вооруженных формирований, которые отвергли «помощь» Москвы, придавалось особое значение. О том, что их ожидало, можно судить на примере партизанского отряда Ивана Юшко, созданного в феврале 1942 г. на территории Слонимского района. И. Юшко был родом с хуторов Мошки, которые находились между деревнями Климовичи и Острово бывшего Слонимского повета (теперь — Зельвенский район). Не исключено, что он принимал участие в деятельности коммунистической партии Западной Белоруссии. Около 1935 г. он нелегально переходит в БССР и в родные места возвращается только во второй половине 1941 г., когда там уже размещались гарнизоны вермахта. Можно предположить, что Юшко содержался в тюрьме или лагере НКВД, откуда сумел вырваться в начале войны.

Сведения о И. Юшко крайне скудны. Достоверно известно, что ему было 45 лет, своей семьи не имел, его брата Павла расстреляли немцы, но жива была еще сестра Екатерина и ее сын Владимир.

Первоначально отряд Юшко насчитывал 9 бывших бойцов Красной Армии из Голей. Но уже весной в отряд массово пошла сельская молодежь. Согласно архивным данным, в начале мая 1942 г. в «Голенской группе» (так ее называли окруженцы, отсиживающиеся в лесах, а местное население — «отряд шута») насчитывался 21 человек (по другим данным — 16){199}. Вначале отряд базировался около деревни Едначи, а потом перешел в район Дубровки и Острово. Ряды его стремительно росли.

Известно, что до конца мая 1942 г. отряд Юшко совершил нападение на полицейский участок в д. Голынка, на имение Репничи (в последнем случае захваченный скот и хлеб раздали крестьянам), разбил несколько пунктов приема молока у населения. Известны также нападения на Сынковичский спиртзавод и другие боевые операции отряда, насчитывающего к концу июня более 100 человек. В их числе находились и бывшие командиры РККА, которым не нравилась националистическая направленность деятельности Юшко. Понятно, что не без подсказки референтов ЦШПД отряд распадается на три группы. Одна из них под командованием старшего лейтенанта РККА Б. Булата ушла в сторону Дубровских лесов, группа П. Булака пошла в лес Бурелом около Острова. Группа Юшко осталась на месте.

10 июля 1942 г. состоялось совещание командиров советских партизанских групп, на котором создается отряд во главе с Б. Булатом. В конце лета 1942 г. Булат и его заместитель Булак, вступив в сговор, попытались отстранить Юшко от командования отрядом. Но произошло то, что советские офицеры не смогли предвидеть. Как свидетельствуют очевидцы, «партизаны уважали Ивана и почти все перешли к Ивану Юшко»{200}. После этого и появился план убийства. Булат и Булак пригласили Ивана на переговоры. Юшко приехал в район д. Острова, где его уже ждали советские партизаны. Там он был убит, а его адъютант, отстреливаясь, сумел оторваться от погони.

Трагично сложилась и судьба соратников Юшко. Все они, судя по сообщению Н. Правдика, бывшего советского партизана отряда им. Пономаренко, были расстреляны{201}.

Второй такой случай произошел с белорусским национальным партизанским отрядом атамана Левона, который действовал на севере Слонимского и юге Козловщинского районов{202}.

Использование детей в качестве приманки при выполнении боевых задач. Данный прием широко применялся подчиненными генерала В. Е. Чернышева. Из воспоминаний Г. Траецкого, бойца партизанского отряда им. Орджоникидзе:

«Не единожды нас, малышей, использовали в военных целях. Борис Безрукий (так называли партизаны командира бригады «Вперед» Героя Советского Союза Б. А. Булата. — А. Т.) никак не мог выманить полицейских из одного гарнизона. Гарнизон был укреплен земляным валом, дотами. И вот Безрукий придумал такое: партизаны устроили засаду, а выманивать полицейских должны были мы, мальчишки. Дело в том, что за каждого пойманного еврея немцы сулили большую награду: корову, деньги. Вот мы и должны были появиться возле деревни и громко ругаться по-еврейски. Нас использовали как приманку».

Разумеется, один случай погоду не делает. Но все дело в том, что подобные факты были отнюдь не единичны и имели место не только на территории Барановичской области. Советские партизаны и их советские идеологи осознанно и, что важно, массово использовали детей в годы войны, тем самым обрекая их на верную гибель.

Из воспоминаний Г. Артюшкевич:

«В середине шестидесятых годов узнал об ужасном факте из истории войны. Мы, старшеклассники 9-й витебской школы, создали «Клуб интересных встреч» и пригласили выступить с воспоминаниями Надежду Богданову, которая подростком в годы войны была партизанской связной. Она рассказала, что являлась воспитанницей детского дома, и когда началась война, из детей, которые не имели родных, была создана диверсионная группа. Младшему из «диверсантов» было всего восемь лет, старшему — четырнадцать, Надежде — двенадцать. Их быстро научили пользоваться взрывчаткой, переправили в Витебск и в первую же ночь в руинах костела группа стала готовиться к диверсиям. Уставший восьмилетний мальчик сделал что-то не так, раздался взрыв, и почти все дети погибли. Надежда выбралась из города, кружила по лесам, нашла партизан и стала связной. Однажды ее схватили гестаповцы, пытали, хотели расстрелять, но после бомбежки тюрьма была разрушена и ей удалось бежать.

Через некоторое время до нас дошли слухи, что Богдановой дали новую квартиру, она выступает в других школах, но рассказ ее звучит совсем по-другому: двенадцатилетняя девочка сбежала на фронт, но почему-то оказалась в партизанском отряде. Однажды мы случайно встретились с Богдановой, и она рассказала, что ей приказали, причем в жесткой форме, придерживаться именно этой версии. Богданова плакала и повторяла: «Поверьте, вам я тогда говорила правду!» (Народная воля. 2005. 27 июля. С. 3.)

Глава II. Территория страха.

Овеянное героическими легендами, и всевозможными мифами, отфильтрованными и утвержденными в самых высоких партийных кабинетах, советское партизанское движение времен Великой Отечественной войны преподносится современной официальной историографией как нечто незыблемое и беспорочное, прямо, как жена Цезаря. Однако наше исследование предполагает объективное освещение всех сторон этого движения, как положительных, так и отрицательных. Этим отрицательным является, в первую очередь, царивший в партизанской среде культ уголовщины и махрового антисемитизма.

Как пишут очевидцы тех событий, жизнь в лесу, в партизанских отрядах, была сродни «жизни среди уголовников»{203}. Воинская дисциплина во многих отрядах была категорией достаточно условной. Своеволие командира — правом. Расстрелы за мелочь — обыденная вещь. Жизнь человеческая не стоила и ломаного гроша. Отдельные командиры, — отмечается в книге «Ненависть, спрессованная в тол», — стремясь, очевидно, утвердить свой авторитет, шли на преступный шаг и без суда и следствия, без доказательств виновности приговаривали бойцов к расстрелу»{204}.

Сезон охоты на белорусов.

Жестокость у партизан была в цене. Командир — садист — на вес золота. У «защитников» белорусского народа жестокости было даже больше, чем требовалось. И по этой части они ни в чем не уступали национал социалистам. Логика у «народных мстителей» была «классовой»: то, что разрешалось им, другим инкриминировалось как преступление.

Современная историография обходит молчанием такой вопрос, как моральный облик советских партизан. Между тем документальные материалы зачастую свидетельствуют о полном его отсутствии. И в первую очередь у партизанских руководителей. Низовое звено подражало высшему, ведя нередко образ жизни, вызывающий всеобщее возмущение.

Имеющиеся в нашем распоряжении многочисленные архивные документы, правдиво характеризуя пороки народных мстителей, свидетельствуют о том, что представители Большой земли бесчинствовали в городах и селах, нападали на ремесленников, мешали им спокойно работать или торговать, совершали грубые насилия над населением, преследовали неугодных.

В. Анушкевич в своей статье «Я не мог терпеть этой системы», опубликованной в белорусском журнале «Veritas» (Минск. 2004. № 1. С. 20), знакомит читателей со следующими биографическими фактами:

«Такого позора и страха, как тогда, когда я находился в партизанах, мне испытывать больше никогда не приходилось. Они, советские партизаны, вытворяли страшные и дикие зверства. Расстреливали безвинных людей, крестьян. Приходили в хату — лежит старая и больная женщина. Ее насиловали, потом насиловали ее детей малых, избивали, крали, забирали последнее. И ставили метки в домах белорусов — «делали по малому».

До такого, наверное, не додумались бы и самые отъявленные головорезы.

