4 марта 1918 года принят деткрет «О праве граждан изменять свои фамилии и прозвища», к которому в 1924 году добавили возможность менять имя. Это был двадцатилетний период массовой смены имен и фамилий в советской стране.
В царские времена смена фамилии была возможной, но бюрократически громоздка и требовала писать прошение на царское имя.
Редкие прошения были, как правило, мотивированы неблагозвучием фамилий: так, в 1866 году сын коллежского асессора Дураков поменял фамилию на Лаврентьев.
«Сенатские ведомости», 20 декабря 1866 года
Цари сами меняли себе имена, фамилии и отчества как хотели и глумились над холопами, например, в начале 20 века газеты рассказывали такую историю:
«В Москве до сих пор существуют купцы, носящие фамилию Семипуповых. Прежде они носили фамилию Восьмипуповых, и один из них подал на высочайшее имя прошение об изменении его фамилии. Когда немцу Николаю первому доложили прошение, он, глумясь заметил:
- Уменьшите ему на один.
Так и сделали, и отсюда произошла фамилия Семипуповых».
Прошения о смене фамилии подавали родственники и однофамильцы попавших в немилость к властям. Братья и сеcтры Дмитрия Каракозова в своем ходатайстве писали, что «злодей, покусившийся на драгоценную жизнь его императорского величества», гнусным преступлением опозорил носимую ими фамилию и просили разрешения именоваться впредь Владимировыми. То же самое были вынуждены сделать и саратовские дворяне Каракозовы, став Михайловыми-Расловлевыми.
В начале 20 века основными мотивами были неблагозвучность или именование в быту. То есть оба резона имели протест против имен навязанных церковью.
С началом Первой мировой войны под давлением дичайшей антигерманской истерии носители немецких фамилий стали от них массово быстренько избавляться. Дворяне обращались в Департамент герольдии Правительствующего сената и оплачивали прошения гербовыми марками, представители других сословий отправляли просьбу в канцелярию прошений, подаваемых на высочайшее имя, и от уплаты сбора освобождались. Выбор новых фамилий власти ничем не ограничивали.
Например сменили фамилии член госсовета Борис Штюрмер и обер-прокурор святейшего синода Владимир Саблер. «День», 1 декабря 1915 года
После большевицкого переворота процесс приобрел массовый характер. С одной стороны переобувались те кто засветился гнусностями при царском режиме, с другой стороны коммунисты и прочие личности пытались скрыть свое участие в разного рода преступлениях. Нужна была мутная вода в которой удобно было прятать концы.
Уже на третий день после принятия декрета отделы записи браков и рождений были завалены ходатайствами о перемене фамилий. По официальным данным, которым не стоит верить, в 1928 году сменили фамилии 20 тыс, а к 1932 году, когда начали выдавать паспорта, уже свыше 62 тысяч, и процесс только набирал обороты.
«Известия», 3 сентября 1938 года
Сбор за перемену фамилии в 1922 году он был пять тысяч рублей, что практически соответствовало общему прожиточному минимуму и в два раза превышало стоимость минимальной продуктовой корзины. В 1930 году за перемену фамилии граждане платили от 5 до 25 рублей, в зависимости от уровня дохода плательщика, и это составляло пятнадцатую часть зарплаты. Позволить себе такие расходы мог не каждый, тем более что при отрицательном решении ЗАГСа сбор не возвращали.
Пытались использовать возможность смены фамилии в связи с массовыми репрессиями.
Спустя два месяца после расстрела в 1937 году маршала Тухачевского его сестра Мария подала в газету объявление об изменении фамилии на Юрьеву. Впрочем, это не спасло ее от ареста. Как член семьи изменника родины она была приговорена к восьми годам исправительно-трудовых лагерей. «Известия», 28 августа 1937 года
В 1938 году, после процесса антисоветского «право-троцкистского блока» над «изменниками родины» и расстрела подсудимых, газеты публиковали много объявлений от однофамильцев: Ольга Феофилактовна Бухарина меняла фамилию на Раймонд, Елена Григорьевна Ягода и Лев Алексеевич Ягода — видимо, супруги — планировали стать Дубравиными.
Чтобы избежать даже намека на общность с Троцким, его однофамильцы в конце 1930‑х годов массово ходатайствовали о перемене фамилий. Какому-то прощелыге совсем не повезло: на заре советской власти он специально взял фамилию Троцкий, но спустя 20 лет выяснилось, что ветер переменился, и ему снова пришлось ее менять.
«Известия», 28 августа 1937 года. Линия партии извилиста.
Кроме того, ЗАГСы были завалены соответствующими заявлениями после «чисток» среди советских служащих: сами «вычищенные» пытались откреститься от прошлого, их супруги спасались от порочного родства.
Народ спасался от террора как мог, Около-Кулак становился Снежинским, Богоявленский — Быстровым, Богородский — Горским.
Вряд ли можно сказать сколько граждан, публично порвавших связь с родными в годы коллективизации и политики раскулачивания, попытались сменить свою фамилию.
Причин для смены фамилии было бесконечное количество. Например, «Летом прошлого 1935 года Григорьев был арестован по обвинению в убийстве. Суд приговорил его к семи годам лишения свободы. Спустя несколько месяцев выяснилось, что настоящий убийца — другой Григорьев, тоже Иван Григорьевич, житель той же местности и одного года рождения».
Граждане использовали смену фамилии и для ухода от уплаты налогов.
После того как все кому надо поменяли фамилии, после того как провели коллективизацию и начали паспортизацию, с усилением репрессий и террора, с урезанием последних объедков свобод, и со свободой смены фамилии естественно начали заканчивать, лавочку стали прикрывать. С середине 1930‑х годов тему начали активно прикручивать и к концу 30-х по факту закрыли.
Источник
© С.В.Кочевых