Насилием и грабежами занимались практически все партизаны. Особенно неистовствовали они в небольших населенных пунктах, где отсутствовали немецкие гарнизоны. Случаи мародерства со стороны партизан зафиксированы документально. Так, референт СД обер-штурмбанфюрер СС Штраух, выступая в феврале 1943 г. на совещании в Минске, утверждал:

«Партизаны, переодевшись в немецкую форму или форму союзных стран, в том числе и офицерскую форму с Железными крестами I и II класса, неоднократно нападали на целые деревни, грабили их и убивали старост, председателей колхозов и других лиц, дружественно настроенных к немцам»{205}.

Как говорилось в отчете,

«в то время как одна часть партизан жила в отдаленных деревнях и кормилась за счет населения, другая часть находилась в постоянных лагерях и жила частью за счет сбрасываемых самолетами продуктов, частью производя разбойные набеги на сельское население… и с помощью угроз отнимая у жителей продукты и зимнюю одежду»{206}.

В отчете о развитии партизанского движения, составленном в июне 1943 г., Пономаренко вынужден был признать некоторые «перегибы» по отношению к жителям сел и деревень, указывая на:

«Необоснованные расстрелы и репрессии по отношению к населению. Непорядочное отношение к женскому населению при расположении некоторых отрядов в деревнях»{207}.

Как следует из воспоминаний бывшего бойца партизанского отряда Стрелкова (им. Суворова) М. Скипора,

«случаи бандитизма в отрядах были. Были люди, не брезговавшие совершить что-то аморальное. Был у нас такой Зорин, за которым водились «грешки». Его неоднократно ловили на мародерстве, издевательском отношении к крестьянам. Причем отбирал он все подряд, с надобностью и без нее. Однажды он пьяным завалился в школу и начал при детях оскорблять учителя. После чего взял журнал и начал исправлять плохие оценки на пятерки. Хотя это было далеко не худшее, что он делал. Был случай, когда группа партизан во главе с командиром одного из отделений тайно покинула отряд и пустилась на вольные хлеба. Они «гастролировали» по хуторам, пьянствовали, грабили беззащитных крестьян. Когда партизаны из отряда засекли их на одном из хуторов, дезертиры затеяли перестрелку. Некоторые из них погибли в бою. Остальных ждал суд, их морально наказали и вернули в отряд»{208}.

Несомненный интерес в освещении данной темы представляет книга Д. Мышанки «Кому жить и кому умереть…». В ней автор, в прошлом житель г. Барановичи, описывает свои долгие и мучительные похождения, связанные с побегом из гетто, поисками партизан и пребыванием в отряде.

«Первая «боевая» задача, — рассказывает Д. Мышанка, — была «бомбежка». Командир отряда выделил для этой цели десять партизан, которые, вооружившись пулеметом и винтовками, покинули лагерь. Вечером подошли к деревне. Группа осталась ждать в лесу, а старший группы с пулеметчиком ушли. Из села, к которому они приблизились, доносилась музыка.

— Там свадьба, — заметил командир группы.

— Будет, что выпить, — отозвался партизан с пулеметом.

Группа придвинулась к краю села. Командир оставил двух партизан для прикрытия на входе и выходе из села. Остальные восемь вошли в село.

Появление вооруженных людей на свадьбе напугало собравшихся. Гармонист перестал играть.

— Чего замолчал? — спросил его командир.

Хозяин застолья покорно предложил ему стакан водки.

— Бутылку, — ответил тот.

Пулеметчик пощупал сапоги гармониста и приказал:

— Снимай!

— Паночку-браточку, — умолял гармонист, — это моя единственная пара. Не забирайте сапоги.

Пулеметчик взвел затвор пулемета:

— Снимай, сказал тебе!

В это время остальные партизаны раздобыли две подводы и стали забирать у крестьян продовольствие. По дороге в отряд партизаны, завернув на хутор, куда заходили накануне вечером, оставили там отнятые у гармониста сапоги и получили взамен самогон»{209}.

А вот что рассказывает о советских партизанах на страницах «Комсомольской правды» некто Владимир Владимирович, который и сегодня, боясь гнева победителей, не рискнул назвать фамилию:

«На месте нашей квартиры было гестапо, и нам посоветовали идти к коменданту. Маме было страшно, но она пошла. Комендант выделил нам полицейского, и нам вернули велосипед, патефон, баян, даже кожаное пальто и швейную машинку. Потом это забрали партизаны»{210}.

О погромной деятельности «народных мстителей» хорошо знали в окрестностях. Население боялось встречи с ними. Ибо последнее означало одно — смерть.

Свидетельствует Д. Мышанка:

«Группа еврейских партизан, чей лагерь находился в Ляховичском районе, от жителей села Святица узнала, что бойцы из партизанского отряда, которым командовал Цыганков, убили братьев Липников — подпольщиков Барановичского гетто.

Евреи-партизаны взяли лопаты, лом, топор и пошли вдоль канавы в направлении села Святица, мимо сухого дуба и по приметам, которые им дали, пришли на то место, где было совершено убийство. Там лежали голые тела братьев Липников, трех молодых женщин — Ханы, жены младшего брата Матвея, тело молодой женщины, видимо подруги Аркадия, жену которого убили в первом погроме вместе с новорожденным ребенком, тело их старой матери, тело пятилетнего мальчика. Немного дальше они нашли тело самого Аркадия, убитого выстрелами в спину и голову. Рядом лежало нагое тело красавицы Ханы — с варварски разрезанным животом. «Это почерк Васьки-бандита[38], — поняли все. Такое мог сделать только он». Перед убийством ее изнасиловали»{211}.

Вот еще один пример на ту же тему.

«Двое партизан вошли в хату, двое остались ждать на улице. А те в хате, не требуя света, стали чиркать спичками и, сами себе подсвечивая, обшарили все углы, голый стол и особенно внимательно хозяйку и ее дочь на кроватях.

— Гм, сонное царство! Спят и в ус не дуют.

— А царевна — на славу!

— Да у этой голубки сок еще бурлит под кожей.

— Что вам от нас надо? — спросил ночных визитеров хозяин.

— Одевайся, голубчик! И ты, который там на печи.

На печи лежал, начиная колотиться от страха, сын хозяина — Андрей. Он тихо заплакал.

— Ну? Кому я приказал?!

Мужчин вывели.

— Куда вы их? — воскликнула, рыдая, молодая женщина.

— А ты, милая, оставайся в хате!

Партизаны закрыли отца с сыном в кладовке и приказали не подавать голоса. Сами же вернулись обратно. Те, что стояли под окнами, услышали дикий крик, приглушенные вопли, удары, стон женщин.

— Ой, мамочка моя! — кричала в муках младшая.

Часовые во дворе оживились и стали возбужденно двигаться и толкать друг друга в плечо — хмелем вскипевшая энергия требовала выхода. Товарищи в хате, казалось партизанам, долго развлекаются, поэтому они, прильнув к окнам, в нетерпении с жадностью облизывали губы.

Наконец хатние демоны выволоклись через сени на улицу.

— Ну и как?

— А ты иди попробуй. Жалеть, милый, не будешь!

И поменялись местами. И так все ночь.

Утром, когда еще держался туман, партизаны[39] подогнали к дому подводы, выволокли из хаты полуживую окровавленную семью, посадили на воз. Через несколько дней в ближайшем лесу собаки раскопали трупы, и были среди них замордованные женщина лет сорока, девочка примерно 14-летнего возраста и мальчик моложе ее. Они лежали чуть присыпанные землей. Далее, в болоте, нашли еще один труп — мужчины лет 45, в нем сельчане узнали хозяина»{212}.

Располагая оружием, властью и силой, рассчитывая на безнаказанность в условиях войны, партизаны чинили над ни в чем не повинным населением самые дикие расправы. Согласно воспоминаниям И. Малецкого, например,

«пастушкам отрезали языки, когда те, пася стадо, натыкались на партизанские базы»{213}.

Детей убивали и в партизанских отрядах. Тогда, когда они становились обузой для «мстителей».

«В лагере Пугачева[40], расположенном на хуторе, 23 января 1943 г., в субботу, все спали. Сам командир с женщинами и адъютантами, как обычно, после обильного ужина с самогоном, спал в хозяйском доме.

В это время к хутору подошли немцы. Проснувшиеся партизаны начали разбегаться кто куда. Спасаться стали и обитатели семейного лагеря — старики, женщины и дети. Во главе быстро уходящей колонны шел командир.

— Мама! Мама! — звали дети мать, убегающую от них вперед и пытавшуюся не отстать от отряда.

У девочки опустился чулок, у мальчика — расстегнулось пальтишко. Плач детей остановил их мать. Подождав их, она негромко сказала им: «Кричите, дети, кричите» — и убежала от них догонять впереди идущих. Дети стали плакать в голос.

Наконец отряд остановился недалеко от большого стога сена.

— Что делать с детьми? — спросил один из партизан.

— Надо от них избавиться, — сказал командир.

Предложение поддержали. Отряд никто не преследовал. Мать плакала и просила: «Убейте меня, но оставьте детей».

— Мама, пойдем, — плакали дети, услышав, что их мать просит ее убить, — мы будем идти!.

Между тем до детей дошло, что от них намерены избавиться, и они стали, плача, умолять:

— Дяденьки, не убивайте нас, мы хотим жить!

Два партизана взяли детей на руки и пошли за командиром отряда к стогу сена. За ними шли начальник караула, командир взвода и еще несколько партизан. У стога они подстелили сено на снегу, посадили плачущих детей. М. Сеин[41] накрыл детей своей шубой. Правой рукой он вынул из кобуры наган, левой нащупал головку одного ребенка и выстрелил. Плач стих. Он быстро нащупал вторую головку и выстрелил. Стало совсем тихо.

Под вечер отряд пришел в лес, отыскал покинутый партизанский лагерь и остановился в нем»{214}.

Следует отметить, что многие эпизоды преступной деятельности партизан становились достоянием гласности, что, естественно, не способствовало укреплению авторитета народных мстителей. Документальный материал показывает, что советские партизаны серьезно опасались утечки информации о своих злодеяниях и поэтому принимали некоторые меры по искоренению преступности. Осуществлялось это двумя путями:

1. Сокрытием своих кровавых следов. При этом использовался «наказ» И. Сталина:

«Сколько раз вам говорил — делайте, что хотите, но не оставляйте документов, следов»{215}.

О том, как прятали концы в воду партизаны В. Чернышева, сохранились свидетельства:

«Хутор под Городищем. В дом стали ломиться партизаны. Хозяин, зная, зачем те пожаловали, не открыл. Они вырвали окно, но как только первый сунулся в хату, крестьянин одним ударом отсек ему руку. Партизаны ушли. Потом, ночью, «мстители», окружили хутор и учинили кровавую расправу над его жителями: сожгли дом вместе с хозяевами»{216}.

2. Профилактикой преступности в партизанской среде. В этом отношении существенный интерес представляет закрытое письмо секретаря подпольного обкома КП(б)Б В. Е. Чернышева руководителям подпольных райкомов, командирам и комиссарам партизанских отрядов и бригад Барановичской области от 14 декабря 1943 г.

«Несмотря на большую работу по наведению порядка и изжитию фактов мародерства и пьянства, в отрядах и бригадах все еще имеют место недопустимые действия отдельных партизан… Проверкой установлено…

Есть случаи, когда партизаны без нужды забирают у крестьян лошадей… забирают одежду. Коней и одежду меняют на водку…

Отдельные командиры и комиссары вместо решительной борьбы с разложившимися элементами, насильниками и мародерами становятся в позу «наблюдателей».

1. Считая такое явление нетерпимым, Барановический подпольный областной комитет партии Белоруссии требует решительного усиления борьбы с проявлениями мародерства, пьянства, хулиганства и прочим неправильным, чуждым советскому партизану отношениям к нашему населению… Каждый факт мародерства, требование водки у крестьян, избиение, обыски должны быть предметом обсуждения всех партизан.

2. Коренным образом улучшить политико-воспитательную работу среди партизан и населения. Обком рекомендует установить нормы поставок хлеба, мяса и других продуктов для партизан с каждого хозяйства или деревни и не допускать неорганизованного изъятия продуктов.

По проведении собраний и совещаний документ уничтожить путем сожжения»{217}.

И последнее. Кто же ответил за массовые и зверские убийства западных белорусов? Увы, практически никто. Наказан был всего один руководитель — «начальника штаба[42] бригады им. В. Гризодубовой расстреляли за изнасилование женщины»{218}. Больше никого к ответственности не привлекли. Как следует из исследования Б. Соколова,

«случаи такого рода репрессий были единичными: партизанские отряды не слишком увлекались расстрелами, иначе могли остаться вовсе без бойцов»{219}.

Таким образом, вырисовывается еще одна загадка истории, которую удобнее сформулировать в виде вопроса: почему генералы В. Чернышев (Барановичское соединение партизанских отрядов и бригад), П. Калинин (БШПД), П. Пономаренко (ЦШПД), зная про уголовщину, захлестнувшую соединение, не заменили командиров? Может быть, это было кому-нибудь нужно?

По ту сторону гетто.

Вторым отрицательным явлением в истории партизанского движения был антисемитизм. Естественно, в данном исследовании мы не в состоянии затронуть все аспекты этой сложной многогранной темы, которая заслуживает самого пристального внимания. Тем не менее, в силу возможностей, постараемся пробить брешь в дружном молчании отечественных исследователей по поводу антисемитской политики Сталина, открыто провозглашенной им дважды накануне войны: в беседе с Риббентропом в августе 1939 г. и с советским послом в Швеции Александрой Коллонтай в ноябре того же года.

Для этого сначала попытаемся ответить на вопрос: сколько евреев воевало в рядах Барановичского соединения?

Известно, что в Беларуси евреев среди партизан было около 12 тысяч (а не 6 тыс., как считалось ранее){220}. В рядах Барановичского соединения воевало 167 евреев. Правда, в более ранних отчетах звучала другая цифра: 366 {221}. Разумеется, вы обратили внимание на имеющиеся в цифрах расхождения, причем расхождения практически стопроцентные. Но, думается, даже и эти данные, с учетом всех поправок, могут показаться недостоверными. Хотя бы потому, что, как мы уже упоминали, только отряд Бельского насчитывал 1230 евреев. А ведь они составляли основу и других партизанских отрядов. Так, согласно архивным данным, в Барановичском районе действовали одновременно следующие отряды: им. Жукова — 673 партизана, среди них 30 евреев; отряд им. Дзержинского — 617 человек, из них 18 евреев; отряд им. Чкалова — 1170 человек, из них 239 евреев; отряд им. Сталина — 1404 человека, из них 140 евреев; отряд им. Кирова — 601 человек, из них 150 евреев; отряд им. Ленина — 695 человек, из них 202 еврея; отряд «Вперед» — 579 человек, из них 106 евреев{222}.

Если суммировать количество партизан-евреев из состава семи вышеперечисленных формирований и приплюсовать сюда солдат Бельского, то цифра возрастет многократно и превысит 2 тыс. А ведь евреи входили и в состав спецгрупп НКВД. Например, отряд «Соколы» подполковника государственной безопасности К. Орловского[43] насчитывал 10 евреев (по другим данным, более 30){223}.

Почему возникло такое расхождение? Случайно ли это? Отнюдь нет. Цифру, нетрудно догадаться, занизили сознательно. Просто евреев в соединении оказалось намного больше, чем это было предусмотрено директивой «сверху». Кстати, нельзя не заметить, что призрак махрового антисемитизма крылся уже в самой идее ведения учета бойцов по национальному признаку. Ведь ни в одной другой стране, оккупированной национал социалистами, это никому в голову не приходило; хотя состав отрядов сопротивления там тоже был довольно пестрым.

Впрочем, 2 тыс. — цифра минимальная для еврейских общин, которые имели весомый удельный вес в общей численности населения Барановичской области[44]. Она могла бы быть гораздо выше, если бы не строго продуманная система недопущения евреев в отряды, что, несомненно, негативно отразилось на боеспособности этих воинских формирований. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, сколько прекрасных бойцов — умных и смелых — не досчитались партизанские отряды и бригады в результате недальновидной идеологической политики руководителей государства.

Таблица № 57. ЕВРЕИ — КОМАНДНО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ СОСТАВ ПАРТИЗАНСКОГО СОЕДИНЕНИЯ БАРАНОВИЧСКОЙ ОБЛАСТИ.

Фио	Должность	Дата образования	Район действия	Кол личного состава на 1.07.44	Официальные данные
Ганзенко Семен Григорьевич[45]	командир бригады им. Понаморенко	Декабрь 1943	Ивенецкий р-н	752	Данные соответствуют
Атлас Ехекель (Ехель)[46]	командир отряда	Июль — декабрь 1942	Дятловский р-н		Данные отсутствуют
Бельский Тувий (Анатолий)	командир отряда им. Калинина	Декабрь 1941	Лидский, Новогрудский р-ны	1230	Данные отсутствуют
Гильчик Лейба Моисеевич[47]	командир отряда им. Жукова 19-й бригады им. Молотова	Январь 1943	Кореличский, Новомышский, Городищенский, Новогрудский, Мирский р-ны	110	Данные соответствуют
Зорин Шолом Натанович	командир отряда № 106	Конец 1941	Новогрудский р-н	558	Данные отсутствуют
Кеймах Давид Ильич	командир отдельного спецотряда	Август 1941	Воложинский р-н	55	Данные соответствуют
Кушнир Иосиф Семенович	командир отряда им. Суворова 18-й бригады им. Фрунзе	Май 1943	Ивенецкий, Клецкий р-ны	227	Данные соответствуют
Литвинский Владимир Михайлович[48]	командир отдельного спецотряда НКВД БССР «Новаторы»	12 сентября 1943	Новомышский, Дятловский, Лидский, Мостовский, Слонимский, Щучинский, Воложинский, Гродненский р-ны	126	Данные соответствуют
Муцакер Захар Моисеевич	командир Разжаловичского отряда 20-й бригады им. Гризодубовой	Декабрь 1943	Бытенский р-н	71	Данные соответствуют
Мараховский Григорий Лазаревич	комиссар бригады им. Суворова	Март 1944	Новомышский, Городищенский р-ны	456	Данные соответствуют
Бухман Абрам Соломонович	комиссар отряда им. Матросова 20 бригады им. Гризодубовой	Июль 1943	Бытенский р-н	191	Данные соответствуют
Гейман Николай Михайлович	комиссар отряда им. Пархоменко бригады им. Чапаева	Май 1943	Воложинский, Новогрудский, Лидский р-ны	75	Данные соответствуют
Фельдман Наум Львович	комиссар отряда им. 25-летия БССР бригады им. Пономаренко	29 декабря 1943	Ивенецкий р-н	146	Данные соответствуют
Хазан Семен Менделевич	комиссар отряда им. Рыжака бригады им. Сталина	Октябрь 1943	Ивенецкий р-н	174	Данные соответствуют
Фегельман Хайм	комиссар отряда № 106	Конец 1941	Новогрудский р-н	558	Данные соответствуют
Беркович Исаак Зеликович	начальник штаба отряда им. Жукова 19 бригады им. Молотова	Июль 1942	Ляховичский р-н	172	Данные соответствуют
Брейдо Исаак Маркович	начальник штаба им. Сталина 1-й Барановичской бригады	2 марта 1944	Новогрудский, Любчанский, Кореличский р-ны	73	Данные соответствуют
Мальбин Лазарь Абрамович	начальник штаба им. Орджоникидзе бригады им. Кирова	19 июля 1943	Лидский, Новогрудский, Вороновский, Ивьевский р-ны	148	Данные соответствуют
Моргулис Илья Ирмеевич	начальник штаба отряда им. Катовского им. Ленинского комсомола	Сентябрь 1943	Радунский, Василишковский, Щучинский р-ны	114	Данные соответствуют
Муцакер Захар Моисеевич	начальник штаба отряда им. Матросова 20-й бригады им. Гризодубовой	Июль 1943	Бытенский р-н	191	Данные соответствуют
Черный Израиль Яковлевич	начальник штаба отряда «За советскую Белоруссию», одноименной бригады	Май 1943	Воложинский р-н	218	Данные соответствуют
Каплинский Гершель[49]	командир партизанского отряда				Данные отсутствуют
Кисель Давид[50]	политрук роты отряда им. Жданова бригады Дзержинского				Данные отсутствуют
Федорович Ефим[51]	командир группы № 151				Данные отсутствуют
Челавский Шолом[52]	командир отряда				Данные отсутствуют
Домосек Моисей[53]	командир группы				Данные отсутствуют
Лапидус Сол[54]	командир группы подрывников отряда им. Чкалова бригады им. Сталина	Апрель 1942	Юратишский, Ивьевский р-ны	18	Данные соответствуют наполовину

Источники: НАРБ. Ф. 3500. Оп. 7. Д. 282. Лл. 246, 286; Партизанские формирования в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (1941–1944). Мінск, 1983. С. 26–95; В Принеманских лесах. Минск, 1975. С. 125–135; За край родной. Минск, 1978. С. 224–230; Будай Г. Свинцом и словом. Минск, 1981. С. 129–220; Левин В., Мельцер Д. Черная книга с красными страницами (трагедия и героизм евреев Белоруссии). Балтимор, 2005. С. 118, 133, 242, 306, 423, 450–453, 460, 536, 551–560; Коган Дж., Коген Д. Як мы перажылі Халакост з яўрэйскім партызанскім атрадам у Беларусі. Мінск, 1999.

Простой математический анализ данных, позаимствованных из доступных источников, показывает: под ружьем генерала В. Чернышева находилось 2178 евреев{224}. Но, сразу оговоримся, это не учитывая бойцов Бельского и подразделений НКВД, в рядах которых, как мы отмечали, тоже находились евреи, а также не учитывая других еврейских партизанских формирований. Точное количество евреев-партизан сейчас установить практически невозможно, однако, если исходить из данных, которыми мы располагаем, необходимо говорить о цифре более 5 тыс. человек.

В Барановичской области погибло более 133581 еврея. Кто из них отказался бы взять в руки оружие и вступить в отряды, если бы не искусственный шлагбаум, опущенный перед ними? П. Пономаренко, тогдашний начальник Центрального штаба партизанского движения, попытался закамуфлировать «ограничение приема в партизанские отряды» следующей маловразумительной причиной: «в связи с неимением у вступающего оружия…»{225}.

А теперь небольшое, но весьма показательное дополнение: в книге «Братский боевой союз народов СССР в Великой Отечественной войне» имеются данные о национальном составе 200 стрелковых дивизий. Еврейские воины составляют в них 1,6 % (в 1939 г., согласно переписи, в СССР проживало 3021000 евреев, или 1,78 % от общего числа населения). Всего на фронте находилось 450 тыс. евреев. Более 200 тыс. из них погибло.

По официальным данным, 132 воинам-евреям присвоено звание Героя Советского Союза. В процентном отношении к численности каждой национальности (звание Героя получали представители 62 наций и народностей) евреям — Героям Советского Союза — принадлежит третье место после русских и осетинских воинов.

Семь летчиков-евреев направили свои горящие самолеты на скопление войск, на морской транспорт противника. Шестерым из них присвоено звание Героя, один награжден орденом Ленина. Всего Героями Советского Союза стали 23 еврея-авиатора.

Четыре воина-еврея закрыли своими телами вражеские амбразуры. Пятеро ценою собственной жизни подорвали танки.

По числу награжденных орденами и медалями (160772) евреи на пятом месте после русских, украинцев, белорусов и татар.

В войне участвовало 219 евреев-генералов и адмиралов. Среди них: 9 командующих армиями и флотилиями, 8 начальников штабов фронтов, флотов; 12 командиров дивизий (стрелковых, артиллерийских, авиационных, кавалерийских). Евреями были командиры 23 танковых бригад и 31 танкового полка.

Стали генералами и многие наши земляки. Генерал-майор инженерных войск Илья Ефимович Прусс родился в Барановичах. В годы войны служил начальником управления оборонительного строительства Юго-Западного фронта, заместителем командующего, затем командующим саперной армией, начальником инженерных войск армии.

За годы войны погибло 52 генерала и адмирала-еврея.

Генералы-евреи руководили военной промышленностью. Трижды Герой Социалистического Труда Б. Л. Ванников был наркомом боеприпасов. Директорами крупнейших военных заводов работали генералы А. Быховский, Л. Гонор, Н. Зальцман, Е. Рубинчик. 12 евреям присвоено в годы войны звание Героя Социалистического Труда. Следует отметить дважды Героя Социалистического Труда С. А. Лавочкина. Под его руководством созданы истребители Ла-5 и Ла-5 ФН.

Кроме того, в апреле — мае 1942 г. по указанию ЦК ВКП(б) под патронажем правительственного Совинформбюро, которым руководил Соломон Лозовский, был создан ряд антифашистских комитетов, в том числе и еврейских (ЕАК). Во главе его поставили руководителя еврейского театра в Москве Соломона Михоэлса. В состав ЕАК подобрали семь десятков человек с именами, хорошо известными за границей: известных писателей, ученых, деятелей искусства, военных, руководителей промышленности. Задачи официально формулировались так: «мобилизация еврейского населения за рубежом на борьбу против фашизма и пропаганда достижений СССР». Сталин рассчитывал получить от Запада 10 миллиардов долларов на восстановление разрушенной войной экономики.

За рубеж было послано более 26 тыс. статей и фотографий, представивших западной общественности национал социлистические преступления против евреев, борьбу Красной Армии и советских партизан, вклад в нее евреев, достижения последних в различных областях хозяйства, науки и культуры СССР. Продукция ЕАК распространялась через 8 крупных западных агентств и публиковалась 264 периодическими изданиями в 13 странах.

ЕАК стимулировал создание еврейских комитетов помощи СССР. В США было создано 2230(!) таких комитетов. Для Красной Армии, для эвакуированных, для жителей освобожденных районов собирались деньги, одежда, обувь, продовольствие, медикаменты и пр. Стоимость собранного доходила почти до 100 млн. долларов. однако самым важным было воздействие еврейских организаций на общественное мнение США и Англии с целью увеличения военно-экономической помощи СССР. Большую роль в этом сыграла зарубежная поездка Михоэлса и поэта Фефера летом 1943 г. они посетили 14 крупных городов США, участвовали в сотнях митингов, собраний, совещаний, приемов, пресс-конференций. Затем направились в Мексику, Канаду и, наконец, в Англию. Совокупная аудитория (включающая тех, кто слушал речи посланцев ЕАК непосредственно или по радио, читал их статьи, отчеты об их выступлениях, интервью с ними) составила до 10 млн. человек.

А что же в это время происходило на территории оккупированной области? Мало того, что евреев неохотно пускали в отряды — их еще, случалось это довольно часто, советские партизаны убивали только за то, что они… евреи.

Свидетельствует С. Н. Родкоп, узник Барановичского гетто:

«1 ноября 1942 г. в составе группы из 6 человек я был доставлен во двор Барановичского СД. Когда полицейский Головко, поставленный для охраны, завел нас за угол дома, мы его затолкали в уборную, подперли дверь железной палкой, а сами перелезли через забор и скрылись. ночью мы стали пробираться в лес, в партизанскую зону.

Захватив из тайников припрятанное оружие, мы двинулись в направлении деревни Русино, Великие Луки, Завинье, Святица. По дороге встретили партизанских связных. В лесу возле деревни Святица Ляховичского района командир партизанского отряда Цыганков приказал нас обезоружить и, несмотря на наши просьбы, отказался принять в свой отряд. Он приказал нас расстрелять. Однако партизаны, среди которых оказались знакомые, нас отпустили»{226}.

Свидетельствует Д. Колпеницкий, боец отряда «За Родину» бригады Гризодубовой:

«Советские партизаны изнасиловали в лесу еврейскую девушку, которая, совершив побег из гетто, пробиралась к партизанам»{227}.

Что же ожидало молодых женщин и девушек, которые, пройдя «медосмотр» генерала Чернышева, оставались в партизанских отрядах? Как использовали их в борьбе с национал социалистами вчерашние союзники «наци» — так называемые «народные мстители»?

Приходится констатировать, что женщины-еврейки в партизанских формированиях использовались в первую очередь как объект сексуальной эксплуатации{228}. Они ежедневно становились жертвами изнасилований{229}. Довольно часто еврейским женщинам приходилось воспринимать свое положение как своеобразную игру «ва-банк», в результате которой можно было выжить среди враждующих между собой групп только благодаря счастливому случаю{230}. Так, по крайней мере, утверждает немецкий исследователь Б. Кьяри, чья докторская работа издана в Беларуси в 2005 г. отдельной книгой. К сожалению, автор, используя большой материал белорусских архивов, в том числе и спецслужб, несколько лукавит и недоговаривает, тем самым реабилитируя сталинских опричников. Например, умалчивает Кьяри о дальнейшей судьбе молодых женщин и девушек-евреек, которые по разным причинам — кто по состоянию здоровья (не смог выдержать извращенной «ласки»), кто оказался в «интересном» положении (забеременел) и т. д. — перестали устраивать советских «казанов» и под надуманными предлогами были изгнаны из партизанских борделей.

В соединении генерала В. Чернышева кампании по изгнанию из партизанских отрядов «небоеспособного балласта» называли странным словом «шалман». В первую очередь в никуда, на верную гибель изгоняли евреев.

«ПРИКАЗ ПО ОТРЯДУ ИМЕНИ ЩОРСА № 69.

Лагерь Свентица 22 марта 1943 г.

1. В связи с наличием некоторых людей в отряде, которые своим пассивным поведением и отсиживанием в отряде мешают боеспособности и маневренности отряда, являясь в сложной обстановке бременем и внесением паники в отряды боеспособных партизан (стиль сохранен. — А. Т.)

В целях поднятия боеспособности и повышения воинской дисциплины в отряде и активизации борьбы с немецкими оккупантами, утверждаю представленные командирами группы (группами именовались роты. — А. Т.) списки на исключение из состава отряда лиц, как не оправдавших звания красного партизана.

Из 52-й группы: Абрамчик Лизу, Грингауза Шепселя Айзиковича, Грингауза Гирша Шепселевича, Пух Реню Моисеивну, Молом Марию Моисеивну, Мукасей Риву Хононовну, Посманик Рансу Максимовну, Калиняскую Сарру Монсельдовну, Пилецкую Дору Евсеевну, Бороцкого Исаака Израилевича, Мерзон Геню Исааковну, Хацкелевича Янкеля Неваховича, Альперт Риву. Из 54-й группы (список пропущен. — А. Т.).

Из 55-й группы: Рапопорта Абрама Иосифовича, Кутузову Екатерину Тимофеевну, Филиппович Веру, Роес Галину, Подольную Миню, Абрамчик Крысю, Шнеур Геню Берковну, Саета Ефима, Гольдман Урга Ицковича, Аккерман Марию, Финкельштейна Леву.

Из 56-й группы: Бублицкого Абрама, Финкеля Натана, Фельдмана Арона, Тиммана Иосифа, Штейн Марию, Мигилаузе Марию, Абрамчик Любу, Рунштейн Марию, Финкеля Лазаря, Оилинского Абрама, Альперт Риву.

Исключенных из отряда людей объединить в группу, оставив соответствующее количество вооружения.

Справка: списки — рапорта командиров групп.

2. Имея в виду, что враг разослал и рассылает в большом количестве шпионов по всей оккупированной им территории, особенно в партизанские зоны, командирам групп впредь к подбору людей подходить со всей серьезностью, строго индивидуально и без разрешения командира отряда в расположение лагеря отряда не приводить.

Оформление на принятых в группу людей приводить в соответствие с приказом № 2 от 7 февраля 1943 года.

Командир отряда (Пронягин)

Комиссар отряда (Егоров)

Начальник штаба[55] (фамилия не указана. — А. Т.){231}».

Как видим, приказ составлен по всем правилам социальной психологии. Даже национал социалисты, чего скрывать, с их оголтелым антисемитизмом признавали в евреях достойных противников — настоящих воинов. О большевиках же этого не скажешь. Последние, творя беспредел, привели следующее «обоснование» такой дискриминации, мол:

«евреи — главные оппозиционеры и в 20-30-х гг., евреи — паникеры, вызвавшие переполох в Москве в октябре 41-го, евреи — трусы»{232}.

Правда, справедливости ради, следует отметить, что приказ № 69 от 23.03.1943 г. не был претворен в жизнь. Почему так случилось? Почему произошел сбой в хорошо отлаженной идеологической машине? Есть все основания полагать, что его исполнению помешал командир отряда Пронягин[56], хотя под приказом и стояла его подпись. Полагаем, что подписал он его не в силу собственной убежденности, а под давлением комиссара Егорова, «рьяного партийного функционера и дремучего антисемита, а потом с помощью различных проволочек положил его под сукно, оттянув исполнение»{233}.

Но если в данной ситуации евреев еще удалось спасти, то из других отрядов евреев изгоняли группами{234}. Их не просто бросили на произвол судьбы, а обрекли на верную смерть, фактически отправляя на расправу. Где еще такое могло случиться? В какой европейской стране, оккупированной национал социалистами, такое могло произойти?

Невольно вспоминаешь сентябрь-октябрь 1939 г. Спасаясь от национал социалистов, польские евреи бежали под защиту Красной Армии в Советскую Беларусь. Почти всех их насильно возвратили в Польшу, где они были уничтожены.

Теперь их изгоняли из партизанских отрядов. На погибель. Как видим, почерк один и тот же — сталинский. Метод тоже один и тот же: уничтожение одних своих врагов руками других.

А ведь известны факты, когда руководители советского подполья пытались достучаться в ЦК КП(б)Б (Москва, ул. Куйбышева, 14) и рассказать о неприглядных событиях, происходящих по ту линию фронта, с целью пресечь антисемитские настроения. Предлагаем вашему вниманию фрагменты записей из блокнота В. З. Хоружей, Героя Советского Союза, которые перенесут нас в события 1942 г.:

«Для борьбы с антисемитизмом, который усиливается, послать в партизанские отряды группы коммунистов-евреев, популяризировать подвиги евреев, которые отличились в боях, евреев-фронтовиков, евреев — Героев Советского Союза»{235}.

Однако сделано этого не было. Пономаренко, ознакомившись с записями Хоружей, ее предложение попросту проигнорировал.

И нет ничего удивительного в том, что Кремль, хорошо осведомленный о политике национал социалистов в отношении евреев, замалчивал правду о Холокосте. Так, в феврале 1943 г. из газетного сообщения о зверствах оккупантов в Ростове было вычеркнуто слово «евреи». То же произошло с публикациями о Бабьем Яре и Освенциме. Политика умалчивания о Холокосте была последовательной и целенаправленной. СССР даже не делал попыток спасти евреев. Достаточно сказать, что Центральный штаб партизанского движения в Москве и его представители на местах никогда не ставили перед партизанами задачу помогать узникам гетто. Об этом, в частности, сообщают авторы книги «Передайте об этом детям вашим… История Холокоста в Европе 1933–1945»{236}.

До сегодняшнего дня официальные власти продолжают скрывать истину. И Орловский, и Чернышев, и Царюк, равно как и вся их братва[57] остаются символом святости для приверженцев коммунистического режима. Кстати, подлинное досье на исполнителей акций «возмездия», в ходе которых Беларусь потеряла около миллиона своих соотечественников{237}, и сегодня недоступно для историков.

Па сцежках, з ляска да ляска
Ідзе ў Беларусь пасланец ад ЦК,
Заданне адказнае: спешна з Масквы
Даставіць атрадам наказ баявы.
І ён без спазнення, ў прызначаны час
Прыносіць з Масквы партызанам наказ.
Гаворыць ім простыя словы: «Братва!
Трымайцеся, з вамі заўсёды Масква!»
(Пятро Глебка. Пасланец, 1943)

Глава III. Маски сорваны. Народ Беларуси против партизан.

Террор и насилие, культивируемые партизанами, натолкнулись на упорное сопротивление жителей области и отнюдь не сломили их воли на пути к заветной цели — обретению независимости.

Белорусы видели в своих «защитниках» лишь новых оккупантов.

Проба сил: народ против партизан.

Факты свидетельствуют о том, что положение коренного населения в партизанских зонах было даже худшим, чем в районах, контролируемых оккупационными властями. Вполне естественно, что оно, защищаясь, оказывало противодействие московским миротворцам. Небезынтересно отметить: сначала белорусские политики пробовали договориться с представителями Пономаренко. Во все партизанские формирования Белорусская рада доверия* переправила обращение, призывавшее «лесных братьев» прекратить гражданскую войну.

Определенный интерес представляет рассказ одного из тысяч партизан, откликнувшихся на этот призыв:

«немцы в соседней деревне много людей побили, я боялся, что меня арестуют, так как моих братьев увели партизаны. Поэтому я сам пошел к ним. Быт в лесу: вши, грязь, голод плюс издевательства командиров. Мобилизованные друг друга боятся. Я, изучив обращение Белорусской рады возвратиться домой, бежал из партизанского отряда»{238}.

И надо отметить, что число насильно мобилизованных в партизаны, а затем покинувших отряды, росло каждодневно. Например, из Слуцких лесов, порвав с советским сопротивлением, вышло 4 тыс. партизан. Среди них был один комиссар{239}.

Население, доведенное до отчаяния, требовало остановить антибелорусский террор. Так, например, священник Дерюга из деревни Щара Зельвенского района (Щучинская зона) «через прихожан обратился к партизанам — жителям деревень Бояры, Задворье и Песчанка — прекратить проливать кровь и выйти из леса». И те вышли. Но для чего? Приводим для иллюстрации фрагмент из воспоминаний командира отряда советского сопротивления «Красногвардейский» И. Д. Колошейнова: «Партизаны по заслугам наказали предателя…»{240}.

Согласно воспоминаниям командира Ленинской бригады Героя Советского Союза Б. А. Булата, такой же случай произошел в деревне Голынки Козловщинского района, где «партизаны сожгли церковь»{241}. Аналогичные факты имели место практически во всех районах Барановичской области.

Гнев ополчившегося народа против своих «защитников» не знал предела. Белорусы применяли разнообразные формы антипартизанской борьбы, чередуя пассивные с активными. Основными пассивными формами сопротивления, в первую очередь, были: отказ подчиняться партизанской мобилизации, дезертирство из отрядов сопротивления, невыполнение продовольственных поставок, подача жалоб на действия народных мстителей немецким оккупационным властям, информирование их о местонахождении партизанских баз и планах последних.

Сельчане отказывались поставлять продукты в лес. Поэтому не удивительно, что партизанскому руководству приходилось держать целый штат комендантов, главным образом, для контроля и наблюдения за выполнением сельскохозяйственных повинностей.

Одной из форм борьбы против партизан была подача жалоб на них немецким гражданским властям.

«С апреля 1942 г. из Барановичского округа постоянно поступали устные и письменные сообщения о деятельности банд[58]»{242}.

Жалобы обычно были связаны с грабежами, насилиями и убийствами, совершаемыми партизанами генерала В. Чернышева. В связи с тем, что жалобы были коллективные, а иногда составлялись от имени целых деревень, они, естественно, способствовали организованности и сплоченности населения. Партизаны, в свою очередь, мстя за подачу жалоб, еще больше разоряли крестьян, доводя до полной нищеты. Что хорошо усвоили и успешно использовали Особые отделы, «разбираясь» с жалобщиками, так это репрессии. Как сообщает российский автор Б. Соколов, «здесь люди Пономаренко не уступали в жестокости карательным отрядам немцев и их союзников»{243}.

Антипартизанская борьба не ограничивалась только игнорированием призыва, отказом от сдачи продовольствия, подачей жалоб и информированием властей о действиях «лесных братьев». В области практиковались и активные формы сопротивления: 1. Формирование местного ополчения; 2. Акция «оборонных деревень».

Отряды местного ополчения.

Первые ополченцы на территории оккупированной области появились в Новогрудке. Данное вооруженное формирование, костяк которого составили жители Новогрудчины, образовалось не по инициативе немецких властей, как принято считать, а по требованию белорусского населения, уставшего от поборов и издевательств как советских партизан, так и польской Армии Краевой.

Новогрудских ополченцев возглавил Борис Рагуля. Данные источников о нем весьма скудные. Прежде чем обратиться к личности этого человека, отметим: национально-освободительное движение Беларуси 40-х гг. прошлого столетия подарило миру выдающихся мыслителей — Вацлава Козловского, Ивана Ермаченко, Ефима Кипеля, Бориса Кита, Радослава Островского, Винцента Годлевского… Но кроме теоретиков национального возрождения были и практики. Борис Рагуля — один из них.

Родился он в 1920 г. в деревне Турец Мирского района Гродненской области. Когда ему было 1,5 года, умер отец Дмитрий, и мать, Надежда Алешкевич, оставшись одна с двумя малышами на руках, один из которых впоследствии умер, вернулась к родителям, в Любчу. Учитель по профессии, она не могла найти работу. Причиной тому было ее православное вероисповедование, а поляки, согласно версии биографа Рагули Л. Юревича, «рассматривали православных как людей второго сорта»{244}.

На помощь, как всегда, пришла родня: Кастусь Битус и Василь Рагуля. Они нашли деньги и отправили женщину в Варшаву, на курсы медицинских сестер, где она и провела год, а вернувшись, устроилась работать в Новогрудский госпиталь, куда вскоре перебралось и все ее небольшое семейство.

Борис поступает в гимназию, где быстро сошелся с Я. Сажичем, В. Набагезом, Я. Гутаром, В. Радько, знакомство с которыми, перешедшее в дружбу, предопределило его дальнейшую судьбу. А рядом всегда был В. Рагуля, его дядя, заменивший отца, польский сенатор, которого арестовывают за антипольскую деятельность, что не могло не сказаться и на самом племяннике.

Из воспоминаний Б. Рагули:

«После гимназии, согласно новому польскому закону, нас всех планировали забрать в школу резервистов Войска Польского. Отсрочку получали только те, кто учился на врача. Им разрешалось продолжать учебу, а в офицерскую школу их забирали после получения университетского диплома. На сто мест на медицинский факультет было 600 претендентов, притом только 5 мест из ста предназначались для представителей национальных меньшинств: белорусов, литовцев, евреев. И я стал одним из этих пяти. Вместе со мной поступили В. Родько и Я. Гутар. Поучиться нам, однако, не удалось. По доносу новогрудской воеводской администрации трех белорусов, которые попали на престижный факультет, забрали в армию…»{245}.

Военную подготовку Б. Рагуля проходит в школе подофицеров в городе Замбове (Польша). В чине унтер-офицера служит в польской армии. Вторую мировую войну встречает в чине командира эскадрона 42-го полка в Белостоке. Повоевать, правда, пришлось недолго. 17 сентября 1939 г. молодой офицер был пленен немцами и содержался в лагерях военнопленных в Германии. Из плена, рискуя жизнью, бежал, работал учителем белорусского языка и физкультуры в деревне Любча.

31 января 1941 г. арестован органами НКВД. Вот как рассказывает об этом периоде жизни Б. Рагули кандидат исторических наук А. К. Соловьев:

«На следствии Б. Рагуля рассказал, что, находясь в плену, дал согласие сотрудничать с немецкой разведкой против СССР, но после заброски в Западную Беларусь враждебной работы не проводил»{246}.

Но если не проводил, почему же был приговорен к расстрелу? Об этом А. Соловьев, один из немногих, кто имеет доступ к архивам КГБ Республики Беларусь, почему-то умалчивает. Нет четкого представления и о том, какими методами советские спецслужбы проводили «следствие».

Согласно воспоминаниям самого Б. Рагули, которые почему-то не привлекли внимания А. Соловьева, «содержали его в минской «Американке» — камере № 17. Следователь Исаак Гинзберг пытками добивался нужных показаний. Я ответил отказом. Стали избивать часами — до потери сознания. Потом, когда отливали водой, чекист протягивал протокол, чтобы получить мою подпись. И вновь отказ. Реакция следствия была незамедлительной: 10 дней карцера — без воды и пищи.

Но я не сдавался. Офицеры безопасности возобновили допросы с пристрастием: сорвали обувь и стали бить по пяткам. Неделю ползал, не мог ходить. Далее последовал приговор и камера смертников…»{247}

С первых дней оккупации Б. Рагуля работает в Новогрудской белорусской учительской семинарии, преподает немецкий язык и физкультуру, являясь одновременно переводчиком немца Траубе, окружного комиссара Новогрудчины.

Рагуля никогда не стремился к занятию выгодных должностей, не прельщался почестями. Он жил скромно, считая, что главная обязанность его — служить Родине и людям.

Его время пришло летом 1943 г. Тогда решалась судьба края. Это было время, когда белорусы, протестуя, открыто выступили, создав отряды ополчения, против советских партизан. Как это происходило в Новогрудке, рассказывает американский исследователь Л. Юревич:

«Август 1943 г. В окружном комиссариате, который размещался в здании бывшего польского воеводства на Слонимской улице, напротив «Белого Дома», как называли новогрудскую тюрьму, состоялось совещание районных бургомистров с Траубе. На повестке дня: методы борьбы с партизанами.

— Что надо делать, чтобы эффективно бороться с партизанами? — обратился к присутствующим окружной комиссар.

— Переводчик! — раздался твердый голос бургомистра Дятловского района В. Рагули.

— Переводи.

— Господин комиссар, — начал он, — разрешите Вас спросить, почему Вы не спросили меня об этом в 1941 году? Сегодня слишком поздно высказывать взгляды на это тему. Мы Вам предлагали развязку белорусской национальной проблемы, Вы не прислушались.

В зале стояла тишина. Окружной комиссар молчал. Еще бы несколько месяцев назад он отправил В. Рагулю в тюрьму, либо на виселицу. Но не сегодня. Сегодня он молча, без слов, покинул совещание{248}.

Но жестокая реальность заставила всех спуститься на землю. В это время готовилась мобилизация в немецкий полицейский батальон, что противоречило планам БНП, одним из основателей которой являлся Б. Рагуля. Актив Новогрудчины добился, чтобы Рагулю, на плечи которого легла тяжесть по формированию местного ополчения, принял генерал-лейтенант СС Готтберг. Узнав о событиях происходящих в округе, тот прислал за Рагулей самолет «Шторх».

Что происходило в кабинете главы оккупационной администрации Беларуси, рассказывается на страницах книги «Жизнь под огнем»:

«После короткого приветствия Готтберг обратился к Б. Рагуле с вопросом:

— Какие ваши условия?

— Независимость в подготовке и деятельности. Оружие, обмундирование, лошади и седла после двухмесячной подготовки.

— Когда надеетесь сформировать ополчение?

— Со дня получения вышеперечисленного»{249}.

В конце ноября, как и требовал белорусский актив, обещанное доставили из Минска в Новогрудок. В город потянулись добровольцы. Кто же они, эти ополченцы, которые, оставив семьи, устремились в Новогрудок? Уже упоминавшийся А. Соловьев имеет свой ответ на этот вопрос:

«Ставленники немцев, работавшие в местных администрациях, и те, кто оказывал помощь фашистам на конспиративной основе, в том числе сотрудничавшие со спецслужбами Германии или помогавшие оккупантам легально»{250}.

Однако документы и, в первую очередь, воспоминания самих ополченцев позволяют говорить об обратном. Свидетельствует новогрудский ополченец А. Войтович:

«После лекции в учительской семинарии Б. Рагуля отпустил девушек, оставив в классе парней — около двадцати человек. «Я с вами немного побеседую», — сказал он и начал открытый разговор с нами. Рагуля сказал, что не надо надеяться на национал социалистов, они нам ничего хорошего не желают. Поэтому мы должны организоваться, наша цель — спасти молодежь. Ради этого создана БНП, создается белорусский эскадрон. Нельзя допустить, чтобы белорусскую молодежь уводили советские партизаны либо вывозили на принудительные работы в Германию»{251}.

Ополченцы, чьи ряды насчитывали 200 студентов[59] Новогрудской учительской семинарии, разместились в здании бывшего женского католического монастыря по улице 25 марта{252}. Началась боевая подготовка. Вскоре к Б. Рагуле, узнав про эскадрон, потянулись ходоки из других районов области: а нельзя ли вступить в ополчение? Принимали всех.

Рагулевцы, которые хорошо ориентировались в местной обстановке, являли собой серьезную угрозу для партизан.

Как свидетельствует опыт, ополченцы, набранные из местных жителей, успешно противостояли партизанским формированиям. Так, например, эскадрон Б. Рагули вступил в бой с советскими партизанами около Корелич Мирского района. В ходе боя ополченцы были окружены партизанами и понесли потери, но не были разбиты, а сумели прорваться и спасти раненых бойцов{253}.

И в боях с лучше вооруженным, подготовленным и организованным противником — польской Армией Крайовой, ополченцы боролись успешно. В апреле 1944 г. 8-й батальон 77-го пехотного полка Новогрудского округа АК атаковал гарнизон местной самообороны в местечке Вселюб в пятнадцати километрах от Новогрудка. В ходе тяжелого боя командир батальона АК погиб, а вся операция завершилась поражением поляков{254}.

За Б. Рагулей началась охота. На его поимку были ориентированы Особые отделы генерала В. Чернышева и спецгруппы НКВД. Чекистам удалось найти оперативные подходы к руководителю ополченцев. Они завербовали одного из бойцов Рагули, Павла Турайкевича, студента Новогрудской учительской семинарии, который, попав в плен и не выдержав допроса «с пристрастием», пошел на сотрудничество с НКВД{255}.

Существовало несколько вариантов устранения Рагули. Об одном из них рассказывает бывший секретарь Новогрудского подпольного райкома ЛКСМБ Барановичской области, помощник комиссара партизанской бригады имени В. И. Чапаева Г. Ф. Фомичев:

«30 апреля 1944 г. Новогрудский гарнизон под командованием матерого белорусского националиста, предателя Родины Рогули выехал грабить население деревни Рутковичи. Но путь фашистам преградили партизаны. Разгорелся жаркий бой. Член подпольного райкома Николай Ритус с одним партизаном отрезали путь отхода рогулевцам и держались до подхода основных сил отряда. На поле боя осталось 18 вражеских трупов, 16 человек были взяты в плен. К сожалению, самому Рогуле удалось бежать»{256}.

Упорная борьба, которую вели новогрудские ополченцы, заставила командование советского Сопротивления и АК пойти на некоторые уступки. Это особенно ярко проявилось в ходе попытки аковцев установить контроль над Новогрудчиной. Рагуля, узнав, что подразделение АК из Лиды, перейдя Неман, заняло Березовку, направил командиру польского отряда письмо, текст которого был краток и однозначен: через два часа покинуть район. Поляки, не принимая боя, оставили населенный пункт и больше там не появлялись{257}.

Чернышевцы, мстя, стали расправляться с семьями ополченцев. Тогда Борис Дмитриевич направил письмо командиру отряда, в котором просил остановить репрессии против семей личного состава эскадрона, предупредив при этом, что «на акции советских партизан он ответит контракциями». Письмо подействовало{258}.

Ополченцы Новогрудчины, почин которых подхватила вся область, боролись не только против советского Сопротивления и АК, но и с национал социалистами.

«Зная о том, что советские партизаны систематически грабят деревни Подзагорье, Волкорязь и Делятичи, Б. Рогуля решил проучить их. Операция прошла успешно. «Лесные братья», оставив убитых, скрылись в лесу. Рогулевцам достались пленные.

— Откуда ты? — спросил пленного командир.

— Из Бора, — был ответ.

— Почему пошел в партизаны?

— Во время последней оккупации немцы спалили деревню. Постреляли много гражданского населения, которое ничего общего с партизанами не имело. Других забрали на работу в Германию, а некоторым удалось бежать в лес. Я был в числе последних. — Я не большевик, — несмело продолжал пленный, — я был первый, кто противился коллективизации. Я ненавижу большевиков, но кто даст мне сегодня охрану? Все равно умирать. Только не мучайте, — попросил он глухо.

В это время приблизился немец из любчанской жандармерии.

— Давайте пленного, мы с ним расправимся.

— Мы не нацисты, — продолжал командир, — мы белорусские солдаты. Пленных мы не расстреливаем. Мы не воюем против белорусского народа. Наша цель — свободная от всех оккупантов Беларусь.

И обратившись к пленному, сказал:

— Иди с Богом. Но помни, чтобы твоя рука никогда не поднималась против твоего брата-белоруса!

— Спалить деревню. Тут все партизаны. Спалить! — стал кричать немецкий жандарм, поняв, в чем дело.

Белорусский офицер схватил его за грудь:

— Не ты строил, и не ты спалишь. Назад, либо стреляю.

Жандармы быстро ретировались в сторону Любчи.

Неожиданно из толпы послышался плач женщины:

— Сынки мои. Вы же наши детки. Вы же наши защитники.

Сельчане стали обнимать бойцов»{259}.

Характеризуя движение местного ополчения, необходимо отметить: оно было достаточно боеспособным для антипартизанской борьбы, ведения боевых действий низкой интенсивности и охранной службы. Добровольцы, нагоняя страх на национал социалистов, советских партизан и аковцев, являлись надежными и верными защитниками населения. Они спасли от неминуемого уничтожения тысячи белорусских граждан — женщин, стариков и детей, взяв под свою охрану их жизнь и имущество. Ополчение вписало яркую страницу в историю Беларуси, показало мужество и героизм лучших ее сынов. Ополченцы прошли суровую закалку, хорошую школу жизни и борьбы.

Выше мы отмечали, что БКО была создана «для борьбы с большевизмом»{260}. Заметим: когда в Новогрудке формировался 68-й батальон БКО, командиром которого стал Б. Рагуля, его солдатами стали 1200 ополченцев первого спецподразделения, в функции которого входила защита населения от различных вооруженных формирований, дислоцировавшихся на территории оккупированного края.

Оборонные деревни.

Как видно из документов, «попытка покончить с бандами продолжилась осенью 43-го акциями по созданию оборонных деревень»{261}.

Еще задолго до принятия окончательного решения по данному вопросу в апреле 1943 г. на совещании окружных комиссаров, руководителей главных отделов и отделов Генерального комиссариата в Минске начальник сил СС и полиции генерал Готтберг, обосновывая необходимость данной акции, заявил:

«Опыт борьбы с партизанами учит, что этот народ (белорусы — А. Т.) имеет врожденное чувство справедливости, и мероприятия насилия, полного уничтожения и т. д. совсем ошибочные. Репрессии накладываются не только на тех, на кого необходимо накладывать, но и на невиновное население… Абсолютный успех в борьбе с бандами гарантирован только тогда, когда я смогу получить поддержку от населения. Мы стремимся к тому, чтобы сельское население само защищалось от вылазок бандитов, поэтому мы должны помочь сельскому населению. Попытки подтверждают опыт. В Слониме оборонялась[60] одна волость и, если не ошибаюсь, из 40 крестьян было убито 5, а на другой стороне было убито 120 партизан…»{262}

19 октября 1943 г. появились распоряжения Готтберга о создании оборонных деревень — постоянных местных очагов национальных полицейских батальонов. Так же, как и создание белорусских полицейских батальонов, эта акция использовала потенциал населения в борьбе с партизанами, обеспечивая выполнение хозяйственных поставок, и, как утверждает историк А. Гелогоев, не требовала политических уступок со стороны немецких властей{263}.

По приказу Готтберга вся территория Генерального округа покрывалась сетью оборонных деревень, чьи жители, пройдя спецпроверку, получили оружие: от 50 до 100 винтовок на населенный пункт{264}. В конце ноября Готтберг на конференции в министерстве восточных оккупированных территорий (ОМІ) сообщил, что в оборонные деревни организованно переселяются белорусские полицейские, некоторые из них даже получили земельные наделы{265}. Во многих деревнях оседали военнослужащие восточных формирований из состава войск вермахта, беженцы из занятых Красной Армией районов Беларуси.

Оборонные деревни создавались и на территории Восточной Беларуси, но наиболее успешно этот процесс шел в Генеральном округе. В результате по всей Беларуси зимой 1943–1944 гг. крупные деревни стали поселениями и в то же время опорными пунктами для полицейских батальонов. Вот как описывает одну из оборонных деревень, в которой побывал в мае 1944 г., наместник БЦР по Виленскому округу Я. Малецкий:

«Посередине был сделан большой крытый загон для скота, куда на ночь загоняли коров — около 150 голов, — чтобы банды не могли их захватить. В бункерах постоянная охрана, усиленная ночью. Кроме того, днем патрули контролировали территории вокруг деревни радиусом в три километра. Было около 85 человек. Состояние людей было бодрое, но они просили прислать больше полиции и войск, а также оружия, обмундирования и другого снаряжения, и особенно тяжелого вооружения, так как партизаны его имеют, — пулеметы, минометы. Молодежь была организована в СМБ и выглядела очень хорошо»{266}.

Как видно из документов, в Барановичском округе было создано «14 оборонных деревень… акция оправдала себя»{267}. В Несвижском районе создание так называемых оборонных деревень шло стремительными темпами. В деревнях Иваново и Лань сельчане получили оружие{268}. Согласно воспоминаниям Я. Малецкого, для создания оборонных деревень использовался и СБМ. В марте 1944 г. командование группы войск «Центр» совместно с Генеральным комиссариатом организовало в Бобруйске двухнедельные курсы подготовки для молодежи оборонных деревень{269}.

Жители оборонных деревень — все, кто мог носить оружие, — включились в борьбу с партизанами. Они могли себя защитить и являлись источником постоянной и достоверной информации о состоянии дел в округе. Оборонные деревни появились также в Новогрудском и Слонимском округах. Таким образом, на территории области выросло несколько десятков местных очагов антипартизанской борьбы.

Штаб советского Сопротивления вынужден был признать данный факт и считаться с ним. Вот что об этом писал командир партизанского отряда им. Г. Котовского И. Р. Евдокимов:

«Мы предпринимали решительные меры по ликвидации отрядов, которые гитлеровцам удалось создать в некоторых прилесных деревнях, чьи бойцы устраивали засады на нас, следили за нашими передвижениями и сообщали немцам. Ими было убито около 20 партизан»{270}.

Уже после Второй мировой войны Пономаренко пришлось признать:

«…в деревнях, расположенных вблизи райцентров, были случаи, когда сами жители помогали полиции в борьбе с партизанами»{271}.

Однако многие белорусские националисты видели в проекте Готтберга и отрицательные моменты. Некоторые деревни были просто не в состоянии организовать оборону против многочисленного и хорошо вооруженного противника, что обрекало их на уничтожение. Об этом и сообщал Готтбергу Р. Орловский в письме от 25 мая 1944 г.:

«Находясь в Слуцке, я узнал, что местные оборонные деревни не способны выполнять свои функции, т. к. с их вооружением — несколькими винтовками — невозможно дать отпор хорошо вооруженным советским партизанским отрядам, возглавляемым командирами-кадровиками, сброшенными на парашютах. В результате гибнут не только добровольцы, которые пытются сопративляться, но и их семьи. Поэтому прошу Вас, господин генерал, приостановить создание оборонных деревень»{272}.

Неизвестно, был ли установлен в деревнях какой-нибудь немецкий контроль над деятельностью сельского населения, тяжело оценить реальную отдачу от создания оборонных деревень, но факт остается фактом: впервые оружие было роздано такому количеству населения, выступившему против «лесных братьев».

Несмотря на крупные успехи, достигнутые весной и летом 1944 г., победить партизанское движение было уже невозможно. Немцы с опаской подходили к вопросу обеспечения белорусов оружием, что и предопределило дальнейшую судьбу акции «оборонных деревень».

© С.В.Кочевых